Глава тридцать первая. Это есть жизнь

Глава тридцать первая. Это есть жизнь.

 Отец умирал трудно, долго и мучительно. Быстро менялся внешне: худел, слабел и неестественно большим становился у него живот. Даже синева его глаз становилась светлее, как будто бы они выцветали. Стал он все реже и реже выходить в сад, не мог подолгу сидеть, быстро уставал и терял интерес к книгам, к телевизору. Да и к жизни тоже. Всё чаще и чаще уходил в себя, в свои воспоминания о прошлой своей жизни.
 А она у него была не слишком длинной. Ему было сейчас всего лишь шестьдесят четыре года. Самым лучшим в его жизни был, конечно, вот этот его дом, сад да ещё его дети. Семён Савельевич любил свою семью, большую и дружную. 
 За каждого в семье он глубоко переживал, каждого старался поддержать словом и делом, а в самые трудные времена без его совета и доброго слова трудно было им всем в семье обойтись.
 Нравился ему этот его дом, родовое их гнездо, которое они так долго и упорно строили, в котором ему довелось так мало пожить. Отец и раньше любил полежать на этой вот большой и красивой террасе, где с трёх сторон открывались настежь окна и можно было долго смотреть в бескрайнюю синь неба.
 Там, в вышине, было всегда хорошо, легко и просторно. Но сейчас ему не хотелось просто лежать и смотреть в небо. Ему хотелось летать. В молодости он занимался в тульском аэроклубе, летал вначале на планере, затем на учебном самолёте, прыгал с парашютом, а вот сейчас ему очень захотелось ощутить состояние былого полёта.
 Но голова его ныне была тяжела не только от дум, а больше от надоевших ему лекарств, тело его было слабо и непослушно. Семён Савельевич прикрыл глаза. Но сон к нему опять не шёл. В последнее время такое с ним часто бывало.
 Рядом, в просторной кухне-столовой, теперь постоянно находилась его жена Тамара Васильевна. Она что-то там готовила и приглядывала за ним. И он это понимал, был благодарен ей за её заботу.
  Прибегали дети, его внучата, вечно суматошные и не желающие есть, чем и вызывали недовольство у Тамары Васильевны. Не хотелось теперь есть и самому Семёну Савельевичу. И это её тоже тревожило. Куда-то совсем пропал у него аппетит. 
 Отсюда, утром, из этого их дома, он уходил на работу и вечерней порой приходил домой. И это было тоже его счастьем. После работы ужинал и отдыхал на этой террасе.
 Теперь так делают его два сына и дочь. Младший, Олег, находился пока ещё в армии. Скоро и он должен вернуться домой. Интересно, знает ли он о состоянии здоровья своего отца? Так лучше бы он и не знал.
 Семён Савельевич прикрыл опять глаза и впал в лёгкую дрёму. После укола, что ему делала приходящая из больницы медсестра, он всегда засыпал и от этого ему становилось немного легче. Он забывался.
 Незаметно уснул и сейчас Семён Савельевич. Снится ему его детство. Его родная деревня Московские Выселки. Дом, стоящий на самом пригорке, а перед ним он видит большой луг, где он с друзьями и с младшими братьями-сёстрами играет в лапту. Это их дом, это их луг.
 Потом они собирают цветы на этом лугу и радуется жизни. А вот по дороге из города идут к ним издалека их родители. Отец - высокий и крепкий жилистый мужик, в штанах, заправленных в праздничные сапоги, в ситцевой косоворотке, распахнутой на груди.
 А рядом ступает их мать. Среднего роста, в летней лёгкой простой кофте и юбке, на голове синий платок, повязанный по-деревенски. Они идут-торопятся к ним, к своим детям.
 И ничего не говорят, а только лишь улыбаются. Отец снял картуз, он идёт красиво и весело, обмахиваясь картузом, а голова его коротко стрижена. Они шли-шли, радуя Семёна, и вдруг сразу куда-то исчезли?! Семён, оказывается, совершенно один в пустой и тесной комнатке, совершенно тёмной и без окон.   
