Ура, матросы! В начале долгого пути

                Анастасия СОКОЛОВА

               
                «УРА, МАТРОСЫ!»

                В НАЧАЛЕ ДОЛГОГО ПУТИ
               

        Эти  маленькие  рассказы  -  воспоминания   о  наиболее ярких моментах   моего  дошкольного детства, проходившего  в   первые послевоенные годы  в  Горьком, Балтийске и Москве.  Восстановить в памяти  многие эпизоды, атмосферу  и хронологию  давно минувших дней  мне помогли  мои родные.   Возможно,  за давностью   событий в моих заметках  могут быть  и погрешности.  Но поскольку ни в одной строке нет  ни вымысла, ни корысти, то прошу  не сомневаться в искренности  и достоверности  моих воспоминаний и сопровождающих повествование  раздумий о прожитых  мною годах.
               
                ГОРЬКИЙ               
               
          По рассказам мамы  она  не была подготовлена  к страданиям, которые  ей предстояло  испытать во время родов.  Боль с первых же  схваток парализовала ее волю и  поэтому  советы врачей не  доходили до ее сознания.  Мои  попытки  появиться  на свет Божий  не встречали помощи её тела. В страшных мучениях  молодая двадцатидвухлетняя роженица прощалась с жизнью.  Но, к счастью, нижегородские  врачи были опытные.   Мама с  муками адовыми родила.
            Когда акушерка, принимавшая роды, узнала, что меня назвали  Анастасией, очень обрадовалась.  «Уж,  не в мою ли это честь?», – спросила она у мамы.  Доктора звали Анастасией. Но мама сказала ей правду -  дочку назвали в честь свекрови, Анастасии Андреевны.  В сердце моего отца царил культ матери, поэтому другого имени у  его дочери  и быть не могло. Хотя, я считаю, что в данном случае, мама могла бы и слукавить – не велик был бы грех.  Ведь  только благодаря  Анастасии, доктору от Бога,    мы обе остались жить.   
          Анастасия  имя греческое и означает «Воскресшая».  Мой Ангел Хранитель Анастасия   много  раз возвращала меня к жизни,  в тот момент, когда я находилась у последней черты.
                _____________
               
           - Стасик! - слышу я голос маминого   младшего брата  шестиклассника Вити. И я, действительно очень похожая на мальчика,  бегу к  своему «дяде»  по длинному коридору  нашей  огромной  шести комнатной   квартиры.  Эта государственная, «казенная», как говорила бабушка, квартира в доме №1 по улице Минина    была предоставлена   моему деду, Николаю Васильевичу Жильцову,  на время его работы  на посту председателя Горьковского облисполкома. 
             Здание   облисполкома располагалось на территории Кремля,  неподалеку от нашего дома, стоило только перейти площадь Минина и Пожарского.   Однажды,  по какому-то  срочному вопросу  мы с мамой зашли к  дедушке  на работу. Помню его кабинет:  красного цвета стены,  большой  рабочий  стол, на нём  письменный прибор. Дедушка, улыбаясь, вышел нам навстречу и  взял меня на руки. Уделив нам минутку внимания,  он  вернулся к своему рабочему столу. У нас сохранилась фотография, на которой   дедушка  работает за  этим письменным столом в своем  кабинете.
               
                ЛЕСТНИЦА               
          
            О том, что недавно закончилась война,  я,   как и все послевоенные дети, знала с рождения.  По радио ежедневно транслировались песни о Родине, о  Победе, о русском солдате,  защитившем мир от фашистской чумы.  И в моей душе изо дня в день  росла
такая гордость за наш Народ, что передать это на бумаге невозможно. Это можно только чувствовать.         
            Помню, как мы с мамой ходили смотреть на строительство  грандиозной красавицы  лестницы, поднимающейся от Волги к памятнику  легендарному летчику Чкалову.  К строительству лестницы помимо отечественных  рабочих и специалистов были привлечены и немецкие военнопленные.   Они нам улыбались, что-то говорили.   И мне их было жалко.  Я об этом сказала маме, но она мне тогда объяснила, что всё происходящее сегодня с этими людьми, справедливо. Они  воевали против нас и заслужили наказание. Но я  все равно продолжала их жалеть…  Милость к падшим  у нас,  русских, в крови.         
            Много лет спустя, в 1989 году  в Берлине,  гид рассказывала  нам о том, как  на улицах городов и деревень Германии тысячами гибли от непосильного труда и голода  наши советские военнопленные и угнанные в Германию мирные жители.   Интересно,  отпрыскам   сытых немецких бюргеров  мысли о жалости к  русским военнопленным  приходили в голову?   

