Красная дверь

     Аннотация.   
    
Человек стал обладателем всей Вселенной... Но в космосе существует еще множество миров, которые тоже населяют разумные существа, и у них свои планы на Вселенную. Родная планета главного героя, Дениса, заражена и погибает. Все население планеты в надежде спастись переселяется на новую планету (их разум покидает свою телесную оболочку и устремляется через бесконечные просторы космоса к новому дому). Но, при переносе сознания в новое тело, оказалось, что эволюция не стояла на месте, и человеку стало возможным создавать миры в мирах! И как же теперь понять, что мир, в котором ты живешь, это еще не конечная «остановка»? Открой дверь: войди в другой мир и спаси планету…



    Пролог.

    Будильник зазвенел, как обычно, в шесть утра. Он у меня боевой и совсем не убиваемый. Утром, каждый раз хлопая по нему рукой еще с закрытыми глазами, нечаянно сбрасываю его на пол. Нет, нет, не подумайте, я всегда бережно отношусь к своим вещам, ну, просто так получается. Вставать в шесть утра для меня очень трудно, а сегодня особенно. Но в выходные шеф платит двойные проценты от продаж, а деньги лишними никогда не бывают, особенно для рядового клерка, работающего в автосалоне.

    Есть совсем не хотелось, поэтому на завтрак я сварил себе крепкий кофе из свежемолотых зерен арабики и робусты. Телефон пиликнул, сообщив о том, что Богдан, мой лучший и единственный близкий друг, уже возле моего дома. Почему единственный? Нет, я не держусь особняком, друзей у меня много, но близкий друг он всегда — единственный, который однажды влез к тебе в душу и теперь ворочается там, как хочет, а ему за это ничего не бывает.

    Я вышел на улицу, посмотрел вверх и подумал, что зря не взял с собой зонт. Небо было затянуто тяжелыми серо-синими тучами, воздух был сырым и холодным, и от этого стало жутко неуютно.

    — Привет, — уныло сказал Богдан. Он неохотно вытянул руку из кармана куртки, махнул мне и сразу же засунул ее обратно.

    Я поднял тоненький воротничок куртки и с трудом засунул руки в узкие и уже холодные карманы джинсов. Вместе с воротником от холода поднялись и плечи.

    — Ну, пошли, что ли, — сказал я, подойдя к нему, — а то без движения я окоченею.

    — А ты бы куртку потеплее одел, в этой тебе не то что на улице, и в салоне холодно будет.

    — А я ее в салоне снимать и не собираюсь! Может быть, только воротник для приличия отогну.

    — Что-то ты не в настроении сегодня. Опять этот сон приснился? — поинтересовался Богдан.

    — Нет. Мне сегодня вообще ничего не снилось. Просто не выспался, погода дрянь, выходной испорчен, и я уже почти превратился в ледяную статую из-за этой мороси.

    Мы шагали нога в ногу и быстро. Быстро, чтобы не замерзнуть, а ширина шага у нас одинаковая, потому что мы были одного роста.

    — Ладно, не переживай, не замерзнем, — успокаивал меня Богдан. — Нам бы только до работы добраться. Вчера вечером, когда шеф домой ушел, я к нему в офис пробрался, и насчет отопления в салоне, поколдовал. Так что теперь можем сами себе температурку регулировать, шеф ничего не заметит.

    Богдан похлопал меня по плечу, и махнул головой в сторону здания на противоположной стороне улицы.

    — Ты что, в самом деле, так замерз, что сегодня в ее сторону даже не смотришь?

    — Сегодня воскресенье, она не работает, — недовольно буркнул я.

    — И долго ты так будешь проходить мимо?

    — Богдан, кончай приставать ко мне с этим вопросом. Сто раз уже тебе говорил — кто я, а кто она. Я всего лишь мелкий клерк, а она… да она даже в мою сторону смотреть не будет.

    — И кто она? Она всего лишь психиатр. Кстати, она с такими, как ты, каждый день общается. Вы вместе будете хорошо смотреться, — подначивал меня Богдан.

