Потерянные миры 5 часть

5 ЧАСТЬ.

1 глава.

Побережье местного моря оказалось богато оотеками. Дентр далеко не заходил, только возле города предковых и чуть дальше, в лесную зону. Дом, в котором он поселился, был построен из камня и глины и кишел клопами. Периодически наведывалась хозяйка квартиры: не надо ли чего, и настойчиво предлагала прислугу.
– Ты уже в возрасте, иноплеменник, – сетовала она. – И самому полы мыть? Я девчонку пришлю, шуструю, она мигом все уберет.
Дентру каждый раз стоило немалого труда ее выпроводить. Платил он, впрочем, исправно. Нужно было отдавать за дом бумажки из ссудной кассы, в которую он относил платиновый лом. В ломбарде на него смотрели как на миллионера инкогнито и всегда униженно кланялись.
Платина нашлась в той лодке, в которой он сбежал от Ктесса. Но ее было совсем немного. Следовало подумать о будущем.
Этим вечером он засиделся за компьютером. Оборудование он себе смастерил сам, все из той же платины, его процессор работал от космической гравитации и не был связан с местной компьютерной сетью. Дентр все время боялся, что предковые заметят: мол, компьютер у тебя есть, а в общую сеть ты не выходишь. Как тогда говорить? Что у меня персональный компьютер? А знают ли они вообще, что это такое?
Местные гомо доставили бы огромную радость любому исследователю происхождения видов. Кем они только не плодились! По улицам шастали ведьмаки и гуманоиды, морские и степняки, иллюзионисты и гомо-зеркальщики. Пару раз Дентр видел даже шумеров. На него самого не обращали внимания. Должно быть, решили, что он гомо, откуда-нибудь из нового научного центра или из Аотеры.
Предковые оказались полнейшими дикарями. В их жизни не было ничего, кроме еды, секса и компьютерных новостей, которые передавались регулярно из центрального города – Арция. Каждый день сегодняшние новости прямо противоречили вчерашним. Но предковый аккуратно все прослушивал и следующим утром выходил из дома в твердой уверенности, что он знает законы, в курсе новейших научных разработок и осведомлен о достижениях в области культуры и искусства. Если вы утром видели голого предкового, по пояс стоящего в фонтане, не следовало удивляться: новый закон предписывал омовения в общественном водоеме. На другой день закон запрещал мыться вообще, любому, кто утром слишком много спускал воды из-под крана, грозило тюремное заключение, а то и казнь.
Единственное, чего законы Арция никогда не касались, – это деньги. Бумажки с твердо установленной стоимостью, за которые можно было купить все: жилье, еду, самку, раба, свободу. Дентр решил и дальше жить за счет ссудной кассы. Найти драгоценный лом не составит труда, думал он, надо только нырнуть в море поглубже и покопаться среди обломков местных лодок, как они их называют – кораблей. Вообще, местные вызывают удивление. У них есть компьютер, но они не знают, как пользоваться гравитацией. У них есть сложнейшая техника обессмерчивания, но они не знают, как возникла жизнь на планете. Все их общество, их культура и быт, наводят на мысль, что когда-то они были иными. Их мир был разрушен весь и сразу, они не успели ничего понять и ни до чего додуматься, и теперь пользуются обломками того, что осталось от лучших времен.
В дверь коротко и властно постучали. Дентр вздрогнул: на хозяйку не похоже. Та стучит долго, но тихо и робко. Дентр встал и отпер дверь. В коридоре стоял самец-шумер. И не какой-нибудь, а настоящий шумер из третьего сектора! Дентру даже показалось, что он с ним знаком…
– Не помнишь меня, люканец? Я командовал шумерами в войне за дыру во временной прослойке.
– Ах, да, конечно! Ты …
– Тин.
– Милости прошу, Тин, – Дентр посторонился и пропустил иноплеменника внутрь.
Тин остановился возле полки с оотеками:
– Неужели местные?
– Ну да. Их тут полно. Есть даже очень древние.
– Собираешься и дальше этим заниматься?
Дентр пожал плечами:
– Почему нет?
– Можно, конечно. А на что будешь жить?
– Собираюсь накопать золота и камней под водой.
– Опасное занятие.
– Почему?
– Они тебя вычислят, люканец. Вовсе не так просты, как ты думаешь. Вычислят и заставят на себя работать.
– Ну… и почему нет?
Тин внимательно посмотрел на него и улыбнулся:
– Решил пуститься во все тяжкие? Несчастный, они тебя сдадут Ктессу при первом требовании с его стороны. Слушай, я от тебя ничего не добиваюсь, я только хочу, чтоб ты подумал. У меня организация. Военная. Или преступная, называй как хочешь. Мы коллективно защищаемся от Ктесса.
– А кто вы?
– Я, один местный шумер, трансплантат. Самка гуманоида-иллюзиониста, очень талантливый военачальник. И гомо-акульник с твоей родины, из пятого сектора.
– А он как сюда попал?
– Мать родила на побережье. И тут же смоталась. Беглая, видимо. Местные наблюдали, как акула его рожала. Они религиозные, понимаешь. Подобрали ребенка, отдали одному местному богачу, знатному арцианцу, тот его вырастил. Но они по-прежнему считают его «высшим». Полубогом. Так и говорят: «Акулой рожденный». Это ему на руку, правду сказать, полубог он или нет, но пакостник.

2 глава.

