Невезение
даче, недавние школьные друзья, а теперь уже и студенты раз-
ных московских институтов. Лёша был из Бауманки. Эту дачу
Лёша хорошо знал, в школьные каникулы бывал здесь ни раз.
Хозяин дачи, дед его школьного друга Андрюшки Коробова, в
своё время был человеком известным, Сталинским лауреатом,
и дачу отстроил себе богатую, не в пример соседям, двухэтаж-
ную с просторной верандой, отделанной цветным рисунча-
тым стеклом. Теперь деда не было, дачей никто не занимался,
и Андрюшка хозяйничал здесь вовсю. И шумные разудалые
молодёжные компании в праздничные дни стали для сонного
дачного посёлка явлением привычным.
Лёша уже представлял себе, как всё это будет: сад, запо-
рошённый снегом в белых пушистых сугробах; возле дома —
ёлка с горящими на ней цветными лампочками. Лёгкий морозец
покусывает щёки, а они все суетятся, бегают, и кто-то горстями
подбрасывает в воздух сухой сыпучий снег И непременно спе-
тая песня про ёлочку: «В лесу родилась ёлочка, в лесу она…»
А как же без неё? Но главным было то, что сегодняшняя встреча
Нового года станет для Лёши особенной. Андрюшка сказал ему
со значением: «Будет Алина…» Про Алину говорили разное: го-
ворили, что она пустышка, глупая; говорили, что она такой при-
творяется, играет в дурочку, но то, что она необыкновенно хо-
роша, с этим соглашались все. Андрюшка так про неё и сказал:
«Будущая кинозвезда». Лёша близко знаком с Алиной не был,
виделись всего несколько раз, да и то как-то вскользь, но в па-
мяти осталась гордая посадка головы, её лицо дивной красоты
и яркая зелёная прядь волос, кокетливо выложенная поверх её
светло-рыжих волос. И теперь в ожидании встречи с ней её чу-
десное имя Алина, непохожее на другие, пелось в его душе.
День подходил к концу, надо было спешить, а до дачи
ещё ехать да ехать. Домодедово с Павелецкого вокзала. Да и
там топать — мало не покажется. Он был уже почти готов: на-
дел свитер с оленями, джинсы, в рюкзак сунул несколько но-
вогодних подарков для ребят. Всё. Можно двигаться. Придир-
чиво осмотрел себя в высоком, вставленном в створку шкафа,
зеркале: «Причёска, дурацкая причёска... Впереди волосы не-
естественно подняты вверх, а вся голова выбрита под корень.
Дурак, решил понравиться Алине, самая модная стрижка...
Чудище какое-то. Ребята уж точно на смех поднимут. Да и са-
мому как-то неловко. Дурак. Ну да что теперь говорить».
Дверь комнаты отворилась.
— Лёшенька, ты что уже уходишь? А ёлку-то так и не до-
стал. И я старая забыла тебе напомнить…
— Ба-а, ну мне ж надо идти…
Ирина Петровна огорчённо вздохнула.
— Ну, ладно, что ж коли надо…
Лёша жил с бабушкой. Родители, подбросив ей внука,
будто кочевники переезжали из одной страны в другую. Своих
родителей Лёша знал мало, как-то издалека, а бабушка была
всегда с ним, была для него и отцом, и матерью.
Ирина Петровна приготовилась было закрыть дверь.
У Лёши стало нехорошо на душе. И правда, ведь обещал
достать ёлку, а вот закрутился и забыл.
— Ба-а, подожди, я сейчас, я мигом…
Он притащил с кухни табуретку, поставил на неё другую,
проверил надёжность и полез на антресоль. Ёлка лежала совсем
близко к краю, он потянулся за ней, ухватился за угол старой,
утерявшей форму картонной коробки, но тут табуретка под его
ногами покачнулась, он не удержался и рухнул на пол, ударив-
шись головой об угол старинного бабушкиного буфета.
Ирина Петровна так и ахнула.
— Лёшенька, да как же это? Убился, милый...И я-то не
доглядела… Стол надо было подвинуть… Вот спешка-то что
делает…
Лёша сидел на полу и изо всех сил тёр ушибленное место.
В голове шумело, и бабушкины слова долетали до его созна-
ния из какого-то далёкого далека. Он помотал головой. Ничего,
вроде проходит. Встал. В ванной сунул голову под кран: про-
щай его модная причёска. Взглянул на себя в зеркало: «Ну и
чудище! И чего это его дёрнуло наводить красоту? Ах, да, Али-
на…» И опять запело её имя в его душе: «Али-на! Али-на!»