 Испугался, щупает всё вокруг себя руками, в полнейшей темноте, натыкаясь лишь на холодные стены и никак не может найти выход. Стало ему тогда смертельно страшно и он закричал во всю глотку. И от этого крика он проснулся. 
 Проснувшись, Семён Савельевич сейчас же подумал: "Хорошо, что это был сон..." и перекрестился, хотя не был верующим. Приподнялся тяжело, с помощью рук, вцепившись в стоящий подле книжный шкаф, шатаясь медленно пошёл, и через всю кухню-столовую, прямо мимо своей жены, в ванную комнату. Он не любил, когда ему помогают. Тамара Васильевна вся встрепенулась, обеспокоенно пытаясь ему чем-то, как-то помочь, но он отодвинул её руки:
 - Я сам.      
 Тамара Васильевна проводила его до двери. Она тоже теперь плохо держалась сама на ногах, но старалась не поддаваться болезни и потому всегда хлопотала на кухне подле мужа. Под глазами у неё были синие круги, которые она тщательно маскировала по утрам, а на ночь смазывала питательным кремом. Но они, всё равно, предательски выступали и говорили о её нездоровье. Синева под глазами  усиливалась при малейшем волнении. 
 Так что, глядя на своего мужа, Тамара Васильевна каждодневно расстраивалась и быстрее увядала. Но своей печали она старалась никому не показывать, желая, тем самым, поддержать как-то мужа и своих детей в этом их несчастье.
 Это их несчастье было всеобщим, не только одного Семёна Савельевича, всей их большой семьи.
 Так что всё остальные их домашние беды, у домочадцев отходили на задний план. В том числе, и у неё Тамары Васильевны. Теперь Тамара Васильевна, каждодневно и ежечасно, с нетерпением ждала их возвращения с работы, своих детей, чтобы разогнать гнетущую её в доме тишину. Ту непомерную тяжесть, что давила её сердца. Самые же маленькие в их доме, их внучата, ничего пока не чувствовали и не понимали, потому они и сейчас о чём-то громко спорили во дворе. Тамара Васильевна выглянула в окно:
 - Прекратите обижать друг друга! Вы меня слышите? Ну, что вы там опять не поделили?
 Крики за окном прекратились, но в доме без их голосов находиться стало ещё тягостней. Тамара Васильевна в беспокойстве подошла к ванной комнате и спросила:
 - Семён, у тебя всё хорошо? 
 Она боялась самого страшного. В ответ услышала:
 - Всё нормально. Сейчас выйду.
 Семён Савельевич никогда не терпел никакого, слишком заботливого, отношения к себе. Он всегда надеялся только лишь на лучшее и свои силы. Вот и сейчас, во время его болезни, ему не хотелось никого и ничем обременять: ни жену, ни детей, ни тревожить внуков.
 Выходил он к столу всегда сам и занимал во главе стола своё прежнее, положенное ему, место главы семейства. Семёну Савельевичу нравилось быть во главе стола и быть со всеми вместе. Он любил свою семью.
 Теперь он ждал, не менее, чем Тамара Васильевна, возвращения своих детей после работы. Вера, как всегда, наверное, задержится в магазинах Крутого Яра и притащит тяжеленную сумку, да ещё "авоську", набитые доверху продуктами. Аркадий задержится, тоже как всегда, в своей мастерской. А вот Сергей, в конце своего рабочего дня, должен был, при возвращении из типографии, заскочить в первую его автобазу, где он ещё числился, находясь на больничном листе. И получить там за него зарплату.
 Именно ему, своему среднему сыну, он и написал доверенность. "Как это у него там получится, взял ли он с собой свой паспорт?",- сокрушался Семён Савельевич, продолжая заботится о Сергее,- сумел ли он сделать газету пораньше?". Не опоздает ли? Он не желал сыну лишней траты времени. Да и деньги Семёна Савельевича семье тоже были нужны.
