Мать

             Вот почти все фильмы, сериалы,  особенно мелодрамы, снимают о богатых людях, их жизни, тревогах, заботах, проблемах.   Изредка вклиняются  в сюжет какие-нибудь «золушки» из народа. Смотришь эти   фильмы и думаешь – а что снимать о нас, простых людях, у которых все проблемы -                как под копирку! Ни банков, ни роскошных автомобилей, ни баров и клубов, ни заграничных курортов. Одни у станков за  копейки  пашут, другие -  в полях.  И все же фильмы о простой нашей  жизни, как  в советское время говорили в духе «социалистического реализма», хотя от реализма они тоже были не совсем близко, а «около» -  это история, история жизни целых поколений нашего народа. Конечно, снимать сериал о  соседях по коммуналке (ведь не все еще имеют индивидуальное жилье), во всей «красоте» их жизни незачем! Вы и в реальности видите это шоу каждый день, даже не «За стеклом». И все же я хочу рассказать  моим читателям простую историю со стопроцентной уверенностью, что сценарий по ней не напишут и фильм не снимут.


           Итак… Мать стояла у окна и вытирала слезы, которые капали ей на блузу и растекались большими мокрыми пятнами. Она провожала на войну, нет, не сына – дочь! Единственную дочь! Она не захотела мать слушать. Никакие доводы, что ее десятилетний сын остается на опеке у бабушки, годы которой стучат под семьдесят и в любой момент ее сердце может остановиться, что у Сережки нет отца, и может случиться - не станет и матери, не убедили дочь остаться.   Лиза уходила. За пеленой утреннего тумана уже скрылась невысокая фигурка ее дочери в военной, пятнистой форме. Потом загудел двигатель автомобиля – все! Она уехала.  Уехала туда, где шла война, где там, где-то в далеких горах, остался ее муж, разорванный на кусочки взрывом ракеты. Она уехала мстить!  Она оббивала пороги военкоматов, пока не добилась и ее приняли на курсы снайперов. Два года подготовки и она получила направление в воинское подразделение.


           Дни и месяцы, бессонные ночи сливались в годы. Прошло семь лет. Мать ничего не знала о дочери. Ушел в армию и внук Сережа. Мать осталась одна. Ее на этом свете держала забота о Сереже, теперь и он стал взрослым. В один из летних вечеров в дверь матери постучали. Она открыла. На пороге стояла Лиза. Живая, самое главное – живая! Мать была счастлива -  дождалась!


          Но радость ее была недолгой. Лиза поставила на стол бутылку водки, по-хозяйски, открыла холодильник и вытащила весь небогатый запас еды и  стала пить и есть, даже не перекинувшись с матерью приветствием.  Когда бутылка опустела, Лиза оттолкнула мать в сторону и, упав на диван, уснула. Утром она проснулась и сказала матери:

         - У тебя есть на бутылку? Сгоняй в магазин, опохмелиться надо!
      Мать ответила, что пенсия через неделю будет. У нее только на батон и молоко деньги остались. Она половину пенсии отсылает Сереже в армию, да коммуналку платит. Все что остается - только на молоко и хлеб. Лиза перерыла в квартире все вещи и нашла триста рублей. Потрясла ими перед носом матери и сказала, что она - стерва, ведь дочери семь лет не было, а ей бутылку жалко купить! Другая бы мать дорожки ковровые дочери под ноги стелила.


         Матери повезло. Она и так редко выходила за продуктами, с больными ногами ей было трудно подниматься и спускать по ступенькам с четвертого этажа. За стеной ее квартиры у соседей опять была «пирушка» и Лиза, засунув деньги в карман спортивных штанов, быстренько юркнула к соседям. Там раздались приветственные возгласы и пирушка продолжилась.


