Объявился в романе Достоевского

 
Ненастным воскресным вечером 7 ноября 1869 года из дверей Благородного собрания, располагавшегося в ту пору возле Мойки на Невском проспекте, вышел дородный господин, пятидесяти пяти лет, Николай Христианович фон Зон, надворный статский советник в отставке, в российской Табели о рангах вице-директор департамента, - человек далеко не бедный и потому фасонистый.
Приняв на грудь пару стопок «Рябиновки на коньяке» от Шустова, устав от разных беспричинных, пошлых разговоров и споров, домой он не торопился. Чего там делать? Слушать ворчание супруги, надменной мадам Марии Леонтьевны фон Зон, урожденной Жерве, начальницы Александровского малолетнего кадетского корпуса в Царском селе? Заниматься детьми? У него их было шестеро. Увольте, у женатого мужчины раз в неделю есть право отдохнуть от семейных обязанностей.
Господин фон Зон захотел развеяться и посмотреть на общество в недавно открытом казино «Эльдорадо». Говорили, что там звучит музыка, есть девушки. Почему не зайти?
Он заказал столик, выпил ликера, вытащил портмоне… В этот момент некий, не без щегольства одетый молодой человек, с улыбкой на устах, попросил разрешения присоединиться, посидеть за столиком - все кругом были заняты. Николай Христианович осмотрел просителя, возражать не стал. Одному скучно, а тут появился прилично одетый субъект для разговора. Улыбчивый юноша назвал себя, «студент Максим Иванов, 25 лет, изучает в университете химию». В ответ услышал: «Николай Христианович фон Зон, надворный статский советник. Ваше высокородие, между прочим».
Студент тотчас извинился за свою оплошность и после выпитой третьей рюмки приторного ликера расплатился за общий счет и предложил его Высокородию сменить диспозицию и напитки, поехать с ним вместе в более увлекательное заведение, где их встретят, куда более утонченные красотки. Это не так далеко, на Сенной. «Проведем там весело остаток вечера в компании ласковых и милых прелестниц». И не дорого.
Николай Христианович приосанился, заулыбался. Недолго думая, он согласился. Почему, собственно, не повеселиться в компании милых дам? Вышли на улицу, ночь, холодно, полная темень, фонари от ветра едва мерцали - ноябрь, предзимний месяц. На Сенную площадь ехали в пролетке. Ветер не унимался. От усталости и холода его Высокородие ежился, стал клевать носом и не поинтересовался, куда его везут. Очевидно, старец запамятовал, короче, не вспомнил, что Сенная, хоть и находилась рядом с центром, но издавна считалась местом разгульным, злачным и потому пагубным. В ночные часы на ней прилично одетому, благородному человеку лучше не появляться. Чего там смотреть? На Сенной, известно, располагались низкопробные питейные заведения, ночлежки, притоны, дешевые публичные дома. Шумное, крикливое, порочное место, где нередко случались пьяные драки, в ход пускались ножи.
Но вот беда - седина в бороду, бес в ребро - соблазнился подвыпивший «старичок» манящими посулами услужливого молодого человека, отправился в чертоги к смазливым девицам. И не представлял себе любитель дешевой женской ласки, какое амурное приключение ожидало его на Сенной, точнее в доходном доме Тура в Спасском переулке. Домой оттуда он не вернулся.
На следующий день, в понедельник утром 8 ноября, в сыскную полицию на известной Гороховой улице прибежала встревоженная женщина. Она назвала себя - мадам Мария Леонтьевна фон Зон, урожденная Жерве, начальница Александровского малолетнего кадетского корпуса в Царском селе, супруга Николая Христиановича фон Зона. Мадам заявила о пропаже своего мужа, фон Зона, надворного статского советника в отставке. По ее словам, Николай с полудня 7-го января, как ушел в Благородное собрание и обещал вернуться во второй половине дня к вечеру, так до сих пор не вернулся. И она не знает, где его искать.
