Кодекс дворовой чести
Район пронизывала единственная автомобильная дорога, по которой можно было добраться до центра города на двух автобусах, которые ходили редко, а после 23.00 переставали ходить вовсе. Отделения милиции не было, поэтому, вечером в районе было как в глухой деревне: вроде все знакомы, а получить в глаз, можно было в любой момент. И ничего личного, просто подвернулся под горячую руку или пожадничал, и не помог страждущим алкашам гунчиком (десять копеек). На следующий день, дебоширу рассказывали, что он вчера натворил, и он обходил обиженных, извинялся, и предлагал выпить мировую. Распитие мировой не гарантировало, что после очередного стакана вина, вчерашний дебошир задаст классический вопрос: «А ты кто?», и не даст собутыльнику в глаз. И старожилы знали, что после такого вопроса, надо бить первым. Как на диком Западе. А драчунов в нашем районе уважали. Драка считалась чем-то обыденным, и если не применялся нож, то никто из-за такой мелочи, в милицию не обращался.
Помню жуткий случай. Гуляла молодёжь в квартире, и кто-то из парней блеванул на магнитофон. Нечаянно. Хозяин магнитофона, избил этого паренька до полусмерти. Пришлось вызвать скорую. Паренёк выжил, но стал калекой, а хозяина магнитофона осудили на восемь лет. И в районе все сочувствовали осужденному, а калеку осуждали: «Не можешь пить – не пей! А приспичило - блевани на пол».
Я и сам не раз оказывался в критических ситуациях. Хорошо запомнилась самая первая. Два раза в неделю, в 16.00, я посещал кружок радиолюбителей. Ездил туда со своим паяльником. Возить паяльник в авоське неудобно, поэтому держал его в руке. Стоял я с паяльником на остановке, и ждал автобус. Ко мне подошёл алкаш, лет сорока, и заплетающимся языком сказал:
- Пацан, дай гунчик, я тебе потом верну.
- У меня только на автобус – честно ответил я, поскольку лишних денег у меня действительно не было, -только 15 копеек. Билет тогда стоил 6 копеек. Итого – 12 копеек, на туда-сюда.
- Вот их и давай! Я в твои годы зайцем ездил. А ты такой сладенький, тебя кондуктор пожалеет.
Я оцепенел от ужаса, впервые, за 13 лет моей жизни, меня грабили. И в душе я уже смирился с потерей своего капитала, и пропуском занятия в радиокружке. Как вдруг я услышал мужской голос: «Малой, отойди!» Я отошёл влево, а кто-то ударил кулаком в лицо моего обидчика. Удар был сильным, и тот потерял равновесие, ударился затылком о стенку остановки и упал.
- Вот падла, на малолетку наехал! Сука рваная! А ты чего стоишь как баран? У тебя в руках острая хреновина. Ткнул бы ему в глаз!
- Так ведь посадят.
- Хрен там! Тут голимая самооборона! Ты с какого двора?
- Декабристов, дом 175, квартира 7, - ответил я, как меня научила мама.
- Так и отвечай: я с Пьяного двора!
- А почему с Пьяного?
- А там одна алкашня живёт. Постой, что-то я тебя там не видел. Ты давно там живёшь?
- Третий месяц.
- Ты пацан запомни, не будешь огрызаться, тебя в Санатаге загрызут! Уступишь раз, и такие падлы, - незнакомец пнул лежащего ногой, - начнут к тебе домой приходить за гунчиками. Усёк?
- Да, - тихо ответил я.
- А чё у тебя за хреновина в руках?
- Паяльник.
- А чё им делать?
- Паять схему приёмника.
- А мафон починить сможешь?
- Наверно, если есть схема и запчасти.
- Схема есть, запчасти найдём! Я Колёк Егоров, если кто наедет – скажи, что я за тебя впрягусь. А мафон со схемой, я тебе через Борягу передам. Знаешь его?
- Да, он в шестой квартире живёт.
- Верно, теперь вижу, не врёшь. Ну, пока!
Эта история радикально изменила мой статус в Санатаге. С ремонтом бытовой техники в те времена были большие проблемы. Я не мог отремонтировать всё, что ко мне приносили. Опыт у меня был скромный, и из приборов был только тестер. Но за отремонтированную аппаратуру я денег не брал. Делал за «спасибо». Мне нравилось копаться во внутренностях электроники. Наверно сказывались гены – моя мама работала патологоанатомом. А народ это ценил, и вскоре пошла молва о добром радиолюбителе, с соответствующими нематериальными выгодами.
Но и статус однажды не помог. Я сидел на лавочке во дворе и курил (уже научили). Ко мне подошёл пьяный парень, и ничего не говоря, врезал по переносице. На следующий день, когда его наказывали, он клялся здоровьем своей матери, что ничего не помнит. И думаю, что он говорил правду. По Санатаге бродило много таких придурков. Выпив, они бродили в поисках приключений, бессознательно, пока сил хватит. А утром, обнаружив фингал под глазом, интересовались: «А чё вчера было?» А сломанная переносица осталась мне на память. Обратиться в травмпункт было нельзя, они сразу сообщали в милицию о таких травмах.