               
                ЗЕЛЕНЫЙ  ГОРОД               
               
           Летом  мы жили  на государственной  даче в   Зеленом Городе.   Шофер помогал грузить вещи в  дедушкину служебную  машину, мы  трогались в путь  и  уже   через
пол часа  оказывались  в живописном дачном   поселке.    
           Ни  собственной  дачи, ни личного автомобиля у моего высокопоставленно деда никогда не было.  Государственному чиновнику на время его работы на руководящих постах  предоставлялись   государственная жилплощадь, государственная дача и государственный автомобиль.  После освобождения от должности чиновник   или вовсе  лишался  этих привилегий, или  большинства  из них.
           Декретом ВЦИК от 23 июня 1921 года, был введен  так называемый «сталинский  партмаксимум»,  который установил, что зарплата ответственных работников, членов ВКП(б),   не должна превышать 150 % от уровня средней зарплаты в подконтрольных им учреждениях и предприятиях. Этот декрет ограничил для руководителей возможности дополнительных заработков на стороне.               
           Постановлением Политбюро от 8 февраля 1932 года с 1 марта 1932 года партмаксимумом  был заменен  ограничением ставок заработной платы.
           К слову.  Заработная плата министра сельского хозяйства РСФСР (дедушка  занимал этот пост все военные и первый послевоенный год: с 1941 по 1946 гг.), составляла  1750 рублей в месяц. Для сравнения:  заработная плата   Н.В.Жильцова   на посту директора совхозов   с 1923 по  1938 гг., составляла    от 250 до 800 рублей в месяц. То есть примерно  от 7-й до 1/2-й  части от зарплаты министра. 
           А  зарплата   председателя Горьковского облисполкома  (дедушка занимал этот пост  с  1946 по 1950 гг.),  равнялась  2000 рублям в месяц, что крайне ограничивало возможность   дорогостоящих  приобретений.            
            В дополнение  к сказанному  привожу отрывок из романа Ильи Эренбурга «День второй» (1935), на страницах которого перед читателями предстает  картина жизни большевика по имени Григорий Шор: «Его послали в Лондон: продавать лес. Он встретился с крупным английским инженером. Англичанин спросил Шора: «Как вы работаете в столь мизерных условиях? Я читал, что в России редко у кого из специалистов ванна, не говоря уж об автомобиле. Может быть, вы мне скажете, сколько у вас зарабатывает такой специалист, как вы?» Шор поглядел на англичанина, и в глазах Шора показалось глубокое веселье. Он ответил: «Это называется — партмаксимум. Ерунда! Меньше, чем этот швейцар. Может быть, как дипломат, я должен говорить иначе. Но, по-моему, правда -  куда лучше. У меня, например, нет машины. Иногда я жду трамвая полчаса и, не дождавшись, иду пешком. Мыться приходится в бане: два часа потеряны. Наша страна ещё очень бедная. Вы меня спрашиваете, сколько я получаю. Я мог бы вам ответить: столько-то — в рублях. Перевести на фунты трудней. Но и не в этом дело. Я получаю радость. А сколько, по-вашему, стоит настоящая радость — ну, хотя бы в фунтах?..».  Англичанин вежливо улыбнулся».
            Большинство государственных чиновников в тот исторический период работало  «не за деньги, а за совесть».
                ____________
            Но вернемся в Зеленый Город. Наша  одноэтажная  деревянная  дача  находилась  в глубине   молодой березовой рощи. Неподалеку протекала извилистая  узкая   речушка Кудьма, по которой   я вместе с дедушкой и Витей отправилась  в своё первое в жизни водное путешествие.
           Воспоминания  об этом дне до сих пор свежи в моей памяти.  Затаив дыхание,  я  прислушивалась   к  милому,  приветливому лягушачьему кваканью,   к  резким  голосам  низко пролетавших над нами  больших птиц.   На пути нашего продвижения   мы столкнулись с препятствиями.   Поднимающиеся со дна реки водоросли  мешали дедушке грести,  цепляясь за потревожившие их покой весла. Кроме того,   Вите  приходилось раздвигать руками   густые  заросли   кустарника, с обоих берегов нависшие над рекой,   чтобы не оказаться в плену у этой загадочной, тихой речушки и продолжить  путь по зеленому тоннелю,  образовавшемуся в наиболее узких местах Кудьмы.  И Витя с  большим энтузиазмом   выполнял обязанности первопроходца!
           Возвращались с прогулки к обеду.  При приближении к   даче   волшебный аромат самых вкусных на свете  бабушкиных  пирожков с капустой  заставил нас прибавить шаги.  На круглом столе,  покрытом белоснежной скатертью,  стояла ваза, до краев  наполненная  клубникой из нашего  палисадника.    Мне  доверяли  сорвать  в палисаднике и принести к столу огурчик или помидорчик.  Я  всегда  с великой радостью выполняла  это  ответственное  поручение.
           С первыми осенними заморозками мы переезжали  в Горький. И я  сразу начинала  скучать   по моему  Зеленому Городу.  И по сей день  грущу и надеюсь  туда вернуться.  Мне думается,  я найду  и ту  речушку,  и то   место, где была наша  деревянная дача.
               
                БЕГСТВО ИЗ РАЯ               

               
           Моя  счастливая жизнь в Горьком   неожиданно  закончилась   срочным отъездом  к месту службы отца  в  Балтийск  -   бывший  немецкий  порт  Пиллау.   Помню  вокзал.    Расстроенных  родных. Но особенно  запомнились слёзы бабушки Люды.  Я её тоже называла мамой и очень любила.  Ведь моя  мама часто  и надолго уезжала  в  Ленинград на свидания  с мужем, моим отцом, курсантом Высшего  инженерно технического  училища  ВМС.     В это время  бабушка всегда была  со мной рядом и по-матерински заботилась обо мне.  Назначение в Балтийск отец получил по окончании училища.
           Поезд   тронулся,   и мы ринулись вдвоём с мамой в неизвестность. Неизвестность  страшную тем,  что  мама  тогда  совершенно не представляла себе  трудностей жизни  в чужом городе, среди незнакомых людей.   И тем более ей было не понятно, как она теперь одна, без помощников,  справится с домашним хозяйством.
          Да и сложится ли вообще там хоть какая-то семейная жизнь?  Ведь  столь скоропалительный побег  из  нижегородского Рая объяснялся появлением в Балтийске претендентки на  занимаемое мамой место в  папином  «любви обильном»  сердце.            
           Прилипнув к окну   отходящего  поезда, я  видела  всё удаляющиеся от меня скорбные лица  моих родных,  бегущих по перрону за  набирающим скорость составом, и горько  плакала.  Здесь, в поезде, я ясно помню возникшее во мне ощущение, что мама хоть и красивая, но беспомощная, и что кроме меня у неё сейчас никого нет.   Причину отъезда от меня все  скрывали,  но   я чувствовала, что  этот  отъезд не к добру.
Так и случилось.  В Балтийске трещина в отношениях родителей разрасталась, превращаясь в непреодолимую пропасть.