Полицейские попросили мадам фон Зон зря не волноваться и задали ряд наводящих вопросов по поводу поведения мужа, не случались ли с ним ранее подобные отлучки? Не загуливал ли господин фон Зон? В том-то и дело, объясняла мадам фон Зон, не водилось за ним блудливое поведение. Не интересовался он падшими девицами. Выпивал, да. Был за ним грешок, только он, как добропорядочный супруг, всегда возвращался домой. Пусть не совсем трезвый, пусть, но он спал дома, в семье.
Все же не стоит вам торопиться, мадам фон Зон, успокаивали ее полицейские, надо выждать время. Снова поищите мужа у близких знакомых. Вдруг сам объявится? Чего раньше времени поднимать шум, чрезмерно выпил человек, уснул в гостях. Стало ему стыдно. Протрезвеет, вернется…
Увы, надворный статский советник никоим образом не давал о себе знать. Он не появился домой ни 8, ни 9, ни 10 ноября.
В Благородном собрании подтвердили, что Николай Христианович у них присутствовал вечером, но только 7 ноября. Больше не появлялся и где он мог пребывать, они не знают. Ни один человек не знал, куда мог пойти Николай Христианович, где скрывался. Он как в воду канул.
Полицейские были в большом затруднении. С чего начинать поиски? Никакой зацепки. Не утонул ли? Выпил лишнее, вышел к Неве на гранитный постамент, задумал протрезвиться на свежем воздухе. Но вечером сильно подмораживало, мог поскользнуться и упасть в воду. Такое случалось. Ждать, когда тело всплывет? Но Мария Леонтьевна ждать не хотела, она требовала активных действий в поисках мужа.
Потянулись дни. В газетах публиковались сообщения о пропаже надворного статского советника в отставке. В заметках выражалась настоятельная просьба ко всем гражданам, кто видел или слышал что-либо о господине фон Зоне, 55 лет, сообщить в полицию.
Никакого отклика. Никто в полицию не приходил. Ноябрь завершился безрезультатно. И только во второй половине декабря, в канун нового 1870 года, дело сдвинулось с мертвой точки. В сыскную полицейскую службу на Гороховой неожиданно пришел взволнованный молодой человек лет двадцати, который назвал себя Александром Ивановым и заявил, что знает, куда пропал Николай Христианович фон Зон. Он может рассказать все подробности случившегося с этим господином происшествия в ночь на 8 ноября. Скрывать правду больше не намерен, просто не в силах молчать. Настрадался. Пусть его накажут, пусть, но он хочет облегчить свою душу.
Его попросили рассказать подробности, полицейские принялись записывать. По словам Иванова, поздно ночью 8 ноября его хозяин, однофамилец Максим Иванов, привел в квартиру доходного дома Тура по Спасскому переулку сильно подвыпившего благородного пожилого господина. Его Высокородие назвал себя - советник фон Зон. Ему подсунули самую юную девицу Александру Авдееву, 17-ти лет. Эта искусительница напоила своего кавалера, уложила спать и вытащила у него портмоне. Но господин не уснул. Он неожиданно протрезвел, вскочил, обнаружил пропажу и потребовал вернуть портмоне. Девица визжала, оправдывалась, говорила, что не виновата, не знает, почему его портмоне пуст…
В ссору вмешался хозяин заведения Максим Иванов. Он успокоил всех и заверил господина фон Зона, что банкноты ему отдадут, обязательно вернут, девушки неловко пошутили, все свои банкноты Великородный господин получит, непременно получит и предложил выпить за его здоровье.
Услужливые девицы по знаку Максима в бокал с вином подсыпали отравляющий порошок. Гость ничего не заметил, взял бокал, залпом выпил его и продолжал требовать возвращения портмоне.
Отрава не подействовала!?. Сознание гость не терял, умирать не собирался, спать отказался, требовал вернуть ему деньги! И отвезти домой! Угрожал, начал буйствовать, кричал, что найдет управу на мошенников, заявит в полицию!