Учился я в школе, расположенной в другом районе. В школе меня сразу невзлюбили пятеро парней. Из-за лишнего веса, и немецкой фамилии, я получил кличку «Борман», И если четверо задирались вербально, то пятый, периодически махал перед моим лицом ножом. Это был второгодник, Мишка Айнетдинов. Он мог с лёгкостью меня побить, но ему нравилось меня унижать. Я долго терпел, но когда Мишка мне сказал, что с завтрашнего дня, я в эту школу больше не прихожу, у меня не осталось выбора. И я обратился за помощью к Кольке Егорову. Услышав о моих проблемах, он задохнулся от гнева:
- Да он охренел, совсем берегов не видит! А что у него за нож?
- Лисичка.
- Вонь подрейтузная! Когда у вас завтра уроки заканчиваются?
- В 13.45.
- Завтра приду. Ты его притормози, после уроков, и отведи за школу. А я там его оприходую.
Не буду описывать, как прошла воспитательная беседа, но на следующий день, мой статус в школе резко изменился. Мишка лично пинал тех, кто называл меня по кличке, и очень скоро, ко мне обращались только по имени.
Если резюмировать, то в Санатаге жили по понятиям. Но был ещё и дворовой кодекс чести:
1 За товарища, хоть на нож.
2 Девушка товариша – святое. Её честь – честь товарища.
3 Помощь проси только в крайних случаях.
4 Товарищу помогай сразу.
5 Не отрывайся от коллектива.
6 Не колись в ментовке.
7 Не закладывай.
8 Не трусь.
9 В карты играй честно.
10 Товарищу можно взять и последнюю сигарету.
11 Что у тебя было с девушкой – тайна. Если отношения с ней закончились – расскажи товарищам.
Это основные положения, а от них были производные. Например, собираясь на танцы, мы выпивали для храбрости и запаха бутылку вина. Если кто-то отказывался, то ему говорили: «Хлебни, а то заложишь!» Все понимали, что никто закладывать не собирается, но не надо выделяться…
Но однажды была ситуация, когда заступиться за товарища мы не стали, и были вынуждены наблюдать, как его на наших глазах наказали. Барклай был таким как все, но очень любил хвастаться. Когда мы сидели в беседке, он постоянно травил истории о том, что он за раз выпил литр самогонки, или вырубил троих амбалов, или трахнул девушку прямо в автобусе. Каждый его рассказ был затравкой для последующих насмешек над ним. Но однажды, он в своих фантазиях, нарушил наш кодекс.
Я часто сталкивался с ситуациями, когда мужчины бахвалились тем, что переспали с недоступной красоткой. Была такая красотка и в нашем дворе. Она была чуть постарше нас, но с нами даже не здоровалась. Когда она проходила мимо беседки, кто ни будь, обязательно смачно говорил: «Эх! Вдуть бы ей!» И все с ним соглашались, но не более. Но однажды, Барклай, после такой реплики сказал:
- А я ей шкурку попортил!
- Барклай, - строго сказал Тикель, - ты язык – то прикуси, а то отвечать придётся!
- Отвечу, если надо будет! – дерзко ответил Барклай.
- И вы встречаетесь?
- Да нет, она в постели бревно. Я её бросил.
- Так чего молчишь?
- Вот, говорю.
Поясню суть конца диалога, и смысл одиннадцатого пункта кодекса. В нашем городском районе, сельского типа, новости разносились мгновенно. В принципе, почти о каждой девушке, можно было узнать, с кем она встречалась или встречается; как она отреагирует, если на первом свидании ты попробуешь её поцеловать и помацать (щупать мягкие места). Ну а если была информация, что у неё попорчена шкурка (её лишили девственности), то можно было смело разводить её на секс.
Подростковый секс в Санатаге, в те времена, был чреват опасностями. Мамы девушек, удивительно точно определяли, когда их дочь лишалась девственности. И последствия были разными. Если отношения были серьёзными, то всё обходилось благопристойно. В противном случае, отец девушки мог набить кавалеру морду, и это был самый простой исход. Родители могли довести девушку до истерики, и та могла сказать, что её изнасиловали. Тогда исход мог быть разным, вплоть до уголовного дела. Но позора тогда боялись, и большинство таких ситуаций, особенно с незапланированной беременностью, заканчивались свадьбой. Но были ситуации, когда всё ограничивалось поркой девушки. И тогда, если у неё не было парня, к ней начинали клеиться любители искромётного секса. И если она отказывала, то ей, прямо в глаза, говорили: «Кончай ломаться, другому же ты дала, от тебя не убудет!»