Ко всему прочему, оказалось, что порваны джинсы. Хо-
рошо ещё, что бабушка заметила, взяла иголку, села зашивать.
Ну, вот, теперь вроде бы всё в порядке, только бы успеть
на электричку.
— Ба-а! Закрывай, я побежал. Ба-а, с Новым годом тебя…
Он накинул капюшон курточки на голову, подтянул лямку
рюкзака и побежал. Город был уже предновогодним, празднич-
ным, весь в огнях. В окнах «Пятёрочки», мимо которой он про-
нёсся стрелой, попеременно, будто соревнуясь друг с другом,
то зажигались, то гасли цветные хороводы лампочек. Вдруг он
остановился: «Телефон… где его телефон?» Обшарил карма-
ны, снял рюкзак со спины. Вспомнил. И телефон, и деньги он
выложил из кармана брюк, когда бабушка зашивала дыру, и по-
ложил в своей комнате на стол. Его прошиб холодный пот. Вот
уж невезение так невезение. Он развернулся и побежал к дому.
И когда уже во второй раз пробегал мимо «Пятёрочки», уви-
дел, что лампочки в витрине магазина погасли, словно и они
были в печали от постигшего Лёшу невезения.
Пока Лёша бежал к остановке, мимо длинной чередой,
дразня ярко освещёнными окнами, один за другим проехали
несколько автобусов. На остановке толпился народ. Какой-то
здоровенный мужик в дублёнке стоял, прижав к себе ёлку, всю
обмотанную верёвкой. Чуть поодаль от него то ли девчонка,
то ли старуха в сером пуховом платке, чтобы не замёрзнуть, то
и дело пристукивала одной ногой о другую: какая-то провин-
циалка, явно не москвичка, — подумал он. Автобуса не было.
Лёша достал телефон. Надо позвонить, сказать, что опазды-
ваю. И тут же представил себе: пробьёт двенадцать, пробки
полетят в потолок, шум, смех, крики. Его, конечно, уже пе-
рестанут ждать. А он с последней электричкой тут, как тут.
Пройдёт заснеженным садом, наденет белую дедморозовскую
бороду, хорошо, что сообразил прихватить её, и вот вам — жи-
вой дед мороз. Здрасьте, я ваша тётя…
Андрюшка долго не брал трубку. Потом закричал в теле-
фон: «Лёшка, ты где? Давай живо к нам, Алинка здесь без тебя
пропадает в тоске».
Лёша и не заметил, откуда он вынырнул этот его автобус.
Он рванулся вперёд, с силой оттолкнул стоящего на его пути
мужика с ёлкой, миновал испуганно вскрикнувшую толстую
тётку в шубе, но тут ноги его неожиданно заскользили по льду,
он потерял равновесие, качнулся, взмахнул руками и, падая,
невольно ухватился за что-то большое, мягкое, живое. Он тут
же вскочил на ноги, мельком скользнул взглядом по лежащей
на асфальте фигуре: «А-а, да это та самая то ли девчонка, то ли
старуха… Встанет, не беда…»
Двери автобуса были ещё открыты. Он рванулся вперёд,
но сильная, жёсткая рука удержала его.
— Мерзавец, сбил девушку и бежать... Подлец.
Лёша попытался вырваться. «Какой он подлец… Сама
виновата… Кто её просил здесь стоять… Тетёха несклад-
ная…»
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал он, — виноват, исправ-
люсь…
Нагнулся и подал упавшей руку.
Она ухватилась за его руку, попыталась было встать, и не
смогла.
— Нога… — сказала она. — Не могу… Очень больно.
И заплакала.
На остановке зашумели.
— Нога… Похоже на перелом.
— Да откуда знать, может ушиб такой сильный…
— Перелом, точно перелом… У меня такое было, — ска-
зала толстая в шубе, — надо скорую…
— Скорую сейчас не дождёшься… Надо в травмпункт…
Да это где-то здесь рядом. …А кто с ней поедет?
— Кто подшиб, тот и поедет.
Сказал мужик в дублёнке и словно пику приставил острие
ёлки к Лёшиному животу.
— Попался, ну, попался, — подумал Лёша. — И за что
мне такое невезение…
Под присмотром всё того же мужика в дублёнке, Лёша
остановил такси, и мужик бережно, на руках отнёс странное
стонущее существо в машину. Дверца такси захлопнулась,
машина тронулась, и до самого травмпункта, который и, дей-
ствительно, оказался не таким уж далёким, Лёша в раздраже-
нии бурчал себе под нос: «Понаехали тут всякие. И откуда вас
только несёт? Москву им, видите ли, подавай. Да от вас ды-
шать уже стало нечем. И всё едут, едут, едут…»
Машина въехала во двор больницы, водитель помедлил,
потом, углядев в темноте яркий светящийся указатель «Травм-
пункт», подогнал машину поближе.
