Мои коты

(Если что, ето 18+)

1

У меня семь котов: Лапка, Лентяй, Свист, Бандит, Леопольд, Тимофей, Бес.
Я мечтаю только об одном – найти парня и познакомить его с ними.
Но как это сделать, когда дом, где мы живем кишит всякой нечестью?

Все началось пару месяцев назад. Я переехала в город и заселилась в общежитие.
Водитель такси, что привез меня громко ругался, курил и со свитом умчался, как только я выгрузилась из машины. Прекрасно его понимаю:
Громадное здание из обшарпанного красного кирпича, огороженное высоким забором стояло в центре какого-то пустыря. А, вокруг лишь заброшенные фабрики и гнилые хрущёвки. Сюда даже автобусы не ездят.   

Я стояла, окруженная чемоданами и переносками, и боялась сделать даже шаг - первый раз в городе. Я была в легком ступоре, но коты помогли мне из него выйти. Они скреблись, напоминая, что путь был долгий, а на улице жарко.
Я стерла пот с лица, поправила штанины джинсов и подошла к воротам. 
 – Дзззз. – я нажала на звонок.
 – Ты ещё кто? – раздался голос из домофона.
 – Алтея Кралле.
 – Краля что ли? – надо мной посмеялись.
 – Кралле... Это немецкая фамилия.
 – Ты немка?
 – Моя семья...
 – У меня здесь нет Алтеи. Есть Алла.
 – Мама называет меня Алла... Она вам звонила. Наталья Кралле.
...
 – Ладно, проходи.
После короткого сигнала ворота открылись.

2

Меня уместили на втором этаже, в комнате 39. Посередине, между двумя коридорами, напротив лестницы.
Что сказать о комнате? Чистые стены. Красивый голубой потолок. Два больших окна. Жалюзи. Диван. Стол. Стул. Рабочий холодильник. Шкаф. И даже старенький телевизор.
Было намного просторней, чем я ожидала.
 - Диван раздвигается. – сказала женщина, что впустила меня. – Стиральные машины в туалете. Ими пользуются бесплатно, но порошок покупай свой. – у нее был отстраненный голос и такое же лицо.
Я заносила переноски в комнату и слушала не особенно внимательно.
 - Плиты мы после себя моем, туалеты тоже. В своей комнате делаешь, что хочешь. Вне ее ничего не взрывать, не поджигать, соседей не убивать. Меня зовут Марта. Деньги за жилье отдаешь мне. Первые два месяца у тебя оплачены твоей мамой, как я поняла… У тебя хоть работа есть?
 - Пока нет – я положила на пол Леопольда.
Марта облокотилась на стол и посмотрела на меня сверху вниз:
На мне были симпатичные джинсы клеш, розовая блузка и, кажется, желтые кроссовки.
С плеча свисала небрежная коса. Она разболталась с долгой поездки. Вообще, я всегда стараюсь красиво и опрятно выглядеть.
 - Ты откуда к нам приехала? – спросила Марта, зевнув.
 - Село «Словещие» – ответила я.
Марта была одета в лиловый короткий том и юбку с вырезом на бедре.
Она красивая, Марта. Не красивее меня, конечно, но ее внешность меня все же немного напрягла. Высокие ноги. Спортивный живот. Хитрые зеленые глаза. Хвост. Это было важно, потому что мне хвост не идет. Форма головы не позволяет. Но ее голову он только подчеркивал.
Я уже с предвкушение ждала, когда она уйдёт из моей комнаты.
 - Почему сюда приехала? Я имею в виду ЭТУ общагу.
 - Мама сказала, с моими котами больше никуда не пустят. 
 - Ну да, у нас ограничений нет... – Марта еще раз внимательно посмотрела на меня. – Туалет в конце коридора, направо. Там же и кухня и умывальная комната. Все рядом. Разберешься… Ладно, оставлю тебя.
Когда Марта ушла, я забыла о плохих мыслях о ней. Глотнула немного мятной воды. Выпустила котов и радостно прыгнула на диван.
Пока всё шло хорошо.

3

Вечером я разобрала вещи. Приготовила ужин и завтрак. Подготовила кошачьи туалеты, разложила миски с водой.
За весь день мне не встретилось ни одного человека.
Теперь я понимаю, что это было настоящее чудо.

Я уже сонная читала книгу, как в дверь постучались.
Я открыла дверь.
На пороге стоял ужасно пахнущий мужчина в семейниках и майке алкоголичке. Взъерошенные волосы и борода закрывали почти все лицо, так что невозможно было угадать возраст.
 - Нэ. – сказал он вместо приветствия.
 - Вам чего?
Коты встрепенулись.
Бес и Лентяй – два черных, и самых больших моих кота принялись медленно, но уверенно красться прямо к двери.
 - Мне нужны наручники.
 - У меня нет.
 - Ну, цепь есть какая-нибудь?
 - Нет.
Сосед ударил кулаком по стене, оставив глубокую вмятину.
 - Почему, когда вам что то надо у меня все есть? – прокричал он.
 - Я только переехала. – оправдывалась я детским голосом, я не привыкла, чтоб на меня орали взрослые мужчины.
Он прищурился:
 - Кто здесь до этого жил?
 - Я не знаю. 
 - Ладно… - он успокоился. – Может, веревка есть? У меня все было, понимаешь? Я одолжил одному уроду, а он врет, что не брал.
 - Есть колготки.
Он пожал плечами:
 - Ну, давай колготки.

Я открыла чемодан.
 - Как вас зовут? – спросила я роясь в вещах, чтоб сгладить обстановку.
 - Николаев. Но меня обычно никак не называют, так что…
Внезапно на Николаева прыгнул Бес, вцепившись прямо в правый глаз. Тот завопил от неожиданности на пару секунд. Затем схватил моего котика и отшвырнул в сторону.
 Я подбежала к котику. Когда убедилась, что с ним все в порядке, подошла к Николаеву. Все его лицо было залито кровью. – Простите, простите!! – я попыталась рассмотреть рану. – Они просто сильно реагируют на запах.
 - Так это я виноват?! – огрызнулся он.
 - Нет, нет! Простите. Простите.
Беса вытошнило кровавым кусочком и все остальные коты угрожающе замяукали.
 - Пойдемте. – я взяла этого вонючего хама под руку и повела в конец коридора. – нужно рану промыть.
Не хотелось чтобы про меня с первого же дня начали болтать.

4

Мы нашли кухню.
Я включила холодную воду, намочила тряпку и осторожно провела ей вокруг глаза Николаева.
 - Кажется, глаз не пострадал. – я облегченно выдохнула. 
 - Не кошки, а черти!
Я закашляла:
 - Извините. Они очень эмоциональные.
 - Ага!
 - Просто запах… От вас…
 - Знаю. Это наследственное! – Николаев говорил только басом, другой тональности он не имел. - Что мне, застрелиться теперь?!
 - Извините…
Я сполоснула тряпку и вымыла лицо соседа, пока он пыхтел и мычал. А, правая нога его нервно дергалась.
С бороды капала окровавленная вода, но я заметила, что у Николаева на лице больше нет ни укусов ни царапин.
 - Спасибо! – сказал он грубо, но уже чуть спокойнее. – Колготки занеси в двадцать пятую. – и ушёл.