                БАЛТИЙСК


                МОИ ИГРУШКИ  - МОХ ДА СТРУЖКИ               
               
            Балтийск. В моей памяти этот  разбитый,  взорванный и заминированный  немцами при отступлении  город  остался прочно и навсегда.  Моё детство до  4-х лет проходило на его развалинах.
            В подвале нашего  дома  пожилой  инвалид   открыл  мастерскую.  Что-то чинил,  прибивал, обстругивал рубанком доски.  Из-под его рубанка спиралью слетали на пол стружки – светлые, причудливо закрученные, каждая имела свою загадочную форму.
 Я с моими  соседями по дому  девочкой  Галей и ее младшим братиком  просили  у мастера эти стружки для игры. Когда мы  выходили  из подвала  на улицу,  стружки  становились ещё красивее, потому что приобретали оттенки падающего на них солнечного света.  Мы приносили  эти сокровища  в   развалины  кирпичного дома, в котором  устроили себе комнату для игр. 
            А  на улице,  на небольшой полянке  рос  мох. Я  снимала обувь и погружала свои крошечные ступни в расстелившийся  передо мной  природный,  мягкий,   зеленовато-серебристый  ковер, щедро даривший мне свою нежность.  Природа была добра ко мне,  и от этого так хорошо и радостно становилось на душе!
            Мы высыпали  сияющие на солнце стружки на ковер,  и давали волю своей фантазии: стружки становились  то флотилией, бороздящей моря и океаны, то овечками, пасущимися на зеленом сочном лугу,  то  лебедями,  опустившимися на землю,  чтобы набраться сил перед дальним полетом.   Вот такими, причудливыми и разнообразными,  запомнились мне  навсегда  мои любимые игрушки – мох, да стружки.               
               
                НАХОДКИ И ПОТЕРИ               
               
            В  грудах развалин  мы находили для игры разные  предметы.   Кто-то на наших глазах откапал даже рояль.  А я нашла  большой гвоздь и  принесла его домой.   Дверь мне открыла моя бабушка Анастасия  Андреевна. Она приехала из Москвы нас навестить. Обычно скупая на  эмоции и уж тем более,  на похвалу, в этот раз  она отступила от своих правил. «Молодец, Ася, - сказала она,   -  в хозяйстве пригодится».
           А еще   мне однажды  повезло  найти трубочку от детского  игрушечного телефона. Но  недолго я ею любовалась. Пришёл на наши развалины  парень лет семи  и заявил, что трубочка эта его. И я без колебаний ему её отдала, поверив  вранью.  Потом  друзья сильно ругали меня   за  доверчивость.  Галя с братом от рожденья были  реалистами - сами могли легко обмануть, поэтому и не верили на слово.   Меня обмануть им тоже  ничего не стоило, но я на них не обижалась, и наша дружба продолжалась  до самого моего отъезда из Балтийска.          
           Все  находящиеся в развалинах предметы будили  мою фантазию: покорёженное колесо  создавало иллюзию, что я  нахожусь не в руинах разбитого войной дома,   а  стою у руля  военного корабля, рассекающего безбрежное Балтийское море.  И  плыву  я куда-то вдаль, не на прогулку,  а   чтобы сделать что-то хорошее для людей и для своей Страны и вернуться  с Победой.
          Огромный  мир  первых послевоенных лет  представал передо  мной  без прикрас,   и я   чувствовала  себя  пусть малой, незаметной,  но  уже  неотъемлемой  его  частью.

                ПО СОСЕДСТВУ С ПОРТОВЫМИ КРЫСАМИ
               
               
           Галя была на год меня старше. Трусливая и капризная, она  часто обращалась ко мне  за помощью,  и я ей  никогда не отказывала, потому что  верила, что  она без меня не справится.  Так, я  каждый день   помогала  своим друзьям  добираться до их квартиры,  расположенной этажом выше над нашим бельэтажем.   А ситуация была такова.   Весь Балтийск  страдал от  нашествия портовых чёрных  крыс.  Наш дом,  фасадом выходящий на пристань, не стал для грызунов исключением.  Разрушенные еще  во время войны  лестницы  в  нашем  подъезде  еле держались.  А мы, малыши, чтобы достичь дверей своих квартир,  должны были  по-пластунски, на животиках  переползать  через пустующие дыры, образовавшиеся из-за отсутствия ступенек.   Мы подтягивались,  что было  сил,  цеплялись за  искорёженную  чугунную арматуру, которая служила зыбкой опорой для  разбитых перил.
          А  в это время,  на  лестничной клетке, по бокам, чинно восседали чёрные, лоснящиеся  животные, каждая размером, как мне казалось,  с небольшую кошку. Это и были портовые крысы. Нас  крысы не  трогали, но и не убегали, а  спокойно, на правах соседей по дому, наблюдали за нашими попытками доползти до квартир.   
          Галя  с братом  без моей помощи  домой не возвращались.  Им  было страшно. Да и не мудрено. По городу ходили слухи о том, что по ночам крысы скопом нападают на спящих людей.   Было ли мне страшно? Да, было, но я знала, что  Гале с братишкой никто кроме меня не поможет: их  родители часто оставляли  одних. Почему так – не знаю. Значит,  решила  я, надо выручать друзей – ползти  вместе с ними до второго этажа. И я, минуя свой бельэтаж, ползла ещё выше, ежедневно доводя друзей до их квартиры.  И только после того, как  дверь ребятам открывали  соседи по   коммунальной квартире, я  с чувством выполненного долга  отправлялась  в обратный путь, вниз по разбитой,  так  полюбившейся портовым крысам лестнице.   
           С тех пор  я не  испытываю животного страха при виде крыс.  Более того, считаю их животными разумными и благородными. Что им стоило скопом налететь на нас, крошек,  и растерзать в одночасье?!  Почему они нас не трогали?   Ведь мы были тогда совершенно беззащитны?

