Автобиография орловца, писателя А. Бологова

Самое раннее, что помню, - идем мы с мамой по полотну железной дороги из кондукторского резерва, где она работала проводником... Шпалы друг от друга на расстоянии маминого шага, а мне - или скакать с одной на другую, или после каждой оступаться в гравий... Это трудно, - я часто спотыкаюсь и умоляю маму взять меня на руки. Она останавливается, вытирает глаза и повторяет: "Ну, сыночек, иди сам, иди... Ты же видишь, у меня сумка тяжелая..." А я хнычу, бегу ей, пошедшей дальше, вслед и опять спотыкаюсь...
Сколько же мне было лет? Три? Четыре?..
Мы жили на окраине города в бывшем Свято-Введенском монастыре (сейчас он возрождается) - с крупным храмом и часовнями по углам обнесенной высокой кирпичной стеной территории, густо застроенной деревянными домами - в них были кельи монахинь. Хорошо помню в доме (в нашей половине, во второй жила другая семья) сухой чистый погреб с лазом из кухни, средних размеров русскую печь и хрусткую гречишную засыпку потолка на чердаке. Среди обитателей Рабочего Городка (так был назван монастырь при Советах) ходила байка о кладах, спрятанных монахинями либо в погребах, либо на чердаках, и не в одной прежней келье они были тщательно обследованы каждым новым поколением...

Помню себя семилетним. В доме необычное волнение: убирают большую комнату, моют полы. В отгородке - спальне родителей - к потолку подвешивают люльку... Потом привозят бледную маму из роддома с моим братом Владимиром. Это 1939 год, август.
А совсем незабываемое - с войны, вернее - с оккупации. Помнится очень многое и четко, не искажаясь временем... Многое из того, что пережил в 10-12 лет, станет позже материалом для моих повестей. Героев моих книг я увидел среди тех, кто жил рядом - и это были женщины: мужики воевали за них на фронте, часть отступила с нашими.
Да, в войну Рабочий Городок почти весь выгорел - наши самолеты бомбили зарывшиеся здесь моторами в землю немецкие машины и танки, копившие силы перед смертельной для многих из них Прохоровской битвой на Орловско-Курской дуге летом 1943 года.
В нашем доме жили трое немцев: один со светлым кубиком на погонах с окантовкой, второй - с окантовкой, но без кубика и - денщик первого, солдат. Он носил с кухни обеды в котелках, даже пек в нашей печи пироги, по "их" праздникам. Нас, ютившихся в "темной", без окна, комнате и кухне вроде никак не притесняли, - как бы не замечали. Тут я их видел близко. Каждое утро - чистка сапог, зубов, негромкая речь. Со временем я кое-что стал в ней понимать...

Многие события далеких лет оккупации память хранит очень верно, как недавнее, чуть ли не вчерашнее. Каких же усилий потребовала жизнь от моей матери, сберегшей в войну всех нас - пятерых своих детей (младшей сестре к началу войны было полгода)... Все более или менее ценные вещи были обменены в деревнях на картошку, зерно (мололи сами на соседской мельнице-самоделке): швейная машинка, стандартные настенные часы, белье, подушки, венчальная икона мамы, посуда... Что еще могло быть "ценным"? Помню деревню, куда ходили с мамой "менять", Путимец, - кажется, от Орла в 25 километрах. По голым снежным полям, днем (ночью выходить из домов запрещено), растирая в мороз худые коленки...

Но война кончилась. В начале августа 43-го наши войска освободили Орел. При появлении "своих" народ смутился: погоны на плечах?! Может это союзники... Как их там называют? В листовках, которые летели с наших самолетов по ночам, обещали их помощь...

