3. Совсем взрослые. Сами с усами. - 25

Начало здесь:http://proza.ru/2023/03/19/520

3.25. САМАЯ ТРУДНАЯ РАБОТА

- Михаил Палыч, твой земснаряд выиграл соцсоревнование за второй квартал. Экипажу благодарность и премия, а так же новый становой трос, - ранним сентябрьским утром на земснаряде появился прораб техучастка на разъездном катере и привёз зарплату.
- За премию от всего экипажа спасибо, а по поводу троса, с чего такая щедрость руководства? – удивился командир, явно чувствуя какой-то подвох.
- Твоему земснаряду предстоит тяжёлая работа по углублению входа в затон Ахтубинского судоремонтного завода. Начальство приняло решение выдать тебе для неё новый становой трос.
- Понятно, - с долей досады только и ответил Палыч, - а я-то думаю, что там все в конторе шушукаются за моей спиной. Приехал табель сдавать, а как-то тихо, подозрительно тихо и никто мне слова против не говорит, со всем соглашаются. А вы просто решили там земснаряд угробить, политики хреновы. Конечно, самый старый из двухтысячников.
Таким злым и ругающимся мне видеть Михаила Павловича ещё не приходилось, было бы из-за чего.
- Палыч, ты же взрослый умный человек и знаешь, что приказы руководства не обсуждаются. Есть утверждённый производственный план дноуглубительных работ, его и следуем.
Тут в разговор вмешался Лебедев:
- А то, что у «Ахтубы» оснащение лучше и современнее, она лучше справится с такой работой, никого не интересует?
- Алексей, потому и дают вам новый трос, что бы компенсировать будущие затраты и поломки, как-то помочь выполнить поставленную задачу правильно, «политического характера», как сейчас принято это называть. Всё, решение принято, завтра приедет трос на «Потоке» и вопрос закрыт. Берёте новый трос, мотаете и спускаетесь вниз. Командир ваш человек опытный, экипаж сработанный, с поставленной задачей справится блестяще, все в этом уверены…

В том, что Палыч, действительно, грамотный и опытный профессионал, жёсткий, но справедливый командир, мы все убедились. Собрание проводилось в салоне земснаряда и нам, рядовому составу, а точнее, практикантам, не совсем понятно, за что сыр-бор, но работа есть и надо работать. Чуть позже я узнаю, что подоплёка сих разборок была в тяжёлом слежавшемся грунте при входе в затон судостроительного завода. Сосуновые земснаряды работают там почти каждый год, и почти после каждого такого терзания железа об железо приходится производить капитальный ремонт грунтозаборных устройств. Глина вперемежку с брёвнами от сплава в далёкие послевоенные годы, куски железа и всякая другая металлоломная лабуда с годами ещё больше спрессовали грунт, который по всем профессиональным канонам надо брать черпаковым снарядом. Но он один в техучастке и очень дорогое удовольствие, тем более в нынешнее перестроечное время, как государственные предприятия стали учить считать потраченные государственные же, бюджетные, денежки, которых, к великому сожалению, для разработки перекатов и обеспечения безаварийного судопропуска по рекам страны, становилось всё меньше и меньше. Да к тому же, работает сейчас на благо города-героя и это тоже, судя по всему, «вопрос политический» и срывать оттуда его не будут…

- Снимаемся завтра утром, - командир, удручённый неприятным разговором с прорабом, вошёл в рубку, на вахте Лёшка Казаков. - Ты руководишь сборкой земкаравана по-походному и будишь меня на переход.
- Будет сделано, командир, - Лёшка понял задачу.
- Куда уходим? На Ахтубинск? – любопытствую, стоя в рубке и мало по малу изучая пульты управления и процессы работы.
Мне уже Алексей Николаевич Лебедев доверял однажды идти по траншее, как всегда, повторяя, что я должен к концу практики уметь всё на земснаряде. Поэтому, перечитывая конспекты, я часто поднимаюсь в рубку посмотреть работу, установку и перестановку. Иногда нас, машинных мотористов, вызывают на помощь в сборке земкаравана, когда нужна мужская сила и большее, чем есть на палубе, количество людей. Я с удовольствием вешаю на электровыключатель наушники, вылезаю из шумного машинного отделения и помогаю палубникам, соединяя и разъединяя шары, освобождая от посторонних предметов сосун и грунтовое колесо…