Я вымыла руки и направилась к себе, все еще дрожа. Мне хотелось по скорее погладить своих крошек. Но в коридоре меня остановила старуха.
Она была полная, низенькая. Одетая в голубое домашнее платье, с вышитыми на подоле цветами.
Седые волосы были убраны в пучок. Губы накрашены зеленой помадой.
 - Я слышала шум. – сказала она добрым, приятным голосом. – Что случилось? Что произошло?
 - Несчастный случай.
Старушка мягко положила руку на мое плечо и ласково проговорила:
 - Вы меня так не пугайте. Возраст все таки не тот. Я аж за сердце схватилась. А, если приступ? Кто цветы будет поливать? Они мне как внуки.
  - Может, вам врача вызвать? – предложила я, надеясь, что она откажется.
  - О, нет нет нет. Какая ты славная девочка. – старушка взяла обе мои руки в свои ладони и погладила, сильно надавливая пальцами. 
Мы подошли к ее комнате. Комнате сорок четыре.
 - Как тебя зовут то? – бабка открыла дверь.
Пахнуло сыростью, деревьями, цветами, травой.
 - Меня зовут Алтея. А, вас?
 - О, ты можешь называть меня бабулей. – она аккуратно подтолкнула меня к порогу. – Пойдем, я тебя чаем угощу.
Я увидела, что все жилье старушки буквально заросло. Никакой мебели, никаких вещей. Только худенькие деревья, тропические растения, море цветов, папоротник. По стенам расползлась виноградная лоза. С потолка свисали лианы. Пол застилал мох.
При виде меня растения громко зашелестели листьями. И что-то зашептали.
Я не смогла разобрать ни одного слова. В тот момент я словно впала в транс. Дело было еще и в запахе. Чабрец, чайная роза и ладан. Мне захотелось подойти поближе. Заснуть среди всего этого великолепия. Казалось, проснувшись я окажусь в сказке. Я уже делала шаги к источнику аромата, но тут, наконец, разобрала шепот цветов. 
 - Нет. Нет. Нет. Не иди… – отчетливо услышала я.
Старушка подталкивала меня идти дальше, но транс развеялся.
 - Ты чего, милая?
 - Меня там коты ждут... Я дверь не закрыла. Могут убежать – сказала я.
 - Ты живешь здесь? – старая убрала руку с моего плеча.
 - Да. Сегодня переехала.
 - Ой, - старуха прижала руки к сердцу. – Я же не знала, дочка! – она вытолкнула меня за порог. – Предупреждать же надо. Я же не знала. – она закрыла дверь, но затем снова открыла, высунув голову. – И ручки помой, милая. С мылом.
Дверь захлопнулась.

Я посмотрела на свои руки.
Ладони островками покрывала зеленая, вязкая субстанция с пузырьками.
Подвела руки ближе к лицу.
Оказалось, пузырьки это сотни крохотных глазок.
Шевелящихся.
Моргающих.
СОТНИ МАЛЕНЬКИХ ГЛАЗ В СОПЛЯХ НА МОИХ РУКАХ!
Я побежала на кухню с перекошенным от омерзения лицом, но там, склонившись над раковиной, той самой, где пару минут назад я умывала Николаева, стояли две лысые девушки в клетчатых, черно-белых пижамах.
Они смотрели на меня бесцветными газами и медленно вылизывали раковину. ОНИ СЛИЗЫВАЛИ КАПЕЛЬКИ КРОВИ, ЧТО ТАМ ОСТАЛИСЬ.
Помню, словно это минуту назад произошло, забыв про руки я ступила назад и в кого-то врезалась.
В ответ послышалось хриплое:
 - Ой!
Я повернулась и увидела еще одну соседку:
Худое лицо с неестественно длинным, будто специально вытянутым острым подбородком. Маленькие коричневые глазки. Сухие черные волосы. Рот с заячьей губой. По щекам рассыпалась старая туш. Во рту торчала сигарета.
Соседка стояла в желтом фартуке и держала в руках большую кастрюлю.
Надменно, словно я комар, а она фумикатор, посмотрев на меня, она произнесла прокуренным голосом:
 - Или туда или сюда.
Я выбежала из кухни, повстречав на пути бледного, красноглазого парня лет двадцати пяти с белыми кудрями в длинном больничном халате, волочащемся по полу. На груди у него был значок в виде цилиндра.
Потом были подростки, похожие на наркоманов. Стая тараканов. Голая женщина без груди и пупка. И, как вишенка на торте, под моими ногами пробежала большая черная крыса с объеденным бантиком на хвосте. 

Отовсюду слышались пугающие звуки: завывание, крики, шепот, женский плачь, мужской плачь, классическая музыка.
Это все  случилось за какие-то десять минут!

5

Я заперла дверь.
Протерла руки влажными салфетками и облила йодом.
Села на пол, поджав к груди колени.
Взяла телефон и набрала мамин номер.
Коты разлеглись вокруг меня.
Тимофей лежал совсем рядом, ласково облизывал мне ступню.
 - Мамочка – я чуть не плакала в трубку – забери меня. Тут ужасно. Тут все психи. Тут вообще все неправильное.
 - Так, давай по порядку.
 - Я не могу здесь жить.
 - Что не так?
 - Эти «соседи» какие-то психи. Они странно ведут себя, и выглядят…
 - Что ты хотела? Это же общяга.
 - Но мам!
 - Ничего, привыкнешь.
 - Да тут все упыри.
 - Это общага. Так. – мама ужесточила голос. – Ты меня сколько уговаривала? Сколько ныла, что хочешь пожить самостоятельно, пока я наконец не РЕШИЛА тебя отпустить? Вот и живи самостоятельно! Учись стоять за себя! Они тебя там не съедят. Я тоже в свое время по каким только местам не шлялась, видишь какая стала. – мама посмеялась своей же шутке. – Или ты хочешь, чтобы я ПРИЕХАЛА? Бросила все и приехала попросить, чтоб тебя не обижали? Ты уже не маленькая, сама сказала. Так что ничего не бойся. И позвони, когда найдешь себе парня.
- Но… Но мам!...
Но мама повесила трубку. 
Я хотела швырнуть телефон в стену, но он был дорогой. А, денег у меня было не много.
Коты жалобно замяукали. Они чувствуют, когда мне плохо.
 - Я никогда – протянула я, гладя Тимошу за черным ушком – Никогда! Никогда! Никогда!
Так я и заснула.

6


Следующий день я тоже помню отчетливо.
Я встала рано, в шесть часов и вышла из комнаты.
Просто взяла и вышла. Не только потому что кошачьи лотки воняли, да и сама я сильно хотела в туалет. Еще потому что страх быть сожранной соседями - монстрами уступил страху разозлить маму.

Коридор, показавшийся мне в первый раз абсолютно обычным, преобразился.
Мигал свет. Слышались пугающие звуки. Бледные узоры на стенах меняли положение. Вдалеке, туда-сюда бродили какие-то тени.
По коридору прошел сгорбленный человек с отекшей синей кожей. Он тащил большой мусорный пакет. Дойдя до выходной двери. Он открыл ее и выкинул пакет на лестницу.
 - Эй! – крикнул кто-то в ответ.
Под дверью номер двадцать пять лежал Николаев. Голый. Грязный. Из-под его головы торчала тушка кролика. А, дверь тридцать семь оттирал от крови высокий старик в джинсовом комбинезоне.
На общем балконе сушились майки, халаты и трусы с анархическими символами.
По полу бегала уже знакомая мне крыса
По двери сорок два ползали тараканы.
Стены за ночь кто-то обклеил агитационными листовками партии каннибалов.

