Слёзы ангела

Ах, как Настя была зла. Всё так и кипело внутри. Поду-
мать только, Димка, которого она считала своим бойфрендом,
Димка, который слушал каждое её слово, открыв рот, вдруг
оказался предателем… Пошёл Ленку провожать… Эту дуру,
безмозглую курицу…
Путь от школы до дома совсем короткий. Дворами за пять
минут добежать можно. Школу из окна видно.
Настя идёт долго и медленно. Она никак не может понять,
как это могло случиться. Целый год Димка словно привязанный
всегда был рядом, был послушным её рабом, не терпящим воз-
ражений. После уроков провожал до дома, как миленький порт-
фель с книгами тащил… А сегодня… Что это на него нашло?
С Ленкой пошёл и не обернулся даже… Конечно, Димка —
парень не из видных, лопоухий очкарик, в таких девчонки не
влюбляются, зато такими управлять легко. И чего это он в Ленке
нашёл? Белобрысая, у неё даже ресницы белые… Ей другой раз
стукнут, а она в ответ только улыбается, молчит и улыбается.
А улыбка такая жалкая… У, тихоня окаянная, стукнуть бы ей
хорошенько, чтобы дух из неё вышибить.
Настя со злобой бросила портфель себе под ноги и сер-
дито пхнула его.
Возле дома, напротив Настиного подъезда, — детская
площадка, посреди площадки, возле песочницы, заполненной
грязно-серым песком, стоит одинокий деревянный жираф.
Ему грустно. Долгую зиму никто не приходил сюда, и он сто-
сковался по детским голосам. А весна уже даёт о себе знать.
Сыро, холодно, но в просвете тонких, голых ещё ветвей сине-
ет высокое предвесеннее небо. Детей на площадке нет. Однако
на скамейке возле жирафа уже сидят двое: Верочка, соседка с
нижнего этажа, у неё в коляске, которую она легонько пока-
чивает, — новорождённый младенец, весь в кружевах и голу-
бых бантах. Верочка и сама ещё ребёнок с розовыми щеками
и наивным взглядом слегка испуганных, широко раскрытых
глаз. Рядом с ней на скамейке — блаженная Фрося. До голу-
бизны седые волосы её аккуратно подобраны под платок, ко-
торый она не снимает с головы ни зимой, ни летом. Она сидит,
подобрав под скамью ноги в модных и по всему видно слу-
чайно попавших к ней сапогах с пышной меховой оторочкой.
Блаженная Фрося, как всегда, говорит о Боге, и ей всё равно
слушают её или нет. Ей кажется, что это её земное предназна-
чение — всегда и везде говорить о Нем. Личико у блаженной
Фроси светлое, чистое, будто только что умытое, а возраст не-
определённый. Порой у неё трясётся голова, и тогда становит-
ся заметно, что она уже старая и немощная.
Настя садится на другой конец скамьи и ставит портфель
к себе на колени.
— Без Бога-то разве можно жить? Бог — Он наш незри-
мый помощник. Ты уж, голуба, мальчика-то окрести, — гово-
рит блаженная Фрося, обращаясь к Верочке, — Господь при
крещении ангела-хранителя младенчику даст. Так тот ангел-
хранитель так всегда при нём и будет состоять и к жизни свя-
той и чистой поведёт. Как младенчика-то звать, милая?
Верочка не отвечает. Она приподнимается и, будто защи-
щая дитя от непонятных неясных слов блаженной Фроси, при-
крывает его личико краем кружевной простынки.
— Ты сама-то крещёная? — не обращая внимания на
молчание Верочки, снова спрашивает блаженная Фрося.
Верочке явно неприятен этот разговор. Она не хочет уча-
ствовать в нём и молчит. Только рука её от охватившего её раз-
дражения теперь уже не покачивает, а трясёт коляску.
— Ну, а коли сама некрещёная, то и покрестись, милая.
Господь и позднее крещение приемлет. И тебе ангела-храни-
теля даст…
— Ерунда всё это… Бабьи сказки, — неожиданно гово-
рит Верочка.