В комнате моей висят фотографии. На одной из них мы, дети, окружили маму, - она спокойна, счастлива: сохранила, дождалась... Рядом фотографии: деда, маминого отца, - ему 85 лет, он действительно "землю пахал" в деревне под Мценском Орловской губернии; и мама с отцом в первый год замужества. Старость и молодость. Не оторвать взгляда от них - нет в наших глазах того покоя и веры, что светятся в них, нет...
Смотрю с большого расстояния жизни - вроде бы теперь вот могу рассказать о них, об их времени, а может быть и о душе. Так должна, по-моему, говорить о жизни и литература: горячее, животрепещущее - не ее поле. Большое видится на расстоянии...
А когда же я "стал заниматься" ею? Классе в 5-ом неожиданно сложил в уме стихотворение, строчек восемь. Потом записал его на листке и удивился и заволновался: я написал стихотворение! Вот они - строчки, ритм, рифмы. И это - о том, что говорят простой речью. Потом стал писать в подражание Маяковскому - о себе, однокласснице, в которую был влюблен...

Серьезное отношение к сочинительству пришло в Мореходном училище (в Ломоносове, под Ленинградом), куда я поступил по окончании Рижской школы юнг и годичного плавания на морском буксире. В училище литературу преподавал будущий доктор филологии, профессор Евгений Александрович Маймин; там же он собрал нас, нескольких курсантов в литературный кружок, из которого позже вышли в профессиональные литераторы Н.В. Беседин (поэт), Б.С. Романов (поэт и прозаик, в трудные годы начала "перестройки" возглавлявший Союз писателей России), ну и я...
Получив по окончании училища назначение в Мурманск (1955 год), я наведался там в молодежную газету, которая напечатала мой первый рассказ - о моряках, об их нелегкой доле. Но писал я в то время, в основном, стихи. Тут дело дошло до того, что всесоюзно известный в то время диктор радио и телевидения Сергей Тулупников устроил мне на радио целую передачу - я и какие-то артисты читали стихи. Я писал их легко и безответственно, даже не думая о том, чем же они могут отличаться от стихов других людей, чем они, в конце концов, интересны. Сочинялось легко - это меня и подталкивало к их сочинению. К сочинению - как к обдумыванию, а не к особому чувству, что ли, когда слово несет в себе невидимую энергию души. На некоторые свои вещи той поры мне грустно и смотреть. Однако же ни в чем написанном какого-то обмана не было, все шло, по-моему, от души.

Я и ночь глухая, шорохи и звуки...
Вспоминаю детство - давнее былье:
Теребит калитку ветер тугорукий,
Треплет на веревке мокрое белье...

Конечно, в ранней юности мы всегда уже "мудры"... Но тут произошло что-то непонятное. Оказалось, что меня больше тянет к прозе, - думалось, что в ней я могу лучше рассказать о жизни то, что хочу рассказать. Впрочем, об этом я, кажется, особенно не задумывался, это получилось как-то само собой. Я стал писать повесть... С нею приехал в город Псков по приглашению своего учителя Е.А. Маймина. Куда в первую очередь идти? Конечно, в редакцию главной газеты области - "Псковской правды". Была и молодежная в городе - "Молодой ленинец", в дверь которой я постучусь позже. А в "Псковской правде" - редактор Иван Виноградов (тезка известного ленинградского писателя Ивана Виноградова; но тот калибром крупнее, и с ним я тоже познакомлюсь со временем).

- Повесть Вам принес, - говорю редактору псковской областной.
(Спрашивается, зачем принес, куда, - не будут же в газете печатать повесть в 120 страниц, причем "морскую"? Но я этого еще не понимал.)
- Повесть?
- Да.
- А кто Вы такой?
- Приехал. Из Мурманска. Здесь жить буду.
- Ну, давайте...

Иван Васильевич открывает редакторский сейф, и мои 120 страниц изчезают в его темноте. "Здорово, - думаю. - В самый сейф..."
Через месяц (приходил я и раньше: что, за неделю не прочитать?!) оттуда же, из сейфа, Виноградов достал рукопись... Я думаю, он ее и не читал, иначе сказал бы хоть что-нибудь.

Надо было познакомиться и с молодежной газетой, - она была популярна, в ней работали получившие позже широкую известность журналисты Владислав Алешин, Николай Артюнин, наш ныне известный всей России критик Валентин Курбатов... В "Молодом ленинце" меня приняли по-братски и сразу же "записали в свои", напечатали первые мои рассказы...

