Сибирский узник

     Я вновь дворецкий. В Лондоне. Моя хозяйка леди Уайтчепел – ярчайшая звезда лондонского, да и всего остального бомонда. Она молода, чуть за сорок, но выглядит, скажем так, за тридцать.      Она знатна, титул приобретён в самом дорогом ряду рынка геральдических  услуг. Созвучен одной из её прежних фамилий, возможно, девичьей, которая уходит корнями в русскую так называемую «черту оседлости». Когда её проводили на карте, остальная Россия, по всей видимости, вела ещё кочевой образ жизни.
     Что же касается состояния леди Уайтчепел, то на вершине списка Форбс для неё, как я слышал, была введена персональная строка.      
     – Джойс, – осведомляется хозяйка, – вы все подготовили к отъезду?
     Мы отправляемся в путешествие. В Россию, хуже того, в Сибирь, в самую глубину этого необъятного пространства лютых медведей и каторжников.
     Один из каторжников – супруг леди, лорд Уайтчепел. На исторической родине он известен как бывший олигарх, а ныне заключённый Уходрановский, кличка «Ухо».
     Судьба его восхитительна и трагична. Юноша из интеллигентной московской семьи, в восьмидесятые сделавший блестящую карьеру в молодёжном подразделении правящей большевистской партии, в девяностые возглавил один из первых ориентированных на экспорт сырьевых холдингов.
     Да, тогда приходилось применять не только предприимчивость, но и жёсткость. Период первоначального накопления капитала, такое, кажется, определение явлению дал некогда авторитетный экономист, покоящийся на Хайгейтском кладбище. Политэкономия диктует суровую модель поведения. Иными словами, конкурента бывает дешевле физически устранить, чем с ним договориться. Подручные «Уха» устранили нескольких его конкурентов, включая каких-то несговорчивых должностных лиц.
     Убийства долгое время оставались нераскрытыми. Потом возникла схема вывода из России миллиардных доходов. И это могло бы сойти с рук, поскольку так поступал едва ли не весь русский бизнес. Но ему показалось мало, и он решил присвоить страну целиком. Подобрал кандидата на роль номинального диктатора из отставных генералов, нанял политтехнологов и был близок к реализации проекта, но система в последнюю минуту очнулась и нанесла удар. Впрочем, то ли постсталинская Россия стала вялой и  беззубой, то ли сказалось давление международной общественности, возмущённой репрессивной политикой Кремля, но осудили «Ухо» всего на десять лет сибирской колонии. К началу моего рассказа он отбыл половину срока.
     Наш  бизнес-джет экзотической птицей впорхнул на пустынное поле аэропорта. Название городу, звучащее совсем по-нашему,  наверное дал какой-нибудь английский путешественник, которого здесь крепко надули. Последующее строительство взяли на себя бунтовщики, сплошь представители лучших русских и польских фамилий, а становление  сферы образования и медицины – их самоотверженные жены.
     Я вижу, как моя прекрасная леди, вступив на вечную мерзлоту, мобилизует резервы самоотверженности. Первое тяжкое испытание – это автомобиль. Нам предстоит проделать путь  протяженностью около пятисот миль в «Волге», предоставленной тюремной службой. Таково условие свидания.
     Стоит ранняя осень, русские галантно  называют  её «бабье лето». Как сквозь пожар мчится наш экипаж по шоссе, прорезающему золотую громаду забайкальской тайги.
     Делаем привал – на ранчо известного сенатора. Поместье расположено посреди его избирательного округа. Сенатор, по совместительству популярный шоумен, любя, называет свой электорат, небольшое азиатское племя, потомками пропавшего колена Израилева. Он находится в отдалённом родстве с четой  Уайтчепел, поэтому принимает в них участие и  счёл возможным лично прибыть в поместье, в котором не живёт,  чтобы по-родственному поддержать  путницу настоящим местным чаем и несколькими фирменными анекдотами. Русский классик Пушкин в свое время заметил, что нет ничего гаже калмыцкого чая, очевидно, он не успел попробовать  забайкальский.
     Когда сенатор запел, мы поднялись.
     – Извини, Лёва, – нежно улыбнулась хозяину гостья. – Мы должны до темноты поспеть в Краснопоповск.
      Я до сих пор не знаю, где в этом названии следует делать ударение – на предпоследнем или на последнем слоге. Приходилось слышать оба варианта.
      Краснопоповск – искусственный город-тюрьма посреди степи возле крупнейшего в мире уранового карьера, где руду добывают открытым способом. Нашему лорду лучевая болезнь, однако, не грозит, поскольку он, согласно приговору, проходит курс трудового перевоспитания в швейном цехе, где изготавливают тряпичные  бахилы.
     Мы устремились в путь, провожаемые звуками неповторимого глубокого баритона. Сенатор махал нам рукой с высокого крыльца, напевая что-то про мгновение между прошлой и будущей жизнью. 
     Мы не успели к месту назначения до темноты. Желая, как он это объяснил, срезать путь, водитель съехал с шоссе и направил машину по едва различимой в траве колее. Мы не перечили, полагаясь на его опыт следопыта. Колея через какое-то время исчезла. На степь опустилась безлунная и беззвёздная  мгла.  Даже я, бывалый воин, признаюсь, ощутил себя ребёнком в запертом чулане. Каково же было моей спутнице? Сидя рядом с авантюристам-шофёром, я краем глаза видел, как свернулась она беззащитным колечком, поджав коленки и спрятав лицо куда-то под дрожащую причёску. Вечность тряслась наша «Волга» по невидимой бесконечной стиральной доске, выхватывая лучами фар то причудливый стебель или корневище, то провал в нору койота, то дымную тушу низкого облака.
     Спасение пришло от солдат. Внезапно нас ослепил  луч прожектора сторожевой вышки. Оказывается, степь вывела машину на пограничную заставу на берегу тяжело дышавшей под обрывом исполинской реки. За ней, достигавший в пойме более десятка миль, лежала Земля   чёрного дракона.
     Заставу, где нам любезно предоставили кров и пищу, отделял от Краснопоповска ещё едва ли не суточный перегон. Утром мы покидали ставшую нам почти родной казарму со слезами признательности к этим грубоватым, но только внешне, сибирякам, приютившим нас и накормившим незабываемым жареным карасём, вываленным в ржаной муке (думаю, мы съели бы карася с неменьшим аппетитом, если бы он был вывален в речном песке).
     Трудно рационально объяснить, но с этого момента и я, и леди Уайтчепел  поверили в успех нашей трудной миссии. А я разве не сказал? Виноват. На свидании с узником леди должна была передать супругу наше, то есть его британских ценителей, предложение. И не просто передать, а убедить принять, при этом не насторожив стражников. Ну а моя часть работы, как обычно, подстраховка и контроль.
     Она его убедила, затратив, правда, часа три. Сделка состоялась. Он шепнул ей кодовые слова для доступа к счетам в швейцарских банках. Мы получали свои двадцать процентов.  Русские – половину. Мадам – остальное. Он – досрочное освобождение и позволение выехать на Запад, где в итоге поселился. Не на Британских  островах, понятно, мы всё-таки дорожим репутацией, а в нейтральном к уголовному прошлому переселенцев уголке на берегах озера, где когда-то мотал срок ещё один известный  лорд. Впоследствии «Ухо», оказавшись вне досягаемости кремлёвских сатрапов, немедленно нарушил  обещание более не интриговать против Москвы, но это – сюжет не моего рассказа.
     А свой я завершаю. Пусть он послужит примером того, что в моей биографии, во всяком случае, той её части, которую я считаю возможным представить на ваш суд, уважаемый читатель, случались не только конфузы.