Не хлебом единым

        – Я в магазин, за хлебом. Сейчас прибегу и будем завтракать, – крикнула Надежда Петровна мужу из прихожей, зашнуровывая кроссовки. – Вставай, умывайся.
Хлебная лавка была совсем рядом, в соседнем дворе. Там источала аппетитные запахи сдобы небольшая пекарня. Надежда Петровна с мужем пристрастились к ржаному хлебу с тмином и злаками. Вкусно и полезно.
        Идти к лавке можно было по периметру двора, по асфальтовым дорожкам. А можно напрямик, по протоптанной жителями района тропинке, которая проходила мимо большой мусорной площадки. Так было короче, и Надежда Петровна пружинящим спортивным шагом направилась к тропинке, хотя не любила здесь ходить, – приходилось расходиться с соседями, направляющимися к мусорке с пакетами и ведрами в руках. А у них в доме имелся мусоропровод, и пользоваться услугами контейнеров не было нужды.
        «Как же я забыла вчера купить хлеб? – ругала себя Надежда Петровна. – Пора принимать что–то для памяти… Ладно, сейчас сбегаю быстренько». И она ускорила шаг.
Они лежали на земле рядом с мусорным контейнером. Даже не лежали, а валялись. Книги, штук десять. Не в стопке, не перевязанные бечёвкой, просто брошенные на землю. Некоторые были раскрыты. Под лёгкими пальцами весеннего ветра их страницы шевелились, будто живые.
Надежда Петровна остановилась и подняла одну из книг. Сергей Есенин, «Избранное». Подняла вторую. Опять Есенин, из серии «Жизнь замечательных людей», знаменитая ЖЗЛка. Третья книга тоже была Есенинской: «Стихи скандалиста». Надо же, ещё 1923 года издания, раритет! Ещё книга – Александр Ширяевец (Абрамов). Кто–то собирал книги «крестьянских» поэтов. А кто–то теперь выбросил…
Здесь же, неподалёку от разбросанных книг, стояло старое кресло. Его определенно заберут, вполне приличное и чистое. Наверное, только что вынесли. Надежда Петровна присела на краешек и открыла томик «Избранное». С фотографии на неё смотрел совсем юный кудрявый поэт: лёгкая улыбка, белокурые волосы на пробор. Какой красавец! Она вспомнила, как любил стихи Сергея Александровича её отец, сколько их он знал наизусть. Когда они отправлялись вместе с отцом к лиману на рыбалку и потом сидели, следя глазами за поплавками и за выкатывающимся из–за морского горизонта сонным утренним солнышком, отец всегда читал ей Есенинские стихи – такие певучие, лиричные, созвучные с состоянием души и природы. На глаза навернулись слёзы. Она открыла томик наугад и тут же наткнулась на знакомые с детства строчки:
                Отговорила роща золотая
                Березовым, весёлым языком,
                И журавли, печально пролетая,
                Уж не жалеют больше ни о ком…
         Надежда Петровна «глотала» стихотворение за стихотворением. Вот снова такое щемящее, любимое:
                Шаганэ ты моя, Шаганэ!
                Там, на севере, девушка тоже,
                На тебя она страшно похожа,
                Может, думает обо мне…
                Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Строчки лились живительной влагой на отвердевшую, иссохшую душу, замутнённую бытом, проблемами, нудной нелюбимой работой, пустыми сериалами, соцсетями. Омыв её, они стекали по щекам... Как давно она не читала Есенина. А ведь стоит где–то на полке отцовское собрание сочинений поэта – пять голубых малоформатных томиков, изданных в 1962 году.
        Её любимыми всегда были Есенинские «Персидские мотивы». Надежда Петровна стала быстро пролистывать страницы, пока не открыла искомое. Вспомнила, как отец рассказывал ей о том, что Сергей Александрович никогда не был в Персии, только в Азербайджане и в Грузии. Как удалось крестьянскому поэту передать этот восточный колорит, уловить тонкий налёт таинственности, сказки? И как явственно сквозь любование востоком, где «свет вечерний шафранного края», прорывалась неизбывная любовь к родным русским просторам, – ведь в его душе всегда «…звенит тальянка». Этот абсолютно русский поэт был безоговорочно уверен в превосходстве российских красот над персидскими. В России даже «луна… огромней в сто раз»! А загадочный Шираз не идёт ни в какое сравнение с «рязанскими раздольями». Как же она всё это позабыла? Почему так давно не перечитывала Есенинские строки? 
Надежда Петровна вдруг вспомнила, как смотрела в первый раз с борта круизного лайнера на продутый всеми ветрами Босфор, и ей вдруг пришли Есенинские строки:
                И хотя я не был на Босфоре –
                Я тебе придумаю о нём.
                Все равно – глаза твои, как море,
                Голубым колышутся огнём.
        Как она заглянула тогда в пронзительно синие глаза мужа и счастливо засмеялась. А он обнял её за талию и притянул поближе, заслоняя от ветра. Как давно это было!
Только когда была перевёрнута последняя страница книги, Надежда Петровна очнулась, словно возвратилась в действительность из другого измерения: там ей читал стихи живой, улыбающийся уголками губ отец, дул солёный Босфорский ветер, синели васильковые мужнины глаза, остро и будоражаще пахли свежей типографской краской страницы новеньких томиков стихов Сергея Есенина.
Надежда Петровна взглянула на часы. И ещё раз. Она не поверила, – прошло два часа. Прижав к груди книги, женщина поспешила домой.
Оказалось, что забыла ключи от квартиры, пришлось звонить. Муж открыл ей дверь, его бледно–голубые глаза были удивлёнными и заспанными.
«Вот, – сказала Надежда Петровна, прижимая к груди несколько растрёпанных томиков, – спасла».
Муж помог ей раздеться, приняв из рук книги, повесил в шкаф её куртку и начал обуваться. Она спросила удивлённо:
– Ты куда?
– За хлебом.

                12.04.2023