Прекрасное было время, что бы ни говорили о нем осатаневшие противники Советской власти. Область развивалась по всем направлениям: промышленности, сельскому хозяйству, культуре... Во главе ее стоял удивительный, талантливейший руководитель - первый секретарь обкома Иван Степанович Густов.

Несколько лет я проработал учителем литературы, но накануне назначения директором одной из новых школ по предложению И.С.Густова перешел в Псковское отделение издательства "Лениздат" - редактором. Тут, надо сказать, все сделал для этого заведующий отделением издательства, псковский поэт и прозаик Лев Маляков, "заметивший" меня по публикациям в молодежной газете. Большую роль в моей литературной судьбе сыграл следующий факт. Очень известный уже в то время, приехавший из Костромы в Псков писатель Юрий Куранов посоветовал мне послать мою первую повесть "Сто тринадцатый" (во многом автобиографическую) в журнал "Москва", что я и сделал. Это было в начале 1971 года. Месяца через два получаю телеграмму из... популярнейшей тогда "Юности": "Ждем первый экземпляр рукописи. Будем печатать. Борис Полевой". Но я же послал повесть (третий, почти "слепой", экземпляр, - два первых находились в работе в издательстве Лениздат, где уже готовили мою первую книжку) в "Москву", а не в "Юность"... Смотрю на число отправления телеграммы: 1 апреля... Ах, 1 апреля! Кто ж это мог так безбожно пошутить? Друзья, конечно, но - кто? Однако вслед за телеграммой получаю письмо от заведующей отделом прозы "Юности" Мери Лазаревны Озеровой, а в нем такие строчки: "Да, повесть Вашу мне передала из "Москвы" Диана Варткесовна Тевекелян...". Выходит, кроме Куранова, и они - мои крестные...

В первом номере (1972-го) "Юности" повесть была напечатана и неожиданно вызвала странный резонанс. В "Псковской правде" появилась разгромная статья о ней - "113-й на мели" (автор Александр Морозов, сотрудник газеты). Видимо, "в ответ" в "Юности" появилась статья В.Воронова "Таланту нужно сочувствие"; в "Советской культуре" - "Система оценок по Вл.Воронову"; в Пскове, в "Молодом ленинце", была напечатана статья Юрия Куранова "На светлой дороге", в журнале "Москва" - И.Мотяшова "Серьезные люди. Заметки о творчестве молодых прозаиков"; а чуть позже - в альманахе "Родники" (М., "Молодая гвардия") статья В.Курбатова "На этом трудном пороге"...
Да, непросто "входить" в серьезную литературу, - так, очевидно, надо было подумать в ту пору.
Вообще, надо признаться, я благодарен критике. Благодарен не потому, что все мои более или менее крупные работы (роман, повести и даже рассказы) были встречены ею (И.Мотяшов, А.Адашевский, А.Лебедев, А.Турков, И.Стрелкова, Ш.Галимов, Е.Маймин, Н.Вершинина, Е.Сергеев, И.Симонова, С.Золотцев, С.Десятсков, О.Калкан и другие) серьезно и доброжелательно, а часто и одобрительно. Нет, критика "разглядела" меня, увидела, что на самом деле я собой представляю как литератор.

Буквально в те же дни, что и "Юность" с моей повестью, в Ленинграде, в Лениздате, вышла моя первая книжка "Если звезды зажигают". Редактор ее Игорь Трофимкин, познакомившись с рукописью (повесть и несколько рассказов), неожиданно изрек: "У тебя есть еще какая-нибудь повесть? Рассказы ты везде напечатаешь, а вот тут бы вторую повесть, и будет нормальная книга". Я смотрел удивленно: что это - блины, что ли, - раз, и повесть? Но, вернувшись домой, взял да и написал повесть "Товарищи курсанты" - дорогую мне до сих пор. Так появилась она на свет, моя первая книжка...

