Глава тридцать вторая. Неизбежное случилось

ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ.Книга вторая.
Глава тридцать вторая. Неизбежное случилось.

 Отец умер рано утром, часов около пяти. В полном сознании и с открытыми глазами. Рядом с ним была Тамара Васильевна. Она сидела подле него в тёплой большой их терраске, которую они с такой любовью строили, а он всё смотрел и смотрел на восходящее солнце через большое окно.
 Солнце окрасило на востоке весь край горизонта багряным заревом. Небо всё ещё было звёздным, но оно постепенно светлело. А ему очень хотелось жить. Это с болью Тамара Васильевна видела в его глазах, смотрящих в звёздное небо.
 - Семён тебе очень тяжело, скажи мне?
 Но Семён Савельевич уже не мог говорить. У него на это не хватало сил. Всё его существо выболело, осталась внутри одна лишь душа, которой не хотелось покидать бренное тело и этот прекрасный мир. Только лишь движением век Семён Савельевич смог подтвердить её слова: "Очень тяжело!". Он вздохнул и из его глаз выкатилась слеза. Прошло ещё немного времени и его не стало.
 Исхудалая рука легко скользнула с одеяла. Тамара Васильевна приподняла её и сложила обе его руки у него на груди. Потом встала и разбудила Аркадия, спавшего в своей комнате. Аркадий пришёл и закрыл отцу глаза. Потом они долго ещё сидели вдвоём подле него, пока не стало совсем светло.
 Часов в семь Тамара Васильевна поднялась и разбудила Веру, которой не нужно было сегодня идти на работу, так как это было воскресенье. Последним она разбудила Сергея и сказала:
 - Серёжа, ты не пугайся, отец умер,- её глаза были полны слёз,-  собирайся и поезжай в Тулу к Чикиным и скажи им всем об этом. К тому же нужно купить ещё отцу ботинке, негоже хоронить в старых...
 Сергей тут же вскочил, но спросонья никак не мог осознать, что отца уже нет. Хотя всё уже шло к тому. После того, как к ним приехали из Ленинск-Кузнецка младший брат отца Михаил Савельевич и двоюродный его брат Василий Васильевич, пробывшие у них около двух недель, отец всё более слабел, становился хуже с каждым днём. Он худел и терял силы.
 Вскоре, Семён Савельевич перестал вообще вставать, находясь под воздействием наркотиков, болеутоляющих средств. И это всем им было очень тяжело наблюдать. Особенно, когда появились у отца пролежни. Его приходилось переворачивать и болячки смазывать.
 Сергей, однако же, собрался очень быстро. Утром никто из них не мог есть, даже пить чай. Перед отъездом, он подошёл к отцу и ему стало нехорошо. Отец был сам на себя не похож. Это была жёлтая мумия. Горло Сергея сдавило рыдание, но он сдержался.
 Только на улице он пришёл в себя. И лишь там, среди чужих людей, к нему вернулось какое-то самообладание. Но это был уже другой Сергей. Он сел в рейсовый автобус и через час оказался на Красноармейском проспекте. Вылез из него на первой же остановке после поворота с улицы Советской. И пошёл пешком. Отсюда до их дома, стоящего во дворе, было совсем недалеко.
 Семья Сергея Васильевича Чикина, маминого брата, жила в большом многоэтажном доме. Сам он несколько лет назад как умер, Сергей помнит, как они с отцом ездили его проведать в больницу, что от завода им. Кирова. Там дядя Серёжа отработал всю свою жизнь с юных лет.
 Он был в очень плохом состоянии. Лежал, свернувшись калачиком, отвернувшись лицом к стене, накрывшись с головой одеялом. В палату эту никого не пускали и они постучали ему в окно. Оно было низко над землёй и вся просматривалась. Он оглянулся.
 Узнав их, обрадовался и обернулся к окну. Пытался улыбнуться, но она у него не получилась. Кто-то из его сотоварищей по палате открыл форточку:
 - Привет, Сергей,- поприветствовал его отец,- что-то ты здесь залежался, пошли домой!