Испугавшись, что старик, не дай Бог, вырвется, хозяин велел девкам скрутить его и бить беспощадно. Те набросились на мужчину, били его всем, что попало под руку. Он кричал, пытался вырваться. Одна из участниц побоища садилась за фортепиано, громко играла, сама громко орала, старалась заглушить вопли старца.
Успокоить его удалось только ударом утюга. Кровищи натекло… Забили до смерти? Да. Что делать, куда девать тело? Хозяин заведения призадумался.  Казалось, он не особенно обеспокоился произошедшим, чуть не обрадовался. Потирал руки, улыбался и велел девкам уложить тело убиенного в хозяйский сундук, он стоял в прихожей. Туда его. Запереть на замок, ключ отдать ему. Поразмышляв, хозяин сказал далее, что от тела надо избавиться. И притом срочно. Но как? Решение созрело не сразу. А что, если сундук со «стариком» поставить на пролетку и отвезти на вокал? Сдать там в багажное отделение. И его ближайшим поездом отправить, куда подальше. Например, в Москву. Но без адреса. На фамилию получателя. В сопроводительном бланке указать любую фамилию, кроме Иванова, например, Кольцов. Очень благородная фамилия. Пока весь этот сыр-бор по поводу поисков пропащего в Питере уляжется, в Москве его никто не хватится. В сундуке старик сгниет. Он без бумаг, если взломают, не опознают. Обезображенное, гниющее тело предадут земле.
Так изощренно преступники заметали свои следы. Но чудовищное злодеяние, свершенное Максимом Ивановым и его прислужницами, вскрылось. Все произошло на глазах Александра Иванова, который, по его словам, в убийстве не участвовал. Увы, за себя испугался, взял грех на душу, наблюдал. Но держать в своей душе такое больше не мог. Он готов вместе с полицейскими отправиться на место преступления и указать квартиру.
Александра Иванова полицейские взяли с собой. Устроили засаду. И в тот же день задержали Максима Иванова и его прислужниц, как домашних девиц, так и уличных. Одновременно полицейские телеграфировали в Москву на Николаевский вокзал, просили коллег выяснить, не поступал ли к ним, отправленный из Петербурга 8 ноября сундук на фамилию Кольцов? Через некоторое время пришел ответ: «В камере хранения находится запертый сундук на фамилию получателя Кольцов. Но заявленный господин Кольцов не объявился. Из запертого сундука давно исходит неприятный запах». В полицейском управлении на Гороховой составили и отправили в Москву телеграмму следующего содержания: «Сундук вскрыть немедленно. О содержании доложить!»
В открытом сундуке было обнаружено с темными пятнами крови, скрюченное, разлагавшееся тело мужчины лет пятидесяти пяти. Документов при нем не было. В Москву для опознания срочно выехала Мария Леонтьевна фон Зон.
Между тем на допросе Александр Иванов продолжал рассказывать подробности. К Максиму Иванову он нанялся ремесленником, совершал разные поделочные работы. Дело в том, что Максим Иванов задумал превратить съемную квартиру в дорогой притон, в блудилище и обновлял мебель, делал хоромы. Из прихожей можно было попасть в кухню, дальше большая гостиная, в ней был диван с креслами и фортепиано. Далее скрывалась еще одна комната - длинная спальня на несколько мест.
Максим Иванов, деловой человек, всё у него было расписано по ролям - две особые, «домашние»» проститутки занимались приведенными гостями. Другие, «уличные», выискивали богатых клиентов у питейных заведений. Мало этого, Максим Иванов занимался еще изготовлением усыпляющих снадобий и отравляющих веществ. Опыты проводил на домашних животных. Живодёр, сколько отравил он собак и кошек, это одному Богу известно.
Дело об убийстве надворного статского советника в отставке Николая фон Зона разбиралось в Санкт-Петербургском окружном суде 28 и 29 марта 1870 года. На скамье подсудимых находились главные обвиняемые - мещанин Максим Иванов, его подручный, ремесленник Александр Иванов, две домашние прислужницы и некие гулящие девки. Было ещё несколько человек в той или иной степени причастных к этому злодеянию. 
