Соломоново решение

Успешно завершив третий курс музыкального училища, Семён приехал на летние каникулы к родителям. Планы были большие. Съездить в деревню к деду с бабой, отдохнуть, порыбачить, но сбыться им суждено не было. На следующий день, ближе к вечеру, приехал его бывший учитель по музыкальной школе Николай Фёдорович.
- Сёма, пришёл к тебе с просьбой. Помнишь из общеобразовательной школы  учительницу Марью Демьяновну, про которую песню пели:
День наступает,
Солнце встаёт.
Марья Демьяновна
В класс к нам идёт…
Так вот, она пошла на лето поработать  директором пионерского лагеря, а меня упросила поработать баянистом. Отказать не смог, потому что в начальных классах у неё учился. Первый сезон отработали  хорошо, а тут жене дали горящую путёвку на юг, в семейный Дом отдыха. Сам понимаешь, два раза такие предложения не делают. Послезавтра нужно срочно ехать. Вот я и пришёл к тебе. Поработай за меня второй сезон, а к третьему я приеду. Выручай. Обращаться мне больше не к кому. Отдохнёшь, позагораешь, ещё и денег заработаешь. Есть речка, бассейн. В третьем отряде работает воспитателем Женя Терский, физруком Лёха Кувалда, ты их знаешь. С остальными познакомишься, жалеть не будешь. Соглашайся. Завтра утром за тобой заеду.
      На следующий день, часам к десяти утра, они прибыли в лагерь. Поселили Семёна в третий отряд к Евгению Сергеевичу Терскому. Немного погодя, пришла директор лагеря Марья Демьяновна посмотреть и оценить нового работника. Это была женщины высокого роста с властным, не терпящим возражений характером.
- Марья Демьяновна, вот вам «игралу» привёз, - улыбаясь, представил Николай Фёдорович.
- Вижу, не слепая. Поиграйте   что-нибудь, я послушаю.
Семён растянул меха, пальцы его забегали по клавишам. Марья Демьяновна с видом большого знатока, оценивающе слушала. По выражению её лица, можно было понять, что игра ей очень понравилась.
- Хорошо, хорошо. А вы можете сыграть такую музыку, под которую хлопают?
Этот вопрос поставил Семёна в замешательство. Интересно, какую музыку она имеет в виду, размышлял он. Потом его осенило.
- Туш, что ли?
- Не знаю, как она называется, но под которую радуются и хлопают.
Семён сыграл туш. Сперва в мажоре, затем тоже самое в миноре. Директор с удивлением посмотрела на Семёна.
- Хорошо, очень хорошо, но только играйте первую музыку, а то вторая очень грустная, даже плакать хочется, а не радоваться.
- Как скажете, - ответил Семён.
- Работать будете в тесном контакте со старшей пионерской вожатой Татьяной Егоровной. До обеда нужно пройтись по всем отрядам, а их у нас десять и к вечеру подготовить концерт «Весёлые нотки».
      Жизнь в пионерском лагере была весёлой и интересной. Дел было много, скучать не приходилось. Работать с детьми вообще интересно. Каждый день приносил что-то новое, завораживающее, приходилось удивляться ребячьей  неуёмной фантазии. Вместе с ними радоваться их победам и сопереживать  временным поражениям в спортивных состязаниях, с удивлением смотреть на их радостные, весёлые мордашки с пляшущими искорками в глазах. Глядя на их счастливое, беззаботное детство, невольно ты сам становишься их ровесником, и неоценимое чувство счастья и радости наполняет твою душу.
У воспитателя третьего отряда Евгения Сергеевича Терского, с которым я жил в одной комнате, не было кисти на левой руке. Когда он учился в 10 классе, а дело происходило весной, в школе проводился вечер с демонстрированием опытов по химии. Если марганцовку смешать с бертолетовой солью, завернув в бумажный пакетик, и бросить о стенку, то получится небольшой взрыв. Демонстрировать этот опыт выпало Жене Терскому. И, за минуту до своего выхода, ему захотелось пить. Он подбежал к крану с холодной водой, совершенно забыв о том, что в левой руке у него полная горсть взрывчатых пакетиков. Он торопился, боясь опоздать, поэтому резко схватил за барашек крана. Раздался взрыв, вследствие которого он остался без левой кисти. После школы он закончил исторический факультет педагогического института. Преподавал историю, потом работал завучем. Женился. Родилась дочь. Всё было хорошо. Живи да радуйся, но у его судьбы на этот счёт были совсем другие планы. Семейная лодка разбилась о быт, и супруги развелись. Всё пошло кувырком.