 - Я бы пошёл, да вот ноги не идут,- невесело откликнулся шурин на его шутку,- врачи, вот, никак не могут мне лекарства подобрать, видно, придётся мне самому лечиться. Старым дедовским способом. Водкой растираться, да внутрь принимать.
 - Так что же они у тебя признают?
 - Да, кто их знает,- махнул он слабо рукой,-что они могут сказать?  Ничего не говорят. Простудился, наверное, вот всё внутри и занемогло. Ты знаешь, тут как в анекдоте, бывает лишь у нас два диагноза: всё по фигу и полный звездец. Я выбираю первый.
 - Ну, это ты молодец, что выбираешь первый. Но так отчаиваться нельзя. Сразу и прыщик не лечится.
 - Это смотря какой прыщик, а то и от него можно загнуться.
 - А вот мы с Серёжей тебе тут лекарство принесли: фрукты-ягоды. Для настроения.
 - Спасибо. А я и так не расстраиваюсь. Чему быть того не миновать. Ты же всегда так сам говорил. Помнишь?   
 - Вот и молодец! Так и держись, не поддавайся болезни. Этого никак делать нельзя. Иначе организм перестаёт бороться. Так врачи говрят.
 - Когда мне будет совсем кирдык, то дам я ребятам,- он указал головой на лежащих в его палате больных,- на бутылку, добегут они до магазина, выпью с ними и в дальнюю дорогу...
 Так он шутил. И это была его последняя шутка. Больше они его не видели живым. А, вообще-то, он никогда не пил. Если только по большим праздникам. Вот только много курил. И в этом они с отцом Сергея были одинаковы. Что огорчало их жён. А вот насчёт выпивки они были разными людьми. Отец Сергея не отказывал себе в этом удовольствии.
 Попрощавшись с ним, отходя от больницы, Семён Савельевич печально сказал:
 - Нет, он уже не выживет...
 Всю дорогу до Крутого Яра отец молчал, пока они ни въехали в Крутой Яр. Сейчас же Сергею вспомнилось, как дядя Серёжа часто приезжал к ним в гости, в старую их коммунальную квартиру, что на улице Челюскина, как входил и улыбался, шутил и ругался: "Едят твои мухи!", когда у него что-то не ладилось. Дядя любил заниматься радиотехникой.
  И Сергею становилось его ещё жальче. Однажды он привёз им настоящий большой приёмник, который он купил где-то на рынке, отремонтировал и подарил его Сергею. Так что это было для Сергея дорогой подарок. Первое время не отходил от него, ловил волны и слушал не только музыку, но и всякие новости, радиоспектакли, выступления артистов, которые прекрасно читали прозу, стихотворные произведения русской, советской и мировой классики. Телевизоры тогда были большой редкостью. 
 Вообще-то, дядя любил всех детей своей сестры, но особенно Сергея. Или так ему казалось? Интересовался его учёбой в школе, часто с ним беседовал, а узнав о его интересе к истории, подарил ему книгу про Евпатия Коловрата.
 Сергея эта книга так увлекла, что он забросил все свои другие дела, кроме учёбы, пока ни прочёл её до конца. Она хранится у него до сих пор. Приехав же однажды к ним в Крутой Яр и узнав, что Сергею на днях исполнилось четырнадцать лет, он очень расстроился, что забыл по это. Но тут же, не раздумывая, снял с руки свои часы и надел ему на руку. Это были очень дорогие и хорошие часы по тому времени, под названием: "Победа".
 Они были первыми в его жизни, которыми он потом хвастался и гордился перед друзьями. Сейчас они тоже на его руке, до сих пор исправно ходят, являются памятью о том дне и дяде Серёже.
 Теперь он был в очень плохом состоянии. Его жена, Светлана Сергеевна, умерла ещё раньше. Так что остались у них без родителей три дочери, три двоюродных сестры молодых Гончаровых. Их родителей не стало от той же болезни, от которой умер сегодня утром отец.
