Кореец

    Он сидел за кухонным столом, опустив голову на подставленные ладони, сжав пальцами виски. И чем сильнее пульсировала боль в голове, тем сильнее сжимались его пальцы. Он боялся пошевелиться. Пальцы побелели, но ни стона, ни жалобы, ни  даже шепота и мольбы, чтобы утихла боль.  В промежутках между спазмами, он попытался встать. Не отрывая  левой руки от виска, правой вслепую оперся на стену и пошел по коридору к своему дивану. Никакую помощь со стороны он не принимал. Небольшой промежуток коридора, казался длинным  темным тоннелем, который не кончался. Не открывая глаз, старик медленно двигался в сторону комнаты. С трудом опустившись на диван, стискивая ладонями седые виски, лег на подушку. 

     Таблеток старый кореец не признавал совсем, кроме валидола, который он воспринимал, как сладкую конфетку, но уважал, как панацею от всех болезней «Тройной одеколон» советского разлива. Дед натирал одеколоном все, что ныло и болело.  Где он его доставал, никто не знает.  Возникало подозрение, что он закупил  этот одеколон оптом   лет тридцать назад, когда в стране стал исчезать товар с прилавков.  В то время люди запасали впрок все, на что хватало денег.  Мешками  тащили в дом соль, макароны, крупу, большие упаковки спичек, цветные нитки, ткань и все что можно было  только достать.


     Боль  в висках стала затихать и мысли  в больной голове унесли старика в далекое – далекое  прошлое. Вот он маленький ребенок сидит у отца на плечах, рядом мама держит за руку старшую сестру. В руках и за спиной у них мешки со скудным скарбом. Ночь темная и опасная. Переходят вброд какую-то реку. Они идут в темноту молча и торопливо. Мальчик, чувствует тревожность отца и нервную суетливость матери, со страхом  вглядывается в темную ночь. Звезд на небе не было. Лишь изредка предательница луна выглядывала  из-за низких и тяжелых облаков. Позже от отца он узнал, что они переходили границу  Кореи и шли в  Советскую Россию. Нежная и ласковая мама не перенесла таких сильных потрясений и вскоре умерла. Лицо мамы стерлось в детской памяти ребенка, но песни, которые она тихо ему напевала, он помнил всю жизнь. Туманные воспоминания шептали  мальчику, что она была японкой, а может быть, он сам это придумал.

    Отцу в чужой стране нужно было растить и кормить сына и дочь. Он пошел работать на завод. Дети оставались одни дома, за ними присматривать было некому, да и отцу не было времени уделять им внимание. Мальчишка рос озорным, смекалистым и любознательным сорванцом, и на него нередко жаловались соседи. Отец часто его наказывал, особенно, когда появилась в доме мачеха. Однажды отец его  сильно выпорол,  за очередную шалость.  Боль и обида захлестнули мальчика. Вот, была бы жива мама, она бы не дала его бить. Захлебываясь слезами,  он ушел из дома.

     В голове был план убежать, как можно дальше от отца, пусть поищет.  Мальчик  залез в товарный вагон, забился в самый темный угол и заснул.  Состав  дернулся и медленно, набирая скорость, поехал в неизвестность. А мальчишка уже сладко и крепко спал, освободившись от страха  отцовского наказания. Он не боялся будущего,  он мчался со скоростью паровоза в страну приключений.

     Его обнаружил пограничный патруль.  Трое рослых мужчин, с суровыми лицами, в военной форме  с красной повязкой на рукаве  вытащили  ребенка из темного и  грязного  угла вагона. Худенький, голодный, маленький кореец  вызывал острую жалость, и пограничники привели его в свою часть. Отмыли, накормили и стали задавать вопросы. Мальчик сообразил, что если он скажет, как его зовут, то отец быстро найдет и опять выпорет, поэтому имя себе придумал быстро, Тимур. Это имя нравилось мальчишкам,  многие читали повесть Гайдара «Тимур и его команда». Свой возраст он тоже не сказал и военврач определил, что сорванцу восемь лет. Ему  сшили детскую гимнастерку с галифе и заказали детские сапоги.