Я дошла до умывальной комнаты. Она представляла собой белую, обложенную плиткой комнату с шестью умывальниками, стулом, столом и пепельницей.

Я поставила лотки на пол, под раковину и ушла в туалет, а когда вернулась в кресле сидела грузная женщина лет пятидесяти.
Черное платье-рубашка. Черные волосы, убранные под жемчужную сеточку. Важный взгляд. Глаза, как у коалы. Брови были двумя тонкими дугами. Кожа второго подбородка доставала до груди. К запястью правой руки была привязана голубая лента. Из всех жильцов, кроме Марты, она выглядела самой нормальной
Женщина сидела, выпятив огромную грудь и издавала странные, гортанные звуки, словно тихо кудахтала внутрь себя:
 - Пак. Пак. Пак. Пак.
Я сказала – она ВЫГЛЯДЕЛА нормальной. Но, отнюдь, не была.
Я открыла кран, стараясь не обращать внимания на очередную соседку.
Взяла первый лоток.
 - Твои что ли? – спросила она высокомерным фальцетом, затем снова покудахтала – Пак, пак, пак, пак, пак… 
Я кивнула, вместе с тем ускорилась.
 - В следующий раз на полу не оставляй.   
 - Угу.
Я не понимала, чем могли помешать туалеты, оставленные на три минуты и куда их в таком случае надо ставить, но спорить не собиралась.
 - Как зовут?
 - Алтея.
 - А, меня Нрава Витальевна. Сколько кошек у тебя? – женщина зажгла еще одну сигарету. Затянулась и выдохнула. – Пуак, пуак, пуак, пуак, пуак, пуак… 
 - Семь котов.
 - Ну смотри, чтоб у нас тут никакой шерсти не летало.
 
Я вернулась к себе и заметила у половичка перед дверью маленькую лужу.
Пахло мочой.

Днем я снова вышла из комнаты. Надо было помыть посуду, приготовить что-то.
Я открыла дверь и увидела крысу. Та встрепенулась и убежала. А, лужа у половичка стала больше.

На кухне, у окна стояла Нрава Витальевна.
Я пошутила у себя в голове о вездесущности этой женщины и поставила в раковину тарелки, вилку и кружку; губку с моющим средством.
Включила кран.
 - Раковину после себя вымой потом, пак, пак – сказала Нрава.
 - Да. Хорошо.
 - Ага, «хорошо». А, раковины все равно грязные.
 - Я помою после себя.

Запахло уксусом.
На кухню зашел человек в больничном халате.
Он поставил в раковину десять сервизных чашечек и заварочный чайник.
 - Толя, твои друзья нам опять весь коридор загадили. Пак, пак, пак.
 - Они не мои друзья. – зло пробурчал парень и закусил потрескавшуюся губу.
 - А, чьи? Старуха видела в окно, как вы говорили.
 – Они пытались продать мне трупный яд.
 - Так вот, скажи им, что если у меня хоть один человек пропадет…
 - Мы не общаемся! – человек громко бряцнул чашкой и повернулся к Нраве Витальевне. – Что ты прицепилась ко мне, уродина жирная? Поди сама старуха их и впустила!
 Женщина потушила сигарету о подоконник и выкинула окурок в окошко.
 - А ты со мной так не разговаривай. – сказала она спокойно. – Будет он еще так со мной разговаривать, пак, пак. – и ушла. 
 - Постоянно цепляется ко всем. – сказал Толя, глядя вниз, стирая пятна с чашек  острым ногтем указательного пальца. – Сама три комнаты заняла для своей фермы. А, мне до сих пор вторую выдать не могут, холодильники ставить некуда… А, ты кто вообще?
 - Алтея.
 Толя повернулся.
 - Пахнешь хорошо. Мне нравится.
Я улыбнулась и чуть кашлянув сказала:
 - Мне говорят, что от меня кошатиной за километр разит.
 - Нрава что ли говорит? – человек убрал со лба кудрявую прядку - Слушай побольше всяких теть. Это из зависти. Сюда красивые девушки давно не заселялись.
Я сделала вид, что засмущалась, и подумала «Какой приятный молодой человек»
Едва я допустила мысль, что мы могли бы с ним подружиться, в коридоре послышался истошный женский крик.
 - Помогите! ПОМОГИТЕ!
Толя побежал на зов. Я пошла за ним. Мне стало интересно.

По коридору, одетая в голубое платье с пышным подолом и белые туфельки, бежала, хромая на одну ногу, девушка.
В белых волосах, надо лбом торчал голубой бант.
На кистях рук висели кольца разорванных наручников.
 Она стучалась во все двери.
 - Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
Увидев Толю, она вскрикнула, остановилась у комнаты тридцать четыре и заколотила в нее.
Толя было рванул к ней, но из комнаты вышла старуха с цветами. Он затормозил.
 - Что, что случилось? – старуха схватилась за сердце. – Что с тобой, милая?
 - Помогите мне, пожалуйста! Позвоните в полицию! Он маньяк! – девушка указала пальцем на неподвижного Толю.
 - Конечно. – произнесла старая бархатным голосом и погладила ладони девушки. – Ты не живешь здесь, милая?
 - Что? Нет. Я была на стрелке, у фонтана. – девушка вдруг заговорила совершенно спокойно, почти расслабленно. - он дал мне пирожное с... забавной надписью, а потом не помню...
 - Ты заходи, заходи... он тебя там не тронет. – старая подтолкнула девушку в свою комнату. – Мы выпьем чаю и позвоним в полицию.
Дверь закрылась.
 - Старая ведьма. – ругнулся Толя. Скоро третью комнату попросит.
С пола поднялся Николаев.
 - Так вот кто мне наручники не вернул! – ухмыляясь окровавленным лицом, сказал он.
 - Это мои наручники! – огрызнулся Толя.
 - Ага, конечно.
Мимо, словно призраки, в туалет проплыли подростки нездорового вида.
Николай подошел ближе.
Все его тело покрывали густые волосы и многочисленные шрамы.
 - Ты мне должен наручники. – сказал Николаев, кинув в Толю кролика.
Завязалась драка. Мне стало неловко и я вспомнила о посуде.

7

Вечером надо было сходить в магазин.
Я заплела на голове колосок. Помазала губы вишневой гигиенической помадой. Накрасила ресницы фиолетовой тушью, надеясь выглядеть загадочной феей. Надела свои любимые зауженные джинсы желтого цвета, футболку с кружевным воротом и белые босоножки. Взяла клетчатые портфельчик и заперла дверь.
Никогда не знаешь, когда тебе повстречается тот самый парень.
По коридору были разбросаны ошметки растерзанного кролика – следы недавней драки. Две лысые девушки слизывали с пола пятна крови. Меня очень быстро перестало удивлять мое общежитие.
Нрава Витальевна срывала листовки со стен. Рядом с ней курила женщина с вытянутым подбородком. В руках она держала черную крысу и небрежно ее поглаживала.
 - Он мне представляешь что? Пак, пак. «Что ты ко мне прицепилась, жирная уродина?»
 - А, ты чего?
 - Я говорю «Ты со мной так не разговаривай». Будет он еще так со мной разговаривать.
 - Правильно. А, меня мой в Париж зовет. Ну, я конечно рассмеялась. Я в Париже, а? Наивный.
Обратив внимание на меня курящая Нрава Витальевна спросила:
 - Это не твои коты тут устроили?
 - Нет.
 - Я только вчера полы помыла. Пак. Пак. Пак.
 - Мои коты сидят в комнате. 
 - Сил нет, надоели. Будете сами мыть полы.
 - Мои коты сидели дома.