Естественно, что после заявления Барклая, к нашей красотке пошли ходоки. И видимо кто-то из них уточнил, кому она дала. На беду Барклая, двоюродный брат красотки оказался крутым парнем, и жил он в Санатаге. Барклая серьёзно наказали, а нас заставили рассказать всем знакомым, что Барклай оклеветал красотку. Мы исправно выполняли предписание, и очень скоро, слышали в ответ: «Да я знаю, один подошёл, второй, а теперь ты. Не зря ваш двор называют пьяным. Что вы там пьёте?» А все Санаторские девушки, объявили Барклаю бойкот. С ним не здоровались и не разговаривали. А вскоре и на танцах он стал токсичным – с ним никто не танцевал. Окончив восьмой класс, он уехал учиться в другой город…
Было у нас ещё одно небезопасное развлечение. Проигравший в карты, должен был выполнить желание победителя. В принципе, желания чаще ограничивались неприличным предложением случайной девушке. Предлагался секс. Риск был. Девушка могла пожаловаться своему парню, и виновного ждала разборка. Но чаще, девушки ловко отбривали нахала, зная про эту забаву. Мне дважды довелось выполнять желание. Одна ответила: «Я занята, поэтому давай с правой ладошкой, или ты левша?» А вторая вогнала меня в краску, сказав: «Пошли». Я растерялся, приятели тоже. Никто ещё сексом не занимался, и не знал, что делать с девушкой в таких случаях.
А потом произошла история с Максом. Ему указали на симпатичную взрослую женщину, стоявшую у магазина. Макс подошёл и предложил попотеть. Женщина позвала по имени своего мужа, и тот вырубил Макса одним ударом. Когда мы ринулись на обидчика, тот крикнул: «Стоять! Я из милиции!», и достал из кармана удостоверение. Потом выяснилось, что семейная пара работает в милиции, а женщина – новый инспектор по делам несовершеннолетних нашего района. Более того, им дали квартиру в нашем доме. И эта милая женщина устроила нам комендантский час. После 21.00 нам было запрещено быть на улице. А с её мужем мы подружились, он часто возил нас на рыбалку на своей моторной лодке.
Идиллия закончилась, когда произошла дикая история с Тикелем. Он возвращался домой из техникума через соседний район, который в просторечии назывался Постройкой. Как водится, между соседскими районами была вражда. Но обычно, днём она утихала. Но Тикель умудрился соблазнить чью-то дочь с Постройки. Братья обесчещенной сестры, подкараулили Тикеля, избили, связали и положили на железнодорожные пути. Хорошо, что машинист поезда вовремя заметил лежащего на путях Тикеля, и успел затормозить. Был брошен клич, парни Санатаги объединялись, и пошли карать Постройку. Драка вышла страшной. Мы растеклись группами по улицам частного сектора, и били без разбора всех парней, которые нам попадались. На защиту своих сыновей вышли их отцы. Победителей не было, мы вернулись все в крови.
А уже на следующий день, в Санатаге появились патрули милиции, с дубинками. Мы впервые увидели дубинки, а вскоре почувствовали их прикосновение к своим задницам. Патруль смотрел на костяшки наших пальцев. Если на них были царапины, парня увозили в милицию на допрос. Фингал или ссадина на лице приводила туда же. Тех, кто начинал качать права, ждал удар дубинкой.
Меньше всего повезло Чабану. Он много читал, и любил демонстрировать свой интеллект. Милиционер не решился ударить дубинкой по попе такого начитанного юношу, но наказать за наглость было надо. Время было позднее, Чабан был без повреждений, трезвым, и креативный сержант придумал. Чабана отвезли с мигалкой на другой край города, а это примерно 30 километров, и высадили, в самом криминальном районе города – Руднике. В этом районе, большевикам так и не удалось установить Советскую власть. Пока Чабан совершал пеший переход до Санатаги, его дважды ограбили. Поначалу отобрали кошелёк и часы, а во второй раз одежду. Вторые грабители оказались шутниками, домой Чабан пришёл в трусах, носках, и с галстуком на шее. Но милицейская операция возымела действие, больше коллективных драк не было. За Санаторскими закрепилась слава отморозков, которые могут навалять любому району города.
Вспоминая те времена, я думаю, что бандитские девяностые стали их логичным продолжением. Кадров, готовых жить по – понятиям, было хоть отбавляй. И менталитет был соответствующий. В девяностые, услышав, что покалечили или убили условного Васю Пупкина, никто не начинал сразу соболезновать, а спрашивали: «За что?» И если причина была (не вернул долг, кинул, переспал с чужой женой и т.п.), то никто не удивлялся, и комментировал: «Мудак, нашёл с кем связываться!»
Но те времена заложили и позитивные, на мой взгляд, принципы. И самый важный из них: «ЗА ПОСТУПОК И СЛОВА НАДО ОТВЕЧАТЬ»…
Свидетельство о публикации №223041401089