— Пойду узнаю, — сердито сказал Лёша и в сердцах
хлопнул дверцей, — что б тебя…
Он вошёл в подъезд, огляделся и решительно открыл
дверь, обозначенную красным крестом. Длинный ярко высве-
ченный коридор был до отказа набит народом. Кто стоял, при-
слонясь к стене, кто сидел, а несколько человек лежали, и на
их болезненно искажённых лицах было написано страдание.
Человеческая речь, звуки шагов, растерянное хлопанье дверей
смешивались здесь с болезненными стонами.
— Вот это да!
Никто к нему не подошёл, никто ни о чём не спросил.
Он прислонился плечом к стене и стал ждать. Время шло.
Часы на стене напротив показали четверть двенадцатого.
Ну и ну!
Лёша ухватил за рукав проходящего мимо врача. Тот
обернулся, раздражённо стряхнул Лёшину руку со своей,
спросил сердито:
— У вас-то что?
— Нога, сломана нога…
Врач с удивлением оглядел твёрдо стоящего на ногах
странного посетителя.
Лёша понял.
— Не у меня, у девушки, я привёз её…
Врач был уже далеко не молод, шумные новогодние за-
столья мало что значили для него, но вот парнишке, стоящему
перед ним, явно не повезло. Ему бы сейчас быть среди весё-
лой молодёжной компании, а он вот…
Он посмотрел на парня, помолчал что-то соображая.
— Ты, парень, вот что, поезжай-ка в Склиф, а то у нас
будешь со своей девушкой сидеть до утра… Народу, видишь
сколько…
И сочувственно похлопал его по рукаву куртки.
— Однако невезучий ты, парень… Ну, давай…
Когда они подъехали к Склифосовскому, небо неожидан-
но расцвело ярким праздничным салютом. Вот он и наступил
этот, так страстно ожидаемый Лёшей Новый год. И знаком-
ство с Алиной. Всё, теперь ничего не поправишь… Под грохот
взрывающихся петард он и вошёл в приёмный покой больни-
цы. Здесь было сравнительно тихо и малолюдно. Он огляделся.
Ага, вот и медсестра… Белый халат, усталое строгое лицо.
— У меня там, в такси… со сломанной ногой…
Когда два здоровенных санитара вытаскивали девушку
из такси, она громко и надрывно стонала, а потом, уже на ка-
талке, вдруг затихла, и Лёше показалось, что она перестала
дышать. «А если она умрёт, что тогда…»
Медсестра из-за уставленной множеством телефонов вы-
сокой стойки спросила:
— Фамилия, имя, отчество пострадавшей.
Лёша молчал.
— Вы сопровождающий?
— Ну, я…
— Назовите фамилию пострадавшей...
«Откуда ему знать ... Он о ней ничего не знает и знать не
хочет». Девушка на каталке застонала, он наклонился, сказал в
серую мягкость платка негромко и требовательно:
— Твоё имя...
Она поняла, ответила шёпотом, редко расставляя слова:
— Петрова… Катя… Петрова…
Он повторил. Медсестра записала и спросила:
— Кем вы ей доводитесь?
«Кем, кем…Да никем… К счастью, я ей никто… Никто…
Адью, мадам, как говорит моя бабушка».
Лёша молчал.
— Невеста что ли? — спросила медсестра, с подозрени-
ем посмотрев на Лёшу.
Лёша не ответил.
— Вот что, жених, приходи завтра. Вон там при входе
график посещений. Не переживай, вылечим твою невесту…
«Приходи завтра… Ну, нет, дудки… Здесь вы меня уже
больше не увидите». С этой счастливой мыслью он выбежал из
приёмного покоя, пересёк заснеженный больничный двор и вы-
скочил на Садовое кольцо. Город вовсю праздновал наступление
Нового года. То там, то здесь во дворах, явно в нарушение зако-
на, с треском вметались в низкое заснеженное небо яркие петар-
ды. Лёша пошёл по направлению к метро. Его тут же окружила
шумная группа молодёжи. «С Новым годом! С Новым годом!»
Кто-то обхватил Лёшу, закружил, и сладковатое, пьянящее дыха-
ние коснулось Лёшиного лица: «С новым счастьем!»
И тут зазвонил телефон. Лёша высвободился из объятий.
Голос был Андрюшки Коробова.
— Лёшк, ты где? Чего с тобой?
