Вместо дембельского альбома. Забайкальская точка
Стою смотрю. Справа, по ходу поезда, течет река Ингода. Разъезд Тарский, вот сверток туда – в армейскую юность. Я прижимаюсь к вагонному окну и пытаюсь что-то разглядеть. Замедли ход, поезд, подожди, но, все – пролетели, проехали.
Тогда поезд промчался мимо, а сейчас, сидя за письменным столом я могу вернуться и увидеть, то есть – вспомнить. Зачем - то же я хранил долгое время армейские фото. Какая - то часть снимков отсеивалась, но многие сохранились вместе с отрывистыми воспоминаниями о годах службы: 1966 – 1968 гг. Зачем? Наверно для того, чтобы, спустя пятьдесят пять лет, написать о сослуживцах, армейских друзьях, о годах своей службы.
Дарасун проехали, Карымская, разъезд Тарский и Забайкальская железная дорога поворачивает в сторону Забайкальска.
Начинается бывшая КВЖД - Китайско – Восточная железная дорога.
Интересно, что Тарская раньше называлась «Китайский разъезд».
Все, повернули к границе - ст. Андриановка. Станция была названа в честь Григория Андрианова инженера – путейца, который участвовал в - изыскании трассы и сооружении Транссиба, а также и КВЖД.
Наша станция Ясная была основана во время русско-японской войны.
А мы с Колей Дементьевым вышли здесь из эшелона, вместе с другими призывниками в июне 1966 года. После окончания техникума, работали в Красноярске – 45, и призывались в армию вместе с другими парнями из городков и поселков Красноярского края. Сборный пункт был в городе Канске, и находился он в дореволюционных казармах с толстенными нарами и с полу-выбитыми стеклами окон. Мы там пробыли два или три дня, а потом шли по улицам городка на вокзал и пели песню Булата Окуджавы: «…вы слышите - грохочут сапоги, и птицы ошалелые летят, и женщины глядят из - под руки, в затылки наши бритые глядят..».
На перроне были толпы провожающих, мы же с Колей стояли вдвоем, ожидая посадку в вагон. Об этом эпизоде я уже писал, но повторюсь. Вдруг, от одной из групп провожающих к нам подошел пожилой мужчина. Он пожелал хорошей службы, обнял нас: "сынки", и налил по пол стакана вина. Когда проезжаю станцию Канск - Енисейский, то смотрю на перрон, и вспоминаю того человека, которого давно нет на этом свете.
На вокзале я смог купить бутылку болгарского вина «Мавруд». Вино попробовали уже в вагоне, оно было кислое, сухое, и нам с Колей не понравилось.
В Ясной нас всех распределили кого-куда. Я попал на 23 площадку, ракетный полк, войсковую часть 54025, где проходил курс молодого бойца и принимал присягу. Часть была расположена далеко где-то, между сопок. Росли березы и помню деревянное здание столовой. Надо было подниматься по ступенькам. В части нашел или кто - то дал мне учебник испанского языка. И мы с Геной Давыдовичем начали учить. Этот, потрепанный учебник до сих пор сохранился. Забегая вперед скажу, что года через полтора, в новой казарме на Ясной стою и разговариваю с одним парнем. Он пришел в роту, нашел меня и стал говорить, что учит итальянский язык и собирается поступать в Военный институт иностранных языков. Можно пойти в штаб и попросить направление на учебу. Я загорелся, но не пошел, а парень, вроде, да. Помню, что мы еще сравнивали с ним как звучит то или иное слово на одном и другом языке.
Началась служба в ракетном полку 255, воинская часть 48202. На все жизнь запомнил номер части. Как и номер своего автомата - АКМ 4609. Хоть ночью разбуди. Два года пробыл с ним и сдал в конце 1968 гола.
Полк входил в 47- ю ракетную дивизию и был сформирован в 1966 году, а заступил на боевое дежурство в мае 1967 год с десятью шахтными пусковыми установками.
После недолго пребывания в должности начальника аппаратной, я был переведен в роту охраны командиром отделения. Нашим взводом командовал ст.лейтенант Мишарин. А командором роты был капитан Андрияшин.
