Досчитай до тридцати восьми. Глава 17-19
—Я пойду!
Джи Ну схватил теплую куртку и стремительно выскочил из квартиры. На ходу одеваясь, он пробежал уже два пролета, когда его догнал обеспокоенный голос тети:
—Опять без обеда! Позвони, когда придешь к Рите!
Джи Ну ответил неопределенным мычанием и поспешил дальше. Через минуту разгоряченный от бега по ступеням мальчик вылетел на улицу, и в первый момент яркий свет ослепил его. Ночью снова шел снег, к утру же сильно подморозило, и теперь в солнечных бликах город казался припорошенным золотистой россыпью. Джи Ну застыл, завороженный непривычным городским пейзажем, но тут же мысленно отдернув себя, продолжил путь. Его дядя с тетей жили в центре города, а родители Риты возле парка Победы. Обычно он выходил из дома в районе полудня, чтобы пройти путь до дома подруги пешком. Любуясь предновогодним Петербургом, мальчик неспешно шел вдоль обледенелой Фонтанки, затем пересекал Невский проспект. Через двадцать минут сворачивая на Московский, он миновал примыкающие узкие улочки, что своей укромностью в сравнении с парадными проспектами напоминали ему улицы родного Сеула. И до школы, где училась девочка, Джи Ну как раз добирался к окончанию уроков, чтобы вместе с Ритой отправится домой. Но сегодня он опаздывал, поэтому своей обычной прогулке был вынужден предпочесть метро.
Едва слышно вздохнув, Рита отвернулась от большого окна, и тут же наткнулась на группку девчонок из параллельного класса.
—Что? Не видно сегодня твоего китайца, да?
За этим вопросом последовал взрыв хохота, но Рита не удостоила насмешниц и взглядом. Хотя нашла смелость признаться себе в том, что еще каких-то пару месяцев назад их шутка достигла бы цели. Но сейчас с появлением в ее душевном пространстве какого-то незнакомого, но несомненно искреннего чувства, страх быть не как все уходил. С Джи Ну не нужно было притворяться, и это было куда более ценно, чем ее прежнее поверхностное общение с одноклассниками. Девочка спустилась в гардероб, и опасаясь, что Джи Ну решит, что она его не дождалась, выбежала на мороз. И едва свернув за угол школы, она лицом к лицу столкнулась с запыхавшимся мальчиком.
—Привет! Прости. Я спал, поэтому опоздать.
—Не опоздать, а опоздал, это прошедшее время.
Риту одолевали смешанные чувства. С одной стороны ее переполняла гордость. Она не переставала удивляться, как мальчику удалось так преуспеть в изучении без сомнений сложного языка. Если не брать во внимание, что он по-прежнему искренне недоумевал, зачем предметам нужен род, а также постоянно путался в падежных окончаниях, Джи Ну уже вполне сносно мог выразить свои мысли. Ей же напротив изучение корейского давалось с трудом. Она, стремясь успокоить себя, оправдывала успехи друга помощью родных, что уже второй месяц объяснялись с ним исключительно на русском. Но сама также имея возможность практиковаться с Джи Ну после уроков, Рита не могла заставить себя говорить. Стремясь восполнить новой дружбой все детские годы ощущения одиночества, она не находила терпения строить в уме непривычные фразы. Так, изо дня в день, пополняя чужой словарный запас, свой девочка ничуть не обогащала. Перед сном же, нередко мучаясь чувством вины, она не выпускала из рук разговорник, но на утро все заученное накануне неизменно испарялось из её головы. Она стала хуже учиться, и мать все чаще украдкой бросала на Джи Ну недовольные взгляды. Тогда мальчик, ощущая неладное, стал присматривать за выполнением её домашних заданий.
—Какой оценка сегодня?
—Какая.
Машинально поправила Рита и вздохнула.
—Получила три по биологии
—Если такие оценки получаешь, твои родители не дадут нам общаться. Давай сегодня учишься, а я твой книжки буду читать.
Серьезный вид, с которым Джи Ну произнес эту фразу, рассмешил Риту, но вместе с тем и растрогал. Девочка с детства отличалась независимым нравом, и хотя в играх и общении со сверстниками редко проявляла инициативу, но командовать собой никому не позволяла. Она всегда делала только то, что хотела сама. Но с Джи Ну было иначе. Ей почему-то нравилась его покровительственная манера заботиться о ней. И Рита прислушиваясь к мнению друга, часто уступала, интуитивно угадывая в нем более мудрую душу.
—Пойдем через парк.
Джи Ну кивнул, и они свернули с привычного маршрута. Через минуту их взору открылись деревья, что бросали причудливые тени на отполированные до блеска множеством ног парковые дорожки. А вдалеке, за запотевшими линзами прудов, словно рождественский пряничный домик, возвышался купол метро. Смотря по сторонам, подростки шли молча, интуитивно ощущая свое родство, не требующее слов, способных пока быть лишь пеной на поверхности их глубоких душевных вод.
—Смотри! Работает!
Внезапно воскликнула Рита.
