16. Прощание с Блендой

С самого раннего утра на душе у меня скребли кошки – покидать Бленду было жаль. Я и не подозревал наличие в себе столь возвышенного чувства, как любовь к родине. Тем не менее, всё уже было готово к нашему отъезду: разукрашенная гербами комфортабельная карета (в упряжке – целый табун лошадей), ждала своих пассажиров.

В окошке кареты маячила серьёзная физиономия Блю. Пронюхав, что мы собираемся уезжать, дог наотрез отказался расставаться и занял место ещё с вечера, – форейтор, пытавшийся его оттуда выгнать, остался без штанов и больше не рисковал.

Что касается нас с Освальдом, то мы, – полусонные, но при полном параде, стояли на крыльце Пале-Джойского дворца, и, зевая, выслушивали прощальные напутствия родных, близких, друзей и знакомых.

Толпа провожающих была весьма разнообразна по классовому составу. Подавляющее большинство составлял придворный обслуживающий персонал.  Расставаясь со мной, эти негодяи даже не пытались скрыть радостного облегчения, особенно слуги, ответственные за чистку голубого паласа на центральной дворцовой лестнице – вся бригада плакала от счастья.

Пожалуй, искренне огорчён был только шеф-повар королевской кухни, господин де Бассентуа  (уж не знаю, почему – ведь ему я надоедал как раз больше, чем всем остальным). На прощанье он преподнёс мне большой шоколадный торт, украшенный аппетитной кремовой буквой «Э», и от всей души посочувствовал:

- Ох, Эльстед, кто вас теперь  будет кормить в этом ужасном Эсс-Анмаре? Там не повара, а дикари! Ради Бога, воздерживайтесь от национальных блюд!

В частности, он взял с меня клятву ни за что не есть эсс-анмарских артишоков, после чего я твёрдо решил, что это будет первым, что я там отведаю.

Потом статс-дама Изабелла дель Мириам от лица всех фрейлин подарила нам с Освальдом по букету роз и попросила «не забывать».

Господин маэстро Тейми Фоатт (как всегда, не вынимая трубки изо рта) посоветовал мне продолжать занятия музыкой и обязательно посетить эсс-анмарскую оперу. Я подумал, что лучше смерть, но вслух, конечно, высказался в совершенно противоположном смысле.

Премьер-министр герцог Абрамесс, со своей стороны, сухо выразил надежду, что в иностранной державе я буду вести себя подобающим принцу крови образом и не допущу нежелательных эксцессов, способных повредить авторитету монархии, и т. д. и т. п… короче, я чуть не уснул.

Следующим был братец-король – как ни странно, он ограничился всего одной фразой:

- Помни о престиже династии, Эльстед!

Я кивнул:

- Само собой!

Надо сказать, что вид у моего братца был довольно пасмурный – пропавших писем Эрны III до сих пор не нашли, и в Эсс-Анмар Вест VIII отпускал нас скрепя сердце – боялся последствий. (Накануне король долго колебался, был момент, когда он, вообще, чуть было не отменил нашу поездку, но мы с Освальдом упёрлись, королева-мать тоже посоветовала не сгущать краски, и всё окончилось вполне благополучно).

В заключении король со вздохом попросил Освальда присматривать за мной, чтобы я «не очень шалил», королева-мать напомнила мне моё обещание обязательно написать ей письмо по приезде, на этом родственные излияния окончились, грянул оркестр – мы с Освальдом зашагали к карете.

Почётный эскорт королевских гвардейцев, обрамляющих её, был виден довольно смутно – дым стоял коромыслом – господа гвардейцы курили для повышения тонуса.

Несмотря на плохую видимость, я с удовлетворением отметил, что багажный дилижанс набит под завязку. Вчера, на вопрос грузчиков: «что принц изволит взять с собой?», я распорядился валить в кучу всё подряд – кто знает, что может пригодиться за бугром? Приказ был исполнен буквально, и теперь двое слуг тщётно уминали содержимое кузова – дверцы никак не хотели закрываться.

Наша поездка оказывалась под угрозой срыва. Братец-король нахмурился и пообещал снять головы с плеч у всех ответственных за неё лиц. Это дела не ускорило – слуги по-прежнему безуспешно напирали на дилижанс – дверцы не собирались сдаваться.