                УРА, МАТРОСЫ!
               
             У нас в квартире жила  собачонка.  Это была небольшого размера, короткошерстная дворняжка,   невоспитанная, беспородная  псина.   Вот её-то  я боялась! И на то были причины.   Иногда  мои родители уходили  из дома по  своим делам  и оставляли меня  допоздна  в квартире одну,  «на собаку».  Но в отсутствии хозяев  она меня не охраняла, а только  пугала  своим непрекращающимся звонким, режущим слух лаем. В страхе быть укушенной  я, подставив стул,  залезала на обеденный стол, куда  она не могла допрыгнуть, и  сидела там в ожидании  родителей.
             И как  же я радовалась их возвращению, освобождавшему меня от многочасового страха!   Но  злобы  ни на  эту глупую собачку, ни на родителей у меня не было.  Моего плача, а уж тем более упреков,  они никогда не слышали. А и услышав, только бы осудили меня же за трусость.    Отец поучал:  если  обидно, больно или страшно,  не плачь,
а кричи:  «Ура, матросы!».   Так я и  делала.  Помогало.               
         Однажды отец, вернувшись из командировки, в моём присутствии  распаковывал чемодан.  Он достал оттуда маленькую игрушечную  плиту и,  ничего не говоря,  не глядя на меня, отложил её в сторону. Я  с  восторгом разглядывала новую красивую игрушку,  но  в тот момент, когда я потянулись к ней, отец сказал:  «Это для хорошей девочки».
          Для какой такой хорошей девочки?    Выскуливать, выпрашивать, оправдываться в несовершенных грехах  – это не по мне. Вместо ожидаемых  оправданий,  отец услышал:  «Ура, матросы!».  Плита осталась в нашем доме, но я в неё никогда не играла,  не считала  своей.

                ЛИСА, ШОКОЛАДКА И КАРАНДАШНИЦА               
               
          В нашем доме  жил  пожилой  инвалид.   Будучи от природы художником и добрым человеком,  он  рассказывал нам   интересные истории и   лепил   нам   из  глины     разных   зверушек.   Мне он слепил лису, но она вскоре  рассыпалась, ведь глина была необожжённая.   Я погоревала, конечно, но всё равно, воспоминания о том, что  был такой  Хороший Человек, который  сделал специально  для меня игрушку, да ещё ТАКУЮ игрушку!!!  по сей день согревают  моё сердце.   Ведь   в моём детстве у меня была  моя  собственная  рыжая глиняная Лиса!               
           Как-то матросы, проходя   мимо нашего дома,  угостили  нас с Галей  плиткой  шоколада.   Не избалованные сладостями,  мы, конечно,  обрадовались   угощению, поделив плитку ровно на две части.  Но  моя радость была недолгой.   Отломив  один  небольшой кусочек,  я весь  остальной шоколад   принесла домой, чтобы угостить бабушку и родителей. Но  эти мои благие намерения неожиданно  вызвали  у отца  приступ   гнева. Нет, он не повышал голос, а наоборот,  произносил слова  очень тихо,  шипя, с расстановкой.    С тех пор  мне категорически запрещалось принимать подарки даже от знакомых людей.
            А Галя  делиться шоколадкой со своими родными даже  и не думала, сразу употребив  ее  всю, не отходя от подъезда.
            Вскоре после  этого  случая нас пригласил к себе в гости  папин сослуживец.  И надо ж такому случиться?  В присутствии родителей он  протянул  мне чёрную эбонитовую  карандашницу со словами: «Будешь сюда  свои карандашики складывать!». Этот Добрый Человек   бывал у нас дома и знал, что я хорошо рисую.   Держа подарок в руках,  я  от робости перед отцом очень тихо поблагодарила   дарителя.   Мой поступок   готов был вызвать   у отца очередной приступ с трудом сдерживаемого  гнева, поэтому я намеревалась тут же вернуть подарок, но не успела.  Добрый Человек    так грустно и умно посмотрел на отца,  что не оставил ему даже малейшего шанса для дальнейшего обсуждения этого вопроса.  Карандашница осталась у меня!
               