   …Худо-бедно, две недели лагерной смены пролетели незаметно. Осталась ещё одна. Как-то вечером, перед отбоем, Евгений Сергеевич обратился к Семёну;
- Слушай, мне завтра нужно пенсию за руку получить, за три месяца. Если не получу, то она пропадёт. Жалко деньги терять.
- Ну, так отпросись у Марьи Демьяновны, сходи да получи, - посоветовал Семён.
- Одному идти неохота, скучно. Пошли с тобой.
- Ну, ты даёшь. Пенсия-то твоя. Меня она с тобой как отпустит?
- Не твоя забота. Отпрашивать буду я, а ты только головой мотай да поддакивай.
- Хорошо, давай попробуем, я-то ничего не теряю.
- Вот и ладушки, - согласился Евгений.
После обеда, улучив момент, они подошли к директору.
- Марья Демьяновна, - обратился Евгений к начальнице, - мне сегодня до 6 часов вечера нужно получить пенсию за три месяца. Если сегодня не получу, то она пропадёт. Жалко терять такие  деньги.
Окинув его строгим и придирчивым взглядом, она сказала;
- Хорошо, Евгений Сергеевич, поезжайте, но чтобы завтра к подъёму были в лагере.
- Марья Демьяновна, тогда и Семёна Евлампича отпустите со мной.
- А ему зачем?
- Понимаете, у нас лагерь большой, отрядов много, каждый день концерты, а у него тональности закончились. Я не представляю, как можно продуктивно работать без тональностей.
На мгновение Марья Демьяновна задумалась. Вопрос с тональностями поставил её в тупик, но не надолго. В её жизни не было ещё проблемы, которую она не смогла бы решить.
- Что ж вы так, поехали на работу в пионерский лагерь, а тональности не захватили?
- Тональности я брал, и много, но они закончились, - простодушно, глядя честными глазами,  ответил Семён.
- Ладно, ступайте, - распорядилась она и пошла по своим делам.
С попутной машиной они добрались до города минут за сорок. Шёл пятый час времени, Почта ещё работала. Народу было немного. Дождавшись своей очереди,  Евгений Сергеевич получил причитающуюся ему пенсию.
- Так, перво-наперво, пока трезвы и в памяти, нужно дочери купить подарки, - решительно сказал Евгений, и они направились в магазин. Его дочке Наташе шел шестой год. Он её очень любил и тосковал. Всё лето она жила в деревне у бабушки, его тёщи. Поднявшись на второй этаж в детский салон, они выбрали три красивых разноцветных платья, туфельки и большую говорящую куклу. Внизу, в продуктовом отделе, они набрали конфет, печенья и несколько плиток шоколада.
К вечеру, на последнем автобусе они добрались до деревни Карапузово, где жила мать жены Серафима Прокофьевна. Дом её был небольшим, но светлым, с резными крашеными наличниками. Они подошли к калитке.
- Бабуля, папа приехал, - звонко закричала дочка Наташа,  сидевшая на высоком крыльце, и бросилась к отцу. Он её легко подхватил, обнял, поднял на руки, расцеловал. Из стайки вышла Сервфима Прокофьевна с полным ведром парного молока. Её моложавое лицо выражало радость от встречи, глаза искрились добротой. Они поздоровались.
- Пойдёмте в дом, чего на улице стоять, - пригласила тёща. Разлив молоко по крынкам, она принялась томить картошку в сметане. Евгений Сергеевич разложил подарки.