Джи Ну повернул голову в том направлении, что указывала девочка. Там медленно вращалось старое колесо.
—Идем!
Мальчик стремительно схватил Риту за руку и, не дав опомнится, потащил к карусели.
—Джи Ну, подожди! Я не могу, высоты ужасно боюсь!
Он в недоуменье застыл.
—Ужасно, что?
Рита указала на верх и медленно повторила:
—Высоко. Я боюсь…
Джи Ну понимающе улыбнулся.
—Я здесь буду. Мы город наверху посмотреть. Страх нужно бороть… я читал.
—Бороться со страхом.
Она со смущенным видом высвободила руку.
—А чего боишься ты?
Джи Ну промолчал, но потому как он внезапно помрачнел, Рита догадалась, что он понял вопрос. Уже в очереди у кассы Рита, ощущавшая беспокойство, сделала знак, собираясь уйти. Джи Ну снова её удержал.
—Я билеты куплю. Прошу!
Затем неожиданно тихо добавил:
—Я близкие люди боюсь терять.
На лице мальчика отразилось уже знакомое Рите выражение, говорившее о том, что он нырнул в свою глубину. В такие минуты, хорошо чувствуя друга, девочка тактично затихала, позволяя ему самому искать берег. Она снова посмотрела наверх, и сердце ее гулко забилось от увиденного, однако Рита все же запрыгнула в подошедшую синюю кабину. Мальчик устроился рядом и снова взял ее за руку.
—Я здесь, не бойся. Даже один раз город наверху увидеть.
—Хотя бы, а не даже…
Машинально поправила девочка и крепко зажмурила глаза. Кабинка плавно двинулась вверх.
глава 18
Пробравшись сквозь наступающие со стороны леса заросли иван-чая, они вышли на поле. Рита вдыхала щедро разносимые ветром ароматы луговых трав и дачных близких костров, и неожиданно для нее самой к глазам подступали слезы. Прорастая в другой культуре ветвями, она всегда помнила, с каким трудом ее корни пробивали себе путь в этой глинистой почве. И это все более обостряло потребность убедиться, что те, о ком в последнее время она так часто думала, тоже обрели свой покой. Но след родителей был утерян, и сердце теснило тревожное предчувствие.
Они пересекли перелесок, и обогнув пригорок, оказались у дверей знакомого дома. Краска за прошедшие годы поблекла и местами облупилась, не оставив от былой жизнерадостной зелени и следа. Участок также имел весьма запущенный вид; не наблюдалось ни клумб с цветами тети Суа, ни деревянной скамейки в виде сердца у дома, ни прежних аккуратно выложенных камнем дорожек. От увиденного веяло тем же безучастным неуютом, что и от дачного жилища родителей. Было одно лишь отличие, дом явно был обитаем. В комнатах горел свет, и на крыльце стояли испачканные в глине резиновые сапоги. Джи Ну кинул ободряющий взгляд на девушку и резво взбежал по ступенькам. Дверь была приоткрыта, поэтому не став стуком оповещать о приходе, молодые люди прошли внутрь. И тут же им в нос ударил запах застоявшегося перегара. Ни дядя Леня, ни их тетя прежде не употребляли алкоголь, поэтому мужчина сперва решил, что его подвело обоняние. Но поймав удивленный взгляд Риты, он понял, что она тоже ощутила неладное. Увиденное лишь подтвердило это недоброе предчувствие. Стены без малейшего намека на картины тети Суа были прикрыты ободранными, местами свисающими, подобно немытым прядям, обоями. Вместо ковра пол густо устилал мусор, над которым возвышались стол без скатерти и единственный стул. А в углу, где прежде было спальное место мальчика, кучей теперь громоздились доверху наполненные окурками, пустые бутылки. Сейчас в этом доме все согласно молчало о днях, перевернувших когда-то их жизни.
Мужчина открыл окно, и борясь с приступами тошноты, старался осмыслить увиденное. Внезапно за стеной послышалась тихая возня, и подав знак Рите остаться, Джи Ну проследовал на кухню. Здесь то он и обнаружил спящего в кресле Леонида Сергеевича Бурнуева, а попросту, их старого знакомого, дядю Леню. Ему едва удалось распознать когда-то стройного, пышущего здоровьем спортсмена в расплывшемся мешковатом старике. Мужчина зашевелился. В первые минуты его бессмысленный взгляд, не на чем не фокусируясь, блуждал на пару с разумом еще где-то в далеких мирах. И только после приветствия, произнесенного молодым человеком на корейском, в глазах дяди Лени промелькнула некая тень осознанности, говорящая пока лишь о том, что он заметил еще чье-то присутствие.
Однако, чем дольше он смотрел на гостя, тем больше недоумения читалось в его взгляде. Наконец, сделав попытку встать с кресла, дядя Леня натужно прохрипел:
—Ты ктооо?
глава 19
Как только Рита проводила Джи Ну, на пороге ее комнаты показалась мать.
—Послушай, Маргарита…
Женщина на миг замолчала
—Звонил Леонид и предложил встречать Новый год вместе с ними, раз вы уж так с Джи Ну крепко сдружились. Что думаешь?