 Не помнит Сергей, как он добрался к Чикиным. Это было для него всё, как во сне. Вспомнились почему-то слова дяди Серёжи, когда они с отцом проведывали его в последний раз в больнице:
 - Берегите себя,- сказал он слабым голосом,- живите дружнее и не забывайте про меня и моих дочерях.
 Как можно всё это забыть, особенно последний их визит к нему в больницу и его похороны. Теперь он несёт печальное известие сёстрам о смерти их отца. Благо, что жива их мама, она и взвалила на себя всю эту беду. Они бы без неё, конечно, растерялись, это была первая смерть в их новом доме. В родовом их гнезде не стало его основателя и двигателя, эту роль на себя взяло мама.
 Сергей не без труда нашёл их дом. Микрорайон расстроился и все дома были похожи друг на друга. Теперь двоюродные сёстры были все замужем, имели детей, поменяли фамилии. Их браки можно было бы назвать счастливыми. Их мужья были молоды, крепки и красивы, интеллигентно выглядели.
 Сами сёстры тоже закончили институты, хорошо устроены в жизни. Но проживали они теперь в разных районах Тулы. В квартире же дяди Серёжи проживала средняя его дочь Галя, с мужем и сыном. Вот к ней и позвонил в дверь Сергей.
 Открыв её и увидев Сергея, она вначале обрадовалась, хотя было ещё рано:
 - Здравствуй, Серёжа, вот молодец, что приехал, - но увидев его лицо, сразу же осеклась,- что случилось?
 - У нас отец сейчас умер!
 - Ой, вот горе-то, проходи, проходи...
 - Да, некогда мне, кое-куда мне ещё нужно попасть...
  Выслушав печальные её сожаления и соболезнования, Сергей попрощался с ней и пошёл исполнять другие поручения. По пути зашёл в Дом обуви, что на перекрёстке Красноармейского проспекта с Советской улицей, купил там недорогие ботинки чёрного цвета. 
 Приехав затем домой, Сергей застал в доме ближайших соседей, уже прослышавших о кончине отца. Вера сообщила о смерти отца в больницу.
 Тут же была дана телеграмма в воинскую часть Олега, чтобы его отпустили на похороны. Его, в связи с этим, отпустили насовсем, то есть демобилизовали. Хотя пора этого давно у него прошла. Его потому не отпускали со службы, что не могли найти ему замены.
 В доме сразу установился траур. Приезд младшего брата только усилил его. При виде умершего отца, Олег не мог сдержать слёз. Каждый переживал смерть отца по-своему. В доме стало находиться ещё тяжелее, чем когда отец был ещё жив. Но и сейчас, словно живое его присутствие, ощущалось всеми и во всём, в каждом уголке дома, в каждой его вещи, лежащей неприкосновенно.
 В понедельник Сергей сообщил о смерти отца у себя на работе. Взял положенные в таких случаях дни без оплаты на похороны. Выйдя из Управления, он доехал на трамвае до автобазы, где работал отец и сообщил там о его смерти. И здесь тоже, как сквозь туман, он выслушал добрые слова и соболезнования по поводу кончины отца. Но он и здесь воспринимал их, как нереальность.
 Большую часть заботы об организации похоронах взял на себя коллектив автобазы, вместе с профсоюзной её организацией. Была оказана им не только материальная помощь, но по изготовлению гроба и все остальные похоронные хлопоты. И это оказалось большой помощью.
 Не остались безучастными к беде Сергея и в парткоме металлургического комбината. Сергею выдали разрешение-справку, позволяющую отовариться на продуктовой базе в Крутом Яру. В стране уже в августе тысяча девятьсот восьмидесятого года остро начинал чувствоваться дефицит продовольственных товаров.
 Оказавшись на территории продуктовой базы, Сергей подивился имеющемуся там изобилию. На похороны Семёна Савельевича приехал из Волгограда его младший брат Савелий Савельевич. Он работал в одном из цехов тракторного завода старшим механиком. 