Я хорошо стрелял и, даже в противогазе попадал в мишень. С метанием гранат было хуже. Отбой- подъем, строем в столовую, наряды на кухню, строевая подготовка, окопы, караульная служба на точке…, все давалось не то, чтобы легко, но – так надо. Воинская дисциплина обязывала. И хотя были и самоволки и прочее, но помнил требования Устава, в том числе: «… стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, не щадить своей крови и самой жизни при выполнении воинского долга…»
Прямо вбита в головы была это заповедь. И все ребята, какими бы кто не был, не сомневаюсь, что, при необходимости, выполнили бы воинский долг до конца.
Спустя много лет после службы, мы с Володей Гладких написали письмо майору Губареву. Может быть, он для нас был олицетворением настоящего офицера, хоть и муштровал на плацу. Стойкий, с военной выправкой, строгий как Устав и в тоже время, доступный и понятный.
В ответ получили письмо от его сына. Поняли, что сын пошел по стопам отца. «Отец к сожалению умер в 1998 году. Он закончил службу начальником штаба дивизии в г.Хмельницком в 1975году. После этого мы жили в Одессе. Я сам офицер запаса и прекрасно понимаю, как было бы приятно моему отцу, если бы он узнал, что его солдаты помнят его. Спасибо Вам за память. Ясная для моей семьи осталась, тоже светлым воспоминанием. В Одессе есть целая пятиэтажка, где получили квартиры те, кто служил на ст.Ясная. Дом так и называют - Яснинский. Удачи Вам и вашему товарищу. Майор Губарев»
Командиром отделения я продержался почти год. И, потом, до конца службы старший электрик. Вокруг шахты с ракетой были установлены электротехнические заграждения, в караульном помещении на точках была аккумуляторная. Старшим электриком получал 4 руб 80 коп ежемесячно. А командиром отделения - больше. Запомнил сумму 10 руб. 80 коп. Но, это, скорее всего, когда числился начальником аппаратной.
Кто входил в отделение…, Витя Карнович, Греков Владимир эти точно.
Витя – быстрый, открытый, был из Ужура. Греков потом. после службы приезжал ко мне в Новосибирск. Я был удивлен. Приезжал Вова Черемисин из Барнаула, Гена Давыдович из Красноярска, Слава Булыгин.
А кто - то из парней ездил после демобилизации на Ясную. Тянуло.
Мой друг еще с техникума, Коля Дементьев служил где-то в связи и, в отличии от меня, был сержантом, отличником боевой и физической подготовки. Вот, он появился в проеме нашей старой одноэтажной казармы – приехал навестить меня.
Так, наверно, надо по порядку. Хотя, какой порядок может быть, когда так много лет прошло.
В 1966 -1967 гг. в районе, закрепленном за дивизией среди диких степей и сопок, продолжались работы по строительству и обустройству боевых позиций, разных объектов ракетного комплекса. В том числе - шахт для ракет и многих десятков километров траншей для кабелей управления ракетами, энергоснабжения и др. Тяжелые условия были. Помню. наверно, 1966 г. зима, мы, несколько солдат, заброшены куда –то на точку, дизель-генетор, который трудно запускать. Живем в землянке. Дневальный неудачно плеснул соляркой в печь-буржуйку – пожар. Мы, спящая смена, выскочили наружу. С автоматами, оружие не забыли.
А это кусок из заметки, написанной в самом начале двухтысячных годов.
«… Я не помню, как его звали, и как выглядел тот парень, от которого я узнал про Эллу Фицджеральд. Помню только, что он был старше меня, небольшого роста, и призывался в армию с Западной Украины. Шла осень 1967 года. Первый год моей службы в воинской части номер 48202 Забайкальского военного округа.
Станции Оловянная, Ясная, Шерловая гора, Борзя, забайкальские сопки и пустынные степи, легенды об атамане Семенове, какой-то бурятский храм с ленточками и головами драконов, плац полка….
Меня только что назначили командиром отделения и, с тремя или четырьмя рядовыми солдатами, направили в командировку. Послали куда-то далеко от части, в степи. Там протягивались кабели разного назначениz, наверно и до подземных шахт для ракет стратегического назначения. Сейчас уже не помню – за какими действиями мое отделение должно было следить. То ли за правильностью соединения концов кабелей специальными муфтами, то ли за засыпкой траншей, в которых прокладывались кабли
. Направлены мы были в стройбатовскую часть и жили в самом дальнем углу казармы. Служивших в стройбате называли почему-то «партизанами». С отдельными из этих «партизан» у меня сложились дружеские отношения. Однажды один из них после отбоя подошел ко мне и предложил послушать пластинку одной певицы. Время было ночное, все спали, а мы в каком-то закутке, слушали тревожный и будоражащий голос американской певицы. Это была Элла Фицджеральд.
