Соблюдай основной нарратив - часть первая

А-а-а... Так подожди... Где-то тут. А вот они - мои закрома. Так... Ещё секунду. Чёрт, крепкая штука! Есть! Ну-ну, не бойтесь. Они как котята, давно не видевшие мать. Хах. Так-c, так-с, вот первый


Тёмная комната, сырость, только один небольшой лунный луч сверху, то ли справа, то ли слева - отчётливо не видно. Стены... хм, вроде, камень. *** знает. Дверь? Нет, её нет. На улице спокойно. Пощупаем… пол тоже из камня.
Тишина. Стой. Тихо. Слышишь? Сука, только не это.
Ненавижу, блять, ненавижу. Снова эта ****истика. Сначала начинается тихо-тихо, а потом каждую минуту какая-то чёрная смолистая рука прибавляет звук, как арабов-террористов мучали, знаешь же? Че-о-о-о-рт!
Скулеж. Как будто под, над и со всех сторон. Сфера звука окутывает тебя и очень медленно подступает к черепной коробке. Я уже начал скрести ногтями и топать ногами, сбивая с ногти и подошву, лишь бы не слышать этого собачьего плача.
Я представляю - собака лежала на спине, выставив живот в доверии к хозяину, а он её, сука такой, палкой по нему, и не раз, и не два, и не три, а бьёт постоянно, чтобы она скулила и скулила. И таких собак и хозяев как будто миллион. Я что в аду?
Уже пять минут прошло, сфера сконцентрировалась на голове, где-то по ощущениям пять сантиметров от обоих ушей. Невозможно. Воды, воды! Дайте воды, мать вашу. Под водой всё тише.
Луч пропал... Тихо стало... Прошло минут 10.
Снова! Опять тоже самое, только теперь комната покрыта красным светом, а решётки, куда проникал лунный свет, нет. Я могут теперь разглядеть комнату, везде кирпич, красный то ли сам по себе, то ли от света - не понять. В углу комнаты два стакана воды. Мигом беру их и заливаю уши, сам звук опять отошёл на метров пять от ушей и каждую чертову минуту приближается. А эти минуты быстрее, чем кони, которые бегут к краю.
"Ууу, скууу,уууу, на тварь, получай, уууу, скууу",- и так по кругу, только с каждым кругом ближе и мне. Мама, помоги, пожалуйста. Я уже не могу это терпеть.
Несомненно… только дьявол мог такое придумать. Моё нутро рв;тся от этих звуков, желудок и кишки колют сотни маленьких иголок, втыкаясь, они как будто впрыскивают яд красных муравьёв или кого-то ещё. Горло немеет, волосы плачут, голова гудит, но я всё одно слышу всё вокруг.
Бляяяять. Да что я сделал? Что?!! Я же не виноват, что это, ну, ****ый в рот, как его… ну, как и они, за что?! За что вы бь;те их, мрази. После этих криков резко тишина и только красный свет.
Через несколько секунд басистый голос мне сказал: "Потому что мы хотим и можем".


Даааам-с, первый какой-то жуткий котёнок, не свернуть ли шею, чтоб не скулил? ... Следующий, так посмотри... Видишь у него на глазах что? А говорят, что коты не умеют плакать.



Я открыл глаза, меня сразу ослепил какой-то невиданный доселе свет. Странно, подумал я. Перед лицом каких-то два лица в масках, светят, щ;лкают пальцами, я что? На транках?...
Через пять минут пришёл в себя, они мне говорят:

-Вы **ор ********ич?
-Да, это я. - ответил я им вяло, язык был заморожен, как свиной или говяжий в мясной лавке.
-Ну, голубчик, вы да;те, где ж вы были? Вас обыскались. Встать сможете? Что вы, это самое , потихоньку, осторожно, тут скользко, вы только что оттаяли. Надо же было вам додуматься использовать креокамеру пиратскую, их же всех давно посадили, а Вас вот нашли только.
-Что, кто, куда? - я ещё не очень понимал, что они говорят.
-Вы были заморожены. За-мо-ро-же-ны! Поднимайте. Кивайте - значит поняли. Мы вас обследуем и отпустим.
-Ладно.

Прошло минут 30, они чем-то изогнутым и тупым ковыряли в моём теле. Потом просто подвели к двери и толкнули в темноту улицы. Было сыро и странно. Яркие огни города своим жёлтым цветом превращали людей или тех кто бы это ни был в циррозников.Блять, я не спросил у них, где я вообще. Память возвращалась медленно. Я просто побр;л по сырой улице и зашёл в ближайший закоулок. Там был общественный телефон. Хм. Я подумал и набрал номер, который первый вспомнил.