Дентр боком, неуклюже пролез в дверь и всем вежливо поклонился. Но на его поклон ответил только один: мощный, угрюмый предковый, с серьезным лицом и желтыми глазами. Сидящий в углу возле компьютера щуплый иноплеменник указал на место напротив:
– Садись, люканец. И без церемоний, пожалуйста. Что это за новости – кланяться!
Дентр, все так же боком, пролез между стенкой и креслами и сел рядом с молодым инопланетянином, углубленным в какую-то распечатку на столе. Молодой поднял лицо:
– О, морской! Будем знакомы: я – Рамалий.
Дентр ошарашенно посмотрел на говорившего:
– А, простите, Вы…
– Я люканец-самец, да. Наполовину морской. Поладим, надеюсь.
– Так это… это Ваша маман там, на побережье…
– Ну да, летает и крякает. А чего? Ну, нравится ей.
– Понятно. О Вашей матери легенды ходят, соплеменник.
– Ее дело, – молодой люканец снова углубился в лист бумаги. – Главное, обо мне самом мало что известно.
– У нас тут просто, инопланетянин, – заговорил опять хрупкий кареглазый из кресла напротив. – Старших нет, можешь сидеть и читать. Или просто сидеть. Тебе распечатку дать какую-нибудь?
Дентр кивнул. Кареглазый встал, покопался в компьютере, потом спросил:
– Вот, новые сведения из Аотеры. Будешь?
Дентр опять кивнул. Кареглазый нажал кнопку принтера. Потом вынул лист и протянул через стол:
– Я гуманоид-иллюзионист, самка. От рождения самка, но меня малость покалечили. Поэтому числюсь самцом. Я – Клавз.
– Очень приятно.
– Ну, еще неизвестно, приятно или нет. Там видно будет. Ты по какой войне специалист?
Дентр посмотрел вопросительно. Потом понял:
– Ах, да… Я… где только не воевал. И на континенте, и в космосе. Не всегда успешно, впрочем.
– Само собой, – сказал Клавз, усаживаясь обратно в кресло. – Кто это мог бы похвастаться, что он всегда воевал успешно?

Общество оказалось пестрым по составу, но жестким по дисциплине и субординации. Предковый, любой, занимал подчиненное место. Тот желтоглазый тип, Кассий, постоянно присутствовал на сборищах инопланетян и выполнял роль прислуги: выкатывал пыточное кресло, казнил приговоренных, отправлял в лазарет и сам лечил тех, кого решили помиловать. Он был очень неглуп и обладал солидным запасом знаний, но в прения никогда не вступал. Зато все внимательно слушал. Почему-то иноплеменники не боялись, что он все передаст и извратит.
– Кассий – гроб и могила. Умный предковый. Слова лишнего от него не услышишь. Зато, если скажет – стоит прислушаться.
Выше Кассия по порядку старшинства обретался гомо-акульник Аррунт. На собрания военной элиты он являлся в крашеной тунике и с бриллиантовыми серьгами в ушах. Дентр, когда впервые его увидел, долго не мог понять, что здесь делает проституированный. Но ему объяснили, что Аррунт – пленник. Носить серьги и шафранный шелк его никто не принуждает, просто он таким образом демонстрирует свою покорность. Дентр сразу решил, что малый «того», а лечить его было некому.
Следующим числился некто Каска. Очень умный и скользкий тип, полностью сформировавшийся симбиотический. Дентр, глядя на него, не сомневался, что это ктессова работа – истребить потомство этого самого Каски. Иначе тут бы уже возникла цивилизация, и, возможно, даже космическая. Каска был не просто гибридом между двумя млекопитающими – гравитационным волком (местным шакалом) и гомо – он был изначально морским, ему принадлежало будущее. Вместо материка, однако, Каска владел солидным состоянием и парой-тройкой домов, в одном из которых, на побережье, и собиралось военное руководство предковых.
Дальше был Клавз. Что-либо сказать о нем было трудно. Главенствовать он не стремился, в споры не вступал. Но, когда близилась война, оба «старших», шумер-иноплеменник и местный шумер, слезно и почти на коленях молили его взять на себя командование. И Клавз соглашался, но не задаром. Несчастный покалеченный гуманоид-иллюзионист имел болезненное пристрастие к драгоценным камням. Он называл вес (в каратах), цвет и сорт камня. И, если к назначенному сроку камня не получал, войну можно было считать проигранной. Тин ругался и плевался, но расшибался в лепешку, чтоб достать. Бывало, даже выторговывал редкие самоцветы из пятого сектора, за спиной у Мерис.
Местный несвободнорожденный шумер, Крис, занимал положение на одну ступень ниже Тина. Это не мешало им обоим постоянно скандалить и даже драться. Дентр подозревал, что они спят друг с другом. Крис был очень красив. Таких одаренных природой невольников в цивилизации обычно используют взаперти и даже не знакомят с обществом. Крис, однако, был горд и неуступчив, как настоящий дикарь. Во всяком случае, рабом себя не считал.
Над ними обоими, Тином и Крисом, главенствовал Рамалий. Собственно, к войне и военной организации он не имел отношения. Он был мозговым центром. Сличал, обдумывал, принимал решение. И, как он решал, так все и поступали. Надо отдать ему справедливость, он никогда не ошибался. Сын гениальной самки, знаменитой Тетис, он, судя по всему, сам родился гением. Но детство и юность провел в камере оплодотворения, где его не научили даже говорить.

3 глава.

