Лето любви - 4

1980 год.

-- С семьдесят первого года Леннон врет, что мы пишем полную чушь, переделывая их песни. Что всё, что мы делаем, это подражаем им. Что это они революционеры, а не мы! Что его будут звать святым Джоном, а я так и останусь просто Джаггером! Скажи, Энди, разве я не прав?
-- Меня пытались убить в шестьдесят восьмом, -- покачал головой Уорхол. -- Это должны делать профессионалы. А какой-нибудь пьяный идиот или школьник может ткнуть тебя ножом только по неопытности. Но вряд ли они наймут профессионала. Они пойдут на это, только если захотят убить его прилюдно. Зачем им это? Под их неусыпным наблюдением весь мир. Иначе какой смысл создавать видимость, что в мире есть свободный рынок? Чтобы один наркоман мог убить другого...
-- Зато с Хендриксом всё было, как надо, -- буркнул Джаггер, его голос звучал устало. -- Они не стали слишком тратиться.
-- Конечно, без наличных денег, как в том случае, не обходится, но их роль здесь не существенна, -- сказал Уорхол.
-- Кого ты имеешь в виду? -- спросил Джаггер. -- Кто эти "они"?
-- Ангелы мщения.
Джаггер возмущённо развел руками. Видно было, что для него эта тема болезненна.
-- Никаких подтверждений этому я не нашел. И на любителя это было. Дошло?
-- Ты не понимаешь... Ангелы не оставляют улик, -- сказал тихо Уорхол.
Он посмотрел на своих бесчисленных сиамских котов, снисходительно улыбнулся и сказал:
-- Коты-коты, жаль, что вы такие умные. Вы, наверно, никогда не любили?