                ДИНКА
               
           Была у меня ещё плюшевая собачка Динка – моя самая любимая в детстве игрушка. Я её любила больше всего на свете!  Однажды мы с мамой пошли на почту, но  по дороге я потеряла Динку. Надо сказать, что в детстве я была рассеянной. Пришли на почту,  а  Динки  нет!   Вот это было горе!   Я пошла  её искать: у  входа в почту  – нет, обошла вокруг здания – нет. В самой почте – тоже нет!  Плакать мне не разрешалось, а сердце, казалось, остановится от горя. Ведь я потеряла единственного Друга!
           Идём обратно той же дорогой, вдоль набережной. Я в неописуемой печали. И вдруг нам навстречу движется компания ребят-подростков, а в руках одного из них – моя Динка!!!    «Мама, это моя Динка!» - тихо закричала я: это в душе был крик, а повышать голос мне не разрешалось никогда.  Приблизившись к ребятам, мама  им очень строго и тактично объяснила, что эту собачку мы потеряли по дороге на почту, и попросила её нам вернуть. Так что  же мы услышали в ответ?:  «Мы ей сначала уши оторвём, потом хвост и ноги оторвём, потом голову оторвём, а потом вам отдадим!!!».
           А я была счастлива и довольна этим ответом: мне нужна была ЛЮБАЯ ДИНКА!
Но их угрозы с делом, слава Богу,   разошлись. Ребята посмеялись, покружили Динку, держа  за хвост и отдали  мне  в целости и сохранности, без причинения увечий. Как же я была благодарна этим, в сущности, добрым и весёлым ребятам!
          Этот был  самый страшный    из-за потери  и самый счастливый  из-за возвращения  Динки   день  в моей жизни!

               
                ДОКТОР, ПРОСТИ!               
               
         Но на моей детской душе были и грехи.    Была у меня одна кукла – пупсик, и почему-то мы его называли   «Доктор».  И я его невзлюбила.  А невзлюбила я его потому,  что  маме,  студентке Ленинского педагогического института,    почему-то доставляло глупейшее удовольствие любую мелочь, которую она делала для меня,  делать как бы для Доктора. Так, например, шьёт мне панамку. Я спрашиваю,  кому она ее  шьёт?  Ответ: «Доктору». Шьёт  трусики – ответ тот же. И  так  - без конца…  Я стала считать   пупса своим соперником и зашвыривала в разные углы комнаты.  На нём, ни в чём не виноватом,  вымещая досаду.
          Прости меня, игрушечный человечек! Очень больно и страшно, будучи от природы человеком добрым,  начать делать зло. Судьба игрушечного  человечка  и поныне   на
моей совести.                ______________

           По окончании     института  мама  никогда не работала с маленькими детьми. Она  преподавала словесность  в   старших классах  в школе рабочей молодежи и студентам техникума.  За многолетний добросовестный труд  и большие заслуги  в деле народного просвещения  маме присвоено звание «Отличник народного  просвещения», медаль и звание "Ветеран труда".  Раиса Николаевна Соколова  была  соавтором   книги «В помощь учащимся», вышедшей в свет в 1959 году.  Книга долгие десятилетия  являлась  незаменимым  учебным пособием  для учащихся и учителей средних школ.

         
                МЕНЯ ПОХИТИЛИ               
               
           Детей в Балтийске, городе закрытом, военном, было мало – только дети офицеров и обслуживающего персонала.   Поэтому, когда мимо нас, ребятишек, проходили матросы, они нам по-отечески улыбались и говорили что-то хорошее.  Как радовались моряки, когда мы с мамой подходили к пристани! Нам махали руками, посылали воздушные поцелуи, приглашали на корабль. Но это были только добрые  намерения,  ведь без пропуска на корабль не мог ступить даже офицер, не говоря уж  о гражданских лицах.
          Но однажды случилось непредвиденное. Отец служил на корабле.  Мы с мамой ждали его возвращения  с вахты  на берегу.  И вдруг ко мне подбегает матрос, хватает меня и, не оглядываясь, бежит на корабль и  взбирается по лестнице,  круто ведущей вверх.    Высота  мне показалась огромной.   Но я не плакала, не кричала,  а по совету отца, преодолевая страх,   воскликнула: «Ура, матросы!».
          Наконец, видимо, сообразив, что  за «похищение» ребенка  придется отвечать,  матрос стал спускаться вниз. Мама   в оцепенении  следила за происходящим.  И в тот момент, когда матрос передавал меня маме,   я уже от радости  во весь голос,  как на параде, проскандировала: «Ура, матросы!».
               
               
                МОСКВА               
               
          Срок службы отца   в Балтийске подходил к концу.   Мы   готовились к отъезду в Москву. К этому времени мамины родители с Витей   вернулись из Горького   в свою московскую  трехкомнатную  квартиру на  Большой Серпуховской улице.  Эту    квартиру   дедушка  получил  на пятерых членов  своей  семьи:  себя, жену и троих детей,  за два месяца до начала Великой Отечественной войны.  Тогда  переезд нашей семьи  в Москву  из Ленинграда был связан с назначением  Н.В.Жильцова    на пост наркома земледелия РСФСР.
           Ко времени нашего возвращения семья  Жильцовых увеличилась вдвое.  Дочери - Рая (моя мама) и ее старшая сестра Вера, вышли замуж и стали мамами.  Родные  люди  ждали нашего возвращения.   Место нашлось всем  десятерым! 
          Наконец  я снова   вместе с  самыми дорогими мне  людьми: бабушкой, дедушкой, Витей! Какое  это было счастье!
          Родители отца  Соколовы  жили на Арбате и тоже  с нетерпением ждали   возвращения сына.