    — Рядом с ней я хорошо буду смотреться на кресле в ее кабинете, в роли ее пациента, не более.

    — Ну, если ты ей о своих снах расскажешь — тогда да!

    Я окинул его недовольным взглядом с ног до головы, чтобы он понял мое недовольство таким разговором, а сам подумал, не дать ли ему на самом деле пинка под зад?

    — Да не прибедняйся, — не успокаивался Богдан. — Внешне ты ничего — стройный, высокий, правда, худощав немного, но для начала сойдет, а потом подкачаешься!

    — Знаешь, Богдан, меня и так все устраивает! Хочешь, докажу? А заодно и согреюсь.

    — Да ладно тебе, не кипятись. Я же ведь за тебя переживаю. Вижу, как ты по ней сохнешь. Рискнул бы уже познакомиться. Да — так да, а нет — так нет! Хоть бы тема для переживаний поменялась.

    Я еще раз вызывающе смерил его взглядом и попытался вытащить руки из застывших карманов.

    — Тихо, тихо! Понял! Все, пришли уже, — сказал Богдан и открыл передо мной дверь в салон, склонив голову, как швейцар, жестом, предлагающим пройти внутрь.

    В салоне, действительно, было тепло, видимо, Богдан вчера точно что-то там подкрутил. Вот за что я его люблю, так это за его предусмотрительность. Он всегда в теме, чего ни коснись. Многие говорят себе: «если бы я знал!» так вот, эту фразу он точно никогда не произнесет. Сколько его знаю, ни разу не помню, чтобы он вляпался в какую-нибудь историю. Даже шеф его ни за что не ругал. Хорошая у него жизнь — спокойная, размеренная. Рядом с ним — и беда не беда. Надежный он парень!

    По офису пришлось походить минут десять, пока руки не отогрелись и из карманов сами не выпали. Куртку я все же решил снять, а то не по форме как-то. Бейдж кое-как нацепил и стал в окно смотреть. Зря я согласился сегодня выйти на работу, кто в такую погоду покупать машину придет. Вот за пивом в магазин еще можно выскочить.

    К двенадцати часам дня ветер утих, но начался проливной дождь. Я засел за компьютер разбирать старые заказы. Настроение было не лучше погоды за окном. Да и Богдан с утра меня подогрел. Будто я и без него не знаю, что пора что-нибудь решать. Сижу, тупо смотрю в компьютер, а сам про что угодно думаю. Тут неожиданно Богдан как хлопнет папками на моем столе, я даже дернулся от неожиданности.

    — Ты что? Зачем ты мне это притащил? — возмутился я.

    — Помоги мне разобрать, — попросил он.

    — Нет, давай сам! У меня у самого такая же куча под столом валяется. Тем более что это не твои заказы. Это… — я попытался прочитать вверх ногами, что было написано на верхней папке, — это… Генкины, что ли? Он опять умудрился на тебя все спихнуть?

    — Он на свадьбу к сестре уехал, просил доделать. Только страховку выписать осталось. Давай вместе, и тогда я никому не скажу, что ты купил себе кошелек красного цвета, — сказал он и подмигнул мне.

    Да, Богдан хотел немного пошутить, но задел меня за живое и в очень неподходящий момент. Знает же ведь, как я подколок про красный цвет ненавижу!

    — А знаешь, кого ты мне очень часто напоминаешь? — спросил я.

    Богдан поднял брови от удивления и покачал головой.

    — Кого? — спросил он.

    — Городской автобус, у него даже название такое же — «Богдан».

    — Что, такой же быстрый?

    — Нет! Он тоже постоянно тащит на себе людей, а они все пытаются проехаться на нем бесплатно.

    Богдан молча забрал папки с моего стола, подарил мне тяжелый обиженный взгляд и ушел к стойке приема.

    Ну, что за день-то такой сегодня: даже друга обидел, а извиняться я не умею, да и как все, этого не люблю.

    Тут дверь в салон распахнулась, и вошел первый клиент этого злосчастного дня. Я решил, что пусть его забирает Богдан, хоть как-то свою вину заглажу, даже не стал поворачиваться в его сторону.