- Иди, дочка, примерь наряды. Она взяла платья и пошла в другую комнату. Через минуту вышла, кружась и радуясь  новым одеяниям. Она перемерила все платья, её восторгу и радости не было предела. Туфли тоже оказались впору.
- Спасибо, папочка, - сказала она, обняв и поцеловав его в щеку.
- Носи на здоровье,  дочка, - ответил он, улыбаясь.
Серафима Прокофьевна собрала на стол. Свежие огурцы, помидоры, томлёная в сметане картошка, банка вишнёвой настойки. Уселись ужинать.
- Мне вас сам Бог послал, - проговорила тёща, пригубив стопку настойки. - Пока погода стоит, нужно сено поставить для коровы и телёнка. Сорок пять копён у меня уже готовы, поставлены. Теперь их нужно свозить в одно место, чтобы потом ставить стог. На субботу я договорилась с мужиками, обещали два стога сметать. Вот я и хочу просить вас помочь свозить копны в одно место. У моего брата Ерёмы, есть небольшой самодельный трактор, но ему нужны два помощника, которые будут прицеплять и отцеплять копны от трактора,
- Ну, как, Жень, поможете? – спросила тёща, заглядывая тому в глаза.
- Что об этом говорить, конечно, поможем, - без доли сомнения заверил он.
Спать им тёща постелила на веранде, где стояла большая, самодельная кровать, оставшаяся ещё от деда. Спать не хотелось. Евгений достал большую бутылку вина, купленную заранее, когда они отоваривались в магазине. В углу стоял маленький журнальный столик, возле которого они и присели, неспешно разливая и потягивая маленькими стопками вино.
- У нас в институте доцент был, преподавал историю 17-18 веков, время правления Петра Первого. Мужик был умный и толковый, роста небольшого, но плотного телосложения. Самым интересным в его физиономии был нос. Большой, мясистый, всегда сизо-красный, как у конченого алкоголика, хотя ни пьяным, ни выпившим, ни с запахом алкоголя его никто и никогда не видел. Однажды утром, перед началом занятий, забегаю в туалет покурить, а там ребята с моего курса стоят ухахатываются. Немного погодя, отдышавшись, рассказали мне такую историю:  два студента ехали в трамвае на занятия. Они были взрослыми парнями, после армии, жили не в общежитии, а на квартире. Дело было зимой. Смотрят, заходит наш доцент, взял билет и пристроился в заднем тамбуре, держа в руке  толстый портфель. Немного погодя, входят в трамвай два алкаша с небритыми, обросшими лицами в драных, замызганных фуфайках и растоптанных валенках. Бегающим взглядом осмотрели всех пассажиров и, не сговариваясь, прямиком направились к нашему доценту.
- Третьим будешь? – обратился тот, который повыше.
Отвернув голову, доцент сделал вид, что это обращаются не к нему.
- Ты чё мурло воротишь, совсем зазнался, своих не узнаёшь, третьим будешь? – довольно громко спросил второй.
Пассажиры начали прислушиваться. Глядя со стороны, можно было подумать, что двое алкашей встретили знакомого, который никак не хочет их признавать.
- Товарищи, извините, я вас знать не знаю, вы меня с кем-то перепутали.
- Перепутать мы не могли, - начал первый, - потому, что из всех пассажиров у тебя одного нос такой же, как у нас, ха, сизо-красный в крапинку. Не стесняйся, пьяница, носа своего, он ведь с красным знаменем, цвета одного. Гони рубль. Похмелимся, да разбежимся, делов-то.
   Про себя доцент, наверное,  подумал, что если он не отдаст им рубль, то они от него не отстанут, и будет только хуже.
- Хорошо, - сказал доцент, доставая кошелёк из кармана. – Вот вам 3 рубля, идите похмеляйтесь, только оставьте меня в покое.
- Ну вот, давно бы так, - сказал первый, - а то начинает строить из себя непьющего интеллигента, а про нос свой забыл. Он про тебя всю подноготную расскажет. Так-то вот.
   На ближайшей остановке алкаши вышли. Через остановку после  доцент тоже вышел из первого вагона и зашёл во второй, чтобы не притягивать к себе вопросительных взглядов пассажиров.