Ночные прослушивания пластинки запомнились на всю жизнь. О чем говорили с тем парнем – не помню. Но помню ощущение предельной искренности и какого-то заботливого участия. В памяти остались отдельные эпизоды - вот мы ночью едим селедку, разложенную на газете, и звучит «Love is here to stay», а вот едем в кузове машины, по обе стороны серые сопки, он что-то пытается рассказывать мне, держа в руках лопату.
Спустя два или три месяца командировка закончилась, и я вернулся в часть. Больше этого парня не видел»
В нашей части не было «дедовщины». Скорее всего, потому, что полк только еще формировался. Ни о каких вне уставных отношениях, по моему даже и не слышали. Когда в декабре 1968 г. пришел дембель, то нашу казарму разделили перегородкой. В одной части мы – старослужащие, в другой – молодежь. Конечно, мы общались. У одного молодого я попросил новую шапку. «Потом вышлю» - сказал ему. Конечно, не выслал. Как и не снялся в мундире и новой шапке или фуражке, ни со знаками отличия на груди. Да и не было их у меня.
Грамотой был награжден - «Комсомольцу Двизину А.С. за активную работу по коммунистическому воспитанию молодежи в честь 50 летия Ленинского комсомола».
Читал лекции в красном уголке роты или в солдатском клубе. В роте – чаще. Об освобождении народов Африке, о советских писателях, например – о Чивилихине. Еще о чем - то. Самым запомнившимся было выступление в гарнизонном клубе. Нахожусь на точке, сижу в караульном помещении и вижу – едет «газик». Приехали из части за мной. Надо выступить в клубе – поэту В.В. Маяковскому – юбилейная дата, 75 лет со дня рождения. Поехал. Учебник по литературе с собой, а незадолго до этого прочитал «Траву забвения» В. Катаева. Клуб, то есть зрительный зал - переполнен, так как после лекции должен был быть фильм «Спартак». Рассказал о Маяковском и даже провел что-то типа викторины. Понятно, что все ждали фильм. Остался ли смотреть его или меня увезли обратно на точку – не помню. Наверно, оставили все же.
Не снялся я и с автоматом где-нибудь на точке, возле дота. Не было и дембельского альбома. Буду считать, что эти воспоминания в какой то степени заменят его. Лучше поздно, чем никогда.
Фотоснимков сослуживцев было много и долго хранил. Остались единицы, а многие - в памяти. Например, улыбающееся лицо парня – вместе проходили курс молодого бойца «Другу Двизину! Лучшее время службы – отпуск». Или, вот, от какого - то молодого солдата «Дембелю Саше».
«Мы – политработники!» - Володя Щедрин. Вот, он, целеустремленный и сосредоточенный. Гладких Володя: «На память другу Александру от Владимира Помни дни нашей службы. 13.07.68 г.». С Володей мы дружили долго.
Я ходил строем и был всегда со всеми, но в тоже время и как бы отдельно, жил в своей капсуле. Это сразу же понял Володя Черемисин. «На память бирюку» - так подписал он мне свое фото. Ну, какой же я бирюк - подумал я, возмутившись. Володя навещал меня в госпитале и вроде, даже, с бутылкой вина. И слова песни «Если друг оказался вдруг….» я впервые услышал тоже от него.
На большом снимке 1967 года наш 4 й взвод роты охраны. Я стою в третьем ряду между Раимовым Жомилом и Виктором Лобановым. На подаренном мне фото Раимов написал: «Эстолик учум дустимизга Жомил дан Сашага 10.02.68 г.»
А где Слава Булыгин, Вова Гладких, Куликов, Спирин Толя… В других взводах нашей роты.