               

                КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
         
         К  нашему  возвращению  по стенам  квартиры  были развешены мои рисунки  с изображением кремлевской стены,  краснозвездной Спасской башни и Мавзолея Ленина, а также   деревенского домика   на берегу реки.  Это были мои любимые сюжеты.   Рисунки  я присылала  из Балтийска бабушке и дедушке, они их  бережно хранили и   к моему приезду устроили  мою  персональную выставку.   Все видели во мне  будущего  художника.  Я  в свои четыре года  прекрасно знала, что Красная площадь  - самая главная площадь в мире,  и  что  вообще  вся  «земля начинается с Кремля».               
         «На майские праздники мы  с тобой пойдем на Красную площадь, а летом поедем в гости к прабабушке Даше в деревню», - сказал мне дедушка вскоре после нашего приезда.    Как же  я ждала этих праздников, а за ними -  и лета!    
           В те светлые майские дни   наш советский народ-победитель праздновал шестую годовщину разгрома фашистской Германии. Москвичи по доброй традиции семьями стекались к стенам Кремля.   Вместе с дедушкой и Витей я   шагала  в  едином потоке   с празднично одетыми  людьми. Рядом с нами,  гордясь  своими  боевыми  и трудовыми  наградами, шли герои фронтовики и труженики тыла.    На  дедушкиной груди   сияли награды: орден Трудового Красного Знамени, медаль  «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и  высшая награда Родины – орден Ленина.
           Красная площадь   встретила нас  торжественным,  серебристо-колокольным перезвоном главных часов страны – Кремлевских курантов, с высоты Спасской башни отсчитывающих московское время.
            Я не могла  отвести глаз от  Покровского храма,  поразившего меня своей сказочной, неземной   красотой.  Много позже я узнала, что по замыслу архитектора Бармы Постника   причудливое  разнообразие   глав собора,  символизировало  Рай на земле.
           Мы приблизились  к  бронзовому  памятнику  освободителям  Отечества   Минину и Пожарскому. О подвигах  героев Народного ополчения мне  было известно   с  первых лет жизни.
           От Спасской башни к  Мавзолею,  чеканя шаг,  двигались воины-богатыри.  Шла   смена   почетного   караула. С восхищением смотрела я на застывших  у входа в Мавзолей солдат, лица которых были такими  спокойными, мужественными и добрыми.          
            Дедушка объяснил  нам  тогда, что почетную службу по охране сердца Родины – Московского Кремля страна испокон веку доверяла самым достойным своим сыновьям. Оказаться в их числе – честь для каждого воина. И не без гордости добавил, что и наши предки, находясь в Москве на государевой службе, защищали стольный град еще со времен Ивана Грозного.
         
           И разве могла я тогда  представить себе, что  пройдут годы и  мне, лектору общества «Знание»,  будет оказана честь   выступать  в Кремле   перед  Командованием и личным составом   Президентского полка с  чтением лекций  по  Отечественной истории.   И что на сцене  Клуба полка  состоится торжественная презентация  моей статьи  «Часовые сердца Родины», опубликованной  на страницах   журнала   «Московский ритм»,  с вручением мне   Благодарственной грамоты  за работу  по историко-художественному, культурному и патриотическому воспитанию воинов-кремлевцев.         
            А тогда,  в мае 1951 года  я, четырехлетняя девчушка,  горделиво  шагала  по брусчатке Красной площади,  крепко держась за руку  самого дорогого мне человека.  Здесь, у стен  Кремля,  настоящее   вызывало восторг,  будущее представлялось незыблемым и прекрасным!
            Дедушка выполнил  свое обещание,  и тем же летом мы всей семьей поехали  на родину дедушкиных и бабушкиных родителей  в рязанское село Морозовы-Борки навестить прабабушку Дарью.  Воспоминаниями  о той  незабываемой, полной трудностей и чудес поездке   я  делилась с читателями в рассказе  «На пути к истокам».

                САМЫЙ СВЕТЛЫЙ ЧЕЛОВЕК
               
          Помню  старенькую  большую куклу.  Ее звали Райкой. Почему? Не знаю. На мою маму, всегда причёсанную и красиво одетую,  тоже носящую это имя – Рая, она не походила ничем.   Кукла Райка была  моей подружкой  и в Балтийске,  и  когда мы  вернулись в  Москву.   Как я  горевала о  том, что  на её головке  совсем  нет волос.   И тогда мой дедушка взял кусочек ваты, придал ему  форму паричка, наложил  на  головку   маминой тески,  и  так спокойно и с любовью сказал: «Ну,  вот так и хорошо».
          Сам дедушка был тогда уже смертельно болен. Но он до последних своих дней  старался никого ничем  не обременять и продолжал нам помогать,  всем,  чем только мог.   И по сию пору мою душу  согревает дедушкина любовь ко мне.  Сохранились его письма, в которых  он писал   мне много нежных, добрых слов. Даже теперь я, уже  давно ставшая бабушкой,  чувствую, что он  продолжает заботиться обо мне,  как  и в моём раннем детстве. Он  всегда спешит мне на помощь, выручает меня из бед.  Часто  воспоминания о нем останавливали меня от совершения  неправильных поступков. 
           На примере жизни маминых родителей, их любви  друг к другу, к детям и внукам, я с  детских лет сложила представление о том, какой должна быть настоящая  семья.
           Мне было семь  лет, когда лейкемия унесла жизнь  моего  пятидесятипятилетнего деда. Тогда мама в своём блокноте   так и  написала: «Умер папа – самый светлый человек, которого мне  доводилось знать». Те же слова повторяю и я всю свою жизнь.    Самому светлому человеку на свете, моему деду, Николаю Васильевичу Жильцову, светлая вечная память.