 В это же самое время, Сергей подъезжал на автобусе к его автобазе. Остановка автобуса была совсем недалеко от въездных в ворот. За воротами сразу же открывалась большая асфальтированная площадка, это место парковки большегрузных автомобилей. Она не была полностью ещё заполнена автомобилями.
 За ней располагались ремонтные боксы, а почти рядом с воротами находилось само  административное здание. Проходя по этой площадке, Сергей старался определить. среди стоящих здесь машин, и "ЗИЛ" своего отца.
 Но он был близорук, очков никогда не носил, и потому не мог разглядеть номеров, а так они были все друг на друга похожи.
 Однако же, один из них показался Сергею очень даже похожим. Выделялся он своей ухоженностью и чистотой. Сергей подумал, что это, наверное, он и есть. Не сдержался, и грустно улыбнувшись ему прошептал :
 - Привет тебе, от твоего друга-хозяина!
 Тут же Сергей, не убрав ещё улыбку с лица, легко взбежал на второй этаж административного здания и обратился к секретарю директора автобазы, показав свою доверенность:
- Здравствуйте, я сын Семёна Савельевича Гончарова. Он сейчас болеет. Как мне получить за него зарплату?
 Его попросили подождать. Рядом с директорским кабинетом была приоткрыта дверь в "Красный уголок" и Сергей не удержался, чтобы не полюбопытствовать, как он оформлен. Скорее всего, это был и не совсем "Красный уголок", а даже, можно сказать, это был больше зал заседаний в дни торжественных юбилеев и собраний.
 Длинные столы, с рядами стулья по всему залу, а за ними, у противоположной стены, что от входной двери, на небольшой возвышенности-сцене, что-то было вроде президиума, где возвышались всё те же столы, только уже под красным покрывалом. А за президиумом возвышались Красные Знамёна и на стене портрет Ленина. Над портретом и Знамёнами висел длинный лозунг, где белым по красному крупно написано:"Работать эффективно и по-коммунистически".
 Но более всего, внимание Сергея привлекли к себе сразу два стенда. Один с портретами ветеранов Великой Отечественной войны, другой с портретами лучших работников автобазы. Как на одном, так и на другом были большие фотографии его отца. Он сразу же его узнал. Сердце Сергея наполнилось гордостью и жалостью к отцу. И вообще-то, Сергею не верилось, что скоро отца у них не будет.
 Но вот в "Красный уголок" вошла секретарь директора и пригласила:
 - Пожалуйста, директор вас ждёт.
 К удивлению Сергея, директор оказался совсем ещё молодым человеком, ненамного старше Сергея. Увидев его, директор приветливо улыбнулся:
 - Проходите, проходите,- говорил он чуть привставая,- садитесь. Ну, как здоровье нашего Семёна Савельевича? Это ведь один из лучших наших водителей, наша гордость и слава. Он же, к тому же, и ветеран войны и труда. Ждём его возвращения, волнуемся за него, желаем ему скорого выздоровления!
 -Спасибо,- поблагодарил Сергей его в ответ.
 Сергею была приятна забота об его отце и то уважение, каким он здесь почётом  пользуется. Однако же, он не решился сказать об истинном положении здоровья своего отца. Ибо и сам он в это не верил:
 - Выписали его из больницы, теперь он на домашнем излечении. Пока что очень болен, но категорично настроен на выздоровление.
 - Вот это похоже на него. Понимаете, его воле и целеустремлённости остаётся только позавидовать. А какой он здесь у нас специалист своего дела?! Высшего качества! Таких профессионалов, как он, очень мало. Никому он не доверяет свою машину. Никому! Даже автослесарям. Сам её и ремонтирует, если какая поломка. Да она у него и редко бывает!