- Забавный случай, - проговорил Семён, разливая вино по стопкам.
- Вообще, доцент был мужиком умным и головастым. Диссертацию защищал по эпохе Петра Первого. Лекции его были очень интересными и познавательными. Он нам рассказывал о таких вещах, упоминание о которых не найдёшь ни в одной книге, а интернета в то время не было, и разговоры об этих технологиях могли восприниматься, как сказки о далёком будущем. Столько лет прошло с этих лекций, а я до сих пор помню слово в слово указ Петра Первого от 9 сентября 1708 года. Этот указ доцент воспроизвёл на доске:
                УКАЗ
Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальства.
  Я, Семён, к чему это всё тебе рассказываю, к тому, что когда вернёмся в пионерский лагерь да предстанем перед светлыми очами Марьи Демьяновны, чтобы ты не строил из себя слишком умного, а имел вид лихой и немного придурковатый, тогда, Бог даст, отделаемся словесной поркой.
- Хорошо, - согласился Семён, - буду иметь в виду.
Они ещё выпили по две стопки. Покурили.
- У нас в музыкальном училище  есть старый преподаватель Архип  Никанорович. В 50 годах он закончил это заведение, потом консерваторию. С тех пор и работает в этом училище. Мужик  хороший,  добрый,  весёлый, одним  словом, балагур, но это не мешает ему быть строгим, требовательным  и справедливым, за что снискал среди студентов и преподавателей почёт и уважение. Как-то раз  он рассказал нам такую историю:
Однажды, директором музыкального училища назначили человека, не сведущего в музыке  вообще. Не то, что он не мог отличить мажор от минора, а то, что всё это ему было
«одинаково, до лампочки». Главным принципом для него было, чтоб музыка звучала  громко,  без ошибок и остановок. В войну он командовал батальоном и довольно успешно. Его грудь украшали несколько боевых орденов и медалей. В то время, да и сейчас не редкость, бытовало такое мнение, что культурой может  руководить любой человек, главное, чтобы он искренно и правильно понимал политику Партии и правительства, не руководил культурой, а направлял её в нужное русло на благо народа.
Студенческая жизнь кипела и бурлила. Ребята были весёлыми и жизнерадостными. Многие из них уже успели отслужить в Армии. В сухопутных войсках  три года, а в Морфлоте четыре, с богатым жизненным опытом и зашкаливающим чувством юмора.
Как-то раз отмечали день рождения одного из студентов. Пели песни, танцевали, веселились. Особое внимание привлекал парень со второго курса Веня Ганюшкин, который с лёгкостью мог изобразить  разговорную речь любого человека, хоть мужчины, хоть женщины. От этого все были просто в шоке. И здесь кому-то в голову пришла идея разыграть  директора училища. То, что в музыке он был абсолютный ноль, подначивало их на эту интригу и подливало масло в огонь. В то время культурой  руководил, курировал и направлял в нужное русло  горком Партии в лице третьего секретаря, полковника в отставке, бывшего  полкового командира Красной Армии. Крепким, ядрёным словом, под шквальным огнём противника поднимавшим бойцов в атаку, В городе он был личностью известной. Часто выступал на митингах и собраниях, матерщинник  был от Бога. Возможно, этому его научила война, потому, как иначе было нельзя, Другого пути просто не было. Но мирная, послевоенная жизнь в манеру общения внесла свои коррективы. В публичных выступлениях, на людях, вместо трёхэтажных матов  он начал вставлять народные иносказательные выражения типа: Мать твою, ядрёна вошь, растудысь тебя в тудысь, ядрёшкины козявки, етит твою душу, ёкарный бабай , ёк-макарёк и многое другое в том же духе. Он органически не переносил беспорядка и разгильдяйства. Если кого-либо он в этом уличал и был с ним один на один, то здесь он за словом в карман не лез, мог смело высказать своё мнение о его душе, его матери и всех оставшихся родственниках вплоть до третьего, а может, и седьмого колена. В единичных случаях мог и в лоб треснуть, затем извиниться за свою несдержанность. В общем и целом, личностью он был легендарной, его все боялись, но уважали за честность и справедливость. Ни в его манере было юлить и изворачиваться. Обо всех недостатках и упущениях в работе он говорил оппоненту прямо в глаза, не взирая на былые заслуги.