На Люке очень строго относятся к верности данных по происхождению особи. Случаев подмены ребенка сколько угодно и заканчивается это обычно плохо. Когда мать очаровательной зеленоглазой девочки привела ребенка в диппредставительство, никто особо не сомневался, что это ее родная дочь. Но, проверив генетику, ужаснулись. Это вовсе не местный ребенок, это самка морского люканца! Матери грозило пыточное кресло, и она призналась. Девочка просто вошла в дом и села за компьютер.
Кто она и откуда, девица не сказала. Сказала только, что она будет «жить здесь». Здесь, так здесь. Мать решила – места сколько угодно, пусть живет. А в диппредставительстве собиралась просто все рассказать, как есть. Но передумала. Потому что ее старшая дочь покончила с собой. Сидела рядом с приемной за компьютером и вдруг ни с того ни с сего упала головой на клавиатуру и умерла. Врачи определили сердечную недостаточность. Но маленькая Тетис рассказала матери, что старшая «проглотила таблетку». Спрашивается, зачем? Счастливая, всеми уважаемая особа. Только детей у старшей еще не было. Мать решила выдать младшую за свою дочь по той простой причине, что осталась в мире совсем одна, а, кроме того, привязалась к Тетис.
Семилетнюю Тетис записали как «приемную дочь» и отправили в общеобразовательный отсек, с тем, однако, чтоб преподаватели всегда помнили об инопланетном происхождении девочки. Большими дарованиями молодая дама не отличалась. Кроме того, что с каждым годом все больше и больше хорошела. Рядом с сухопутными люканками она выглядела как редкий цветок: бледная, зеленоглазая, утонченная. Была простой и компанейской, но главенствовать в обществе прочих не стремилась. В период полового созревания начались странности. Молодая Тетис принялась по ночам, пользуясь гравитацией, подниматься в воздух. Это однажды увидела ее соседка из комнаты напротив. Та зашла вечером поболтать и обнаружила Тетис висящей под потолком. Но никому об этом не сказала. Потом о ночном парении узнала преподавательница музыки.
В медотсеке никто ничего не мог понять. Что за чушь? Почему ты хочешь летать, а не ходить? И Тетис, ужасно стесняясь, объяснила, что она занимается про себя интегральным исчислением. Чтоб лучше представить себе кривую. Люканка-медичка, ворча и недоумевая, зачем ее потревожили из-за такой чепухи, выписала таблетки:
– Ночью положено спать, а не заниматься математикой.
Потом морскую самку перевели на постоянную службу в гравитационное отделение местного исследовательского института. Вовсе не для научных изысканий, а для простой корректировки рукописей. Люканки-инженеры спроектировали лодку для спирального преодоления временной прослойки. То есть для постепенного ухода в соседнюю вселенную, по спирали. Вместо этого лодка на полигоне во втором секторе ушла за временную прослойку сразу. Ее удалось достать только спалив всю дорогостоящую искусственную прослойку, сделанную из ароматического углеводорода, на которую ушло несколько лет работы химического отделения. Лодка оказалась прямо там, рядом, как будто ждала. А экипаж лодки ничего толком не мог объяснить. Они сказали только, что вообще не поняли, где и как очутились.
Начальница гравитационного отделения клялась и божилась, что это не ее рукопись. Здесь ошибка. Здесь исправление, и здесь. И вот тут. Ей грозило тюремное заключение и несколько лет каторжных работ. Она беспомощно оглядывала сотрудниц. Но все молчали. Это именно та рукопись, которую они получили после корректировки. Молодая скромная Тетис ужасно покраснела, когда все обернулись и принялись с удивлением ее разглядывать.
– Зачем ты это сделала? – спросила начальница совсем не строгим голосом, а усталым и безнадежным. Она ведь должна была выкладки еще раз проверить. И что теперь? В ее-то возрасте? В то время, когда ее старшая правнучка воюет в третьем секторе, а младший правнук готовится выйти из камеры оплодотворения, потому что ему предложили работу за компьютером? Свободный самец в семье! И вот…
– Я думаю, Вы не правы, мадам. Временную прослойку можно преодолеть сразу…
– Да? А, знаешь, что? Я признаю твою лодку. И отправлю ее как новый проект на испытания в космос. Если ее одобрят – милости просим в отсек проектировщиков.
Лодку не просто одобрили. Все были от нее в восторге. Юная Тетис скоро вышла из отсека проектировщиков и заняла место начальницы, а потом начальницы всего исследовательского института. Но тут она оставалась недолго. Ее быстро перевели в главный центр проектировки космических лодок.

Слава новых люканских лодок и их автора, самки по имени Тетис, вышла за пределы Люка, перекинулась в соседние сектора галактики и выплыла в окружающий космос. Ею восхищались, ей аплодировали, ее портреты висели на стенах домов в соседних вселенных. Возник даже культ Тетис. Жрецы культа проповедовали идею уничтожения межвременной розни: «Соединим вселенные вместе!» Что касается самой Тетис, то она была по-прежнему скромна, учтива и прелестна. Только ее товарищи по отделу стеснялись о ней говорить. Почему-то на вопрос: «Ведь ты же работаешь рядом со знаменитой Тетис?» соплеменник обычно что-то мямлил и спешил перевести разговор на другую тему. Создавалось впечатление, что они чего-то боятся. Скоро стало ясно – чего.
В полицию давно уже поступали жалобы. Говорили о странных вызовах из компьютера. Обычно вечером или ночью родственник, придя с работы, включал персональную установку и запрашивал новости, художественную книгу или фильм. Вдруг возникал значок: «Срочное сообщение». Несчастный машинально нажимал кнопку и падал замертво на клавиатуру. Врачи констатировали сердечный приступ от внезапного испуга. Однако создательницу межвременной лодки ни за что не побеспокоили бы, если бы не ее приемная мать. Она пошла в полицию и заявила, что точно так же умерла ее дочь. Но ведь Тетис тогда была еще ребенком? Да, была, отвечала мать, теребя ворот туники. Мадам смотрела в землю и кусала губы. Полицейские решили вызвать сотрудников отдела и немного порасспросить, не называя прямо цели расследования.
И, как ни странно, уже вторая из вызванных рассказала правду. Ее подруга чуть было не умерла. Она потеряла сознание за компьютером, сидя рядом с Тетис. Ее чудом удалось спасти, и она теперь инвалид. Но что конкретно она увидела, она так и не объяснила. Спрашивать ее об этом бесполезно. Любовнице грозит скорое усыпление по бесполезности, но она все равно не скажет. Что касается нее самой, то она и прочие предупредили опасную особу: еще одно покушение на жизнь, и мы пойдем в полицию. Но она, видимо, нашла другой способ расслабляться: через сеть.
Полиция согласилась замять скандал. С тем, чтоб Тетис лишили возможности работать за компьютером. Ее посадили за бумаги. И не одну, а рядом с группой сотрудников, которых тоже в связи с этим лишили возможности пользоваться компьютером. Но все смирились и дело пошло на лад: появились новые разработки, новые успехи, новая радость. Пока лишенная возможности убивать мадам не принялась расслабляться по-иному. Она поднималась в воздух и парила под потолком.  Потом с жутким птичьим криком вырывалась в коридор и летела прочь, в сторону проектировочных, инженерных и компьютерных отсеков, общих зал и вестибюлей. Это было ужасно. Но сотрудникам говорили: «Надо терпеть. Гении все сумасшедшие. С этим надо смириться во имя родины и славы люканской науки».