Кто-то, наклонившись к Лёшиному телефону, пьяно и ра-
достно закричал: «С Новым годом, друг! Привет!» Андрюшка
вдруг умолк. Потом сказал обиженно и горько:
— Ну и подлец же ты, Лёшка, подлец и предатель. Я всё
понял, это твои Бауманские, ты с ними, мог бы сказать, трус
несчастный…
И тут же вмешался женский голос.
— Лёша, я не думала, что вы такой… Я ошиблась в вас…
«Алина, это Алина…» Лёша выключил телефон, и её
красивое звучное имя теперь показалось ему чем-то далёким,
чужим и почему-то уже больше не пелось в его душе.
Он осторожно открыл дверь квартиры. Бабушка спала.
В комнате на столе стояла коробка с апельсиновым соком.
Он принёс из кухни стакан, налил сока и выпил. Подумал:
«Теперь можно считать, что и он встретил Новый год». Потом
прошёл к себе в комнату, не раздеваясь, упал на диван и про-
валился в мертвецки глубокий сон.
Проснулся он поздно. Выглянул в окно. Всё белым-бело.
Снег словно мягкое пуховое одеяло. Нападал ночью, укрыл
землю. Тихо, спокойно, ни машин, ни людей. Город спал после
великого праздничного ночного загула.
Вдруг вспомнилась прошедшая ночь, приёмный покой
Склифа, и он словно бы услышал чей-то слабый болезненный
стон. «Ах, да, это, как её, Катя… Катя Петрова… Не повезло
девчонке… Теперь бы гулять и гулять по такой погоде, а тут
нога…» И подумал: «Как она там, чего с ногой-то, узнать бы…
Ну, нет, в эту больницу, будь она трижды неладна, его теперь
и силой не затащишь…» И снова подумал: «А может быть в
Москве-то у неё никого и нет, одна она, приехала и вот тебе…
Тогда что? Да он подлецом себя всю жизнь считать будет, если
ничего не сделает. Андрюшка Коробов, конечно, незаслужен-
но его подлецом назвал, а здесь другое… Ну, не может же он
эту самую, как её, Катю Петрову оставить без всякой помощи.
Иначе самым настоящим подлецом и будет».
Лёша пришёл вовремя, тихий час кончился, и уже начали
пускать посетителей. А когда он шёл по просторному боль-
ничному коридору, то мельком за одной из раскрытых две-
рей увидел маленькую ёлочку — всю в живых мерцающих
огоньках. Праздник пришёл и сюда. Палату он нашёл быстро.
Глубоко вздохнул, помедлил и открыл дверь. В палате было
темно и тихо. За высоким больничным окном в темнеющем
предвечернем небе далеко-далеко отсюда ярко горела бегу-
щая строка рекламы. Вошла сестра, щёлкнул выключатель, и
мягкий матовый свет залил палату. С ближайшей к нему кро-
вати поднялась рука и приветливо ему помахала. Ага, значит
сюда. Высокая кровать, подголовье приподнято, поверх одея-
ла в халате — девушка, одна нога огромная, значит, в гипсе.
Он положил на край тумбочки принесённую коробку конфет,
придвинул стул и сел. Надо было что-то сказать и не знал что.
Скользнул взглядом по лицу девушки. Огромные, широко
раскрытые глаза в обрамлении тёмных ресниц смотрели на
него. И в этих глазах было всё: признание своей вины, робкая
просьба простить её, благодарность за то, что он не бросил её
там, на остановке, и благодарная радость за то, что он пришёл,
что он сейчас здесь, с ней рядом. И Лёша уже не смог отвести
свой взгляд от её лица.
Весна подкралась совсем незаметно. По-тихому. И тут
же заявила о себе. Город зашумел, засуетился и сразу же на-
полнился радостным весенним шумом. На деревьях и кустар-
никах, приветствуя тепло и солнце, в один миг, с весёлым не-
слышным шумом начали лопаться почки. Дышать стало легко
и радостно.
В середине апреля Лёша повёл Катю знакомиться к ба-
бушке. Уже в прихожей их встретил вкусный запах пирога. На-
встречу вышла и сама Ирина Петровна, и Катя смутилась от её
внимательного, с интересом рассматривающего её взгляда.
— Бабушка, — начал было Лёша, и нотка высокой торже-
ственности прозвучала в его голосе.
Ирина Петровна замахала руками.
— Не говори, ничего не говори, я уже догадалась, это то,
твоё новогоднее невезение.
— Это моё счастливое невезение, — сказал Лёша, обнял
Катю за плечи и притянул к себе.
Ирина Петровна улыбнулась и побежала на кухню резать
пирог. Для молодых.
Свидетельство о публикации №223041601189