 Директор встал и прошёл к окну:
 - Вот она, смотрите, там стоит,- сказал он, подзывая к себе Сергея,- видите в какой она у него чистоте? Такая она у него всегда. Слесаря наши молодые от его машины врассыпную разбегаются, когда видят, что он к ней идёт. Никому не позволяет он к ней прикасаться.
 И добавил:
 - Идите прямо сейчас в кассу и получайте там его зарплату. Всё уже оформлено. Передайте Семёну Савельевичу, что мы все его здесь ждём.
 Зарплата отца оказалась почти в два раза больше, чем у Сергея. Сергей бережно завернул её в газету и положил в свою спортивную сумку. Вернувшись домой, он застал там почти всю семью в полном сборе. Не было только Аркадия, Вадим был, как всегда, в командировке, Олег ещё в армии. Сергей прошёл, сразу же к отцу, на террасу и выложил деньги.         
 - Отдай матери,- сказал отец, приподнявшись с дивана, на котором он лежал и поспешил встать, чтобы выйти тоже с террасы в кухню-столовую. В семье, так уже изначально было заведено: жить одним котлом, коль вместе. Все деньги, заработанные членами семьи, отдавались на хранение матери. Жившие же отдельно сыновья, деньги отдавали своим жёнам.
 Но теперь все они были уже холостыми, вернулись в родовое гнездо под крыло родителей, так что бюджет их был единым. И отец свои деньги, что привёз Сергей, отдал Тамаре Васильевне.  Это дом был теперь их родной причал, который спасал их всех в одной беде-несчастье.
 Смеркалось, Тамара Васильевна включила верхний свет. Ярко вспыхнул красивый светильник на потолке. Им нельзя было не любоваться. Весь он был из хрусталя, так что все его грани искрились красиво лучами, а украшающие светильник изумрудные стеклянные листья, усиливали свет, делали его приятнее. Лицо отца показалось Сергею сейчас значительно бледнее, чем на террасе. Или же это ему так показалось? Но его бледность заметили все, но никто не показал вида.
 - Давайте-ка, ужинать,- скомандовала-предложила Тамара Васильевна,- не будем больше мы ждать Аркадия, неизвестно ещё когда он появится.
 - И то правда,- согласилась Вера и начала разогревать пищу. На первое был у них сегодня грибной суп. Днём Егорка в лесу, что недалеко от их дома, наткнулся на пень покрытый весь опятами. И в доме у них сразу же соблазнительно запахло грибами. Для Гончаровых это было самое любимое лакомством. Повеселел, несмотря на свою потерю аппетита, и сам Семён Савельевич.
 " Эх, под этакие бы грибочки, так грамм бы сто водочки!"- подумалось Сергею. Он уже достаточно основательно проголодался. Но отцу пить было совершенно нельзя. Да и грибочки ему тоже не показаны. У него теперь болела и печень. 
 Но ничего не есть тоже ведь нельзя? Иногда у Семёна Савельевича возникало дикое желание есть всё подряд, пить, что захочется, лишь бы появился аппетит. Но потом у него и это желание пропало. От еды ему было нехорошо. Но он никогда этого не показывал.
 Направляясь в ванну помыть руки, Сергей, в проходной комнате, спросил тихонько у мамы:
 - Скоро ли явится Аркадий?
 Она также тихо ответила ему:
 - Потом...      
 Что потом Сергей вначале не понял? Только лишь вопросительно взглянул на мать. Эта её недосказанность очень его обеспокоила. Никогда в их семье не было тайн друг от друга. А тут? Он только лишь одно понял, что эта её тайна была тесно связана с отцом. Позже. после ужина, Тамара Васильевна сообщила Сергею наедине, что Аркадий отправил письмо в Сибирь к родственникам отца, сообщив им о том, что отец очень серьёзно болен и что нужно его им проведать. Сергей счёл это правильным.
А.Бочаров.
2020.