Люканцы, оснащенные новыми лодками, позволяли себе уходить в соседние вселенные почем зря. Основной их интерес заключался во вселенной за четвертой временной прослойкой. Общество уже четыреста миллионов лет пыталось доказать, что оно неповинно в гибели соседнего мира. Сначала туда надо попасть. Проще всего это сделать через громадную дыру на месте прохождения коллапса, который они, якобы, использовали для злодеяния. Только дыру оккупировали шумеры и никого туда не пускали. Теперь, когда лодки есть, за временную прослойку можно проникнуть и через пятый сектор. Но на люканцев посыпались обвинения. О Тетис ходили разные слухи. Мало кому было известно про ее инопланетное происхождение. Морские люканцы. Кто что про них знает? А вот то, что Тетис неразумна, это очень может быть. Использовать разработки неразумного в космосе нельзя. Неразумный лишен души и его мышление атеистично. Мало ли! А вдруг новые лодки прогневят всевышнего?
Администрация планеты попросила сотрудников поговорить с Тетис. Пусть самка зачнет от разумного. Неразумность доминантна по наследованию и связана с полом. Если ее дитя окажется разумным, то все в порядке. Сама Тетис оставалась скрытной и недоступной. Но своим сослуживцам она давно уже объяснила, что «хочет попасть туда», за временную прослойку, чтоб посмотреть на «черного крокодила». То есть, проще сказать, она «амфиклек». Одержима демоном. Какой бы ни был такой люканец, но он стопроцентно разумен. Когда обиняком подобрались к вопросу о ребенке, Тетис удивилась. Конечно. Зачем же она здесь? Свои отправили ее в чужой мир именно для того, чтоб родить. Только ей некогда. Идти в медицинский центр, оставаться там наедине с самцом и так далее. Вот он – она кивнула на сотрудника – ей вполне подойдет. И лучше, если он все это проделает побыстрее. У нее новая идея в голове, надо ее обдумать.
Молодой стеснительный самец был ошарашен. Помимо того, что Тетис ему неприятна и как самка, и как люканец, он должен сначала поговорить с матерью. Это такой шаг… Но ему не дали ни с кем говорить. На полу расстелили матрац из отдела аэродинамических разработок и несчастный приступил к своим обязанностям. Сотрудники продолжали сидеть отвернувшись за своими бумагами, делая вид, что происходящее их не интересует. Но на самом деле они жадно прислушивались: получится, нет?
Тетис встала с ложа, заявив, что все в порядке. Ребенок будет. И села за свой стол. А через восемнадцать месяцев по галактическому времени родила мальчика. Ребенок оказался настолько необычен, что попал в биологический институт на обследование. Да, он гибридный полуморской. Но генетики всех трех симбионтов в нем почти совсем нет. То есть, это полностью предковый, болотный гомо. И при этом он разумен. И генетики, и анатомы, и биохимики клятвенно заверили в этом администрацию. Что ж, если разумен, то милости просим за компьютер. Потомство Тетис, все-таки. Но власти не решились. Одной Тетис им было достаточно. Поэтому мальчика отправили в камеру оплодотворения в элитный медицинский центр.

4 глава.