Я вышла на лестничный пролет. Спустилась на десять ступенек.
Внезапно подул ветер. По спине пробежали мурашки. В груди что-то кольнуло словно маленькой булавочкой. Стало грустно и тяжело дышать.
Из неоткуда возникла полупрозрачная девочка в сером, похожем на свадебное, платьем.
Она преградила мне путь, глядя суровым взрослым взглядом.
 - Растопи меж нами лед. На вопрос скорей ответь. Это сладко, словно мед. И совсем немного смерть. – произнесла девочка. Ее голос звучал со всех сторон.
Я замялась. Когда меня застают врасплох, я не могу ответить даже на простые вопросы. Не то, что на загадку с рифмой.
Девочка терпеливо ждала. Тем временем свет в лампах неистово замигал. А, надо мной символом бесконечности закружила стая мух.
 - Я не…
Мух прилетало все больше и больше.
Перила угрожающе заскрипели.
Ветер оглушал своим воем.

Внезапно девочка растворилась. Я увидела Марту. Она шла снизу вверх.
 - У тебя, что соли нет? – спросила она, вытирая руку о черную блузку в белый горошек.
 - Есть…
 - Так чего тогда? - она подошла ко мне. – Кинула соль и все. Терпеть еще эту мелюзгу.
 - Кто это?
 - Кем была, не помню. Помню, что убила соседку. За такое у нас вечное проклятье…

Я спустилась.
Весь холл первого этажа был захламлен плакатами, листовками и деревянными колышками. Там и сям сновали люди в одинаковых фиолетовых футболках с надписью «Мы за КАННИБАЛОВ» на одной стороне и картинкой с виде колбасы со знаком бесконечности на другой.
Среди них были:
Женщина с пятисантиметровыми когтями, что наклеивала на плакаты фотографии, используя вместо клея, слизь, выделявшуюся из ее ладоней;
Пара пугающе красивых девушки с роскошными красными волосами, штамповали надписи на футболки. Одна из них улыбнулась и я увидела ее мелкие, похожие на щетину, зубки;
Бородатые худощавые старички в банданах, которые шили футболки;
И ещё заторможенные ребята с синей кожей и металлическими пластинами в висках.
 - Эй. – меня подозвал паренек в бандане.
 - Здраст – я кашлянула. – вуйте. 
 - Новенькая что ли?
 - Да. Вчера переехала.
 - Михаил. Для тебя Миша. – Михаил ткнул в себя пальцем. Улыбнулся.
 - Алтея.
Кто-то позвонил ему. Он взял трубку:
 - Да, хорошо. – он кивнул. – Просто молодчина. Но соус лучше с красным вином. Тут важна эстетика... Да... Да. Я тебя услышал. 
Он положил трубку и улыбнулся мне.
 - Вступила в какую-нибудь партию?
 - Ннет.
 - Как на счет нашей?
 - Я не…
Михаил махнул рукой:
 - Да, да, да. Мы все не… пока не попробуем. Алексей! – вдруг крикнул он. – Принеси брошюрку, пожалуйста.
Спустя две минуты синекожий парень протянул мне фиолетовую брошюру.
 - Паааа жааа луууй стааааа – медленно проговорил он.
 - Спасибо, Леша. Можешь идти.
 - Что с ним?
 - Он пациент Федора Катлованова. Из девятнадцатой. Держись кстати от него подальше. Приочень странный персонаж. Сейчас вот пытается создать себе идеального сына. Ну, ты понимаешь. Отрезает, пришивает, убивает, оживляет. Он в грозу чуть весь дом не спалил, но хорошо платит за ущерб. Так что Марта его не вышвыривает.
 - Так этот Леша, он полу…мертвый?
 - Мы предпочитаем «полуживой»

Я надела круглые, красные очки, вышла на улицу и вызвала такси.
Высоко, на небе светило оранжевое солнце. Оно припекало бока толстых тараканов, загорающих на крыльце; жгло и так редкую траву, кое где торчащую из-под камней на пустынном поле; слепило глаза.

В центре города было еще жарче.
Люди ходили медленно. Боялись лишний раз потеть. Словно каждая капелька, упавшая с тела могла стать последней.
Магазины пестрили вывесками с надписью – распродажа.
Кафе соревновались друг с другом оригинальностью названий.
От пекарен приятно пахло. От баров пахло еще приятнее.
Пожалуй больше всего мне нравилось изобилие мест, где можно поесть.

Разумеется, я знала, что такое город, движение, многолюдье. У меня были фильмы, сериалы... Интернет в конце концов. Но увидеть это все в живую, ощутить, почуять… это было нечто совершенно другое!
Парни и девушки смотрели на меня. Я делала вид, что не замечаю, состроив непроницаемую рожицу – привычка, переданная от матери.

Я мысленно похвалила себя за надетые облегающие джинсы и футболку. Формами меня природа не обделила: пышная грудь, торчащая попа, узкая талия, маленький животик. Да, ноги не фонтан: короткие, с широкими щиколотками и косолапыми стопами. Но кому какое дело, когда у меня четвертый размер груди? 
 - Девушка, – обратился кто мне кто-то. – Вы что то потеряли? Вы кажетесь потерянной. 
Он стоял в мешковатой черной толстовке и синих джинсах с модной барсеткой через плечо.
Высокий. Черноволосый. С ухоженными бровями и бородкой.
 он заинтересованно смотрел на меня большими карими глазами с золотистой короной вокруг зрачка.
Я не растерялась, посмотрела на него исподлобья с чуть приоткрытым ртом.
 - Я первый раз здесь.
 - Могу показать пару достопримечательностей. – он вытянул локоть.
Я просунула через него свою руку.
 - Меня зовут Алтея.
 - Классное имя! А меня зовут Павел. Для тебя Паша.
 - Твое имя тоже классное.

 8

Паша сказал, что у него есть машина. И стал еще красивее.
Потом он показал мне фонтан желаний. Отвел в проулок, где играли уличные музыканты: кто-то играл на гитаре, кто-то пел под ритмы хлопающих слушателей.
Ближе к вечеру он угостил меня булочками с карамелью и напоил гранатовым соком в уютной пекарне.
 – Ты такая красивая! – восклицал он. – И очень интересная!
От комплиментов я таяла, словно кусочек сахара в кружке горячего чая. Они все были абсолютно заслуженными, от чего мне делалось вдвойне приятнее.
Вечером я вспомнила о продуктах и котах. Паша отвез меня сначала в супермаркет, затем до самого дома.
 - Даже не знаю, как поблагодарить тебя. – пропела я открывая дверь общежития.
 - Ну, придумаем что-нибудь. – улыбнулся Паша, идя рядом, неся мои тяжелые пакеты.

Мы вошли в переливающийся глянцевыми плакатами холл.
Паша не стал вчитываться, лишь умилился изображениями сердечек и бабочек.
 - Дай мне один пакет, – предложила я, когда поднялись на десять ступенек. – Тяжело наверное.
 - Ничего – отмахнулся парень и в этот момент один из пакетов порвался.
О ступеньки ударилась пачка майонеза. За ней полетел кошачий корм (Паша настоял купить, хоть я уверяла, что коты не будут его есть). Упали яблоки и виноград. Покатились вниз бутылка молока, палка колбасы, палка малинового мороженного; умудрившая не разбиться бутылка белого вина.
Рассыпались кошачьи витамины. 
Я встрепенулась словно курица, растерявшая цыплят и принялась подбирать продукты. 
Павел остановил меня:
 - Лучше отнеси это к себе. – сказал он, протянув целый пакет. – И возвращайся, а я тут пока все подберу.