-Алло? Это кто? - сказал мне знакомый до боли голос, только он был чуть старше, чем я помнил, на его фоне какой-то женский голос говорил мужскому про то, чтобы они спешили.
-Это я... **ор.. - что-то подступило к горлу.
Тишина. Где-то минуту. А потом взрыв:
-**ор!!! Ты что, ты же пятнадцать лет назад пропал. Ты где был! Стой! Важнее, где ты сейчас?!
-Я... Я... Я не знаю, братан. В какой-то клоаке, явно Питер.
-Ну так дуй в рюмочную, тут все наши: я, твой тёзка и его прошлая девушку, да и другие знакомые, давай быстрее! Деньги-то есть у тебя хотя бы? - когда он всё это говорил, та самая девушка на фоне сказала :"Да зачем он нам нужен, пусть дальше там остаётся ".
-Э-э-э-э, да есть, скоро буду.

Я не дал ему ничего ответить и резко сбросил трубку. Выдохнул и смахнул какую-то сентиментальную слезу с мешка под правым глазом, более никак не смогу это назвать. Не успел я сделать шаг, как куда-то повалился, в какую-то черноту...
Открыл глаза, холодно. Опять какие-то два лицам. Опять ничего не слышу, но понимаю в этот раз. Неужели я снова лег в неё. Оклемавшись я услышал то же, что и в прошлый раз, только я в этот раз уточнил год. Оказывается с прошлого моего залёта прошло ещё сто лет. Я задрожал, но не от холода, что-то подступает к горлу - кусок хлеба не жуя туда засунули. Я долго пытался и всё-таки спустя н-ое количество минут или часов, я не понимал течение времени, смог спросить.

-А… госпо-да, а как же **на?!
-Хм, вы про **ну ******ову?
-Да-да-да. - хоть мой рот сковывал лёд, но язык киркой от внутреннего переживания пробивал его.
-Так-с, сейчас посмотрим по базам. Секунду. Вот она!... Ух, молодой человек, у меня для Вас плохие новости. Вы заморозили себя, как я понимаю, экстренно, потому что умирали от рака, а девушка ваша, она же ваша девушка? Кивните или по качайте. Понял, так вот ваша девушка не сумела скопить. и... - дальше я уже не слышал.

Помню только как оказался на каком-то ледяном озере и делал себе сэппуку.
Потом я резко стою перед ней. Она ни дышит, но жива. Вижу как сцену тетра душу её, на ней произведения искусства: полотна на этюднике, книги, скульптуры и всякое прочее. Залез на сцену какой-то мужик в чёрном весь, а в руках ведро с белой краской. Как начал краской забрызгивать произведения эти. Да какая-то то ли увертюра, то ли фуга грозная заиграла. Смотрю, всё замазал. А девушка моя упала и жива, и дышит, но не помнит ничего, вообще ничего, даже кто я такой. Я как на колени перед толпой встал и молю, чтоб помогли, чтоб овощем моя девушка не была. Они все охали да ахали, ничего не сделали. Да как зарыдал я.


Вот сука, до чего же слюнявый. Так, следующий у нас слепой. Хм, смотри вот как будто есть глаза и как будто их нет. Интересный, да?


В далях галактики росло дерево. Оно опускало свои кудри куда-то в толщу вод, окутывая камни. Голова летала над этим океаном и дула ветра космической пыли. В ядре этой планеты жил старик и насмехался над нами грешными, безутешными. Он смеется, но он слеп, он гогочет, но нем. Отрывая с себя лоскуты кожи, говоря про себя: «Вот эта, нет эта, хахахах, и далее идёт макрофаг, камешек и губка.» Да, нам тяжко понять смысл масла на блюде, блины и прочие прелести жизни, но давайте на секунду представим, что на вершине озера находится гриб, мухоловка и слова. Слова - отпрыски слез и мучений риторов. А что может быть более любимым, чем отпрыски? Я вас спрашиваю, да! Вас… Спаржа на коне, медная такая, жалко мне её, чтоб их всех понос пробрал. Вернёмся к наши мышам и перепёлкам. Он же по сути интертекстуальный. Вот только теперь не виноград бродит, а он и я. Муха и пряник, так сказать. Вот прошло уже 4 года почти, а старик жив живёшинек, помирать не собирается, не то! Что в храме каком, так даже на причале. Какая досада, ой как плохо. Хотел мертвеца - родился бессмертный.
Но чёрт с ним, с стариком этим и с планетой его. Она как пришла ко мне три раза подряд, так я до сих пор жду четвёртый. Гимны там пою, элегии слагаю, песни мурлычу как кот в марте. А она всё - хрясь, бум, ни-ни. Пришла раз за плечо - кожа об кость, два - мясо об кость, три - хрящ об кость, а когда уж кость об кость поди видно. Скорее рама станет Ромой, чем она, того самого.
Соблюдай основной нарратив.