Центр оплодотворения для привилегированных обслуживался самыми лучшими врачами и медсестрами. Здесь строго следили за всем: чистотой, заболеваемостью, качеством зачатия. Оплодотворители происходили от заслуженных и красивых мадам. Ну и, конечно, каждая самка мечтала зачать ребенка именно тут. Когда пронесся слух, что сына Тетис поместили сюда, мадам принялись записываться в очередь. К пятнадцати годам у сына Тетис накопилось столько желающих, что даже матерый самец не смог бы всю эту ораву оплодотворить. Тем не менее, когда ему стукнуло шестнадцать, он приступил к своим обязанностям.
Мальчик рос скрытным и не особенно послушным. А свою первую самку он укусил. Ее с трудом удалось уговорить не жаловаться.
– Безобразие! – визжала дама не первой молодости и с лишним весом. – Что за воспитание! А ему и всего-то ничего. Что же дальше будет?
Но со временем Рамалий (так назвали мальчика) приспособился. Что надо, чтоб тебя не тревожили и не мешали думать, он усвоил. Странно, но факт: когда Рамалия впоследствии извлекли из камеры и попытались с ним заговорить, он ответил на чистом грамотном люканском. Мало того, он подспудно изучил общегалактический и прекрасно владел древними люканскими языками.
– Это прапамять! – в благоговейном ужасе шептались тогда между собой дамы в отсеке обессмерчивания. – Ведь он наполовину морской, древность его происхождения просто зашкаливает!
На самом деле в камере выживают. Мало кому удается остаться здоровым и не сойти с ума. К двадцати пяти годам самца обычно списывают. К Рамалию в камеру заявлялись в основном пожилые и непривлекательные тетки. Но бывала и молодежь. Дочери высокопоставленных чиновниц, военных, исследователей. Однажды пришла совсем юная девочка, ровесница. И Рамалия развезло. Он так увлекся, оплодотворяя эту особу, что потерял сознание.
Очнувшись, он услышал дикие крики и вопли в общем коридоре, куда выходят двери камер. Там кого-то жестоко убивали и этот кто-то слезно молил о пощаде. Рамалий узнал голос: та самка, с которой он только что занимался любовью!
– Неразумная, как ты смела сюда прийти! – вопила старшая медсестра, нанося удар, видимо, по лицу.
– Гадина! – вторила другая.
Потом только всхлипы и какое-то хрипение. Вторая медсестра вошла в камеру и, поняв, что самец все слышал, засуетилась:
– Ничего, это все ничего! Не обращай внимания! Таблеточку, вот, таблеточку…
Это был единственный раз, когда самка с ним заговорила. Видимо, оттого что сильно перепугалась. В остальное время он удостаивался слышать только стоны удовольствия и оргазма. С медсестрами, впрочем, отношения у него сложились неплохие. Особенно он любил дни праздников. Тогда в коридоре никого не оставалось, кроме двух самок, которые к вечеру перепивались полностью. А однажды наутро после праздника медсестра перепутала ампулы и вместо витамина ввела ему в вену чистый этиловый спирт.
Это было приобщение к чему-то высшему. Рамалий прожил в светлом радужном мире весь день, на его счастье – нерабочий. Потом опять потекли будни. Рамалий ждал праздника. Он понимал, разумеется, что спирту ему больше не дадут, но решил попробовать достать его сам. Через полтора месяца в коридоре опять пьянствовали. По какому поводу он не знал, да и не интересовался. Он выкрал у одной из медсестер электронный ключ и теперь сторожил, когда самки уснут.
Они угомонились только далеко за полночь, он понял это по звуку громкого храпа с причмокиванием. Открыл дверь и вышел в коридор. Он был здесь впервые за всю жизнь, с тех пор, как его в пластиковых пеленках доставили в общий зал. Это там, как он понял, в западном крыле коридора. А рядом должна быть лаборатория, ведь младенцев надо обслуживать сразу, а не бегать в другой конец. Рамалий двинулся по белому кафельному полу вперед, но через какое-то время остановился. Запах спирта. Он доносился прямо из-за двери напротив. Рамалий прислонил карточку там, где, как он думал, должен находиться замок. Но дверь осталась недвижимой. Он вздохнул и потянул стеклянную ручку. С легким скрипом дверь приоткрылась. Не заперто! Конечно, ведь именно отсюда самки доставали спирт. А утром еще захотят, зачем же запирать?
Он вошел внутрь. На цинковом патологоанатомическом столе стояла огромная бутыль. Ни кружки, ни стакана, ничего. Рамалий пошарил под столом и нашел ведро для мусора. В нем на дне валялась дюжина использованных пробирок, причем не очень чистых. Рамалий решил, что ему сейчас не до брезгливости. Он выбрал все целые пробирки, их оказалось восемь, и там же, под столом, скользкие жирные пробки к ним. Затарился спиртом и вернулся к себе.
Возник самый главный насущный вопрос: куда их деть? Ведь в камере каждый день метут и моют. Рамалий, напрягаясь сверх сил, перевернул свою громоздкую койку, сделанную из камня (в элитных учреждениях везде камень, это символ достатка). Ножки кровати были не из камня, а из платины. И, разумеется, полые. Со вздохом удовлетворения он отвинтил кончик ноги и запихал туда пробирки, предварительно проглотив содержимое одной. Потом вернул ложе на место и растянулся на нем. Он чувствовал себя героем.
Со временем он раздобыл еще пробирок и еще спирта. В ножках кровати было сколько угодно места, а ночью – сколько угодно времени, чтоб пьянствовать. Проблема в другом. Как скрыть от самок, что он пьет? Ведь рано или поздно они все поймут. Чем это кончится для него он не думал, он думал о том, что его лишат спирта. Стоит ли вообще тогда жить? И он принялся искать выход. Как ни странно, он нашелся почти сразу. Однажды утром, размышляя, как уничтожить запах спирта изо рта прежде, чем войдет медсестра с пищевыми таблетками, Рамалий наткнулся в ванной на кусок мыла. Вообще оставлять химию в камерах самцов не положено, их умывают и дезодорируют сами сестры, но Рамалию предметы ухода за собой всегда оставляли, так как знали, что он чистоплотен и разумен и мыла не накушается. Теперь он сделал именно это: откусил и разжевал кусок мыла. Ощущение отвратное, но запаха в самом деле не должно быть. Вместо того, чтоб выплюнуть, Рамалий проглотил жвачку и вернулся в камеру.
Этот день он запомнил на всю жизнь. Слава богу, самок для оплодотворения к нему не приводили. Он находился где-то в ином очень странном мире. В мозгу возникали откровения одно за другим, незримые собеседники из иных времен и вселенных снисходили до беседы с ним и говорили на языках, которые он почему-то прекрасно понимал.
Проснувшись на другое утро, Рамалий понял, что спирт – это чепуха. Мыло, вот что ему надо. А так как мыло всегда есть и его не нужно даже прятать, то, можно считать, жизнь удалась.

5 глава.

Тетис дурела все больше и больше с каждым днем, а общество при этом по-прежнему в ней нуждалось. Ей было позволено все: и летать, и кричать, и искать в межгалактичской сети сведения о месте распространения и повадках черных крокодилов. Тетис даже, в знак особого поощрения, познакомили с начальницей Q25, планеты черных крокодилов, пригласив для этого в зал главного военного диппредставительства. Крокодилица, правда, отнеслась к ней скептически. Она произнесла что-то на древнем межгалактическом и отключилась. Большинство присутствующих ничего не поняли, но Тетис густо покраснела.
– Что она тебе сказала? – спросила сопровождающая.
– Что она идиотка и мразь, – ответила Рэм, которая инженерную науку ненавидела, а Тетис уже несколько раз предлагала запереть в психушку.
Потом в самой знаменитой мадам вселенной внезапно проснулись материнские инстинкты.
– Хороший ли у меня мальчик? – спрашивала она.
– Самый лучший! – заверяли ее.
Но Рамалию уже стукнуло двадцать четыре. В этом возрасте самцов обычно усыпляют, и Тетис об этом знала.
– Хороший ли у меня мальчик?
– Замечательный, послушный, выносливый, плодовитый!
На самом деле Рамалий очень мало наплодил. Его дети рождались хилыми и не доживали до половой зрелости. Выжили только пара самцов, совершенно непригодных к работе в камере, и несколько самок, по способностям ниже среднего. И тех и других планировалось размножать дальше, чтоб в конце получить нужную генетику, но сам Рамалий был больше не нужен. А сажать его за компьютер начальница военного ведомства категорически запретила.
– Вы знаете, сколько у меня проблем из-за ваших лодок? Что выжмет из себя сынок – не важно. Важно то, что мне лично одной его матери по горло.
Тетис по уклончивости окружающих поняла, что сыну скоро придет каюк, и взбунтовалась. Она потребовала, чтоб ее сына обессмертили и посадили за компьютер рядом с ней. Это было уже слишком.
– Пусть забирает сына и летит с ним куда хочет, – категорически заявила Рем.
Как ни странно, Тетис согласилась. Под охи и ахи и слезные моления отказаться от этой мысли, она выбрала на карте место: соседний мир, тот, где живут радиогравитационные. Сотрудники решили, что это, может, и к лучшему. Здесь всего две минуты лету, за ней всегда можно присмотреть, да и Рамалия обяжут следить за матерью. Его в срочном порядке обессмертили трансплантацией, их обоих в торжественной обстановке прощания посадили в лодку и отвезли на третью планету желтого карлика.

