Корнет

    В конце восьмидесятых годов мы выполняли топоработы в среднем течении реки Вилюй. Площадь работ южным контуром упиралась в реку. Это обстоятельство не могло нас не радовать. По этому крупному притоку реки Лена можно было с ветерком прокатиться на моторной лодке как для удовольствия, так и по работе. Была и хлипкая надежда немного порыбачить на спиннинг или удочку - страстных любителей этого увлечения в отряде всегда было в избытке. Однако, зная состояние реки, на рыбалку или какой-либо другой промысел мы особенно не рассчитывали. К тому  времени эта чарующая своей красотой река уже была «сдобрена» горьковатым привкусом растворенных в ней минерализованных рассолов из трубки Мир и перекрыта плотиной Вилюйской гидроэлектростанции. Что, конечно же, не могло понравиться не только жителям прибрежных поселков, в далеком прошлом облюбовавших эти места, но и многочисленным обитателям когда-то кристально чистой реки. Первым - в чем-то пришлось изменить образ жизни, отчасти распрощаться со своими исконными промыслами; вторым - отказаться от своих нерестилищ и благодатных мест обитания. Такова плата за добываемые алмазы. Возможно, плата неизбежная, не берусь судить, но очень уж обидная и дорогая...
    Но были и обстоятельства, которые нас не радовали. Внутри участка работ дороги были в дефиците. Было несколько сейсмопрофилей, которые по закону подлости в основном шли не туда, куда нам было нужно, да несколько впадающих в Вилюй небольших ручьев. Но проехать вдоль их русла можно было лишь в среднем течении. Ближе к устью ручьи имели берега с очень крутыми склонами, а  в верховье заросли густым сосновым подлеском. Крушить же траками завораживающий гармоничностью форм и красок молодняк не поднималась рука. Так что вездеход в основном бездельничал у палатки, понемногу раскрашивая свои отполированные траки ржавчиной, а мы изнашивали ноги, добираясь до места работы «у черта на куличках» на своих двоих.
    И все же изредка нам выпадал счастливый случай, и появлялась возможность хоть немного приблизиться к нужному месту на вездеходе. Это обстоятельство радовало не только нас, но и вездесущего старожила таежных маршрутов, четвероногого любимчика отряда - пса Корнета. Этот уже не молодой, но по-прежнему азартный на охоту, красивый, с живыми умными глазами пес, не был лентяем. Но раз уж повезло в жизни иметь хозяином водителя вездехода, был не прочь сэкономить силы и прокатиться, по крайней мере, до того места, где в ноздри начинал проникать едва уловимый запах дичи. Стоя передними лапами на кабине, словно капитан на капитанском мостике, он по-хозяйски всматривался в чащу мелькающей тайги, всасывал влажным носом воздух, пытаясь выбрать из миллионов запахов нужные, вызывающие жажду погони, охотничий азарт...
    Вездеход шел ходко. Дорога была так себе, не хуже и не лучше остальных таежных, которые с каждым годом все больше и больше расчерчивали тайгу причудливо-извилистыми или прямолинейными линиями. Большинство из них со временем оказывались не востребованными и медленно зарастали. По-нашему сейсмопрофилю тоже не часто ездили, он не был разбит, но пни от когда-то спиленных вручную толстых деревьев вынуждали Романа то и дело бросать вездеход то вправо, то влево, то резко притормаживать. Корнету такая манера езды не очень нравилась, он то балансировал, недовольно переставляя лапы, то приседал, то боком прижимался к кому-либо из нас в поисках дополнительной точки опоры. И, наверное, был уже не прочь пробежаться, но тайга в радиусе восприятия его утонченного обоняния и обостренного слуха была безжизненной, а тратить понапрасну силы он себе позволить не мог. Богатый жизненный собачий опыт подсказывал, что рано или поздно они ему обязательно понадобятся.  Но удача все не приходила, и со временем пес потерял интерес, перестал принюхиваться и озираться по сторонам, похоже, уже сожалея, что увязался за нами.
    -Сейчас лежал бы себе в тенечке у кухни, вдыхая мясной аромат. Да и сердобольный повар Иван Андреевич, пока никто не видит, почти наверняка бросил бы кусочек мяса или косточку, а  теперь приходится дышать смрадом от вездехода и дымом от сигарет. Хоть бы сигарет купили хороших, курят всякую гадость, хотя денег зарабатывают, не меряно... Но сейчас уже ничего не поправишь, не бежать же назад. Вездеход укатил от палаток далековато, да и оставлять хозяина одного рискованно, куда он без меня, без нюха, быстрых ног и сноровки. Не ровен час, вляпается в неприятности - наверное, примерно так размышлял Корнет.
    Корнет уже слегка попятился назад и готов был перебраться на капот, на мягкий и теплый брезент, где меньше трясет и можно более-менее спокойно полежать.  Как вдруг перед самым носом вездехода, дразняще посвистывая, промелькнул бурундук. В несколько легких прыжков он пересек сейсмопрофиль и исчез в нагромождении полусгнивших коряг. Реакция Корнета была мгновенной. Мощным прыжком он соскочил на землю перед самым носом вездехода но, не устоял на ногах, ткнулся носом в землю и не сумел во время отскочить в сторону - вездеход мчался слишком быстро.