Середина сентября выдалась прохладной и приходится одеваться теплее, хотя, вроде бы, спустились южнее по реке, ближе к экватору. Похоже, всё земное тепло израсходовалось прошедшим летом и на золотую осень, на «бабье лето», ничего не осталось. Ветра становятся холоднее и холоднее, вода подстать ветрам. Купаться уже никто не желает. Да и желать некогда, два моториста из числа чкаловских курсантов ушли в армию, мы их прямо с земснаряда проводили в аэропорт и они улетели по своим деревням или в Чкаловск, где стоят на учёте в военкомате. Экипаж редеет, работы прибавляется, усталость накапливается, ветра усиливаются, деревья желтеют и опадают. Осень…

Загруженный тысячеметровой бухтой станового троса, «Поток» подошёл к борту ранним утром и привёз на пятнадцатидневную вахту сменного командира Николаича и механика Черникова.
Сменный командир привёз экипажу долгожданную почту от родных. Я очень жду письма от любимой девушки уже месяц. Что-то Оля долго не пишет, а я всё это время в раздумьях, поступила она или нет в институт. Наконец, я надорвал конверт, по уголкам разрисованный цветочками и быстро бегу по строчкам, перескакивая с одной на другую и пока не вникая в их суть. Мне не терпится узнать одно, стала ли моя девушка студенткой». Ага, вот оно:
«Ты только сильно не переживай и не сердись, но мне не хватило одного балла до поступления. Студенткой твоя глупая Оля не стала, а будет продолжать работать секретарём директора школы и набираться ума для поступления в следующем году. Тогда, возможно, ты будешь рядом и мне станет легче поступить. А пока, целую и жду тебя поскорее домой. Твоя Ольгунька»…

И всё, две строки, всего лишь две строки в самом конце письма. Не хочет расстраивать, не хочет расстраивать. А, может и к лучшему, ведь, теперь уж точно в мои планы входит сделать ей предложение стать моей женой и ехать на работу по окончании училища, как супруге молодого специалиста и скорее обзавестись своим семейным, тёплым и уютным уголком…

Звонок в машинном отделении застал меня слегка врасплох, я размышляю над последним Олиным письмом, промывая масляные фильтры системы главного двигателя. «Любимая» работа машинной команды, с неё начинает свои пятнадцать дней правления в машинке механик. Постоянно держит нас в «чёрном теле», первые два-три дня бурча себе под нос, что без него моторное отделение зарастает грязью и паутиной, двигателя сопливятся, словно в гриппозном состоянии, фильтра не пропускают масло, вследствие чего давление низкое. А тут звонок вызова машинного моториста.
- «Кулибинец», тебе пора, познать науку палубной команды, - улыбаясь, мягким отеческим тоном объявляет мне о переходе в вахту на палубе Александр Николаевич Машковцев.
- Хорошо, с какого дня, Николаич?
- С завтрашнего. Сам понимаешь, ребят в армию забрали. На палубе работать некому, вахты будут по двенадцать часов в сутки, готовься. В конторе, как всегда под осень, кадров нет, никто не хочет приходить на суда в конце навигации грязь из-под стланей выбирать. В машинке останутся два моториста, Юра и Вадик.
- Понял, Николаич, завтра выхожу на палубу, - с облегчением произнёс я, наконец-то, уйду от Черникова, хотя, с другой стороны, я приноровился к его манере работы и в машинке тепло, по сравнению с тем, что надо на холодном ветру ездить на якоря и ходить по плавучему грунтопроводу на концевой.
«Поток» довёл нас до входа в Ахтубинский затон, забрал на борт командира и сменного механика, лихо развернулся и его след простыл за ближним поворотом реки. Моя первая палубная вахта началась со смотки старого станового троса и намотки нового. Работка не тяжёлая, ведь, наматывает на свой барабан мотозавозня и только успевай следить за укладывающимися на него витками, что бы равномерно ложились. Почему-то к осени на барабане якорной лебёдки сломался тросоукладчик, значит, моторист поработает за него. А вот намотка нового, в смазке, троса, это я вам скажу отдельная поучительная история, правда, и не тяжёлая. На флоте для работы с новыми тросами специально выдаётся два комплекта рукавиц, после смазки они ни на что не годятся, разве что в огонь выбросить. Хорошо, если бы трос дали оцинкованный мягкий, податливый, полдела. А привезли сталистый, жёсткий, упругий, неуправляемый. Одна заправка его в барабан становой лебёдки земснаряда заняла у троих человек минут двадцать пыхтения и кряхтения, рукавицы по окончании только заправки, у всех участников процесса, в полном составе, ушли в утиль. Вроде бы, аккуратно пропустили трос через все роульсы и поворотные киповые планки, так нет же, не идёт ровно и всё! Механик выматерил всё руководство техучастка за такой «подарочек», приговаривая:
- То ли ещё будет на этой работе. Это только цветочки. Яблочки будут впереди, пацаны, - красный от натуги, он не может выправить извивающегося стального «змея».
Полвахты, как корова языком слизала, но общими усилиями трос мы намотали и следом приступили к установке земснаряда на местности. В узком и мелком затоне завода радиус закругления нашего шалмана не позволяет ровно и спокойно завести концевой понтон, которому мешает отсутствие течения, обычно помогающего распрямить изгибы.
Осень…