* * *

Однако одна из бесчисленных его историй настолько невероятна, что в нее трудно поверить. Почти все, кто был с ним знаком, рассказывают о том, как он однажды спас тонувшего матроса, но при этом не называли ни одной известной им причины этого поступка. Все, о чем он помнил, было следующее: в холодную темную ночь он сидел на палубе маленького шлюпа. Внезапно начался страшный шторм, шлюп стал разваливаться на части. Матрос упал за борт и утонул. Увидев это, Джон заметил, по его словам, на левом боку мертвого матросика большой синеватый шрам и решил, хотя не видел его до этого, совершить акт милосердия. Он достал фонарик, поднял его над водой и, показывая в сторону далекого берега, стал сгонять в свою сторону мелких рыбешек, привлеченных ярким светом фонаря. Одна из рыбин прилипла к его пальцам, которые потянулись к ней, когда он попытался ее схватить, и в этот момент произошел удар волны о борт шлюпа. Весь следующий день он находился в полусне, находясь между тем под действием каких-то наркотических веществ. Мучившие его галлюцинации не имели определенной формы и содержания и походили на быстро сменяющиеся кадры из жизни морских глубин. Джону казалось, что он ныряет с акулами, карабкается на скалу, чтобы спастись от хищного коршуна, взбирается по лестнице в самый верхний этаж башни и спасает полумертвую девочку от злой колдуньи… Постепенно действие наркотика прошло, наступило состояние, похожее на сон наяву, после которого он ненадолго пришел в себя и заметил рыб, нападающих на его ноги. Потом они исчезли, а перед ним возник надводный мир, напоминающий райское место. Его окружали восхитительные белые цветы, в беспорядке разбросанные по пляжу. Он увидел склонившегося над кустами доброго ангела с прозрачной чашечкой вместо сердца, рядом с ним стоял другой ангел, указывающий на переливающийся разными цветами гриб. «Этот цветок по красоте равен солнцу, -- шептал первый ангел. -- Это ясно. Почему же его называют дьявольским? Почему Бог запретил есть его плоды? Потому что Бог есть любовь и красота». «Это хорошо, но почему нельзя есть это яблоко с дерева? -- возражал второй ангел с таким видом, словно сомневался в правомочности своего собеседника говорить о таких вещах. -- Бог создал мир в совершенной гармонии. Все в нем хорошо. Солнце светит, цветы растут, птицы поют. Зачем же человеку отворачиваться от них, чтобы видеть вместо этого какие-то поедающие друг друга лярвы? Неужели трудно любить всех этих прекрасных существ?» «Любить всех???»  -- закричал первый. То, что этот ангел рассуждал о любви, не удивило Джона. О том, как Бог относится к женщине, он знал не понаслышке. Впрочем, прошло довольно много времени, прежде чем до него дошло, почему он разговаривает с ангелом. Ангел что-то говорил, указывая на гриб, и говорил слишком тихо, видимо, из-за соседства с солнцем, от которого веяло нестерпимым жаром, поэтому приходилось напрягать слух. Когда он затих, Джон спросил:  «Что это такое?»  Ангел уставился на странный предмет. Потом взял его в руки и повернул. На шляпке гриба была темная и длинная вмятина. Больше ничего особенного там не было. Это опять смутило Джона -- он не представлял себе, какая может быть вмятинка на шляпе грибообразного грибуса. Видимо, здесь имелся в виду тот злополучный револьвер, который Джон держал в руке и рассеянно крутил в пальцах. «Боже, да кто же это?» -- подумал он и вдруг все понял.  «А ну, дай сюда!»  -- закричал он, отталкивая ангела и выхватывая маску. Ангелы растерялись. У них за спинами были холодные звезды, звезды были так далеко, в таком темном небе, где из эфира на них глядел единственный лучик света, что увидеть их не получалось. Один только Джон, рванув маску на себя, яростно вглядывался в нее. Внутри он видел морщинистое лицо старика. Сначала Джон решил, будто старик смотрит на него и моргает.
Старик щурился на луну. Но лунный свет сюда не попадал. Джон изо всех сил принялся хлопать по маске, как бы пытаясь вбить в нее хоть крупицу света. В конце концов свет проник в маску. Старик открыл глаза и посмотрел на Джона. Его лицо было слишком крупным, чтобы быть лицом живого человека, поэтому оставалось только гадать, какой была его реальная внешность. Это был череп, обтянутый серой сухой кожей. Причем древний, поскольку в этой морщинистости были ясные следы времени и, если не верить в загробный мир, она пережила не одну эпоху. Мертвый, подумал Джон. Интересно, отчего это ангелы взяли и оживили его? Перестав хлопать по этому черепу, он поглядел в ту сторону, откуда доносилась музыка. На поляне никого не было. Тогда он обернулся и увидел сквозь траву пюпитр с единственным нотным листом. По нему медленно и верно стекала пентаграмма, которую обозначал тринадцатый стих -- Лезвие всех мечей. Что это значит? А вот что. Ведь меч ассоциируется со Смертью, то есть с одной из ее форм, а пентакль означает стихию Земли. Эти символы сливаются в пронзительную семерку, которая у нас не видна, потому что она, строго говоря, не представлена. Теперь она стала явна. Невидимый мир стал видим. Но кто оживил его и зачем? Впрочем, ведь Ангел сказал: «Небеса откроются». Впрочем… Ангелы всегда говорят загадками. Нет, ангелов не следует читать. От них не должно исходить никаких надежд и утешений. Оставалось ждать, что же будет дальше.
Неожиданно музыка стихла, и птицы вернулись к прерванной жизни, роясь в черной земле и поднимая огромные тучи пыли. Джон вытер кровь с руки о колено и неожиданно поймал себя на мысли, точнее, на одной только мысли. «Зачем я вышел из дома? -- подумал он, словно эта мысль была для него важной. -- Что я искал?» Он вдруг понял, зачем. Ему вдруг стало невыносимо страшно, захотелось назад в дом, прижаться к теплому боку Йоко, засунуть руки в ее длинные волосы и тихо напевать что-нибудь умиротворяющее, но он вспомнил, как страшно оставаться одному в лесу в темной, враждебной местности, какой смысл искать себе в этом защиту и опору, когда вокруг одна только опасность и нет никого, кто протянул бы тебе руку и увел в свой безопасный теплый мир? Вдруг он подумал, не плачет ли Йоко, думая о нем, а может быть, она только делает вид. Она так тщательно подбирает слова, произнося их, чтоб все было понятно, хотя, возможно, в них нет ничего понятного. Но он все равно ждал от нее понимания и ласки, потому что они могли сделать его счастливым. Вдруг ему показалось, что за ним следят. Он повернулся и сразу же увидел вдалеке огонек. Сначала он принял его за блик костра. Потом стало ясно, это фонарь. Вдали от дороги, за деревьями, стояли несколько человек в военной форме. Они курили, пили пиво и лениво переговаривались. Дойдя до ручья, они повернули и скрылись за поворотом. Он пошел на огоньком, внимательно вглядываясь в траву под ногами. Огонек оказался фонарем придорожной бензоколонки. Чуть дальше дорога уходила в лес, и он побрел дальше, чуть сутулясь. Когда стемнело, он стал ощущать холод и перестал видеть дорогу перед собой, но все-таки смог добрести до какого-то мотеля и заснул на полу в пустом номере. На следующий день он покинул мотель и начал свой путь в будущее.

* * *

В качестве постскриптума прилагаются котяшкины энцефалограммы.