 Его участие в похоронах всю их семью очень сильно поддержало. Это был ещё один взрослый человек рядом с ними из числа их родственников.
 Дни похорон прошли для Сергея в полной невесомости. Они были словно бы во сне. Он не плакал, будто весь окаменел, действовал, как лунатик или автомат. Похороны и поминки, вся людская эта круговерть, суета печальных дней и ночей, загружала его полностью, отвлекая от ужаса случившегося. Но вот на следующее утро после похорон он не смог встать даже с постели.
 Всю спину его сковало словно жёсткими железными жгутами. У него не было сил пошевелиться. Несколько дней потом он лежал пластом, пока Тамара Васильевна не попросила Аркадия поднять его с постели и вывести насильно прогуляться в лес, чтобы там, в ходьбе и во время разговора, пришёл в себя.
 Сергей не плакал во время похорон. Да и во время той лесной прогулки тоже. Его окаменелость слабо проходила. Он не оттаивал. Каждый шаг давался ему с трудом. Если бы он плакал, то было бы ему, возможно, легче. Так говорила Тамара Васильевна. А у него не было слёз.
 Тамара Васильевна была тоже не в лучшем состоянии, но держалась и делала какие-то распоряжения. Очень сильно плакал на похоронах Олег. Не удержался от слёз и Аркадий. Горько плакала Вера, вместе со своими детьми. Тело и душа Сергея одеревенели.
 Младшему сыну вспоминалось, как отец ездил проведывать его в армию, причём, сразу же после своей операции. Плакали все: мама, Вера и Аркадий, а Сергей не плакал. Он как бы весь окаменел и оттого ему было ещё тяжелее. Даже когда, при выходе процессии из аллейки к автотрассе "Москва - Симферополь", стоящие здесь в ряд цементовозы автобазы начали сильно сигналить, а им вторить проезжавшие мимо автомобили, то он и тогда не смог очнуться от своей окаменелости.
 Даже почувствовал некую гордость за своего отца, ощутил оказанное ему уважение. 
Сергей не мог поверить, что отца уже нет. Он не верил в это. Эти два месяца, которые дома умирал их отец, были для них всех самыми тяжёлыми. В том числе, и для Сергея. Возможно, потому что это были первые похороны в их доме.
 Когда же пришло Сергею второе ему извещение в суд, на его бракоразводный процесс с Людмилой, то он воспринял это совершенно равнодушно и безучастно. Как будто бы это не ему. Он по-прежнему находился вне реальности.
  Тем более, что дата развода совпала у него с десятым днём после похорон отца. К тому времени, он уже вышел на работу. И опять же, по закону подлости, Элеонора Кузьминична вновь была на больничном листе. Именно, в этот день его развода.
 Это тоже был, видно, перст судьбы. Одно негативное событие накладывалось на другое. И делало каждое из них, почему-то, менее болезненным.
 В конце рабочего дня Сергей долго стоял перед окном в редакции и смотрел без конца на больницу "за речкой". В которой уже не было больного отца. И тут, неожиданно для самого себя, он сказал Жанне Моисеевне:
 - Завтра у меня, в десять часов, развод...
 Почему это он так сказал и сам не знал. В какой-то прострации. Жанна Моисеевна ничего не ответила ему на это, а только лишь удивлённо вскинула на него глаза. 
 Хотя она тоже присутствовала на похоронах. Быть может, не поверила его словам. Сергей не стал продолжать.
 Когда же он взял, завёрнутые в газету макеты и материалы очередного номера, торопливо сунул их в свою спортивную сумку, чтобы направится с ними в типографию, завтра же вёрстка, то она сказала ему в след, негромко и медленно:
 - Счастливой тебе дороги...      
 На следующее утро Сергей явился в суд, в точно означенное время. Людмила уже была там. Сергей не знал, как она смогла так быстро добираться сюда из Медунов к десяти часов дня? Он надеялся, что она не явится. Но она явилась. Возможно, что и заранее приехала, переночевав у кого-нибудь из местных своих подруг.