Я прибежала наверх. Поставила еду на пол. Поздоровалась с взволнованными котами. Пообещала сюрприз и побежала обратно.
Увы, когда я оказалась на том же месте, где была меньше пяти минут назад, я увидела, что вино, яблоки, колбаса, корм, витамины валялись на ступеньках, а Паша куда-то пропал.
 Я тихонько позвала его.
Затем уловив непонятные вздохи и чье-то волнующее сопение, спустилась в холл.
Там, у колонны стояли Паша и женщина в голубой сорочке из общества каннибалов.

Мне грустно об этом вспоминать. Картина была такая:
Мой прекрасный Паша, прижатый, а скорее вдавленный в стену, стоял на полусогнутых ногах и с отсутствующим видом глядел прямо перед собой. Его черная толстовка, которую я уже запланировала оставить себе, была продырявлена и испачкана слизью.
Белки его глаз налились кровью. А, переливающиеся радужки затмила тьма. Рядом валялась расстегнутая барсетка и ключи.
«Ими он, наверное, попытался защититься» одобрительно подумала я.
У женщины была фарфоровая кожа, сиреневые глаза, желающие и отталкивающие одновременно; очерченный подбородок, длинная шея, роскошные плечи, фигура… Ни одной лишней линии, впадинки, складочки. Красивее была только я.
Соседка не выглядела живой. Словно она ни кем не рождалась, не воспитывалась. Не бегала по школе, не была отругана. Не была уставшей или разочарованной. Он выглядела так, словно ее кто-то вылепил из глины. Даже ключицы больше походили не на ключицы, а на узоры, что ставят на скрипках.
Левой когтистой рукой каннибалка держалась за плечо Паши, так крепко что пробралась до самой кости, но, благо, Паша этого уже не чувствовал, или мне так казалось.
 Правая рука залепила Пашин рот намертво. Когти указательного пальца, среднего, безымянного и мизинца, смотрящих вправо, чуть оцарапав мужские скулы, вонзались в бетонную стену, словно титановые. А, коготь большого пальца, насквозь пробил его щеку.
Я назвала ее Женщина-клещ. Женщина-клещ присосалась к груди такого хорошего, милого, доброго человека, достойного познакомится со всего моими котами и пила его розовую и жидкую будто сок, кровь. Потом я узнала, что розовой и жидкой она становилась из-за слизи, что Женщина-клещ выделяла из ладоней, вынуждая пить ее своих жертв.
Я глядела на эту уродливую сцену убийства пару минут. Потом я подобрала все продукты, что уместились в руках и прибежала к котам за утешением.

9

Я снова позвонила маме, снова поплакала в трубку, пожаловалась, попросила перевести меня в другое общежитие. В любое место, куда пустят с котами.
 - Почему ты не хочешь меня послушать? – пищала я, словно девочка. - Я же так никогда не… Ну маааамаааа!
Чтобы успокоится я вычесала шерсть всем котам, накормила их витаминами. Дала корма просто так, может хоть попробуют? Никто не попробовал. Почесала всем шейки, носики и за ушами. Свиста, единственного кота, что любил внимание к своему пузу, я посадила на колени и включила телевизор. Так прошла ночь.

Мои эмоции похожи на кошачьи царапки. Острые. Сильные. Но быстро заживают.

Я проснулась с дурным настроением и пошла мыть кошачьи горшки, отвечая на комментарии Нравы Витальевны безразличными взглядами.
 - Ну помолчи мне еще. Пак. Пак. – в итоге проговорила Нрава и ушла.

Потом надо было помыть моих котиков. Я набрала два ведра теплой воды и разлила в два тазика. Красный и бирюзовый.
 - Ну, кто первый? Бес?
Бес игриво подпрыгнул и мурлыча потерся о мою ногу.
 - Мой хороший. – я погладила черную спинку и аккуратно погрузила кота в бирюзовый таз. От чего он замурчал еще громче.
 - Кто тут такой мокренький? Кто тут такой мокренький? А, что лапки такие черные? А почему носик черный, а? Почему носик черный?
Бес ласково бодался в мыльные руки, как бы отвечая «Он черный. Черный»

Из коридора послышался шум. Я быстро ополоснула кота и посадила на полотенце. Потом приоткрыла дверь.
В коридоре друг напротив друга стояли Николаев и Толя. Они кричали и жестикулировали.
Толя восклицал:
 - Не брал я твои колготки! Зачем мне колготки? Зачем ТЕБЕ колготки?
 - Я помню что они были! – отвечал Николаев.
Это походило на сценку в бюджетном театре.
 - Крышанутый! Иди, лечись! – наконец выпалил бледный Толик и побрел в сторону туалета.
Николаев последовал за ним:
 - Нет, ты ответь!
Я закрыла дверь.
 - Так, кто следующий? Леопольд? Леопольдик мой! А, кто такой пушистый Леопольд? Кто такой рыженький, что солнцу завидно? Ну? Ну?
Леопольд прыгнул в красный тазик и пискляво замяукал. Просил чтобы его по скорее намылили.

10

Самое время сказать, что моя мама – ведьма. Могущественная и сильная. Умеет насылать порчу, лечить геморрой и менять погоду. Если она говорит, что сейчас разберется. Значит, она разберется. Если она говорит, что убьет тебя, она убьет. У нее много мужчин. И все они ее просто обожают.
Я с детства заваливала ее вопросами «Почему я не ведьма? Когда же я стану ведьмой? Какие у меня будут способности?»
Желаемого не происходило и в какой-то момент я смирилась, что останусь обычной навсегда. Мама только подбадривала меня «Не переживай. Ты станешь ведьмой. Ты просто пока не встретила подходящего мужчину. Не представляешь. как это на самом деле легко!»
Ей может и легко. А мне вообще ни капельки!
Прошло три месяца. Я полностью привыкла к жизни в городе и, конечно к общежитию. Я почти все про него знала: Здесь, не считая двух кухонь, двух туалетов и двух умывальных, было сорок пять комнат. Двадцать четыре комнаты на первом этаже и двадцать одна на втором.
Двадцать пятую занимал пышущий всеми запахами мира Николаев, что после бурных ночных гулянок засыпал на коврике под своей дверью.
Двадцать шестую, двадцать седьмую и двадцать восьмую занимала Нрава Витальевна. Из-под ее дверей часто раздавались неразборчивый человеческий скулеж, кудахтанья, мычание и гагание.
В двадцать девятой жил горбатый мужчина без имени, который каждое утро выкидывал на лестницу чье-то раздраженное, крикливое тело.
В тридцатой и тридцать первой жили трое безглазых тела вместе со своей восьмиглазой мамой.
В тридцать второй жил подросток наркоман.
Тридцать третья комната пустовала.
Тридцать четвертую занимал Толя. Он жил прямо напротив двадцать пятой (Николаевой) комнатой. Весело иногда подслушивать их ругань.
В тридцать пятой жила Антонина Валентиновна. Женщина, по слухам, богатая, благородного происхождения. Она спала по тридцать дней, так как от бодрствования у нее мигрени. Затем просыпалась ночью, вылезала из дома по пожарной лестнице и исчезала в неизвестном направлении. Под утро возвращалась и засыпала снова.
Тридцать шестую комнату занимала безгрудая женщина.
Тридцать седьмая принадлежала Марату, бывшему кладбищенскому сторожу.
Тридцать восьмая и сороковая комнаты пустовали.
В сорок первой был какой-то репер.
В сорок второй жили лысые сестры Анна и Анастасия.
В сорок третьей жила стайка тараканов. По рассказам, раньше эта стая была одним человеком. Но потом с ним совершился древний магический ритуал. Так как жилье он оплатил на пятьдесят лет вперед, никто его (точнее их) трогать не смеет.
В сорок четвертой жила старуха-цветочница.
В сорок пятой, рядом с умывальной, живет хриплая Маргарита Шестеркина.
Эта болтливая повариха, стоило дать ей волю, часами могла рассказывать о своих многочисленных ухажерах. А, Маргаритина крыса с бантом мочилась под моей дверью.