Я посоветовал попробовать с разбега:

- Бум-м-м!

Дилижанс, наконец, закрылся, но, как выяснилось одновременно с этим, мы рано обрадовались, так как не учли основного закона механики, который гласит, что действие равно противодействию.
В данном случае он подтвердился как нельзя более наглядно:

- Трах..! – тут же слетели с петель дверцы противоположной стороны, вслед за ними вывалился мой любимый видеомагнитофон, на который (уже по закону подлости) очень точно приземлилась 16-ти килограммовая гиря. Она была не очень тяжёлая, но, всё-таки, разнесла его вдребезги.

Я выругался последними словами, но нет худа без добра – критический объём багажа, в результате этого происшествия, снизился до предельно допустимого. Дилижанс кое-как починили, закрыли, прозвучал сигнал к отправлению; королева-мать чмокнула меня, герцогиня Агнесса Боканер – Освальда, братец-король отечески погрозил пальцем нам обоим, и процессия тронулась с места.

- До свиданья-до свиданья!.. – в последний раз сделав ручкой дворцу Пале-Джой, я откинулся на сиденье рядом с Освальдом и пожаловался:

- Чёрт! Жалко уезжать!

Освальд зевнул – он явно не выспался.

- Ну и видок у вашей светлости! – заметил я. – Как у сонной мухи. Кстати, во сколько ты вчера пришёл? Я тебя до двух ночи ждал! (Дело в том, что сразу же после нашей экскурсии в Заброшенный замок, Освальд был оставлен мной наедине с Линдой на предмет признания в любви).

- В пять утра… – неохотно ответил герцог.

- Нифига себе! – восхитился я (Подняли нас в шесть). – Ну, и как дела на амурном поприще?!

- Никак, – герцог чуть помрачнел.

- В смысле? – потребовал я подробностей.

- Линда сказала, что герцог Абрамесс, её дядя, ещё в раннем детстве обручил её с герцогом Чэмом Палесским.

- Чэмом! Ну и имечко! – фыркнул я. – И что дальше? Сама-то она хочет за него выйти?

- Нет, но ничего не поделаешь – они обручены и вот-вот состоится свадьба.

- Ерунда! – сказал я. – Выше голову, Освальд! Мы её похитим!

Герцог задумался над этой необычайной перспективой, а я принялся глазеть на пейзаж за окном – к тому времени мы уже выехали за черту города.

Пейзаж был довольно однообразным: кусты, кусты и ещё раз – кусты.
Минут через пять мне осточертели все кусты на сто лет вперёд, я задёрнул шторы и подумал, что неплохо бы перекусить, тем более, что аромат торта, преподнесённого мне господином Басентуа, уже успел вытеснить из кареты все остальные запахи.

Торт ехал в заднем отсеке кареты, предназначенном для слуг и соединённым с нашим салоном небольшой дверцей. Я прошёл туда. Торт стоял на самом видном месте; сбоку, на откидных сиденьях мирно спали два человека в придворной униформе – наши камер-пажи.

Я аккуратно отрезал от торта шпагой внушительный кус, откусил, и… чуть не подавился! Рядом со мной в униформе камер-пажа спала фрейлина Арсойен дель Ингви!

Очень мило! Что же делать? Вчерашний разговор на балу, я, честно говоря, не воспринял всерьёз, и теперь не представлял, как реагировать на сложившуюся ситуацию. С одной стороны – камер паж в титуле герцогини – это вполне удовлетворит моё тщеславие, с другой – если её родственники узнают, что она уехала со мной… Скандал обеспечен – можно не сомневаться! В конце концов, всё свалят на мою персону… Скажут: «сманил невинную овечку, распутник», престиж династии вспомнят, и т.д.

Я задумался: «Может, выкинуть эту Арсо из кареты, пока не поздно? До дворца мили две-три, дойдёт, не рассыплется...» И тут же поморщился: «Вряд ли это будет благородно – ведь я сам разрешил ей вчера ехать».

«Плевать! – наконец решил я (природное легкомыслие победило здравый смысл) – Пока всё шито-крыто, а там – видно будет. Станет надоедать – сейчас же отправлю обратно!»

Придя к этому решению, я удовлетворённо чавкнул, облизал пальцы, захватил кусок торта для Освальда и направился обратно.