                В ПОЧЕТЕ ЖИЛИ ДЕДЫ И ОТЦЫ
               
            Наш дом  №31 на  Большой Серпуховской улице насчитывал 9 кирпичных корпусов постройки 30- 50-х годов. Уютный, удачно спланированный  архитектурный ансамбль застройки  позволял детям, не опасаясь наезда автомобилей, свободно гулять,  чувствуя себя в полной безопасности.  В тени разросшихся ясеней, и у подъездов стояли скамейки. Их с самого утра и до позднего вечера  занимали  старики. Всем  им было глубоко за 70, и судьба каждого была  неразрывно связанная с судьбой страны.   Современники   и участники Русско-японской,  Гражданской  и Великой  Отечественной  войн,  они не любили вспоминать о пережитом на войне,  а больше беседовали  друг с другом о простом житье-бытье. Но  в майские  праздники старики преображались.  Фронтовики  надевали свои награды, а  ветераны труда, труженики тыла и  домохозяйки  –  свои лучшие наряды. Мы поздравляли стариков, дарили  цветы,   читали  им стихи, пели русские народные и военные песни. В общем,   кто, чем мог, старался  порадовать  своих заслуженных соседей по дому.  Наша жизнь проходила под  их бдительным наблюдением и контролем. Чуть что не так, они нам делали   замечания, как правило, доброжелательно, и мы их слушались, уважали и  немного побаивались. Тогда, в начале 50-х,  «как мы гордились Матушкой-Москвой, гостеприимной, доброй, трудовой! В почёте жили деды и отцы, и свежи были их победные венцы».


                ВЕЛОСИПЕД ПРОТИВ ЛИМУЗИНА
               
          Мой сосед по дому  Игорь  кинозвездно  дефилировал по  двору, сидя за рулем роскошного  детского  импортного лимузина.   Ребята с нашего двора,  в основном это были  дети строителей, рабочих, нянечек и уборщиц,   о такой дорогой игрушке могли только мечтать.  У многих   из них  отцы погибли на фронте и матери воспитывали детей одни.
          Обладатель всех  жизненных благ  Игорь с такими ребятами не дружил:  конный пешему   не товарищ.  Гулял он  всегда под  бдительным надзором своей бабушки, которая называла его Гариком.    Ребятам просить покататься у  хозяина авто было бесполезно.    Но, если бы  я его об этом попросила, мне  бы  он не отказал.  Потому что,  как учили его родители,  дружить надо  с детьми  только из «хороших семей», принадлежащих  к  одному с его семьей  «социальному кругу».   «Социальный статус» моей семьи вполне отвечал требованиям родителей Игоря.
          Но я сама очертила свой круг друзей, в который Гарик уж никак не вписывался. 
          Вспоминаю, как  самодовольно улыбаясь, проезжал  этот толстый Плохиш   мимо нашей  компании  на своем  шикарном буржуинском  лимузине,  обязательно задев кого-нибудь  из нас,  как бы невзначай…
          Так продолжалось до тех пор, пока  у меня не появился двухколесный велосипед.   Единственный  на весь наш большой  двор.    Катались  на  нем все по очереди, в которую  становилась и я.  Катались от души!
          Теперь   всеми забытый Гарик  с унылым выражением лица  проезжал  мимо девяти корпусов  нашего  огромного двора.   А в это время  мои друзья  мчались на моем простом, отечественном  велосипеде,  оставляя  позади его  роскошный  импортный  автомобиль. 
          И что интересно:  за три года эксплуатации велосипеда –  ни одной поломки! «Советское, значит – отличное!», -   так  тогда и было! 
          Не знаю, как ребятам, а мне Гарика было жалко.         
               
               
                ОТЧИЙ ДВОР
               
         
        Мы любили  наш огромный, благоустроенный  двор.   В нашем распоряжении  были: турник, качели, карусель, барабан, бум, беседка, песочницы под крышами в виде грибов-мухоморов и даже фонтан.   Жарким летом мы от души в нем плескались,  резвясь под его прозрачными, теплыми струями и были совершенно счастливы!    Зимой, к Новому году  в середине двора  устанавливалась настоящая Елка, вокруг нее  заливался каток. Катались кто на снегурках, кто на гагах, а кто и на  норвегах  –  высший пилотаж!   Для  игр в хоккей, волейбол и баскетбол   была оборудована  площадка, огороженная сеткой.  Мы никогда не скучали,   да и когда  нам  было скучать?   Мы все время двигались, тренировались, соревновались!  Мы придумывали себе разные  интересные и полезные занятия и игры: прятки,  прыгалки, салочки, вышибалы и   казаки-разбойники!
          Летом  в нашем дворе  Районным отделом народного образования  был организован  спортивный лагерь.   С нами  проводили занятия   профессиональные спортсмены,  педагоги и пионервожатые.   Беседка становилась  читальней и лекторием. Книги приносила старшая  пионервожатая,  педагог  Галина Иосифовна и читала нам  рассказы, сказки и стихи.   Устраивались игры, лотереи, шарады.  Проводились конкурсы на лучшее исполнение  песен, танцев, стихотворений.     В выигрыше оказывались все! Всегда  побеждала Дружба! Часто  на автобусах   нас вывозили на экскурсии по Москве, в парки Сокольники и Измайлово. И все  это  делалось для нас с большой любовью и совершенно бесплатно!
          «Все лучшее – детям!» - декларировалось и  исполнялось.
          И если некоторые ребята не получали в семье достаточно любви, тепла, заботы, то государство восполняло этот пробел.  Наш  отчий  двор, а позже школа представлялись нам несокрушимыми крепостями. Здесь мы чувствовали себя нужными, любимыми и защищенными.