    И тут я услышал голос Богдана.

    — Можете обратиться вон к тому клерку. Его зовут Дэви.

    И я понял, что сейчас он махнул рукой именно в мою сторону. Меня уже так сто лет никто не называл. Это была старая неприятная история, которую-то и помнил только Богдан, отчасти потому, что с тех пор персонал поменялся уже дважды, а отчасти потому, что он сам это и придумал, когда мы не были еще друзьями.

    Я развернулся в их сторону и остолбенел. Это была она! И как специально, на ней был красного цвета плащ. Я уставился на нее, как бык на тореадора. Она захлопнула серый зонт с красным ободком — и на пол полетели мелкие капли дождя, слегка отливая красным цветом. Она шла в мою сторону. А я чувствовал, что не смогу сказать ни слова. Тем временем Богдан стоял у стойки и активно мне жестикулировал. Но я вряд ли сейчас мог его понять.

    — Это Вы Дэви? — спросила девушка.

    Боже, какой же был у нее приятный, нежный голос… Я завис и бесцеремонно уставился на нее.

    — Д-да… то есть нет… не всегда… Раньше так звали. С-сейчас — нет, — от волнения слова в голове начали путаться, и я стал заикаться.

    Она удивленно приподняла бровь в ожидании дальнейшего объяснения.

    — Это… очень старая история, мне тогда еще нравился красный цвет… — я растерялся и начал ей все рассказывать, как на духу. — Ну, вообще-то, он и сейчас мне нравится, но сейчас это неважно… нет, важно, но не сейчас. Тогда, давным-давно, я купил зонт и зажигалку красного цвета. Ребята на работе сочли это женственным, и стали называть меня «красна девица». Новичкам всегда дают клички! Но она оказалась длинной, они сократили ее и стали называть меня просто Деви, — на одном дыхании выпалил я.

    Еле остановившись, и осознав, какой бред я понес девушке, с которой мечтал так долго познакомиться, я глянул на Богдана. Тот, сраженный моим рассказом, уже не жестикулировал, а просто держался двумя руками за голову.

    — У Вас на бейдже написано, что Вас зовут Денис, — сказала она, — так как же мне Вас величать?

    — Называйте меня Дэв...  нет, нет, конечно же, Денис, Да! Денис будет правильней, это ведь мое имя! Меня так зовут — Денис, — сказал я, то ли оправдываясь, то ли убеждая самого себя.

    Ее звали Мари, она стояла и хихикала. Я же стоял и думал, что после такого ошеломляющего знакомства теперь мне точно ничего не светит, разве что бесплатный прием в ее кабинете. Но она раскусила меня, как орешек — она ведь была психиатр.

    * * *

    Уже привычный звук трескающихся сухих веток под ногами давно перестал меня пугать и беспокоить. Я выходил из леса на уже давно знакомое до боли место. Тут всегда открывался чудный вид на равнину. Каждый раз, приходя сюда, я испытываю непонятную радость и восторг. Как при встрече старого друга, через тысячу лет, или как при просмотре старых фотографий. Кроме красивого пейзажа, напоминающего Амазонскую равнину, в ней чувствуется простор, воздух, свобода! То, чего мне так всегда не хватает в жизни. Но, когда я стою и смотрю на нее, где-то в глубине души, меня не покидает тревожное чувство, что равнина эта с другой планеты, из далекого другого мира. Позади меня остался лес… лес моего мира, где я сейчас живу. Он был красив и могущественен, он был своим. Заканчивался он резкой ровной границей, словно между ним и равниной стояла невидимая стена. Впрочем, она там и была. Невидимая, неощутимая и непреодолимая, как энергетический барьер, который не пускал меня на равнину.