 Но всё же он заметил, что она явилась уже хорошо отдохнувшей, свежей, во всём своём блеске. Это Сергей отметил сразу же, как только разглядел её в полумраке сумрачного судейского коридора.
 Но у него было сейчас настолько убитое настроение, что ему было на всё наплевать, не до всяких там ей комплиментов.
 - Здравствуй, - глухо сказал он,- как поживает наша Света?
 - Хорошо.
 - Не скучает ли она по Крутому Яру?
 - Было бы о чем скучать?- усмехнулась Людмила.
 - Понятно,- вздохнул Сергей и уставился на дверь с табличкой "Судья Жужина".
 Сергею мучительно хотелось рассказать Людмиле о своём горе, поделиться своей бедой, которая их постигла, но он понимал, что ей сейчас это совершенно безразлично и не нужно.
 Уже дважды доверялся он ей по поводу болезни мамы и отца, так что же он получал в ответ на свою откровенность? Нет, не сочувствие, как любила она сама выражаться: "Своим же салом, да по мусалам".
 Но всё-таки, даже сейчас он не считал её чужой. Ему не верилось, что они сейчас разведутся навсегда. И этим всё кончится. Ему хотелось её сочувствия, но он молчал, а сердце давила боль.
 Время в этом сумрачном мрачном коридоре, тянулось невообразимо долго. Сергей сидел, как на иголках: в типографии его ждали корректоры и линотиписты с метранпажами. 
 Каждая минута была ему дорога. Он понимал, какой его может теперь ожидать  там скандал, возможно, что и с официальной жалобой на комбинат. И это ему не сулило ничего хорошего.
 Только ещё одной большой бедой. А их уже было более, чем достаточно. Но вот и их вызвали в судейскую комнату. Последовал обычный вопрос:
 - Ну, вы как? Не помирились!
 - Нет,- тряхнула рыжей головой Людмила, улыбнувшись по-дружески судье. Женщины ведь всегда под защитой суда. Та опустила голову уткнувшись в документы:
 - Вы настаиваете на своём разводе?
 - Да,- спокойно подтвердила Людмила.
 - А вы согласны на развод?
 Это уже она обратилась к Сергею, вопросительно и строго посмотрев на него. В её взгляде Сергей почувствовал даже какое-то, правда, едва уловимое, к нему сочувствие. И от этого он слегка замешкался с ответом. Но, всё-таки, тихо произнёс:
 - Да.
 Сам же не поверил в это. И в то, что они сейчас расстанутся навсегда. Сколько же бед, в последнее время, свалилось на его голову. А тут-то ещё впереди и типография поджимает. И ему захотелось сразу же всё покончить одним махом, со всеми своими бедами, да несчастьями.
  "Может быть,- думалось ему,- это моё согласие на развод и отрезвит её?". Нельзя же так бесконечно над ним издеваться! Мужик он на самом деле или же нет! Должна же быть у него мужская гордость? Если она так упрямо настаивает на разводе, то сколько можно терпеть такое отношение к себе? Насильно мил не будешь! Так он решил.
 Сергея просто взорвало от обид и накопившихся отрицательных эмоций. Он даже не смотрел на Людмилу, глядел молча в пол. Он ждал от неё извинений, но этого не последовало. Но на этом процедура развода у них ещё не закончилась. Проходили какие-то формальности и где-то они расписывались, в каких-то бумагах. Время это Сергей плохо помнил.
 Всё было, как-будто, во сне. Очнулся он тогда, когда они уже оказались на улице, шли вместе к автобусной остановке. Людмиле нужно было ехать в Тулу на автовокзал, чтобы отправится в Узловую, а затем на поезде в Медуны, Сергей же опаздывал в типографию.