Смотри, а тут близняшки, только глаза разные. У первого, т-а-а-а-а-к, болотные, а у тебя что... голубые! Котята - славяне, получается.


Жила-была семья дворян. Много было людей в семье и имение большое было. Самой старой и главной была бабушка, как её все ласково называли. Вдова уж много лет. Именьице хоть и большое, но деревянное, да и не в столицах, а в провинции. Разве что железная дорога близко.
Настали как-то холода жуткие, даже на улицу не выйдешь. Так бабушка начала шить себе одежду, чтобы согреться. А родные всё ходили и на пару минут на улицу и домой обратно, дома же шустрили в тоненьких рубашках. А она всё ткала и ткала медленно у камина, А ноги в кипятке постоянно. Холода всё усиливались. Она ткала и ткала. Люди выходили и заходили.
И вот работа была окончена, а холода уже за -*0, так всё надела, грелки штуки три взяла и тремя одеялами обернулась. Приходят на следующий день к ней в комнату родные Ох! И видят, вся синяя как вода. Трогают и ледяная как всё за окном. Всё вокруг в инеи. Закрыли они ставни у двери и никогда больше туда не заходили.
А саму её в охапку как дрова и на поезд. Едут-едут, меряют температуру всё ближе к 14 по фаренгейту. Остановился, сломался поезд, все заахали да заохали. Выбежали толпой да как качать поезд, туда-сюда, туда-сюда.
Вернулись, а весь вагон во льду мутном. Так и померла вдова.
Был у этой вдовы, ещё до её смерти сын. Мальчик общительный. Бегает как-то по полю в камышах с двумя девочками. Бежит и ленты с венков пытается поймать, споткнулся и упал на девушек. Хохочут в пшенице. Августовское солнце греет их. Они говорят: «пошли в кусты, мы тебе кое-что покажем»,- а лет им по двенадцать всем и ему, и близняшкам. Он как рот раскрыл словно собака на мясо, слюна потекла, но!

Слышит имя его кто-то кричит, повернул голову и видит из дома деревенского, какие на севере строят его мать кричит. Чтобы он домой шёл. Он матери не перечил никогда. Хоть и хотелось ему с девушками пойти, но не смог он проявить неуважение к прародительнице, поплелся домой через поле под солнцем летним. Оглянулся, а близняшки уж с его соседом бегают. Ну, что поделать.
Пришёл домой, мать ему и говорит, что они ветряные, чтоб не гулял боле с ними. Послушался. Так годы шли и познакомился парень этот с дочкой попа. Приходит на крыльцо к ней и как начнет басни слагать. Он чего, дома всё сидел и книги читал, так язык без кости. Она слушает его и заливается как вишня. Но вдруг крик не всё село. Опять мать зовёт. Он голову опустил, но пошёл.
Через время возвращается. Видит дочка попа у берёзы стоит да вдаль глядит. Он к ней подошёл, хотел за плеч; взять, только руку поднесь, а она д;рнет. Говорит, что не пара они, матушка так сказала. И убегает в даль по лужам в поле. Он за ней, да кричит ей разные похвалы, как умеет:
-Хрящик ты моей руки, кость ты белая, куда бежишь, я здесь! Постой же, постой, вороны у меня есть да воду они мне дали, постой!
Дочка попа ни в какую, а он запнулся да упал в лужу лицом. Прошло ещё время, парень всё один да один. Родные приезжают, уезжают, только он в доме, мать, бабка да дед. Залез как-то ночью в грозу он на крышу, флюгером стоял и кричал :"Господь мой Иисус, ежели есть ты на свете белом, помоги мне, дай свободы. Я поле вижу, да не чувствую. Я птиц ловлю, да не ведаю их."
Гроза смолкла, слез он, заснул. Просыпается, а не дома, на крыльце церкви с дедом да пьяницей деревенским сидят. Они поддерживают его. Глядит вдаль и видит, идёт его бабка да мать с полотнами христовыми. Подходят к церкви да говорят ему: "Ты сам выбрал свой путь, к нам не идёшь, так и от нас ничего не жди". Плюнула бабка и дальше пошла. А он в этот миг птицей обернулся, белой-белой огонь зажегся над челом сей птицы и полетел вдаль.


На этот раз всё, Дамы и Господа, просим Вас в следующий раз приходить. Так… Тут ещё парочка интересных найдётся