Древний Псков подарил мне истинных друзей - на всю жизнь: литературоведа Евгения Александровича Маймина, писателей Юрия Куранова и Валентина Курбатова, "милиционера" Анатолия Алексеева (сейчас он генерал-лейтенант...).
Вспоминаю, как в самом начале моей работы редактором в Псковском отделении Лениздата меня пригласил к себе главный редактор издательства Дмитрий Терентьевич Хренков.
- А сами Вы пишете? - спросил он, едва я появился в его кабинете.
- Понемногу пишу... - поспешил я обрадовать его.
- Хм... Да... - не очень весело, неожиданно для меня отозвался Хренков.
"Конечно, издательству выгоднее иметь в штате чистого редактора, - успокоил меня Лев Маляков, - в этом случае над ним не довлеет его собственный стиль..."
Вторую книгу мою редактировал в Лениздате Борис Друян. Одна из повестей ее - "Билет в прицепной вагон" - уже была напечатана в журнале "Наш современник" (там, по предложению редактора Сергея Викулова, ее назвали "Свои дети").
Областную писательскую организацию в Пскове в то время составляли, в основном, "варяги" - приглашенные из других городов Юрий Куранов (из Костромы), Игорь Григорьев (из Ленинграда, сам - коренной, деревенский пскович), Лев Колесников (из Вильнюса), Евгений Нечаев (пскович недавний), Иван Виноградов (коренной, тоже из деревни), Лев Маляков (тоже из псковской деревни). В общем, люди основательные, от земли.
Пришло время и мне вступать в Союз писателей. Побуждал меня к этому Юрий Куранов - нелегкий, в некоторых случаях, в общении человек, но человек прямой, бескомпромиссный и, конечно же. По-настоящему талантливый. Это и видели, и чувствовали все. Даровитым поэтом считал прежде всего Григорьева, из-за которого и вынужден был уехать из Пскова в Светлогорск под Калининградом, в чужую землю. Светлая ему память...

Вспоминаю людей, давших мне рекомендации в Союз писателей СССР: Георгия Семенова, Константина Воробьева, Михаила Колесникова - все москвичи, все прекрасные писатели. Георгий Семонов и Константин Воробьев бывали в Пскове. Воробьев даже мечтал переехать из Литвы в наш город. Как-то не получилось. Пытался поселиться в Пскове и Дмитрий Балашов, приехавший к нам... на конной телеге. Тоже не получилось. Вопрос, видимо, упирался в предоставление жилья.

...Недавно, в 2005 году, получил я от жены Дм. Балашова, Ольги, телеграмму с приглашением на "Чтения памяти писателя". У меня не было возможности поехать...
В Пскове, между тем, я потихоньку познакомился с литературной средой. Во "второй эшелон", к которому, в общем-то, примыкал и я, входили интересные, со своим голосом, своим стилем, поэты Евгений Борисов, Александр Гусев, переселившийся из Баку (женился на псковичке) Владимир Половников, татарин Энвер Жемлиханов, Олег Тиммерман, прозаик Николай Новиков.

В издательстве Лениздат проработал я восемь лет (с 1969 по 1977); там вышли первые крупные книги о Псковской земле: "Непокоренная земля Псковская", "Псковский край в истории СССР" и др. Это была, в основном, литература краеведческая (как и мой собственный "Псков. Путеводитель" - тоже первая большая современная книга о древнем городе России). Заставил меня написать ее все тот же И.С.Густов, на сомнение мое "В Пскове же есть местные, свои краеведы, а я ведь приезжий" ответивший короткой репликой-приказом: "Свежий глаз острее видит..."

В 1978 году получил я из Свердловска, тоже неожиданную, интересную телеграмму под Новый год, 31 декабря. В телеграмме Свердловской киностудии просили срочно, в тот же день (доверстывался годовой план) сообщить о согласии экранизировать мою повесть "Вещь чистого золота". Ни о чем не думая, довольный, посылаю телеграмму всего с одним словом: "Согласен". Прошло какое-то время - еще один сюрприз: просьба телестудии Свердловска разрешить ей поставить спектакль по повести "Свои дети"...