 Газета пока там была совершенно брошенной и никем не контролировалась, что грозило срывом её выпуска, а Сергею большими неприятностями. Это его очень напрягало и тревожило. Но, всё-таки, он проводил её до вокзала. В кассе они вместе купили ей билет до Узловой, но рейс должен быть не скоро. И это ещё больше напрягало Сергея.
 Вместе они сходили в студенческую столовую, что от политехнического института, она была совсем рядом с вокзалом. Пообедали они там вместе за одним столом, как будто бы и не было у них никакого развода. Но общение-то не клеилось. Сергея не оставляла мысль о типографии.
 После того, как они завершили трапезу, Сергей проводил её до вокзала, но ждать больше он уже не мог, потому и сказал:
 - Извини, пожалуйста, но мне очень срочно нужно в типографию.  Газета там совершенно бесхозная. Без присмотра. Не могу уже больше ждать... поцелуй за меня Свету...
 Хотел поцеловать и её на прощанье, но не решился, повернулся и пошёл торопливо прочь на остановку трамвая, чувствуя, как она смотрит ему в спину. Её взгляд ощущал он своими лопатками. Обернуться у него не хватило сил.
 Людмила совсем не ожидала такого их холодного прощания. Она надеялась на то, что он, Сергей, будет умолять её забрать заявление о разводе? Но этого не произошло. Ни в суде, ни здесь на этом автовокзале. И обиднее всего было ей то, что он оставил её здесь совершенно одну, не дождавшись её автобуса, не посадив  в него! А она ведь так старалась, готовясь к их последнему свиданию! 
 Перед появлением в помещении суда успела забежать в Крутом Яру в местный  бытовой комбинат, где была прекрасная парикмахерская и работали замечательные мастера. Сделала красивую причёску. А Сергей не обратил на это никакого внимания. Лишь судья сделала ей комплимент.
 Как часто она пользовалась в Крутом Яру услугами местной парикмахерской, какие красивые причёски они могли здесь сооружать, просто чудо. И на этот раз постарались. Но всё напрасно! И Дом быта тоже был здесь красивым: двухэтажным, весь из стекла и белого камня. Уютный и с многочисленными услугами. И вообще-то,  Крутой Яр начинал ей, в последнее время, нравится. Но уже всё было в прошлом. И она это понимала.
 Сергей ушёл, так и не обернувшись, не повернув головы, без всякого раскаяния. И ей от этого было очень больно.
 Сергей шёл и всё думал о том: "Как несправедлива устроена жизнь! Сначала она даёт человеку счастье, а потом у него всё и отбирает?". Неужели, это за грехи его, да за чрезмерное его ликование и любование своим счастьем? Неужели людская зависть тоже может привести к беде? Сглазить и убить человеческое счастье!
 Ведь у них всё вначале ладилось в жизни, многого они добились, кроме одного - семейного счастья. Хотя и все Гончаровы стремились к тому. Но вот здоровья и семейного счастья ни у кого нет! Не подвластно всё это их воле, желаниям и устремлениям.
 Сергей начинал уже верить в высшие силы и в волю судьбы. Именно, она судьба и сегодня властвовала над ним, заставив его не проводить Людмилу, а спешить в  типографию, где ждала его напряжённая работа.
 Сергей представил себе: какой сейчас там, может быть, переполох и страшный ажиотаж из-за его отсутствия! И он приготовился уже к самому худшему.
 Когда же он открыл дверь в редакторскую комнату, то увидел за столом Элеонору Кузьминичну. И тогда его удивлению не было предела: "Она же находится на больничном листе?!". И тут он догадался: "Это, Жанна Моисеевна успела сегодня сообщить ей о моём разводе! Как она успела?".
 - Здравствуйте!- сказал он входя,- я немного задержался...
 Она ему в ответ:
 - Ничего страшного, Сергей, я уже в курсе. Наконец-то, ты развёлся? Поверь, что теперь тебе будет легче. 
 - Возможно,- промолвил Сергей, но не поверил в это и принялся за работу.  Возвращаться на вокзал ему уже не было смысла. Было слишком поздно.
А. Бочаров.
2020.