          Мать плакала, вытирая сухим, маленьким кулачком слезы. Что же сделала жизнь с Лизой? Как она стала такой, почему? «Загул « дочери длился неделю. Потом она привела себя в порядок и пошла в милицию на «отметку». За все время, как Лиза вернулась домой, она не общалась с матерью, будто обвиняя во всем, что произошло в ее жизни,  мать.


         Мать молчала. В тот день, вернувшись из милиции, Лиза была трезвой. Она зашла в ванную комнату и, не закрывая двери, стала принимать душ. Мать увидела на ее теле много шрамов и несколько больших татуировок.  Она зашла на кухню, нагрела чайник, положила в тарелку горку макарон, приправленных обжаренным на растительном масле луком, и стала ждать Лизу.


             Лиза ела молча, не поднимая глаз. Потом бросила вилку на стол и раздраженно сказала:

             - Что в рот мне смотришь? Макаронины считаешь, чтобы я не съела больше тебя?- и зло посмотрела на мать.

             - Лиза, доченька, за что же ты со мной так? В чем я перед тобой виновата? Что случилось с тобой за эти годы, что сделали из тебя совсем другого человека? Расскажи мне - и тебе и мне легче станет! Одну большую беду на две части разделим, и нести ее легче будет!

            Лиза резко поднялась и заметалась по комнате.

           - Интересно тебе, что да как! «Роман» услышать хочешь? Ну, слушай! Виновата ты или нет? Виновата! Не удержала меня, не сумела, не смогла, не захотела! Слез моих по Витьке, муже моем, не хотела видеть, вот и не держала! А я в такое  вляпалась -  врагу не пожелаю! За Витьку я мстила! Столько духов «сняла» за год - «Героя» могли бы дать. А за то, что сучку Витькину подстрелила и то, не насмерть – на зону угодила. Семь лет светило, только мое военное, героическое прошлое зачлось, да и то, что Витьку нашла и выкрыла. Он, гад, живой был, никакая ракета его не разорвала. Документы он свои в воронку от ракеты, где парни погибли наши,  бросил, а сам ноги в руки -  и хода! Документы себе другие сделал, на бабе женился и жил припеваючи, наркоту через кордоны проводил. Я его случайно нашла -  на блок посту встретила, где он с беременной своей бабой  досматривался. Я разбираться не стала – сразу в нее попала. В него хотела, а она его собой закрыла. Ей-то я в плечо угодила, а ему бы в сердце не промазала. Тут меня и скрутили. Потом суд – срок. Попала я на зону к таким  товаркам, шкуру с меня живьем снимали! До крови, до разбитых суставов рук и ног дралась, себя отстаивала, пока не  поклонились они мне в ноги. Вот вернулась я, мать! Только не дочь я твоя, та Лиза, которая любила и хранила тебя, мать! Я теперь - зверь и им останусь  навсегда! С клеймом таким не жить мне среди людей, сына позорить не хочу и тебя видеть не могу и слышать – ты меня слабой делаешь, о прошлом мне напоминаешь! Уеду я завтра, не ищи меня и Сережке не рассказывай обо мне. Соседи не узнали меня, пьяные были. Я сказала, что к товарке, которая недавно откинулась с зоны, приходила, а она уехала, что Зинкой меня зовут. Вот так мать!


             Лиза уснула, а мать не могла уснуть всю ночь. Перед ее глазами менялись как кадры кинофильма, Лизино детство, ее первые шаги, первые слова, первые буквы в тетрадке, ее выпускной бал, свадьба, рождение Сережи и то туманное утро, когда Лиза ушла на войну. Ночь подходила к концу. Утром Лиза собрала вещи, оставила тысячу рублей денег на столе для матери и подошла к кровати, чтобы увидеть ее в последний раз.

            В последний раз… Мать лежала на спине. На груди ее в сжатом маленьком, сухом кулачке была ее школьная фотография – первоклассница Лиза с  тугими косичками и белыми бантами, с большим портфелем, который доставал почти до земли. Мать улыбалась, но уже не дышала…