Здесь пути матери и сына разошлись. Не сказать, чтоб они совсем не интересовались друг другом, но частые встречи утомляли.
– Ты хороший мальчик?
– Да, мать, я ничего. А вот ты пугаешь тут всех в округе. Не ровен час, они тебя поймают и слопают. Они ведь дикари.
На самом деле предковые быстро к ней привыкли. «Инопланетянка-утка» – ласково именовали они ее. При этом все же не забывали, что она хоть и чокнутая, но со звезд, а, значит, за нее можно схлопотать от пришельцев. Поэтому зря не пугали. Дети только иногда, выходя на берег моря, спугивали сумасшедшую, одетую в космический костюм и сандалии. Та взмывала вверх и неслась над береговой чертой с утиным кряканьем.
Дело в том, что в первый же день пребывания в чужом мире Тетис наткнулась на утку. Самую обычную утку-крякву, которая в озерной заводи возле берега пасла свой выводок. Увидев Тетис она закрякала, собрала желтеньких утят и увела их подальше в заросли какой-то длинной жесткой травы с коричневыми пушистыми соцветиями.
– Какая прелесть! – заявила она сыну в неподдельном восхищении. – Какая красивая птица! Какая заботливая мать!
На другое утро самец посетил самку на побережье, но та не захотела с ним разговаривать. Она вспорхнула с громким кряканьем, отлетела на несколько десятков метров и хлопнулась в траву. Рамалий решил, что она устроится. Своим сказал, когда они прибыли, мол, мать работает над новым проектом, чтоб слишком часто сюда не мотались, тут опасно. И надо не только инженеров, но и медиков, и проследить бы, чтоб у нее всегда была чистая туника и прочее. По общему мнению мадам, он проявил себя заботливым сыном.

Потом Рамалий исчез. Тетис не могла ничего сказать, где он и что с ним. Возможно, погиб. Рэм не стала связываться с начальницей местных, и так уже на континенте полно инопланетян и, кроме того, Рэм постоянно чувствовала вину перед гомо. Все-таки – свои. Нельзя было так с ними поступать. Начальница Люка была немало удивлена, когда ее вызвал по компьютеру шумер из третьего сектора, ее личный враг.
– Вы знаете, где ваш?
– Самец?
Шумер кивнул.
– Понятия не имею.
– Он сидит за компьютером у предковых. Там в основном предковые, но есть и гуманоиды, они же и верховодят. Это они сажают ваши лодки в пустыне.
Рэм откинулась в кресле. В самом деле, несколько лодок не долетели до временной прослойки, пропали как раз в этом районе.
– И… он сажает наши лодки?
Шумер опять кивнул. Брови у Рем полезли вверх.
– Послушай, Тин. Извлеки его оттуда, а? Я в долгу не останусь.
– Мне кое-что надо.
– Говори.
– Отдай мне этого типа?
– В рабство?
– Ну, зачем так. А можно и так. Он ведь привык?
– Бери. Только вытащи его оттуда. И дай ему понять – если он еще раз напакостит, его мать я заберу с территории и посажу в психушку. А его самого усыплю.

6 глава.

Космический гуманоид Комп родился в древнем государстве за океаном, том самом, которое ушло под воду во время нападения на планету. С тех пор миновало пять тысяч лет. Он помог создать новую цивилизацию, сформировал идеологию теперешнего мира. Но править им, этим миром, он не мог. Нахлынули пришельцы, налипли на территорию, как мухи на мед. И что у них в голове? Служба обществу! А эта служба обществу, если как следует разобраться, есть служба самке. Тьфу!
Тут верховодит один тип, он живет в южном море. Комп, сидя за своей установкой, сжал кулаки под столом. Тоже – служит обществу! А сам утрахал почти двадцать тысяч самок под водой. Причем, местных. Взять бы вот и рассказать об этом его начальству, он, например, даже знает, как их найти во вселенской компьютерной сети. Но нет, конечно, как он решится? Он не имеет собственной цивилизации и его мать была предковой.
Предковыми, правда, вполне можно управлять. Им что ни скажешь – они делают. Но, до поры до времени. Опять же, кого слушать? Его, аотерца, или инопланетянина со звезд? Инопланетянин со звезд опасней и таинственней, и умнее. Хотя, что касается последнего… Он, Комп, автор и создатель Аотеры, сто очков вперед даст этим фальшивым умникам. Что это за самцы, вообще? Да они даже и свободы-то у себя дома не видят!
Сбоку экрана возник сигнал: вызов. Спрашивали откуда-то из ойкумены. Наверное, опять хотят Цита спрятать, боятся, что большой начальник его отловит. И вот почему, спрашивается, он должен им помогать? Какое ему дело до этого Ктесса, который, кстати, ни разу за все время с ним не связался. Брезгует. Говорят, только глянул на аотерскую улицу и улетел. Мол, неприлично. Подумаешь! Зато красиво.
Комп лениво нажал кнопку. На экране возникло молодое зеленоглазое лицо с приятными чертами, но несколько бледное.
– Ты – глава научного центра?
Комп кивнул.
– Не возьмешь меня на службу?
– На службу? Куда?
– Ну, работать. Я за компьютером могу, могу лаборантом…
– Ты кто?
– Я от соседей. С Люка.
– С Люка? Но ты – самец.
– Ну да. Я вырос в камере оплодотворения. Меня оттуда мать вытащила и привезла сюда.
– И… почему тебе приспичило на меня работать?
– Мне нравятся твои идеи. Хочу помочь.
Комп молчал.
– Ты прав, – с жаром заговорил пришелец, – самка должна знать свое место. Во многих мирах так: самок нет совсем. Они либо спят, либо самец живет отдельно. Потому что самка ни на что не годна. Она зла, распущенна, глупа и любит спирт.
– Спирт?
– Да. А ты разве не в курсе? Они почти все поголовно пьяницы. И начальница наша, та, главная, она допилась почти до маразма…
Комп сидел и молчал. Провокация? Странный какой-то. И почему он вообще должен верить, что это – инопланетянин? Да еще люканец. Чушь! Но…
– Хорошо. Давай встретимся. Ты сейчас где?
– Под водой.
– Под водой?!
– Тут, рядом с Арцием, есть хорошая бухта. Я тут себе компьютер устроил. Здесь моя мать недалеко, но, если честно, надоело за ней смотреть. Сама как-нибудь. А я хочу послужить правому делу.
– Хорошо. Завтра, чуть попозже, на песчаной косе возле города. Знаешь, где это?
Рамалий кивнул.
– Значит, до завтра.