Мой обычный день проходил так:
Я выхожу в коридор с кипой плещущихся горшков, вступаю сланцем в крысину мочу.
Вздыхаю.
Ставлю горшки на пол и направляюсь к комнате сорок пять.
Стучусь.
 - Тук, тук, тук.
Маргарита Шестеркина открывает сразу. Облаченная в кружевной, откровенный пеньюар черного цвета, с размазанной помадой, она глядит на меня вопросительно. Мешки под глазами отвисали до самых щек.
 - Ваша крыса нассала у меня под дверью. Опять.
 - Моя Жасмин сидела дома.
 – Я сама видела. – говорю я и смотрю на две высуженные груди Маргариты, с острыми, похожими на наконечники стрел, сосками.
Меня передергивает.
 - Понятно. – отвечает Маргарита Шестеркина и тянет дверь к себе, чтобы закрыть.
 – Уберите только по быстрее.
Лицо Маргариты искривляется. Словно это я виновата в том, что Жасмин облегчается где не попадя и должна сказать спасибо, что Маргарита меня вообще выслушала.   
В конце концов она убирает.

Потом я готовлю. Прибираюсь в комнате. Ругаюсь с Нравой Витальевной по какому-нибудь дурацкому поводу.
Ухожу на учебу.
Вечером я обычно знакомлюсь с каким-нибудь милым парнем.
В среду, например, это был высокий смешной студент Андрей. Он ходил с бритыми висками и коротким крашенным хвостиком.
На пятой минуте нашего знакомства он признался в любви к классической литературе и я пригласила его к себе, послушать музыку и познакомить с котами.

Я крепко держала его руку, зайдя в дом. Стараясь, конечно, не пугать.
Мы поднялись по лестнице.
Оба улыбались и молчали. Андрей, наверное, предвкушал поцелуй с моим чудесным  ротиком. Я же думала о... простите, стесняюсь.
 
Когда до двери на второй этаж оставалось семь ступеней, Лампочки, освещающие лестничный пролет замигали. Раздались хорные женские голоса, перемешанные с диванными скрипами. Задрожала лестница, словно вот вот чихнет.
Возникла девочка в белом. Как же я ее ненавижу!
 - Растопи меж нами лед. На вопрос скорей ответь. Это сладко, словно мед. И совсем немного смерть. – включила она старую пластинку.
 - Вы тут пранки снимаете? – рассмеялся Андрей и принялся разглядывать стороны, в поисках камер и прочей техники.
Прозрачная девочка спокойно ждала.
Я в панике думала, как быть. Соль я не взяла. Бежать вниз и попросить помощи Марты? Как можно быстрее отпереть дверь и затолкать Андрея? Попытаться прогнать призрака тычками и матом?
Но Андре не дал мне и шанса его спасти. Он, шутки ради, ответил: - Это СЕКС. –  и в эту же секунду исчез вместе с девочкой.

11

Парней было много.
Практически все свободное время я тратила на их поиски. Но никому не удавалось дойти до моей комнаты. Моих котов.
Например, Олега у самых ворот общежития утащил Николаев в волчьем обличии.
Мишеля за считанные секунды обглодали безглазые дети в коридоре второго этажа.
Борис испугавшись Анны и Анастасии, убежал на улицу, где его изнасиловала проснувшаяся на денек Антонина Валентиновна, высосав в процессе его душу.
Одного парня увели каннибалы, соблазнив качественным медицинским осмотром, вместе с услугами стоматолога. За это, к слову, меня наградили титулом «друг партии».
Медика Никиту подстрелил из лазерной пушки Федор Катлованов. Затем сделал из него своего сына Федора младшего. Одну из своих лучших работ.
Смазливого Гришу уволокла на ферму Нрава Витальевна. Артема тоже забрала она.
Ивана до костей вылизали Анна и Анастасия.
Грустно, что все эти милые мальчики приглашали меня к себе. Но я не могла на это согласиться. Это было бы не правильно. Сначала знакомство с котами. Все, что угодно потом. Но сначала знакомство с котами.

12

Я решила сделать паузу в поиске парней. Мой, тот самый, единственный, никуда не денется. Просто время было не подходящим.
Я устроилась на подработку в магазин смартфонов. И жила, как обычная девушка.

Продавать – приятный труд. Большая часть работы сводилась к общению. Мне так сразу и сказали «Главное - уметь болтать, остальному научишься» А, я умела болтать. Очень даже хорошо.
Жизнь с мамой - женщиной, у которой постоянно меняется настроение от вселенской любви, до божественной ненависти, научили меня улавливать самые тоненькие нотки в голосе, этакие звоночки, означающие, от «Я люблю тебя больше всего на свете!» да «не приставай ко мне сегодня, а лучше иди, подыши в своей комнате» Я читала ее мимику лучше, чем психиатр читает записки суицыдников. Знала по шагам, достаточно ли хорошо ее удовлетворил очередной любовник. Угадывала по вздоху, что у нее болит голова.
В чем я не разбиралась, так это в телефонах. Если мне что-то не интересно, я не запоминаю  информацию даже под дулом пистолета. А, телефоны мне были не интересны от немецкого слова Interesse, что  восходит к латинскому глаголу interesse - иметь значение.
Я предлагала клиентам телефоны, читая функции на коробках. Добавляла что-то от себя, импровизировала. Покупателям, что были налегке, так сказать, я нравилась. Остальных брал на себя администратор Беня. Веселый, добрый Беня.
Я не приглашала его к себе. Зачем? Чтоб его тоже забрали соседи?
Мы отлично ладили. У нас даже появились локальные шуточки. Жизнь была приятная и легкая. Но потом Беня уволился, и на его смену пришел Еремей. Еремей Яблоков...