Учитывая все эти тонкости и нюансы, ребята разработали план-сценарий, по которому в понедельник утром Веня Ганюшкин звонит из ближайшей телефонной будки  директору училища от имени третьего секретаря горкома  Партии, что выглядело примерно так:
- Ты что, Кондрат, совсем осоловел, берегов не видишь, распердень твою харю. Ядрёшкины кобылки, что ты творишь?
От этих слов, директора училища прошиб холодный пот. Воротник славил горло, рубашка прилипла к спине. Мысли в голове начали биться в разные стороны, как пчелиный рой, плотно закрытый в трёхлитровой банке, ища спасительный выход. Его нигде не было, потому что не была известна первопричина.
- Товарищ третий секретарь, - промолвил директор,  но секретарь перебил его.
- Тамбовский волк тебе товарищ!
- Может, всё-таки объясните, что случилось, - допытывался директор.
- Ёкарный бабай, растудысь тебя в тудысь, ты что, действительно не знаешь или от радости дураком прикидываешься? Мать перемать, етит твою душу. Мне третий день звонят с перевалочной базы вокзала, все телефоны пооборвали. Пришли два вагона с диезами и бемолями, получатель музыкальное училище. Я тебя, ядрёна кочерышка, спрашиваю: кто за простой вагонов платить будет, не знаешь?  А я тебе скажу. Если через три часа эти долбанные диезы с бемолями не будут разгружены, то эти вагоны ты самолично пешком покатишь до самого Магадана. Ты меня хорошо понял?
- Хорошо.
- Какого хрена сидишь, действуй, - заорал «секретарь».
Через 15 минут возле здания уже стояли две грузовые машины. Училище гудело, как потревоженный муравейник. Все бегали, спешили, одевались с вопросом на устах – куда и зачем?  Мужчин преподавателей и ребят сняли с занятий, разместили по машинам и двинулись на вокзал. По приезде,  директор побежал в контору узнать, где стоят вагоны с диезами и бемолями и как к ним лучше подъехать. Его не было минут 30. Когда он вернулся, на него было жалко смотреть. Выражение его лица было опустошённым и отрешённым. Он никак не мог понять – куда могли деться эти диезы с бемолями. Потом  один из преподавателей начал ему объяснять, что диезы и бемоли  - это знаки не материальные, их нельзя во что-либо поместить, как нельзя отмерить порцию эмоций вдохновения или негодования ни в литрах, ни в килограммах. Это открытие для него стало таким же значимым, как для ребёнка, впервые попробовавшим мёд, а затем горчицу. В этот же день об этой истории узнали в горкоме Партии. Там долго раздумывать не стали, быстро перевели его директором вновь построенной бани, а директором училища назначили одного из преподавателей.
Конечно, история не очень красивая с моральной точки зрения, но что поделаешь, прошлого не исправишь. Но нужно постараться, приложить все усилия, чтобы оно не повторилось вновь.
Уснули уже за полночь. Утром, часам к восьми подъехал Ерёма. К трактору была прицеплена небольшая телега. Плотно позавтракав, они уложили в телегу вилы, канистру с водой и большой моток верёвки, на который уселись сами и направились в сторону покоса, который находился километрах в пяти от деревни. Через полчаса, они были на месте. Ерёма доходчиво объяснил, что нужно делать и кто за что отвечает. Он на тракторе подъезжает к копне, Евгений, опутав её верёвкой, цепляет конец за трактор. Семён, вилами подбивает верёвку под копну и следит за тем, чтобы дно от копны не осталось на поле. Если же это происходит, то оставшееся сено нужно положить на копну, а затем  сопроводить её до самого стоговища. Эта, вроде, не хитрая работа поначалу не очень ладилась, но со временем, где-то с четвёртой копны всё пошло, как по маслу, без всяких огрехов, легко и быстро. К двум часам дня работа была закончена. Все копны стояли в одном месте.