Девочка интуитивно почувствовала, что мама хотела сказать вовсе не это, но захлестнувшая её радость при этих словах заставила Риту позабыть обо всем.
—Мам, ну, пожалуйста! Давайте все вместе!
—Господи, да что же такого в этом мальчике то!?
Женщина отстранилась и заглянула Рите в глаза. Она словно желала разгадать, что скрыто за этим искрящимся радостью взглядом. И почему ей так трудно понять собственного ребенка, внешне так похожего на нее, но совсем иного по сути.
Жизнь женщины с детства текла по стабильному предсказуемому руслу. Ее родители были рабочими, и большую часть времени проводили на заводе. Своей единственной дочери они с малых лет внушали, что можно добиться чего-то, лишь долго и напряженно работая. Эта установка глубоко проникла в сознание девочки. Поджидая родных со смены, она успевала приготовить ужин, прибраться дома, подготовиться к школе и даже перед сном почитать дополнительный материал к уроку. Окончив школу с отличием, девушка без труда поступила на химический факультет, где среди множества претендентов выбрала себе будущего мужа. И даже будучи уже беременной Ритой, она старательно корпела по ночам над кандидатской, желая после декрета вернуться в родной институт преподавать. Но в столь досконально продуманный план вмешался перестроечный хаос, и все рухнуло. Река, по которой женщина так упорно плыла, невзирая иногда на встречное течение, обмелела. И чтобы прокормить семью, она без малейшей жалобы на жизнь сменила научные изыскания на поношенный фартук продавца. На мужа девушка надежд не возлагала, прекрасно сознавая, что в их престижном институте тот оказался лишь благодаря связям родителей, что в то время доживали во власти свой век.
Мальчик был поздним долгожданным ребенком, что с детства впитывая в себя докучливую заботу родных, всегда бессознательно тосковал по свободе. Как итог, едва дождавшись окончания школы, он тайком покинул отчий дом. Но привычный к комфорту и даже роскоши, оказался совершенно не готовым к столкновенью с жизнью, которая текла за стенами его заполненной импортной техникой, вечно зашторенной комнаты. Похоронив едва взошедшую мечту о своем творческом призвании, он с покаянием возвратился домой и был спешно пристроен родными на химфак. И там в студенческой среде под воздействием взрывоопасной смеси нигилизма с наивностью и произошла реакция, что породила их странный союз. Прежде всего пришлось преодолеть сопротивление собственных семей. С обеих сторон выдвигались большие возражения. С точки зрения родителей девушки, зять был совершенно никчемным, белоручка с аристократичными замашками. Особо возражал отец:
—Да, он тебе даже гвоздь прибить не сможет. Сидит постоянно с книжкой или стихи строчит глупые, ттьфу! Ну что за мужик то?
Родители же мужчины, тоже по началу настроенные против брака с дочкой обыкновенных рабочих, узнав ее получше, мнение свое поменяли. Предчувствуя наступление новых времен, в лице хрупкой девушки с угадываемым стальным стержнем, они разглядели надежную гавань для их горячо любимого сына. И не прогадали. Она, действительно, приняв у них эстафету, продолжала беречь мужа от всевозможных невзгод.
Девяностые еще бушевали, но жизнь семьи Ерофеевых постепенно налаживалась, вновь входя в полноводное русло. После первой волны преобразований в стране отец Риты неожиданно осознал свою ответственность за семью. В этом апокалипсисе смутного времени он чувствовал себя куда увереннее, чем в тени родительского крыла. Вспомнив свое детское увлечение автомобилями, мужчина нашел призвание, став автомехаником в салоне у одного из новоиспеченных хозяев жизни. Так их семье в отличие от многих других таких же семей не приходилось бороться за существование.
Но было все же то, что беспокоило женщину, и этим обстоятельством являлась собственная дочь. Девочка росла неудержимой фантазеркой, и матери приходилось прилагать немало усилий, чтобы привить ей то верное понимание жизни, что взрастило когда-то её саму. Женщина угадывая в ребенке большой потенциал, водила дочь по бесконечным кружкам. Но Рите слишком быстро наскучивало любое занятие, и ее беспокойная натура требовала все новых впечатлений. Так знания и умения, что, по мнению матери, могли стать фундаментом будущего благосостояния, были обречены оставаться поверхностными. Женщина не раз убеждала дочь в необходимости определиться как можно раньше, к какому же берегу та хочет плыть. Рита, обычно выслушивающая в молчании мамины назидания, однажды лишь отшутилась, что предпочтет океан, где нет никаких берегов. На этом наставительные беседы и кончились, но мать не собиралась так просто сдаваться. Не зная, что происходит в сознании девочки, она опасалась окончательно потерять контроль, лишив ее свободы выбирать себе друзей. Однако интуитивно ощущая в странной привязанности к иноземцу угрозу, женщина торопилась возвести ограждение, призванное не выпустить дочь за пределы их надёжного семейного круга.
Свидетельство о публикации №223041500982