      Вот так Тимур стал сыном полка. Пока посылали запросы  в милицию, Тимур жил при военной части. Он помогал на кухне, пел песни и проявил интерес к гитаре, на которой играл высокий белобрысый солдат. Мальчику давали  подержать в руках  музыкальный инструмент. Тимур осторожно перебирал струны, подбирая мелодии знакомых песен. К удивлению, окружающих его своей заботой пограничников, Тимур быстро выучил несколько аккордов, которые ему показали. Слабым детским голоском стал петь песни,  играя на инструменте,  с усилием зажимая гитарные струны, после которых на пальцах оставались глубокие розовые вмятины, постепенно переходящие в мозоли.

      Ответов из милиции не приходило. Тимур был спокоен, его обман с именем и возрастом, удался. Обида на отца не утихала. В военной части  мальчик был любимцем, его баловали, о нем заботились. А тем временем пришло известие, что на Алтае в Барнауле открывается Детский Дом для музыкально одаренных детей. Вот туда-то сына полка, под придуманным именем Тимур и отправили.


      Боль отступила, и старый кореец встал с дивана, шаркающей походкой подошел к окну и посмотрел на заснеженный двор. Ночью опять похолодало и припорошило снегом, уже хорошо подтаявшие сугробы.  Каток, во дворе был пуст, и лыжня вокруг катка, проложенная детьми, была рыхлая и не ровная.  Зима не отпускала, сопротивлялась неизбежности своего ухода. Но мартовское ярко-голубое небо не оставляло сомнений в приходе весны.  Совсем же недавно он сам катался на коньках с длинными лезвиями, их называли « ножами», что вызывало уважение у друзей. На таких коньках катались спортсмены-конькобежцы  в парке, на большом катке, залитом ярким светом прожекторов. Коньки до сих пор висят на гвозде в кладовке, а  рядом стоят лыжи, на которых любил ходить старик по заснеженному лесу, который был недалеко от его дачного деревенского  дома.

      До прошлого лета, он любил гулять по улицам города, наблюдая за изменениями Барнаула, который знаком  был ему с детства. А тем летним солнечным днем,  одев свой пуховик грязно-песочного цвета и теплые ботинки, старик вышел на улицу и отправился по знакомому  маршруту. Проходившие мимо него люди, оглядывались на деда в пуховике. День был жарким, но деду было уютно в своей одежде. Он не обращал внимания на удивленные взгляды. Его больше занимало то, что улицу и дворы, по которым он шел, раньше не видел. Медленно вдоль домов брел старик и думал  о том, что он не замечал этих рекламных щитов, магазинов, таких больших деревьев.  Устал, повернул обратно и опять удивился  незнакомой местности. Прошло больше четырех часов, как он вышел гулять. Сил больше не было, он сел на лавочку и стал думать, в какой же стороне его дом.  Не хотелось признавать себе, что заблудился.  Но время двигалось к вечеру. Превозмогая себя, старый кореец, пошел дальше, пытаясь глазами зацепиться за что-нибудь знакомое. Обратиться за помощью к прохожим он не мог, было стыдно говорить, что забыл дорогу домой.  Случайно, он увидел полицейскую машину, стоявшую на обочине дороги в тени деревьев, там было прохладнее. Вот у них-то не стыдно попросить помощи.  Он,  кое-как передвигая ноги, побрел к ним.

      Полицейские  его увидели из машины, выскочили навстречу.
- Ну, дед, ты даешь!  Мы сейчас только получили по рации твои данные по розыску. А ты сам к нам в руки идешь. У тебя, дед классный пуховик, ни с кем не спутаешь. Садись в машину, а то замерз наверно.
Ребята приветливо улыбались, наверно радовались, что так быстро нашли
« потеряшку».


   Старик облегченно вздохнул,  что ничего не надо объяснять. Его привезли в полицейское отделение, где и передали в руки дочери, которая ждала в коридоре. На часах было одиннадцать часов вечера, когда дед переступил порог своего дома.


     С тех пор   старый кореец по улицам перестал гулять, сидел  только на лавочке возле своего дома и то недолго. Вот уже три месяца не выходил  из  квартиры. Жизнь потеряла смысл со смертью его жены Нинушки, с которой он не дожил всего несколько месяцев до золотой свадьбы. Остались только воспоминания, да  два любимых вальса «На сопках Маньчжурии» и «Амурские волны», которые он напевал при хорошем настроении, а оно появлялось все реже и реже.