                МЕДВЕДКОВО
               
          Но как не прекрасен был наш московский образцовый двор,   я  скучала  по   бескрайним  волжским  и морским просторам, на приволье которых я провела первые четыре года своей жизни.
          И когда через много лет встал вопрос об обмене нашей перенаселенной квартиры на Большой Серпуховской улице, я без колебаний согласилась переехать из центра в хрущевскую пятиэтажку в Медведково.    В начале 70-х  здесь, на северной московской окраине,   еще не были снесены деревни, на лугах паслись козы, коровы, гуси.   В пяти минутах от дома -  речка Яуза, а в нескольких километрах за МКАД – Клязьменское и Пироговское водохранилища, до  них  от моего дома 20 минут езды на автобусе!   Мои мечты сбылись!               
          И вот что примечательно. В  Горьком  я  родилась и жила  на улице, носящей имя организатора  Второго народного ополчения  земского старосты   Козьмы Минина.     А в Москве,  вот уже пол века,  я  со своей  семьей живу в  Медведкове, на исторических  вотчинных землях  воеводы  Народного ополчения князя Дмитрия Пожарского. 
          В августе 1612 года Медведково  и Ростокино    становятся местами последнего привала   ополченцев на пути к Москве перед решающими судьбу Отечества осенними битвами с европейскими  оккупантами.   
          Неподалеку от нашего дома,   на   высоком берегу Яузы  возвышается белоснежный  храм Покрова Пресвятой Богородицы, воздвигнутый    князем Дмитрием Пожарским в  1640 году  в память о Победе русского народа над Смутой.  Покровский  Храм в Медведкове  никогда не закрывался.   И это – настоящее чудо!             

               
                ВО СНЕ И НАЯВУ               
               
            Однажды мне приснился сон.  Я лечу над  городом Горьким,  над Кремлём, в сторону пристани. Вижу резкий спуск к Волге,  а вдали, почти на линии горизонта, впадающую в Волгу  широкую реку. Подо мной проплывают   небольшие, дореволюционной постройки  здания.  Вижу сооружение, похожее на ступенчатый  подъёмник.  Здание пристани. И всё так чётко и ясно.
            Я  решила сразу же  утром позвонить маме и описать ей все подробности  ночного сновидения.   Она слушала с удивлением, недоумевая, откуда это могло быть в моем воображении или памяти?   Мама подтвердила, что всё, мною увиденное, реально существовало… 
            После этого сновидения прошло  лет пять.   Неподалёку от моего дома кто-то выставил коробку с открытками.   И вдруг  на выпавших из коробки  двух старинных  дореволюционных  открытках,  я увидела всё вышеописанное мною, то есть зафиксированное фотографом моё сновидение.
            Конечно, я подобрала эти открытки.  Опять звоню маме, с удивлением и радостью спешу рассказать ей об  этом  чуде. Мама недоумевает. Но это  ведь был  уже не сон, а явь.
               
                С  НАДЕЖДОЙ НА ВСТРЕЧУ

          Горькому я низко кланяюсь.   Здесь, на Волге - матушке реке,  я имела честь  родиться   и  жить  в окружении добрых, любящих меня людей.  Эти воспоминания  согревают  мою душу, наполняя сердце чувством  гордости и благодарности  судьбе. 
           В  город  Горький, которому возвращено его историческое название Нижний Новгород,   я вернулась через шестьдесят лет  после  отъезда в Балтийск.    С   нашим домом №1 на улице Минина,  Волжским откосом,  лестницей, памятником Чкалову,  с Кремлем, набережной и пристанью я поздоровалась, как со старыми знакомыми.  Мы без труда узнали друг друга, как будто  виделись только вчера.
               
           Балтийск.  В Балтийске  окружающие  меня    люди  были разные.    Одни – добрые,  простые и   открытые, другие  - злые, трусливые и замкнутые. Но и  этих последних  я  любила,   прощала и жалела: ведь  они   ничему, никому,  да  и самим себе  никогда  не были рады.   А вообще-то,  хорошо, что живя в Балтийске, мне, крохе, так много довелось  узнать,  понять и пережить.   Выпавшие на мою долю в раннем детстве  испытания    не  ожесточили моего  сердца.  Я приняла этот мир таким, какой он есть, не переставая верить в  дружбу, любовь, добро и справедливость.   Эта вера  помогает  мне   жить.
         
           Москва.  Семьдесят  минуло со времени  возвращения моей семьи в Москву. Из них пятьдесят я  живу на окраине столицы в  полюбившемся мне с первого взгляда районе Медведково.  Но все эти годы, время от времени, я возвращаюсь  в наш  двор на Большой Серпуховской улице,  чтобы  в  этом тихом  заповедном уголке моего детства и юности  остаться наедине со своими воспоминаниями.   По старой памяти  я назначаю  Прошедшему  свидание у фонтана, хотя  самого фонтана давно  уже  нет,  а  на  его месте  разбита большая красивая клумба.  И  я  чувствую всем сердцем,  что и двор  ждал  меня и скучал  по мне  также,  как  и я скучала по нему  все эти годы, и что это,  хранящее память о былом  пространство,  с годами становится  мне  все  ближе, роднее и дороже.
          И каждый раз, прощаясь, я ухожу с надеждой на скорую встречу впереди…