Темнеет рано, а мы только половину дел сделали, что бы нормально запуститься и дать струю из концевой трубы. По ночам такие работы проводить проблематично. Первая моя вахта выдалась насыщенной на события, хотя, с другой стороны, наглядно, так сказать, воочию, курсант уже четвёртого курса путейского отделения Горьковского речного училища увидел и поучаствовал в нескольких нестандартных ситуациях и принял к сведению много тонкостей и нюансов установки земкаравана при отсутствии течения и в узком месте реки. Прямо, как по конспекту Леонида Ивановича, точь-в-точь…

На рассвете следующего пасмурного сентябрьского дня земснаряд мягко затрясся от запуска двух больших дизелей и грунтового насоса, предвещая всё это свистящим авиамоторным гулом мощного электродвигателя гидроразрыхлителя. Через некоторое время по трубам зашуршал тяжёлый грунт с примесями железяк и камней. Процесс пошёл, пошёл вперёд по новому становому тросу, по прорези, привычным для него траншейным способом.
Находясь в палубной команде, мне разрешается чаще заходить в рубку и сидеть, поглядывать на работу. Здесь это не возбраняется и я в полном объёме пользуюсь своим служебным, так сказать, положением. Хорошо, что есть сменный командир, пожилой человек, опытный и умный, спокойный и уравновешенный. У него-то я и выпытываю тонкости нашей науки, те самые нюансы работы дноуглубителя, диплом которого мне предстоит получить не далее, чем через полгода.
- Николаич, а почему все так боятся работать здесь, в затоне завода?
- А сейчас узнаешь, когда каждые пятнадцать-двадцать минут будешь бегать на сосун, чистить его от всякой дряни. В затонах судоремонтных баз что только не кидают за борт во время зимнего судоремонта, чего только мы ни поднимаем на поверхность. Иногда такое увидишь, в голове не укладывается, как оно попало на дно. Вот! Не прошло и  полгода! Курсант, давление бешеное, - он щелчком ногтя ткнул в манометр всасывающей системы, со своей всегда непринуждённой и мягкой улыбкой на устах, - а с конца вода капает, словно при нехорошей болезни...

 Чистейшая вода, значит, забился хобот, забился, родимый. Буду поднимать сосун, готовь шансовый инструмент путейца, пилу и лом, сейчас пойдём. Опа! Я стихами заговорил, - и он тихо рассмеялся.
Помимо сетки с мелкой тухлой рыбёшкой и всевозможных тряпок, в три или четыре проёма между решётками забились листы металла и бревно. Нож, лом и ножовка по дереву – постоянный инструмент палубного лебёдчика-моториста при очистке сосуна. Иногда ножовки мало, тогда зовёшь второго моториста или вахтенного капитана с мотозавозни, с пилой «дружба два» и начинаешь так называемую «заготовку дров» прямо на десятиметровой ширины «балалайке», то бишь, на сосуне. Если посмотреть со стороны, то, наверное, можно подумать, что мужикам делать нечего, как пилить дрова над водой, в состоянии канатоходцев. Не зря же есть старая поговорка путейцев «поработаешь на землесосе пару навигаций и можно выдавать диплом старшего канатоходца». Почему так, можно только догадываться, вы просто приходите и поработайте. А я посмотрю…