    В детском  доме для музыкально одаренных детей Тимур выбрал себе, как основной инструмент трубу, а дополнительным предметом была игра на фортепиано. На гитаре мальчик немного играл, поэтому самостоятельно освоил мандолину и балалайку. Учителя любили Тимура за сообразительность, хорошую память и неуемное желание познавать все новое.

     Под свое личное покровительство маленького корейца взяла директор детдома Александра Борисовна.  Человек старой закалки, дворянской крови. Всегда прямая спина, темное глухое платье с ослепительно белым кружевным воротником,  седые косы туго заплетены и уложены на затылке « корзиночкой», и круглые очки,  как у Гарри Поттера. Она следила за успеваемостью Тимура и часто закрывала глаза на его шалости и озорство. Детдомовские ребята обходили стороной строгую директрису, кроме Тимура. Он чувствовал ее теплоту и внимание к себе, и платил ей своей привязанностью.

     Тимур учился в седьмом классе, когда  началась война. А  после окончания восьмого класса, сразу пошел на завод. В Барнаул  были эвакуированы предприятия с запада, стране  нужны были рабочие руки. Отстояв смену у станка, он бежал   на курсы Ворошиловских стрелков. Хотелось идти на фронт, да возраст не позволял, молодой еще.

      Но в 1943 году ему исполнилось семнадцать лет и первое, что он сделал, побежал в военкомат. Военком выдал ему внушительного вида пакет, с наставлением ехать самому до города Куйбышев, а там передать этот пакет в милицию, самостоятельно вскрывать пакет строго запрещено. Тимур понял, что ему доверено очень важное дело, которое нужно выполнить ответственно. Собрав в вещмешок немудреные вещички, немного еды и воды, он на свои, заработанные деньги купил билет на поезд до Куйбышева.

      Пассажирский поезд ехал медленно, пропуская вперед составы, спешащие на фронт с техникой и солдатами. На длинных остановках, Тимур выходил за водой для себя и соседей по вагону. Часто вступал в разговоры с ребятами, которые ехали на фронт, они тоже набирали воду в колонке на вокзале, их пропускали без очереди. Тимур с важностью говорил, что он ворошиловский стрелок.
- Так, а что же ты не идешь на фронт, стрелок ворошиловский. Поехали с нами.  Вон наш состав с сибиряками, давай, решайся, мы тебя к себе возьмем.
 -Нет, ребята, не могу, у меня важное задание. Вот выполню его, а тогда и на фронт отправят.


      Добравшись до Куйбышева, Тимур нашел постового милиционера, который и привел парня к начальнику милиции. Тот недолго изучал содержание пакета, опять запечатал и написал на нем конечную остановку, куда надо этот пакет доставить. Тимур понял,  что ему оказали доверие и с готовностью откликнулся везти его к месту назначения. Ему помогли купить билет и посадили  на паровоз, который шел  на север. На последние копейки, он купил себе хлеб, взял воды и отправился вперед на выполнение важного задания.

       Через несколько дней, Тимур был на месте и его встретили очень приветливо. Накормили от души и дали выспаться. А на следующее утро его посадила в кузов грузовика  и он поехал  дальше на север по необжитым местам. Тимуру ничего не объясняли, куда он едет, зачем. И семнадцатилетний мальчишка находился в нетерпеливом ожидании своего будущего. А будущее было, как выстрел в висок, как падение с высоты в пропасть.

 
      Вдали показались серые бараки, обнесенные колючей проволокой. По периметру территории стояли деревянные вышки с вооруженной охраной. В голове Тимура мелькнула мысль, что наверно он будет  охранять заключенных, иначе, зачем было учиться на ворошиловского стрелка, да и в пакете  наверно было распоряжение именно такое. Грузовик встретил начальник  лагеря и указал Тимуру на барак, в котором он теперь будет жить.
-Это парень ГУЛАГ, добро пожаловать к нам! Здесь будешь мотать свой срок.
-Какой срок?
-Десять лет.
-За что?
-Сам знаешь за что, - ответили ему коротко и повели в барак.


       Это было полутемное помещение, с двухъярусными рядами нар по обе стороны длинного прохода. В самом конце, было небольшое окно, и стояла печка - буржуйка. На все помещение посередине висела одна тусклая лампочка. Оглушенному от внезапной беды  парню, дали возможность побыть одному.