Дело привлекло к себе большое общественное внимание. Уже к восьми утра у главного входа в суд образовалась толпа, ждали до 12-ти часов дня, когда открывалось слушание. Газеты писали, что заседание суда, которое вел председатель Шамшин, обвинитель прокурор Баженов, почтили своим присутствием великие князья, Константин Николаевич, Николай Константинович и Николай Николаевич. Среди посетителей были также министр юстиции, министр иностранных дел и прочие высокопоставленные лица. 
Экспертом на суде по отравляющим веществам выступал Дмитрий Иванович Менделеев. Это он дал свое окончательное заключение об убийственных свойствах примененных ядовитых веществ - Максим Иванов использовал ляпис и цианистый калий, готовил смесь порошков, пилюли, которыми потчевал «избранных» гостей. Подсудимым грозили серьезные сроки. Говорили, что мещанина Максима Иванова, ремесленника Александра Иванова и девицу Александру Авдееву лишат всех прав состояния и сошлют в Сибирь. Максима Иванова ожидают каторжные работы в крепостях на 12 лет, Александра Иванова на 4 года.
Посетить завершающий судебный процесс, на котором было намечено чтение окончательного приговора, собирались толпы и толпы людей. Всем хотелось не только увидеть отравителя и его блудливых девиц-убийц, но и увидеть реакцию обреченных «каторжан». Как воспримут они вердикт суда?
Но процесс оказался скомканным. Накануне заключительного заседания, не выдержав предстоящего путешествия в Сибирь и зловещей каторги, главный виновник нашумевшего дела Максим Иванов ночью повесился у себя в камере-одиночке.
Как и намечалось, суд постановил, Александра Иванова, с учетом его раскаяния и способствования раскрытию дела, приговорить к четырем годам рудников, девиц сослать на каторгу. Народ был разочарован исходом дела. И долгое время в городе велись разговоры, бродили всякие слухи.
Не случайно, что громким делом об убийстве его Высокородия фон Зона заинтересовался известный русский писатель Федор Михайлович Достоевский. Он внимательно следил за процессом. Читал газеты, собирал материалы для своего нового романа, названного им «Братья Карамазовы». Но писать его начал только в 1878 году, закончил в 1880. Внимание Достоевского привлекла фигура надворного советника фон Зона, который и послужил одним из прототипов Федора Павловича Карамазова, отца троих братьев Карамазовых.
В романе есть сцена, в которой Федор Павлович Карамазов обращается к игумену со следующей уничижительной фразой: «Ваше преподобие, знаете ли вы, что такое фон-Зон? Процесс такой уголовный был: его убили и ограбили в блудилище - так, кажется, у вас сии места именуются, - убили и ограбили и, несмотря на его почтенные лета, вколотили в ящик, закупорили и из Петербурга в Москву отослали в багажном вагоне, за нумером. А когда заколачивали, то блудные плясавицы пели песни и играли на гуслях, то есть на фортоплясах».
И позже в этом же романе в разговоре с помещиком Максимовым Федор Павлович вспоминал: «Ну, не говорил ли я, - восторженно крикнул Федор Павлович, - что это фон Зон! Что это настоящий воскресший из мертвых фон Зон! Да как ты вырвался оттуда? Что ты там нафанзонил такого и как ты-то мог от обеда уйти?»
…В Санкт-Петербурге, на старейшем Смоленском лютеранском кладбище имеется заросший погост семейства фон Зон. Там похоронена Мария Леонтьевна, ее дети. Покоится ли там прах заблудившего мужа? Единого мнения на этот счет нет. Находились скабрёзные «шутники», которые «всерьез» утверждали, что гуляка фон Зон из блудилища-таки вывернулся, но на кладбище не попал, зато объявился в романе у Достоевского.