13

Огромный, выше меня на полторы головы. Обросший серой бородой, воняющий едким цитрусовым дезодорантом. Постоянно опускающий пошлые шутки в мой адрес. Еремей... 
Он высмеивал мою манеру говорить, мою манеру одеваться и даже мою походку. А, из его рта пахло даже хуже, чем от одежды... Ананасом.
О помощи же не шло никакой речи. На работе теперь каждый был сам за себя.
Я приходила и уходила в дурном настроении. Я уставала от одного вида Еремея.
 – Привет. – говорила я, заходя в магазин.
 – Ты опоздала. – отвечал Еремей.
 – Еще только без десяти.
 – Ты по правилам должна приходить за полчаса.
 – Мне это полчаса никто не оплачивает, так что...
 – Овечка посмотрела юриста из тик тока и думает, что стала умнее. Не нравится – уходи. И заплети волосы. Мне надоело их на штанах повсюду собирать.
Я кинула сумку на прилавок и встала в оскорбленную позу.
 – Откуда ты знаешь, что это мои?
Еремей подошел ко мне вплотную, так что мой  нос чуть не касался его шеи. Я задержала дыхание, только бы не чувствовать этот дезодорант... Потом он запустил свою огромную ладонь мне в волосы и выдернул один волосок. Положил его на кассу. Достал откуда-то другой волосок и положил рядом.
  – Вот. – сказал он. – Найди десять отличий.
Я фыркнула.
  – На обед сегодня не пойдешь. Отработаешь опоздание.
 – Ты серьезно?
  – Я о тебе беспокоюсь. Ты видела свой зад? Хочешь, чтобы он стал еще жирнее?
Можно было бы пошутить в отместку, но я не умела.

 Вечером в магазин пришла симпатичная пара. Они искали телефон с хорошей камерой.
Я показала один. Я знала, что у него лучшая камера из всех, посмотрев пару видео на ютуб. Мужчина и женщина явно настроились на большую трату. Они бы и дополнительные услуги согласились бы подключить, но вдруг у меня громко заурчал живот.
Конечно, весь день не есть!
Я покраснела.
Рядом в эту же секунду появился Еремей.
 – Простите ее. – сказал он, хотя пара только улыбалась. Потом Еремей обратился ко мне – Алтея, сходи уже в туалет.
Я покраснела еще ярче и быстрыми шагами ушла в подсобку.
Позже он встретил меня довольной улыбкой и произнес:
  – Я только что продал мобилу за сто к, а ты чем занималась?
  – Ты меня опозорил.
  – Пожалуйся мамочке.
Он даже  не знал, о чем говорит. Если бы я пожаловалась маме... я непроизвольно улыбнулась приятным мыслям.
  – Закроешь сегодня магазин. Я уйду на два часа раньше.
  – Это я должна уйти раньше! Я уже четыре дня работаю по двенадцать часов!
  – Научись продавать, потом будешь уходить раньше.
  – Ты просто!
  – Кто? – Еремей сложил руки на груди.
  – Никто...
  – Нет. – посмеялся он. – Никто это ты.

Это было уже слишком. Я закрыла магазин, приехала домой и четко решила, что сделаю на следующий день.

14

Я пришла на работу за сорок минут.
Еремей протирал витрины. Он пребывал в хорошем настроении и даже не вонял цитрусом.
  – Привет! – я помахала ему рукой и улыбнулась самой очаровательной улыбкой. – Как у тебя дела?
 – Эм... – он замялся. – Нормально.
 – Куда тебе вчера нужно было?
 – Не твое дело.
 – Точно... Я хотела извиниться... за вчерашнее. Я вела себя не подобающе. Как...
  – Овца.
  – Да... У нас у обоих завтра выходные. Не хочешь после работы ко мне... в гости? Выпьем чего-нибудь, поболтаем.
Еремей потянулся.
 – Давай. – сказал он зевая. – Я догадывался, что ты меня хочешь.

15

И вот мы стоим с ним у ворот в общежитие, словно перед древним замком с приведениями.
Партия каннибалов сегодня празднует день чистой кожи. Оборотень Николаев, подсвеченные полной луной бегает неподалеку. Стая тараканов трясет мусорные баки, в в поисках чего-нибудь свеженького. Я набираю код от домофона, в кровавом предвкушении, а Еремей похлопывает мой зад. Он даже не подозревает, что его ждет.

Раздался волчий вой. За ним рычание. Я обрадовалась и подумала «Какая удача. Не придется даже входить с ним в дом»
Мы обернулись. В пяти шагах от нас сидел Николаев.
Красноглазый. Весь в зеленоватой, мохоподобной шерсти, он упирался в бордюр тяжелыми, не пропорциональными худому туловищу, лапами и поливал асфальт густой слюной.
  – Это что еще за песик? – спросил Еремей.
  – Наш охранник.
  – Он опасен?
Стоит упомянуть, что Еремей к тому времени выпил четыре бутылки пива и принял пару желтых таблеток.
 – Конечно, нет. – сказала я. - Можешь подойти и погладить его. Если не боишься...
Еремей ухмыльнулся и шагнул навстречу волку.
Николаев взбудоражился еще больше. Вибрацию от его рычания я чувствовала ногами.
Все могло кончится в тот самый момент, но Еремей зачем-то вытащил из кармана освежитель дыхания и сделал пару пшиков.
Николаев принюхался. Чихнул. Затем снова чихнул. Красные глаза непонимающе округлились.
Он заскулил, пытаясь почесать нос лапой. Но это не помогло.
Николаев убежал, волоча нос о землю.
«Наверное, у него аллергия на ананас» подумала я.

Мы зашли за порог забора.
Еремей попросил меня отвернуться, а сам расстегнул ширинку и принялся мочиться. 
В этот самый момент к нему подлетела голая, лохматая, белая, словно моль, Антонина Валентиновна. У нее снова была ночь бодрствования.
Женщина прижала Еремея к забору, раскрыв острозубую пасть.
Еремей не прекратил мочиться. Горячая струя попала Антонине на ногу.
Ее нога задымилась. Следом задымилась вся Антонина. Она завизжала, размахивая руками, устремив голову к небу, становясь все тоньше и тоньше.
Наконец, женщина рухнула на землю светящейся лужицей и исчезла.
Оказалась, для аристократки смертельна моча простых смертных.

Мы вошли в общежитие.
Звучали выкрики веселья и музыка.
Партия каннибалов во всю веселилось.
 – Тсс. – издал Еремей, пританцовывая. – это моя любимая песня.
Мы подошли к комнате, откуда доносилась музыка. Еремей открыл дверь:
 – Ты со мной?
 – Я здесь подожду. – повела я плечами.   
Он закрыл за собой дверь.