Комп вылез наполовину из лодки и приветственно помахал рукой.
– Залезай, инопланетянин.
В лодке он старался пришельца особенно не разглядывать. Если это действительно пришелец… Красивый малый, да. На кого похож? Да на статую древнего грека! То есть это именно теперешний идеал красоты в ойкумене. Если еще добавить цвет лица и глаз – ну то, что надо. Можно было бы ему об этом сказать, зря, мол, ты рвесся в изолированный научный центр, тут, на побережье, все самки были бы твои, да и самцы тоже.
– Ты гомосексуалист, иноплеменник? – неожиданно спросил Комп, и тут же пожалел: как некорректно! Но Рамалий ответил с готовностью:
– Да, я числюсь разумным, следовательно – гомосексуалист. Но я ведь в камере вырос. Самцов своего вида не видел вообще.
– Ну да, ну да, – согласно закивал Комп. – Так ты говоришь, одобряешь наши теории?
– Полностью одобряю! – с жаром подтвердил Рамалий.
– А вот я тебе сейчас кое-что покажу, – Комп остановил лодку возле причала аотерской набережной. – Вылезай.
По боковой лесенке они поднялись на громадную, выложенную синим камнем площадь. Площадь заканчивалась лестницей из того же материала, ступенями спускающейся к морю. Синие волны бились о синий камень и пенились, а заходящее солнце бросало алые лучи на лестницу и площадь. На них как будто дымились лужи крови… Рамалий застыл.
– Не нравится? – искательно вопросил Комп.
– Я… не силен в эстетике. Но – впечатляет.
– Это ведь кероген? – спросил он робко.
– Кероген, да.
Рамалий вздохнул.
– А почему, собственно, – нельзя? Камень как камень…
– Это все предрассудки, инопланетянин. Это ведь твой мир?
Комп кивнул.
– Ну так и строй тут то, что хочешь из того, из чего хочешь. По крайней мере – в этом вкус есть.

7 глава.

Одно дело – теория, другое – практика. Рамалий сначала не понимал, если ты так не любишь мадам, то почему так много о них говоришь? И не только. Комп однажды утром увел иноплеменника из компьютерного зала на второй этаж. Длинный прямой коридор. Чистота, белизна, хромированные ручки. Небогато, но чисто и опрятно, отметил Рамалий. Вообще чувствовалось, что земляне бедны. Комп открыл боковую дверь и с гордостью пропустил пришельца вперед. В этом зале размещалась его коллекция. Самки под стеклом. Кого тут только не было: предковые, ведьмачки, гуманоиды. Рамалию стало дурно.
– Ну скажи, ведь хороши? – допытывался Комп.
Рамалий пожал плечами. Потом попытался объясниться:
– У самки своя эстетика, инопланетянин. Если тебе нравится самка, это вовсе не значит, что она хороша. Мало ли… И у каждого вида животных своя эстетика. Нам нравятся, например, вот такие, а им самим такие не нравятся.
– Ну да, ну да, – поддакивал Комп, снимая крышку со стеклянного гроба, – Красавица!
– Так это ж самка твоего вида?
– Ну да.
– И зачем ты ее?
– А мне они не нужны, – заявил инопланетянин твердо. – Мое общество будет размножаться биороботом.
– Биороботом?!
– А почему нет?
– Но… биоробот – это конечная стадия. Это когда уже генетики совсем нет. Мы обычно этим заканчиваем.
– А мы – начнем.
Как ни глупо, как ни абсурдно, но убежденность и горячность Компа завораживала. В самом деле, почему не попробовать с этого начать? Рамалий, интеллектуальный девственник, постепенно подпадал под влияние Компа, интеллектуального развратника. Если еще приплюсовать почти полное отсутствие образования. Но ведь и люканец его не имел. Он читал только научные трактаты, выпущенные в Аотере и отредактированные все тем же Компом.
– Мне нужны доказательства несостоятельности самки. Здесь их не найдешь. Здесь самка уже семь тысяч лет в рабстве. Что с нее? У нее и мозгов-то не осталось. А вот, если, скажем, добыть инопланетянку?
– Ну, в этом я тебе помогу, инопланетянин.
– ?
– Добудем парочку.