Позже режиссер фильма "Вещь чистого золота" привез ленту в Псков. Дважды - в конторе Кинопроката и в кинотеатре "Космос" - вместе с друзьями я посмотрел это кино... В те же дни мой старший друг, прекрасный человек и писатель Юрий Васильевич Бондарев сказал мне: "Сценарии надо писать самому. Я к своим фильмам сам писал их..." К такому разговору были основания...
Вроде бы и не посоветовал никому совмещать работу над книгами с работой чиновничьей - того же председателя писательской организации, местной ли, республиканской, всесоюзной... Но как от этого уйти? Нанимать не пишущих чиновников? Тем более если "руководишь" организацией много лет, и переизбирают тебя на очередных отчетных собраниях... А если это длится 25 лет?! Это я о себе... И ведь ни одной строчки не написано на работе, - все, что сделал, сотворено в отпусках, в Домах творчества Дубулты, Пицунда, Комарово. Никогда и нигде в мире власти не заботились о писателях (а также художниках, музыкантах и других) так, как власть Советская, и сравнивать нынешнюю массовую литературу с доперестроечной - все равно что сравнивать гнилую осину с мачтовой сосной.

""


В 1970-1980 годы повести мои и рассказы печатают журналы "Наш современник", "Москва", "Подъем", "Нева", "Север". Книги "Последний запах сосны", "Облака тех лет", "Как далекое сердце", "Избранное в 2-х т." выходят в издательстве "Современник", издательство "Советская Россия" выпускает книгу "Один день солнца". В 1990-е годы и в Пскове набрало силы книгопечатание, - здесь вышел роман "Слепые крылья мельницы" (за нее мне присудили премию областной администрации) и книга военных повестей и рассказов "Вальс победного дня".
В 1983 году за книгу повестей и рассказов "Последний запах сосны" я получил премию Союза писателей РСФСР.

Работа председателем Псковской писательской организации включала в себя и подготовку и проведение наших известных всему миру Пушкинских праздников поэзии, ставших постоянными с 1967 года. На зеленой поляне Михайловского в иные годы собиралось до 100 тысяч человек... Какое же это было духовное единение! И.Андроников, П.Антокольский, В.Белов, Р.Гамзатов, Г.Горбовский, Ю.Бондарев, С.Капутикян, Д.Кугультинов, К.Кулиев, Э.Межелайтис, С.Михалков, Б.Полевой, Р.Рождественский, Д.Самойлов, Я.Смеляков, И.Шафаревич и многие другие литераторы страны побывали на святой земле Пушкиногорья; Михайловская поляна слышала стихи поэтов Пакистана и Японии, Бельгии и Австралии, Румынии и Китая, Индии и Кубы, Мексики и Туниса, Алжира и Эквадора, - что говорить, со всего мира... Иван Козловский, Павел Лисициан, Александр Ведерников, Зураб Соткилава - их голоса звучали у дома поэта...

Пушкинские праздники и мне, кроме забот, дали многое: я познакомился с прекрасными поэтами и писателями, с некоторыми - подружился.
Работа в Союзе писателей питала и разум мой, и душу. Выездные секретариаты, пленумы, участников которых был и я как один из секретарей Правления Союза писателей РСФСР, проводились в разных регионах России (Пензе, Нальчике, Ижевске, Владивостоке, Якутске и др.). В одной из поездок, на Камчатку, довелось подержать в ладонях пепел ее вулканов и омыть их в прибое Тихого океана. Газета Петропавловска-Камчатского напечатала отрывок из моей повести. Памятной была поездка на Ставрополье, где Союз писателей проводил "Литературные дни". Там познакомился с Владимиром Бондаренко (ныне редактором газеты "День литературы", одним из лучших критиков нашего времени) и своеобразнейшим, удивительным писателем Александром Прохановым. Со временем я подружился с ними, и благодарен судьбе за это.