- Ну что, глаза боятся, а руки делают, - подвёл черту проделанной работе Ерёма.
Они отошли в тень близ стоящей берёзы, утолили жажду из канистры, перекусили. Пора собираться домой. По-быстрому уложив свои пожитки в телегу, двинулись в путь.
- Семён, как ты думаешь, сейчас поедем в лагерь или ещё немного погуляем? Деньги-то есть, - предложил Евгений Сергеевич.
- Вообще-то Марья Демьяновна  наказывала сегодня утром вернуться,  так что, в данное время, разница небольшая,  Что мы приедем сегодня вечером, что завтра, по-любому она нас отругает.
- Тогда погуляем, Хоть будем знать, за что нас ругают.
По приезде домой, Серафима Прокофьевна накрыла на стол. За обедом Еремей предложил съездить с ночёвкой  на рыбалку, обещал хороший улов. Километрах в 30 от деревни есть озеро, о котором мало кто знает. Караси там обитают отменные.
- Таких вы ещё, наверное, и не видели. Вот такие, - развёл ладони Еремей. У Семёна с Евгением загорелись глаза.
- А что мы тогда сидим? – спросил Семён. - Поехали быстрее, пока карась спать не улёгся. На вечерней зорьке  ещё успеем наловить на уху.
Собрав по-быстрому рыболовные снасти и захватив с собой картошку, лук, соль и хлеб, двинулись к озеру. По дороге заехали в магазин и отоварились водкой. Без неё какая рыбалка? Часа через полтора  были у озера. Погода стояла хорошая, тёплая, безветренная, дождя не предвиделось. Ставить шалаш надобности не было. Сперва  установили три сети. Затем Семён с Ерёмой  взялись за невод. Рыбы в озере действительно было много. Они завели всего три раза, улов оправдал их ожидания. Караси были огромными - как лапти. Развели костёр, над которым повесили вместительный котелок. Евгений поддерживал огонь, Семён чистил картошку, а Еремей взялся за рыбу. День подходил к концу, Солнце закатывалось за горизонт. Уха, приготовленная на природе, имеет особый аромат, особый, ни с чем не сравнимый вкус. Выпив по паре стопок, принялись за уху.
- У нас в деревне живёт ветеринар Гришка Клёнов, начал свой рассказ Ерёма, - рыбак заядлый. Так вот, однажды летом поехали мы на рыбалку в Мелёхино – деревня километрах в 10 от нас. В прошлом веке, лет 100 назад, в месте, где река делает излучину, когда-то стояла мельница. Сейчас от неё остался один фундамент, выступающий над водой метрах в полутора. Приехав на это место, я направился рыбачить ниже по реке, а Гришка с Серёгой- электриком уселись на этот фундамент и начали понемногу вытаскивать лещей. Так они рыбачили примерно с час, до тех пор, пока Серёга не заметил на противоположном берегу медведя, который начинал спускаться по воде в их сторону.
- Гришка, к нам медведь плывёт, бежим, - прокричал Серёга и, побросав удочки, бросился к спасительному берегу. Но Гришка был глуховат с детства на правое ухо и Серёгиных слов не услышал. Спокойно сидел на своём месте, наблюдая за поплавками. Левым ухом он услышал хлопки по воде, но подумал, что это Серега полез в воду искупаться.
- Не хлопай по воде, не пугай рыбу, - заругался Григорий.
Хлопки по воде приближались. Он повернул голову, чтобы  отматерить Сергея, но вместо него он увидел  огромного медведя метрах в трёх от себя, спокойно плывущего в его сторону. Григорий был человеком полным, высоким и грузным. Все его действия всегда были обдуманными и неторопливыми, но в минуты крайней, смертельной опасности у любого человека включается канал  скрытых сил и возможностей. В мгновение ока он перепрыгнул  трехметровый отрезок реки, отделявший  фундамент, на котором рыбачил, от берега, а берег этот был крутым, почти  что отвесным и высотой метров пять. Как он смог преодолеть это расстояние, оставалось загадкой. Медведь, добравшись до места, где они рыбачили,  вытащил садки с рыбой  и с удовольствием отправил содержимое в рот. Вернувшись на противоположный берег, отправился по своим неотложным делам. Уже потом, когда всё стихло, Григорий, стоя на дамбе,  удивлялся, чесал свою макушку и спрашивал:
- Ну, вот как я мог запрыгнуть на такую высоту?