    Роман  в таких случаях,  зная повадки своего пса, притормаживал, что бы собака ни угодила под траки. В этот раз Корнету не повезло. Роман чем-то отвлекся и, пропустив момент прыжка, по-прежнему гнал вездеход, не сбавляя скорости... Через мгновение, к всеобщему ужасу, собака исчезла под вездеходом...
    Оглушенный грохотом кулаков о кабину, Роман тут же резко остановил вездеход и высунулся из люка. 
    - Что случилось?
    -Роман, похоже, мы наехали на пса. Он спрыгнул за бурундуком и не успел увернуться.
    Роман остолбенел.
    - Да вы что!?
    Соскочив с вездехода, мы бросились обратно, ожидая увидеть жуткую картину...
    Корнет лежал в колее, вдавленный в вязкую глину, но был еще жив. Он обиженно и недоуменно смотрел на нас затухающим взглядом, затем попытался встать, но не смог и лишь заскулил от боли.
    Какое-то время мы стояли в оцепенении. На Романе не было лица. Таким удрученным мы его раньше никогда не видели. Излишней сентиментальностью он никогда не страдал, человеком был решительным, в тайге работал давно и за это время много чего повидал...
    - Ну что? Роман... - после мучительной паузы тихо произнес кто-то сдавленным голосом.
    - Нет!.. Не могу!.. Подождем... Пристрелить всегда успеем.
    Кто-то сдернул брезент с капота и расстелил в тенечке  под ольховым кустом. Остальные бережно извлекли испачканное, едва дышащее тело из колеи и, уложив на брезент, прикрыли сверху потрепанным ватником... Дальше ехали молча, стараясь не смотреть друг на друга. Молча прошли запланированные маршруты и на обратном пути  остановились у злополучного места. Веских оснований надеяться на чудо у нас не было. Вездеход весом почти в четыре тонны, это не детский велосипед. Хотя маленькая надежда все же теплилась. Мы пытались обнадежить себя тем, что по голове и ногам вездеход не проехал, лишь по туловищу… «А вдруг..., а может..., а если...»,- вертелось в головах, давая почву маленькой надежде...
    К всеобщему удивлению собаки на месте не было, лишь засохшие кусочки глины на брезенте подтверждали, что случившееся утром несчастье не наваждение. Мы обшарили ближайшие окрестности - никаких следов. Корнет будто провалился сквозь землю. После безуспешных поисков стали появляться многочисленные гипотезы: может быть, уполз умирать в укромное место; говорят, что животные так поступают, чувствуя приближение смерти; или задрали волки, но тогда были бы следы и  кровь, а здесь - ничего; или медведь утащил, у него нет моральных принципов... но опять же, где  когтистые следы от лап несуразно большого размера?
    Солнце уже спряталось за деревья, поиски пришлось прекратить. Теряясь в догадках, уже в сумерках мы вернулись в лагерь.
    Навстречу нам, широко расставляя лапы, пытаясь повиливать непослушным хвостом, покачиваясь, ковыляло грязное, лохматое, но счастливое существо по имени Корнет... 
    Как нам потом рассказал топограф Анатолий Иванович, по пути домой он заметил лежащего под кустом едва живого Корнета. Нетрудно было догадаться, что с ним не все ладно, и произошло это не без нашего участия. Донести на руках тяжелое тело до палаток, расположенных в нескольких километрах, ему было не по силам. Толик пытался голосом увлечь  собаку за собой, но та лишь поскуливала от боли, с трудом приподнимала голову, но встать не могла. Толик аккуратно поставил ее на ноги, а сам медленно, с оглядкой пошел в сторону лагеря. Корнет немного постоял и, с трудом переставляя непослушные дрожащие  лапы, побрел следом. Так черепашьим шагом, делая частые остановки, они кое- как добрели до палаток.
    Корнету здорово повезло. От неминуемой гибели его спасло редкое в таких случаях, благоприятное стечение обстоятельств. Вездеход ударом опрокинул его на бок и, переехав, не повредил позвоночник. И глина в том месте оказалась пластичной, как будто чьими-то добрыми предусмотрительными руками была специально замешана для такого случая. Вездеход в нее едва просел, а вот тело кобеля вдавил почти полностью, в результате полученные травмы оказались не смертельными.   
    Со временем Корнет выздоровел, набрал прежнюю физическую форму и вернулся к своим любимым собачьим делам.
    -Ну что, дружок? Оклемался? - не скрывая своего расположения, трепал его по холке повар Иван Андреевич. - Ничего, еще поживем!
    И все же изредка пес издавал звуки, похожие на плач. То ли его беспокоили скрытые под уже лоснящейся шерстью травмы, то ли страшные, черно-белые  воспоминания. Он по прежнему с удовольствием катался на вездеходе, никому не уступая место на излюбленном «капитанском мостике» и, наверное, гордился, когда продуктовка с его помощью пополнялась. Но он больше никогда не прыгал с вездехода, пока тот не сбавлял скорости или не останавливался совсем. Он прилежно учился на своих ошибках.