Чем дальше землесос, с большим трудом и поломками, случайными и непредвиденными остановками и снова поломками, пробирался по прорези внутрь затона судостроительного завода, тем чаще перекладывался становой якорь, ползущий в таком непонятном грунте, не имея возможности зарыться в него и зацепиться. Тем чаще поднимается заборное устройство для очистки, очень часто стал забиваться участок всасывающего патрубка при входе в рабочее колесо. Когда между лопастями колеса или на входе в них попадают тяжёлые посторонние предметы, проскочившие через защитную решётку зева заборного устройства, в машинке стоит грохот катящихся по горному склону камней или железок. Всё, хана, вход забит и открывается смотровой люк, весом килограмм двадцать из толстого металла. Вот и чистишь за вахту всё это хозяйство раз десять-двадцать, накидывая горы камней и кучи железяк в машинном отделении. Если бы экипаж сдавал металлолом, поднимаемый со дна, то давно уже все стали бы миллионерами. Рамоподъёмную лебёдку вахтенный багермейстер только успевает вверх-вниз крутить, ролики гуляют то по часовой, то против. Не работа, а кайф со знаком минус. За вахту так упахаешься с тросами, якорями, сосунами, камнями, дровами и ломами, что к её окончанию выжат, словно лимон. До кровати доходишь, носом вниз плююююх… готов…

- Вот поэтому нам и выдали новый трос, что старый рвался бы каждый день и к концу такой ужасной работы лохмотья бы одни остались. А нам ещё месяца два работать, как пить дать, - глядя на меня, уставшего и обессиленного, поясняет Николаич, когда я сижу с ним в рубке и наблюдаю за равномерным плавным движением папильонажных лебёдок на команде «выбирать», - нагрузка на приборах дикая, земснаряд стоит, дёргается. Как в нервном тике, а грунта нет. Во что-то постоянно упираемся, а без толку. Только новый трос и спасает, вроде, продирается сквозь плотный грунт и поднимает его. Хорошо, что лебёдка выдерживает, и якоря становые зацепились в грунте, хотя, гидравлические тормоза ещё надо умудриться сорвать. Прочные, надёжные.
 - И так здесь всегда?
- Да. Потому и не любит ни один командир землесосов наших идти сюда, работать. На вход в Ахтубинский затон нашего брата можно заманить только с помощью какой-нибудь подачки от начальства, в виде нового троса, например. Мы новый становой трос просим года три уже, не давали. А здесь, раз и на месте…

- И сколько ещё дней мы так будем мучиться, дергаться на тросу?
- По рабочему времени плана дноуглубления и по объёму здесь всей работы дней на десять. Так с таким количеством остановок на все двадцать пять хватит…
Из всего плохого и неприятного надо всегда извлекать и выискивать полезное и интересное, чем собственно мы и пытаемся заниматься всю взрослую жизнь, если не падаем духом от наваливающихся снежным комом проблем на работе и дома. Вот мы и умудряемся между тяжёлыми, в плане работы, и длительными вахтами ходить, а точнее, ездить в город Ахтубинск. Небольшой и уютный, он расположился немного далековато от завода и туда ходит рейсовый автобус, на котором мы несколько раз мотались за продуктами. Старинные улочки с небольшими домами напоминают большинство посёлков Союза, коих великое множество разбросано по огромной её территории. Выезжая с земснаряда на берег, наблюдая стороннюю жизнь, двигающуюся своим чередом вслед за солнцеворотом, понимаешь, что и осень не такая холодная, и ветер не такой колючий, и вода не такая тёмная. Просто природа, нас окружающая со всех сторон, готовится к приходу зимы, короткой в здешних местах, ветреной и малоснежной зимы…

К началу октября мы одолели самую трудную за всю прошедшую навигацию работу. По её окончанию можно смело сказать, что практика удалась! И решётки на сосуне приходилось выправлять да восстанавливать резаком со сваркой, и троса папильонажные сращивать после обрыва, и якоря по два-три цеплять в кильватер на становом тросу, и изгаляться над понтонами, которые извивались в разных позах, а плыли зачастую туда, куда их поманит осенний ветер. И, ведь, по стечению обстоятельств, направление последнего не всегда совпадало с нашим желанием спокойно поработать. А самое главное, в затоне Ахтубинского судоремонтного завода первый раз за навигацию пришлось завозить кормовые папильонажные якоря для удержания в створе корпуса и выдерживания ровного прямого направления прорези. Мороки с ними много, но и пользу я увидел в полной мере. Одного металлолома насобирали на корме с тонну. Польза же! Потом экипаж сдаст в грузовом порту и вспомнит хорошим словом эту работёнку…

Подведя итог такой сложной работы, можно отметить, что меня она многому научила и, так сказать, «на ус намотал» несколько полезных для себя моментов. Кое-что, даже, в будущем приходилось применять, например, когда в последнюю свою навигацию работал вниз носом, убирал грунт с верхнего подходного канала Николаевского гидроузла системы Волго-Донского судоходного канала. Но это опять будет потом, лет через…

Продолжение здесь:http://proza.ru/2023/04/14/1396