Теперь Рамалий убеждался, как на самом деле велика самка. Как она сильна и мужественна, как любит родину. Нет, он при случае не нашел бы в себе столько сил…
На предковых он смотрел с отвращением. Господи, какие твари! Но договор с Компом соблюдал скрупулезно. Здесь, в пустыне за чертой радиации, он ловил люканские лодки на несколько стеклянных бутылок, поставленных по периметру четырехугольника. Предковые смотрели на него с почтением, почти с подобострастием. Он попытался объяснить, мол, это просто: лодки матери не гравитационные, а световые, достаточно точно направить отраженный луч. Но предковые, как только Рамалий заговаривал о свете, начинали городить чепуху. Что-то о корпускулярно-волновой природе, поляризации и уравнениях древних Шредингеров.
– Об этом тебе не положено знать, инопланетянин, – объяснял Рамалий. – Потому что у тебя нет органов чувств, чтоб такое постигнуть. Ты все поймешь неправильно и извратишь. Вот насекомое – оно знает о волнах больше, но у него сенсорная система другая. А ты, пытаясь залезть, куда не следует, оскорбляешь всевышнего.
Но настоящий кошмар начинался потом. Оглушенную падением соотечественницу предковые, связав по рукам и ногам, волокли в Аотеру, к Компу. Присутствовать при расправе их не приглашали никогда. Комп усаживал инопланетянку в пыточное кресло при своем коллективе, состоящем из древних обессмерченных предковых. Они заключали пари: сколько она выдержит. Рамалий сидел в углу, стараясь не смотреть на свою самку. В ее глаза. Какие у нее глаза! Всегда – насмешливые. Попала в плен к дикарям, что ж поделаешь. Положено умереть. И при этом кое-что понять, да. Именно то, что начальство было право, напав на местных. Всю планету надо было грохнуть, вот что. А гомо-соотечественника отправить к богу. Что он тут развел? Мрак и смрад! Да за такое их следовало бы перестрелять всех поодиночке, этих радиогравитационных.
Мертвую инопланетянку Комп помещал на специально подготовленное место в своем музее.
– Красавица! – шептал он. – Нет, ваши самки – это нечто. Они намного красивее наших!
Рамалий отмалчивался.
– При чем тут внешность? – однажды спросил он.
– Как это при чем? Это же самка!
– Ну и что?
– Самка существует в мире, чтоб радовать самца, – заявил он безапелляционно. – Это всего лишь тело, созданное для деторождения.
– Но для деторождения-то красота зачем?
– Чтоб было приятно в ней зачинать.

8 глава.

Рамалия мучила совесть. Как связаться со своими, чтоб все им объяснить? Пусть они его усыпят, раз так надо, но только не быть ему предателем после долгой полезной жизни, проведенной в камере. Теперь он понимал, почему с пеленок попал туда. Ведь, оказавшись на свободе, он сразу наблудил! Но он продолжал вредительствовать, потому что боялся Компа. Странно, но факт: недоразвитый гуманоид взял над ним абсолютную власть. И чем больше он изрекал глупостей и несуразиц, тем больше Рамалий ему верил. Верил в то, что здесь, в этом мире, Комп абсолютно прав и добьется успеха.
Комп же со своей стороны гордился новеньким. В Аотере жил один инопланетянин, некто Цинна, космический гуманоид. Он попал в Аотеру еще в детстве, тут и вырос и, правду сказать, ничем из среды прочих не выделялся. Не семи пядей во лбу. То ли дело люканец-самец! Он создал свой собственный компьютер – сразу. И этим гениальным устройством обогатил технику на много тысячелетий вперед. А ловля лодок на пивные бутылки? Кому рассказать – не поверят. Компа пригласили на ежегодное собеседование к Каске, на греческое побережье. Поболтать, поделиться новостями, подумать о будущем. Туда прибудут все: и шумеры, и Клавз, и Аррунт. И Комп решил взять туда своего ненаглядного инопланетянина, так сказать, познакомить с обществом.

Впечатление сложилось хорошее. Особенно понравился сидящий напротив молчаливый инопланетянин, по-видимому, шумер. Глава общества, пожилой, худощавый, благообразный иноплеменник, говорил о чем-то вроде необходимости окружить города по побережью крепостными стенами и еще организовать военную академию. Сидящий рядом с Рамалием местный, по виду – гуманоид, брюзгливо перебил:
– И кто будет там учиться, в этой академии?
– Предковые. Будут учить историю местных войн.
– Да, особенно им будет полезно узнать про Александра Македонского. Перестань валять дурака, Цит. Даже предковые, и те понимают, что никакая наука их не спасет, тем паче военная.
– А мне нравится эта идея. Не капризничай, Клавз. Пусть их молодежь чувствует себя тут по-прежнему как дома, – возразил зеленоглазый странный иноплеменник, с сережками в ушах.
– И я тоже поддерживаю, – заявил очень экстерьерный тип, производящий, несмотря на внешнюю красоту, тяжелое впечатление. Как будто его не родили, а изваяли и раскрасили. Белокожий, черноглазый, то ли паук, то ли шумер.
– А ты что скажешь, люканец? – вдруг обратился к нему тот, которого он отметил сразу и в видовой принадлежности которого ошибиться было невозможно: шумер со звезд, скорее всего – из третьего сектора.
– Я? Я думаю, чем меньше тутошние гомо чему-то учатся, тем они умнее себя ведут.
Все прыснули со смеху.
– А ты, Каска? – обратился шумер к замкнутому местному, притулившемуся в углу.
– Пусть организует академию. Чем бы дитя не тешилось…
– И я за, – присоединился местный с испитым лицом и могучим грузным телом. Глаза этого субъекта имели цвет, характерный для пьяниц, допившихся до расстройства печени.
– Меня что же, проигнорируют? – с обидой спросил Комп.
– Да ладно, Комп, – огрызнулся тот, которого назвали Клавзом, – какое тебе дело до наших академий, и вообще до чего бы то ни было? Ты что опять натворил?
– Я?
– Да, ты. Я вчера говорил с начальницей местных. Соседи угрожают нам опять санацией за уничтоженные лодки.
– Куда ты их дел? – властно спросил шумер из третьего сектора.
– В коллекцию.
– Вот что. Всех убитых инопланетянок выдать своим. Они прилетят на эту вашу набережную и заберут. И, – шумер внушительно помолчал, – иноплеменника, которого ты привез с собой, я забираю себе.
– Но он свободный!
– Он приговоренный. Если откажется – будет казнен. Ему решать, конечно, я никого не неволю.
Все воззрились на Рамалия.
– Я уже разок предал, – ответил люканец, без тени стыда, впрочем, – предам еще раз. Посмотрю, к чему это приведет.
– Ну, зачем так категорично? – успокоительным тоном возразил шумер. – Ты не предаешь, ты просто пробуешь жизнь на вкус, если можно так выразиться. Лиха беда – начало. Так ты остаешься?
– Да.