Встреча

Я сижу на бордюре, на Петроградке, в каком-то из множество углов из двух домов с детской площадкой. Давлюсь пивом за 39 рублей 99 копеек, кто знает, что это за зверь такой, тот понимает, какой же у него отвратный вкус ссанины. Слушаю Максима М;рда Киллу, его музыка вводит меня в какой-то странный вуду танец, точнее мой живот и голову прямо как у витч доктора из доты 2. Скажете мне, ну и пошлость. А пошлость что? Правильно, сравнение. А я Вам отвечаю, дорогие господа, что мне похуй.

Тут рядом ремонтируют дороги обычные русские работяги, все в оранжевом и синем как гнилые мандарины и точно такие же праздничные. Колотят как рудокопы и плюются как любители снюса. Вот они все пошли на перекур, а я открываю вторую банку, но уже за 45 рублей 67 копеек, чутка лучше, как будто бы в мочу вс;-таки добавили что-то похожее на хмель и солод, сразу скажу, мочу я не пробовал, но другое сравнение просто не приходит.
Схаркнув изрядную долю вязкой слюны, я увидел, что один из рабочих всё так же тыкал лопатой в землю. Мне на секунду стало интересно, что же у него сейчас в голове, какие мысли, что он думает, у него были такие выразительные широкие голубые глаза. Славянин! Решил я, высчитав в уме все скудные антропологические знание. Но хоть убей, я даже не помню, была у него борода или нет, но глаза я запомнил.

Через минут я ещё раз харнул и сказал про себя "*** с ним, думает поди о соборности русской державы и свободе по Бердяеву, мне-то какое до этого дело". Неожиданно к нему подошёл из поворота маленький мальчик лет 7, низенький даже для своего возраста, белокурый такой, обычно такие волосы потом переходят в типичный русый, и ещё он был весь то ли в грязи, то ли в пепле. Остальное я тоже как-то смутно помню, чтобы не врать, не буду придумывать. Так вот, мальчик шёл к этому работнику и смотрел ему в глаза, а работник мальчику. Подойдя, ребёнок проговорил:

-Дядя... Там пожар был на тип-ова, слышали?

-Ну, слышал.

-Так мама и папа мои в нём погибли, а я вот убежал, не хочу в детский дом, меня всегда пугали им мама с папой, когда я плохо себя вёл.

-А что ж ты делать собираешься?

-А я вот, ищу тут себе... - он замялся, а потом поглядел в глаза рабочего и как будто осмелел, проговорив быстро свою просьбу. - Будете моим папой?

Лицо рабочего осталось неизменным, он только вздохнул через пару секунд, так, как будто хотел выплюнуть лёгкие и проговорил тихим, но чётко различаемым низким баритоном, гладя, сняв рабочую перчатку, белобрысую голову своей грязной от работы с земл;й рукой. Такой рукой рабочего класса. Я был полностью уверен, что под этой грязью скрывались многодневные мозоли.

-Нет мальчик, не могу я быть твоим папой... Ты иди вперёд, а я на тебя буду глядеть.

Мальчик ещё пару мгновений посмотрел в эти голубые как небо, которое было сейчас скрыто тучами, глаза и повернувшись спиной к рабочему, пошёл дальше. Мужик так и глядел. На половине пути, чтобы скрыться за поворотом, на мальчика упал такой редкий в Питере солнечный луч - тучи расходились. Он повернулся, как мне кажется от тепла только что вышедшего Солнца, оно такое, знайте, как будто тебя трогает теплая рука близкого человека. Мальчик посмотрел на мужика, а мужик на него, и мальчик пошёл дальше, скрылся за поворотом и мужик, сплюнув и почесав голову, пошёл на перекур.

Я вот без отца рос, но с матерью, эх, вспоминая своё детство, мне бы хотелось быть на месте мальчика, но это хотелось бы. Знать-то я не знал и не знаю до сих пор, ни что чувствовал мужик, ни что мальчик. Я вот знал, что пиво закончилось и, звеня последними монетами на кредитной карте и покуривая какую-то белорусскую паль, пошёл в ближайшую пятерочку, которая находилась за углом, откуда вышел мальчик. Но мне всё думалось, что было что-то сакральное, что в этой руке рабочего, что в его словах. Солнце ушло за ним, а тут снова было пасмурно.