Ранняя Груша. Часть третья, глава двенадцатая

   
  Ночные фонари привели Лёху к дому. Голова гудела от мыслей. Он знал: когда докапываешься до истины, то начинаешь спотыкаться о собственные пороги.
  Пнул ногой дверь, она открылась. Запах приготовленной пищи остановил его: захотелось есть. Очень! Вошёл на кухню и увидел жену Марию и сына. Они ужинали.
 – Что так поздно трапезничаете?
 – Привет, муженёк. А я ждала тебя под утро. Что-то случилось?
 – И случилось, и не случилось. Привет, сынок. Как дела?
 – Работаем, – по-взрослому ответил подросток.
 – А если поподробнее?
 – Сегодня ласты подвели: на самом финише одна слетела.

 – А что так? – спросил отец, усаживаясь рядом.
 – Ласты, папаня, должны быть эластичными, а не цепями на ногах. Нужны немецкие. Они быстрые.
 – Понимаю. Надо купить. Ты знаешь, где достать такие.
 – Конечно, у тренера. Он ими торгует.
 – Вот падла. Торгует среди спортсменов. Дай мне номер его телефона.
 – Подожди, отец. Ты сколько ни говори, новые ласты не появятся. Будешь ему угрожать, мне только хуже будет.
 – Убедил. Согласен.
 Лёха вынул из кармана новую пачку долларов, которую дал ему Святогор на празднике на агитацию и выборы. «Смотри, Лёха, проиграем, опустимся на дно», – сказал тот грозно и пригрозил пальчиком.
 – Возьми, сынок, сколько тебе надо. Купи сам.
 – Спасибо, пап. А ты придёшь на соревнования?
 – Когда?
 – Через две недели.
 – Хорошо. Потом напомнишь.
 – Вот здорово: мамка с папкой придут. Ура! Сейчас съем все макароны с яичницей. Пап, а ты что такой грустный?
 – Спасибо, сынок, что сочувствуешь. Просто устал. А устал не знаю от чего. Так бывает, когда желания опережают возможности. А, может, и наоборот. Что-то я запутался. А давай, поборемся с тобой на руках. Посмотрим, какой ты спортсмен.
– Давай! Дави! Ещё! Молодец! Выиграл!  А теперь иди, отдыхай, а я покурю.
 – Пап, спасибо за отцовство.

 Лёха, услышав слова сына, склонил голову и заплакал. На него с удивлением смотрели жена и сын. А он не стеснялся своих слёз. Эта горькая водица копилась в нём давно. Давящий комок распирал горло. Он громко стукнул по столу и сказал:
 – Сын, иди спать. Нам с матерью поговорить надо.
 Уложив наследника спать и положив ему под подушку отцовский подарок, Мария плотно прикрыла дверь. Посмотрев на мужа из-под лобья, молча подошла и гусыней села на насиженное место.
 – Что случилось? Думала, что ты запозднишься.
 – Я ушёл. Не могу смотреть, когда мой друг веселится, а у меня за пазухой камень для него. Меня по дороге повстречали шустряки… Я им такое, такое сказал…

 – Что? – тихо спросила Мария.
 –  Вообще-то ничего. А ты знаешь кто такой Цицерон? Он сказал, что не надо рыть яму другу или соседу, сам в неё попадёшь.
 – Ты что ходил рыть яму?
 – Дура ты, баба. Это иносказательно.
 – А Цицерон твой новый подручный?
 – Возможно. Он – кандидат наук. И так просто объяснил сущность нашей жизни.
 – Хотелось бы посмотреть, давай я тебе положу пельменей с перчиком.
 – Накладывай. А сущность проста: не завидуй – живи спокойно.
 – Как это так? Я не завидую, но мне надо воспитывать сына.
 – На, возьми свою долю, – и он положил на стол пачку долларов. – Возьми и сожри!
 – Что ты так зло, Лёшка.
 – Не знаю. Но я вижу, что тебе всё мало и мало. Включи телевизор, посмотрим новости.
 – Есть ещё будешь?
 – Всё буду.  Есть всю ночь буду…
 – Ты мне таким нравишься, муженёк.
 – А почему муженёк?
 – Я так ласково говорю на ночь, чтобы ты успокоился. Я тебя так ждала!  Так хотела тебя, Лёха. Ты пришёл, и жизнь продолжается.
 – Ну, смотри, а то не устоишь.
 – Устою…

   (Продолжение следует)