      А вечером пришли с работы усталые жильцы барака. Тимур отступил в узкий проход между нарами около двери, пропуская их. На него никто не обращал внимания. Молча проходили к своим местам. Уголовники жили в половине барака, где было окно и печка, а политические, ближе к дверям. Тимуру указали на нары рядом с входом, где очень дуло от дверей. Была  весна, но на севере зима долго держится, было очень холодно. 

       Соседа по нарам звали Георгий Иванович, бывший преподаватель математики московского университета, враг народа. Он  объяснил  подробно, ничего не понимающему парню, за что его упекли в ГУЛАГ.

      Время было тяжелое, война, а Германия и Япония  союзники. Всех корейцев семьями с Сахалина  за несколько дней переселили в Среднюю Азию, подальше от границы.  Они не подлежали призыву на фронт, их считали неблагонадежными. А почему же Тимура отправили в ГУЛАГ и на десять лет? Догадка, ослепительная, как молния ударила прямо в сердце. Его нежная и ласковая мама, была японкой, и об этом  он говорил всем, не делая из этого тайны. Кто же знал, что об этом надо было молчать.

         Стало легче дышать, была причина, по которой парень оказался на нарах, пусть даже косвенная.  Мысль, что это страшная ошибка, что разберутся и его вернут, и что он уедет на фронт, сразу исчезла.  Значит, не зря посадили, значит так надо для страны и товарища Сталина. А сомнений в действиях товарища Сталина никогда за всю жизнь  не возникало. Надо было приспособиться и жить дальше.

      Тимур подружился с Георгием Ивановичем, а тот в  свою очередь, увидел в молодом, худеньком корейце  пытливого и любознательного юношу, которого интересовала математика. Вот так они нашли друг друга. Один нашел студента, а другой преподавателя. Теперь каждый вечер у них был занят формулами, задачами из алгебры  и геометрии, которые для Тимура придумывал Георгий Иванович. Так время летело быстрее. Тимур с головой погрузился в мир математики. Даже зимой, на лесоповале он мысленно решал трудные задачи, вспоминал формулы, о которых ему рассказывал сосед по нарам.Писал решения и формулы палочкой на земле, снегу, камешком на деревянной стене барака.

       Несмотря на маленький рост и щуплое телосложение, парень работал на лесоповале наравне с другими. Часто помогал старым и заболевшим заключенным, но и они не оставались в долгу и делились с ним пайкой хлеба.

 
       В этом бараке уголовники с политическими не дружили, но и сильно не ссорились, так, по мелочам.Тимур был самым молодым и самым маленьким по росту среди заключенных.Его не обижали.А некоторые с одобрением глядели на увлечение парня математикой.


    Однажды зимней ночью случился пожар в бараке. Кто-то повесил близко к буржуйке сушить сырую одежду. Она загорелась, сразу огонь не заметили, все спали. А закричали тогда, когда пламя перекинулось на ближайшие нары. Дверь была одна в конце барака. Началась паника, давка, крики, и вопли тех до кого уже добрался огонь. Кто был ближе к выходу, тот и успел выскочить на мороз, схватив что-то из одежды. Пламя моментально охватило сухие деревянные стены и крышу барака. Кровля рухнула и погребла под собою  людей. Эта страшная ночь врезалась в память навсегда.


     Старый кореец повернулся со стоном на другой бок. Он не мог спать. В памяти возникали  моменты, которые он хотел забыть навсегда, вычеркнуть из своей жизни. 


      Как бы он хотел быть сейчас на Хоккайдо. Там его ждут, он точно уверен в том, что его ждет мама  и все родные на далеком  и таком желанном острове Хоккайдо. Там цветет сакура и летают по голубому небу  журавли, там белые кудрявые облака, и ярко-зеленая трава.


     - Вот получу пенсию и обязательно улечу в самолете на Хоккайдо и никто меня не остановит, - так думал Тимур, старый кореец.
 

     Опять началась головная боль, нестерпимая и жгучая, как огонь и поползла от затылка к виску, а потом онемел язык. Скорая помощь приехала быстро. Отвечать на вопросы врача старый кореец уже не мог. В больнице он впал в  кому, и на четвертый день умер.
 

     А на далеком Хоккайдо зацвела сакура, и в голубом  небе летели  ввысь журавли и душа старого корейца.