Кроме выездных дел Правления СП России, стоит вспомнить командировки в некоторые областные организации - обычно это были те, где зрели, а то и вспыхивали конфликты. Писатели - люди честолюбивые, иногда ревнивые. Довелось мне поездить по России, подышать воздухом провинциальных отделений Союза писателей. "Виноватых" в конфликтах, как правило, не было, а обиды, ревность... Впрочем, как и положено в творческих объединениях с людьми, у которых главное - частное, личное, тайное...
Долгие годы я был членом Приемной комиссии Союза писателей России (последние лет 15 - заместителем председателя ее). Интересное дело. Во-первых, люди в комиссии...
Сначала - председатели, по времени: С.Михалков, Ю.Бондарев, В.Ганичев... Столпы словесной культуры. "Рядовые" члены: Юрий Кузнецов, Михаил Лобанов, Семен Шуртаков, Виктор Потанин, Дмитрий Жуков (отец нынешнего вице-премьера)...
В последние 10-15 лет, кажется вся молодая литература прошла перед моими глазами на Приемной комиссии. В том числе и псковская, "просеянная" на наших общих собраниях в Пскове (Владимир Клевцов, Олег Калкин, Игорь Смолькин, Андрей Канавщиков, Татьяна Гореликова, Людмила Скатова, Вита Пшеничная, Вера Сергеева...).
Но - подкралась перестройка... Затеяли ее далеко не умнейшие люди России, а воспользовались - чистые хищники. Такого ограбления государства "своими людьми", видимо, не знала мировая история.
На драматическом съезде писателей в начале 90-х я дважды брал слово, поддерживая на выборах кандидатуру в Первые секретари своего однокашника по Ломоносовскому мореходному училищу Бориса Романова - капитана дальнего плавания, первого руководителя Мурманской организации Союза писателей РСФСР. Я знал в Борисе Степановиче главное - литературную состоятельность и честность... Он стал Первым секретарем Союза.

В 1991 году отважный человек, хороший тверской писатель Михаил Петров задумывает выпускать новый "литературно-художественный и историко-публицистический" журнал "Русская провинция", приглашает в редколлегию меня, критика Валентина Курбатова, Дмитрия Балашова, Бориса Романова... Мне думается, Михаил Петров совершил настоящий литературный подвиг: "Русская провинция", прекрасный "тонкий" журнал выходил 10 лет. Печатал он и мои рассказы - "Чистая" вышла в 1-м номере...
Рассказы я писал редко, все - повести... Только сейчас, в нынешних условиях, когда у многих могут опуститься руки, потянуло к "малой форме". Может быть, наше время слишком калейдоскопично? Нет "твердой линии" ни в обществе, ни в тебе самом? И можно ухватить взглядом или мыслью только какой-нибудь фрагмент явления, а не все его? Может быть... А может, и в душе пробоины и пустоты, - много горького в последнее время пережито? Не пора ли сосредоточиться, как в молодости, юности?.. Во всех этих вопросах и ответах есть, есть смысл...

...Не так давно, будучи на родине, в Орле, передал тамошнему литературному музею И.С.Тургенева несколько своих книг. В давнее уже время первым из писателей Орла, с кем я подружился, был - тогда, в конце 70-х, ответственный секретарь организации - поэт и краевед Василий Катанов.

... Вскоре после передачи в музей книг получил письмо от заведующей его фондом "Редкая книга" Лилии Георгиевны Солодухиной с предложением сотрудничать с музеем и при возможности прислать какие-нибудь личные материалы. Письмо выдавало доброго, внимательного - в общем, хорошего человека. Еще раньше, в 1981 году, в Орле вышел биобиблиографический словарь "Писатели Орловского края". Там нашел я и свою фамилию, - очерк обо мне написал орловский краевед И.А. Красноносов.
В большом томе "Псковский край в литературе" (2003) тоже есть статья обо мне как о литераторе доктора филологических наук, профессора Н.Л. Вершининой.
Так кто же я, пишущий повести и рассказы, - орловский (там у меня могила матери) или псковский (где у меня могила сына)? Я - русский, а родина моя - Орел... Там у меня живут два брата и две сестры. Старшие - брат в 13, сестра в 15 лет - в войну были угнаны в Германию...

Сейчас (март 2006 года) пишу рассказы, - их печатают наши газеты, журналы. Не писать - не получается, и не хочется. Сердце подает сигналы, наподобие летописного: "Да ведают потомки православных Земли родной минувшую судьбу". Думаю, это и есть доля литератора. Вообще считаю, что писатель должен смотреть на предмет изображения с неблизкой точки, отойдя на расстояние. Литература - дело не злободневное, а "воскрешающее" прошлое, пусть и недалекое, но ушедшее. Воскрешение - для памяти, опыта, для понимания.

Март 2006 года

(Материал из Интернет-сайта)