Я немного постояла, прижавшись к двери. Пыталась услышать, что там происходит.
Увы, звуки были слишком сбивчивыми и неясными.
«Из него наверное уже высасывают кровь» подумала я и развернулась, как вдруг Еремей вышел, держась за свои штаны.
Он подгонял меня прочь от двери.
  – Быстрее. Идем.
  – Что случилось?
  – Ты не поверишь! – Еремей икнул, и вытер слюни со рта. - Там была очень странная баба. Я таких только по телеку видел.
 – И? – меня распирало от любопытства.
 – Я ее тра*нул.
 – Что? – я остановилась.
 – Мы еще не встречаемся. Нечего ревновать.
Он вытер свои руки о куртку. Они все были в слизи женщины-клеща и застегнул ширинку штанов. 
 – Тебя не было минуту.
 – А, казалось, что все две...
Еремей принял еще одну таблетку и резко дернулся. Его зрачки стали полностью черными.
 – Интересное у тебя тут местечко. Буду приходить по чаще.
 – Молодой человек, здравствуйте. – Еремея окликнул Федор Котлованов.
 – Тебе чего, дед?
Федор Котлованов - седой, статный мужчина, в серебряном костюме и моноклем на правом глазу, прямой, словно оловянный солдатик, приложил руку к груди и слегка поклонился.
 – Извините, пожалуйста, – сказал он. – вы очень похожи на моего сына. Я потерял его больше двадцати лет назад и...
 – А я своего папку в дурку сдал.
 – Что?
 – Он надоел мне. Старый маразматик.
 – Как же так? – ахнул Федор Котлованов, его глаза увлажнились – Ведь он ваш отец!
 – И что? Он пожил свое. Нечего молодым мешать. Ладно бы хоть квартиру приличную оставил, а он на жалкую двушку только накопил!
  – Возьмите свои слова обратно! – крикнул Федор. Его кожа покраснела. Щеки надулись. Седая борода встала дыбом. Оскорбленности его не было предела. – Возьмите свои слова обратно! – крикнул он еще громче.
  – И что ты мне сделаешь, старик? Небось и сын от тебя убежал!
  – Он умер! – глаза Федора увлажнились.
  - Сбежал на тот свет. – Еремей захохотал - Наверное, ты его до смерти достал!
Федор Котлованов сполз на пол и принялся молча плакать.
На шум пришли два байкера в футболках «Мы за КАННИБАЛОВ».
 – Эй!
 Еремей расслабленно взмахнул рукой:
 – Расслабьтесь, ребята. Тут не на что смотреть.
 – Это нам решать. – спокойно сказал один из байкеров. – Что тут случилось?
Они посмотрели на Федора Котлованова, который словно сошел с ума, беззвучно шевелил губами и смотрел в потолок.
 – Что ты с ним сделал, ублюдок?!
 – Хей. – Еремей выставил вперед ладони. – Я вообще то один из вас.
 – Что? – спросили я и байкеры хором.
Еремей поднял рукав куртки на левой руке и показал татуировку: палка колбасы со знаком бесконечности.
Еремей пояснил, как не в чем не бывало:
 – Записался по пьяни в вашу партию. Пообещали бесплатную тату, футболку и значок.
Байкеры пожали плечами. Они не могли трогать членов своего же сообщества.

Я и Еремей вышли на лестничный пролет.
Рядом пробежала стая тараканов.
Еремей, шутки ради, вынул из кармана джинсов бомбочку. Поджег ее и бросил прямо в центр стаи.
Тараканы разлетелись коричневым фейерверком и умерли все, до единого.
В этот же момент подул сильный ветер. Свет замигал. По рукам и спине поползли мурашки.
Появился призрак девочки и стая мух.
 – Растопи меж нами лед. На вопрос скорей  ответь. Это сладко, словно мед. И совсем немного смерть. – проговорила девочка неизменно, без интонации.
Я никак не стала реагировать. Меньше чем за час, я привыкла быть тенью Еремея. Меня никто не замечал, пока он был рядом.
 – Это сон. – ответил он, не задумавшись.
Призрак застыл, паря в паре сантиметров над ступеньками и вместе с ней словно застыло все живое в доме. Несколько секунд я не слышала ни единого звука. Потом девочка откинулась на спину. Подняла руки и ноги к нему.
Мерцание ламп и лунный свет из окон пополз к ней, как жидкая субстанция.
Девочка впитывала свет, напевая странную, старославянскую песенку десятками ангельских голосов. Лестницу охватило жутким холодом. Окно замерзло. Стены украсилось ледяными узорами. Мягкое, пепельное вьюга трепало волосы и платье девочки.
Когда  свет закончился, призрак взорвался.
 – СВОБОДА! – прокричал он, оставив нас с Еремеем в  пепле.

Мы добрались до моего этажа.
По пути Еремей наступил на крысу Жасмин, убив ее.
А, еще нам встретились Анна и Анастасия.
Еремей весело крикнул:
 – Смотри! Шары для боулинга! – и расхохотался.
Анна и Анастасия убежали в свою комнату, утираясь слезами.

Я открыла дверь своей комнаты. Я не знала, что мне делать. Я была совсем к такому не готова.

Едва я включила свет, Еремей вошел внутрь, как к себе домой и плюхнулся на диван, не снимая обуви и включил телевизор.
Работал только музыкальный канал. 
 – Так и будешь стоять в проходе? – спросил он.
Я заперла дверь и просто наблюдала за ним.

Проснулись мои коты. Они подбрели к Еремею, любопытно тянув носики.
 – Знакомься. – проговорила я. - Лапка, Лентяй, Свист, Бандит, Леопольд, Тимофей, Бес.
Еремей дотянулся до ближнего к нему кота, Свиста, и беспардонно схватил, тряся его серую голову.
Свист конечно такого обращения ни за что бы не потерпел. Но он оставался спокоен и даже ласков.
Еремей скорчил рожицу и исказил голос:
 – Какой-то он у тебя страшненький.
К этому моменту другие мои котики уже находились у ног Еремея.
Они довольно замурлыкали.
Их пушистые хвосты распушились.
Глазки засияли, как драгоценности.
Еремей потянулся к мордочке Свиста.
 – Вот это глазищи у него... – сказал он и тут Свист вцепился в его нос зубами.
Еремей заорал. Отбросил кота. Поздно. Нос уже был откушен.
 – Что за... А! – Кричал Еремей сжатым голосом. Все его лицо было в крови. Он попытался встать, но Бандит, что сидел на спинке дивана, укусил его в шею, прямо в яремную вену. 
Бандит и Тимофей принялись кусать его руки. Леопольдо схватился за пах. Лапка кинулся на лицо, целясь лапами прямо в глаза. Отшвырянный Свист вернулся и помогал ему.
Мои коты за пару минут сорвали с Еремея одежду. Прогрызли живот и грудь.
Его крики быстро стихли, а сопротивления стали походить на предсмертные конвульсии.

Еремея Яблокова с каждой секундой становилось все меньше и меньше, а мои коты, наоборот, росли.
Они высасывали глаза и желудок. Глотали сухожилия. Слизывали кровь. Ели даже кости, и с каждым проглоченным кусочком в их облике появлялось что-то человеческое. Лапы становились руками. Исчезали хвосты. Мордочки наполнялись человеческой мимикой.

Когда от Еремея не осталось даже одежды, даже малюсенького пятнышка крови, передо мной стояли семь молодых, голых мужчин.
 – Мои коты... – произнесла я, а сама чувствовала, как теряю сознание.
Бандит и Лапка подхватили меня и положили на диван.
Тимоша снял с меня футболку с курточкой и принялся целовать грудь. Свист стянул штаны.
Леопольд лизал мне пальчики ног. Лентяй нежно целовал меня в губы. Бес вошел в меня спереди. После него Тимофей. Потом я перестала разбирать, кто в меня входит...
Я чувствовала рай внутри себя, он кружился разными вкусами: то сладкий, то кисловаты, то соленый и снова сладкий. Наслаждение пропитало каждый палец моей ноги, каждую шершавую мурашку. Из недр живота к бедрам подбирался экстаз.
Лапка и Бандит синхронно вталкивали в меня свои горячие органы. Бес, щекоча усами, ублажал мою грудь. Свист массировал руками самое чувствительно мое место...
Я могла только стонать и дрожать.
Когда наступил оргазм, я закричала, вцепившись в котов ногтями, и забилась в конвульсиях. Вместе с моим телом затрясся дом. Сверкнули молнии. Небо вздрогнуло раскатистым громом.
Загаркали вороны.
Залаяли собаки.
Все окна дома взорвались, осыпав улицу стеклом.
Я почувствовала силу и власть. А, еще я почувствовали привкус ананаса во рту.
По телевизору играла песня Максим «Лучшая ночь»