На сайте «Одноклассники» когда то написал о себе, и, в начале 2009 года откликнулся мой однополчанин. Это было очень неожиданно – получить сообщение от человека, с которым служили солдатами в одной части, роте и который до сих пор помнит тебя. Петр писал, что после службы закончил институт, преподавал математику, был директором школы в Шарыпово (Красноярский край), а сейчас - глава местной администрации, но собирается выходить на пенсию - на последний свой «дембель». «… Куликов погиб на гражданке в 70-х годах. Баташова нет в живых – разбился на мотоцикле. Спирин Толя работал на шахте в Прокопьевске, а сейчас на пенсии и живет на Кубани. Кочкин Санька пошел по партийной линии, был редактором газеты в Козульке. Кстати, оттуда призывался и Юра Субоч, он, сейчас, в Израиле…»
Высокое, бездонное небо Забайкалья. Степь, безлюдность, голые сопки, цветущий багульник. Семеновская сопка, искрящийся на солнце Онон, речка Турга… Станции: Бырка, Мирная, а дальше , к границе - Шерловая Гора, Борзя.
В августе 1968 г. из-за событий в Чехословакии все караулы усилии. Мы даже окопы рыли. И к нам на точку прибыл сержант, наверно, со своим отделением. Как его звали забыл, но лицо помню, был парень откуда то с Урала. Сидим за столом с ним, общаемся и что - то я обидное сказал. Он вскипел, и без того рыжий был, а здесь со всем красный стал. Кинулся к пирамиде, взял автомат и стал считать до трех, я стоя в дверном проеме на кухню, потянулся к ножу. Думаю, дойдет до трех – метну в него нож. Нет, надо раньше. От выстрела или шума проснулась отдыхающая смена. Выскочил Вилкаускас – сильный, большой литовец и скрутил сержанта. Подоспели и другие ребята. Потом мы остыли и решили в часть ничего не сообщать. До этого инцидента из части звонили, спрашивали как обстановка и сколько человек, учитывая тревожную ситуацию, решили подать заявление в партию. Ответил, что – одни, решив, если никто, то подам сам.
Но, кто - то из ребят сообщил о чрезвычайном происшествии. Вскоре приехали из части, и нас увезли. Все обошлось очень даже неплохо. Кто здесь, что за провидение вмешалось – не знаю. Того сержанта отправили, вроде, в другую часть, а потом на дембель, а меня на гауптвахту и убрали из старших электриков.
В 1991 г. 47-я ракетная дивизия, а значит и наша часть были расформированы. Ничего не осталось, только в памяти. Вот, моя первая казарма на Ясной - вытянутое, одноэтажное кирпичное здание, барачного типа. Вход с торца – коридор: пост дневального, двери в туалет, в красный уголок. Потом, справа и слева потянулись двухярусные койки. На поверки утренние и вечерние выстраивались здесь. Недалеко от казармы, рядом, можно сказать, строевой плац. И шумят тополя – спутники военного гарнизона. Их высаживают, наверно, потому, что эти деревья стройные, подтянутые, каким и должен быть солдат. Гауптвахта, недалеко от медсанчасти. Потом мы переехали в новое четырех этажное здание казармы. Рядом была столовая, в которой Володя Бебнев служил поваром. В его «каптерке» мы много разговаривали, о чем – не помню, но было интересно и светло. Нас тянуло друг к другу. Помню песню, то ли мы пели ее, то ли были под впечатлением от нее - «…и на груди его светилась медаль за город Будапешт».
Вспоминаю, и как будто, вчера все было. Так и кажется, что если вернусь туда, в свою часть, на Ясную, то увижу всех ребят. «О, Сандрэ, Шурик, Саша, Александр, где ты был так долго»?! Да, я и сам не знаю.
Все - ставлю точку. Не хочется дальше продолжать, хотя есть, бесконечно много, что сказать. В интернете, решил поискать бывших сослуживцев. Нашел - Давыдович Геннадий, Красноярск, 1947 г. Увидел фото, узнал Гену, несмотря на то, что больше полвека прошло. Посмотрел на себя…. Зачем пишу, кому, к чему ворошить, давно прошедшее.
«Прощайте вы, прощайте. Писать не обещайте, но обещайте помнить и не гасить костры…». Из песни Юрия Визбора.
Свидетельство о публикации №223041301384
Давыдович Геннадий проживает в Красноярске, очень хотел с Вами связаться. Я его дочь. Дважды отправляла его координаты в личном сообщении, а затем повторно через техническую службу. Если они снова не дошли - попробуйте Вы написать мне в личные сообщения свои контакты, я ему передам.
Заранее большое спасибо!
Марина Быкова 21.11.2024 14:40 Заявить о нарушении