— Милая, — блаженная Фрося оборачивается к ней сво-
им маленьким просветлённым лицом. Она не обижена и не
оскорблена словами Верочки, потому что знает, это сказала не
она, это её устами глаголет совративший её тёмный дух. —
Нельзя так говорить, милая. Ангел-хранитель он каждое наше
слово слышит, а злые слова они всегда против Бога. Вот тогда
он и плачет над нашими грешными головами, плачет, как ма-
лый ребёнок, слезами обливается… Вот ты послушай, послу-
шай сама… Слышишь?.. Плачет бедный…
Верочка решительно поднимается и, словно бы боясь за-
разиться сама и заразить своё чадо этой, внезапно обнаружен-
ной опасной болезнью, даже не взглянув в сторону блаженной
Фроси, стремительно увозит коляску с младенцем за пределы
детской площадки.
Блаженная Фрося оборачивается к Насте, но та, отклю-
чившись, перестаёт слышать однообразно-монотонные и да-
лёкие для её понимания Фросины рассуждения.
Мать ни раз говорила Насте: «Да не слушай ты её. Блажен-
ная Фрося всякую околесицу несёт, уши вянут». И, правда, чего
это Фрося про какого-то ангела твердит? Откуда они, эти ангелы
возьмутся? Вокруг — дома, машины, фонарные столбы… Люди
всякие туда-сюда по делам и без дела с утра до вечера шныря-
ют… Выдумки всё это. Вон на берёзе, что растёт возле окон дома,
пакет пластиковый висит. С балкона сорвался. Да он и не один та-
кой. Вон ещё и ещё… Ветер надувает пакеты, и они, как живые,
шевелятся… Вот тебе и ангелы, очень похоже. Фрося сказала:
«Ангел плачет». Смешно как-то. Что он человек что ли?
В портфеле неожиданно, будто живой, забился мобиль-
ник и что-то прокричал басовитым голосом популярного ре-
пера. Звонила мать.
— Насть, ты где?
— Тут я, — сказала Настя и неожиданно спросила — Ма-а,
а что ангелы действительно могут плакать?
— Не забивай себе голову всякой ерундой, — сердито
сказала мать, — иди домой, суп на плите…
Мобильник выключился.
Несмотря на отсутствие слушателей блаженная Фрося
продолжала говорить. Иногда она поднимала голову и смотре-
ла в проступающее сквозь ветви деревьев, затянутое облаками
погрустневшее небо. И словно бы увидев там что-то, понят-
ное ей, согласно и радостно кивала головой.
Настя спохватилась. Как же она не подумала об этом рань-
ше? Ведь Ленке можно позвонить и такое сказать, что мало не
покажется… И тогда пусть пеняет на себя, дрянь паршивая…
Она помедлила и, подхватив портфель, побежала к свое-
му подъезду.
Дома никого. В кухне на плите, действительно, стоит ка-
стрюля с горячим, не успевшим ещё остынуть супом. Настя
приподняла крышку, втянула в себя вкусный мясной запах и
презрительно сморщила нос. Сейчас было не до супа.
С мобильником в руке она подошла к окну. Окна ещё не
мыли. Рано. Холодно. Стекло мутное, и день за окном вдруг
показался ей сереньким и скучным. А вон и Настина шко-
ла, видна как на ладони. И двор школьный виден. И сразу
вспомнилось: Димка забирает у Ленки портфель и, не глядя в
Настину сторону и не отвечая на её грозный повелительный
окрик, идёт вслед за Ленкой, такой на себя непохожий, слов-
но бы распрямившийся, сбросивший тяжесть со своих узких,
слабых плеч.
Настя отыскала в мобильнике номер Ленкиного телефона
и, помедлив, нажала на вызов. Почти сразу же она услышала
её слабый тонкий голосок.
— Аллё… аллё… Слушаю…
Настя ответила не сразу, помешала поднявшаяся в душе
злость.
— Ну, так слушай ты, мокрая курица, — сказала она, чёт-
ко проговаривая каждое слово, — только попробуй ещё раз
увести Димку… Да я тебя размажу по стенке. Ты у меня, дрянь
паршивая…
Неожиданно Настин мобильник что-то прокричал всё тем
же голосом популярного репера и… отключился. Она снова и
снова в раздражении нажимала на кнопку вызова, мобильник
молчал.
Внезапно Настя услышала, как совсем рядом кто-то
плачет тоненьким детским голоском. Какой знакомый звук,
и почему-то она так часто слышит его. Голосок обиженного
кем-то ребёнка. Что это? Откуда? Может это, действительно,
плачет ангел? Да нет, ерунда какая-то, Фросины штучки. Это,
наверное, у соседей плачет ребёнок.
А в углу комнаты, прикрыв свой лик светлыми крылами,
плакал о ней, обливаясь слезами, её ангел-хранитель.