Ответа не находил, немного подумав, лобавил:
- Наверное, Ангел-Хранитель на крыльях своих вынес меня.
- Может, и так, - согласились с ним Серёга. Разморенные едой и выпивкой они сидели довольны и счастливы. Неспешно рассказывая невыдуманные истории.
Поутру они сняли сеть, ещё раза два прошлись с неводом. Выловленную рыбу сложили в старую, большую ванну. Она оказалось полной, даже с горкой. Приехав домой, долго провозились с её разделкой. Хорошо, что Ерёма забрал себе половину. Часть карасей посолили, часть развесили сушиться. Часа в четыре, когда с рыбой было покончено, вспомнили о пионерском лагере, пора возвращаться. Пешком идти далеко, да и неохота. Решили остановить попутную машину. Вышли на трассу и стали голосовать. Стояли долго. Наконец часа через полтора удалось уговорить одного молодого парнишку,  который вёз в грузовике пустые мешки из-под муки на мельницу. Оплата за услугу была чисто символической, бутылка водки. Хорошо, что они зашли перед дорогой в сельпо и затарились бутылкой водки и тремя бутылками вина.
К лагерю подъехали поздно, когда уже начало смеркаться. То, что подъехали с задней стороны, было обговорено заранее. Шофёр, увидев спрыгнувших из кузова  пассажиров, начал безудержно смеяться.
- Ты чего? – спросил Евгений.
- Да ничего, просто интересно на вас смотреть, вы, как два мукосея после ночной  смены, с ног до головы в муке.
- Вид у нас действительно не презентабельный,- подытожил Семён. Распрощавшись с шофёром, они поскидали с себя одежду и принялись её вытряхивать. Покончив с этим, мелкими перебежками двинулись к своему корпусу. Остановились возле бассейна. Вода была тёплой. Решили скоренько искупаться, что придало им сил и свежести. Зайдя в свою комнату, переоделись, причесались и, усевшись за стол, разлили по стопкам вино.
- За успешное возвращение, - сказал Евгений Сергеевич.
В следующее мгновение, лишь только они поставили пустые стопки на стол, в комнату не вошла, а влетела Марья Демьновна и сразу же набросилась на Семёна с явным намерением разорвать, изничтожить.
- Вот ты где, наконец-то появился, субчик. Где пропадал столько времени, где тональности?
- Я ни в чём не виноват. Магазин был на учёте, вот я и ждал,  когда откроется.
- И что, дождался?
- Нет.
- Как же ты будешь занятия проводить?
- Придётся пользоваться старыми, по второму кругу.
- Имей в виду, за все твои художества я поставила тебе три дня прогула. Это ужас какой-то. Воспитателя нет, баяниста нет, чем детей занять? Я их купала, купала, они уже все посинели, купаться не хотят. Думала, что лагерь в щепки разнесут. Сил моих больше нет. А вы, Евгений Сергеевич, почему три дня не были на работе?
- Знаете, Марья Демьяновна, у меня кругом одни несчастья. Работал завучем – уволили, жена ушла, да и вы от меня не в восторге, вот я и запил с горя.
- Да …Евгений Сергеевич, - многозначительно произнесла директор. Вас пожалеть нужно. Я вас на премию назначила.
«Ни хрена себе, -  вскочив со стула, про себя возмутился Семён, но быстро взял себя в руки и сел обратно. - Вот это я понимаю – Соломоново решение. Гуляли-прогуляли вместе, а одному три дня прогула, а другому – премия. Кому расскажешь – не поверит.
Но в конце сезона Марья Демьяновна, видимо, сжалилась над Семёном  и три дня прогула не поставила, а Евгений Сергеевич премию получил.