    Но в каждой стене есть дверь. Была она и в этом невидимом барьере — большая красная деревянная дверь. Да, она была красного цвета, как по заказу. Словно говоря этим, что она специально для меня. Может быть, поэтому красный цвет и стал моим любимым. На ней, как и на всех обычных дверях, была круглая деревянная ручка и замочная скважина, хотя я больше чем уверен, что она не заперта. Я бывал здесь уже тысячи раз, но до сих пор так и не решился ее открыть. Приходя к ней еще в детстве, я сначала не мог достать до ручки (сколько бы я к ней не тянулся, она словно уходила вверх от моей руки). Потом, когда я стал подростком, меня стала больше интересовать стена. Она была настолько идеально прозрачной, что совсем не искажала равнину. Но сколько бы я ни шел вдоль нее, проходя мимо деревьев на своей стороне, по отношению к равнине я словно оставался на месте. Это как в движущемся поезде — если смотреть из окна вагона, быстро движется только то, что близко, а то, что на горизонте, словно не двигается вообще. Когда я был маленький, я даже думал, что этот пейзаж за стеной, всего лишь большая картина. И только сейчас понял, что все это реально, но… это все стена, это она непонятным образом сокращает расстояние между лесом и равниной. Она очень далеко… с другой планеты, а то и галактики. Последнее время я прихожу сюда только лишь полюбоваться этим видом за стеной. Я перестал искать другой вход в стене и бороться со страхом, чтобы открыть уже имеющуюся красную дверь. Да и зачем? Ведь это всего лишь…

    — Когда я досчитаю до единицы, — сказала Мари, — ты проснешься.

    Я открыл глаза и снова увидел потолок. Сегодня было солнечно, и по потолку, залитым ярким светом, бегали светло серые тени от раздуваемых ветром штор. Я сел и вдохнул полной грудью этот свежий, еще прохладный воздух, со слегка уловимым запахом сирени, доносившимся из раскрытого окна. Мари сидела в своем кресле, напротив меня, в моем любимом шифоновом брючном костюме. Ветер раздувал ее волнистые волосы, а солнечные лучи делали их сияющими. В ней было… что-то неземное.

    — Как ты себя чувствуешь? — спросила Мари.

    — Хорошо.

    — Что-то изменилось на этот раз?

    — С тех пор, как ты появилась в моей жизни, желание узнать, что там за стеной, стало угасать. И мне даже не хочется ходить к ней. И любование той равниной мне уже не доставляет того удовольствия, что раньше. За столько лет, она так сильно въелась мне в память, что если я захочу посмотреть на нее, мне не обязательно будет засыпать и идти к ней. Мне стоит только закрыть глаза. Но она уже не притягивает меня. Она стала просто сном.

    — Денис, ты должен открыть эту дверь! Мы же с тобой договаривались. Ты уже перестал видеть ее самостоятельно в своих обыкновенных снах. И мне становиться все труднее направить тебя к ней. Ты должен пойти и открыть эту дверь! Ты должен!

    — Мне кажется, или моя равнина нашла себе еще одного поклонника? — улыбнувшись, сказал я.

    — Да, но я, не вижу ее в своих снах. Только ты знаешь путь к ней.

    — Иногда твоя настойчивость, Мари, наводит меня на мысль, что ты знаешь, больше, чем говоришь.

    — Нет, я говорю тебе все, но ты прав: иногда у меня возникает такое чувство, что я, действительно, знаю намного больше, и когда мне хочется поделиться этим с тобой, я понимаю, что ничего не могу вспомнить. И меня это жутко бесит. Я ведь сама психиатр, но понять, что с нами происходит, я не могу.

    — Почему мы не можем проводить эти гипнотические сеансы «сновидений» дома?

    — Потому что дома ты почти не поддаешься моему гипнозу. И если я причина твоего нежелания открыть дверь, то сегодня ты пойдешь ночевать к Богдану, — заявила Мари.

    — Ты думаешь, одна ночь у Богдана спасет ситуацию? По-моему, мы очень много внимания обращаем на мой сон. Может, стоит вообще о нем забыть? Мне надоело ковыряться в своем сне.

    — Да… ты прав… — Мари задумалась.

    — Вот и правильно. Ты ведь моя жена и должна хоть иногда меня слу…

    — Ты прав, одна ночь ничего не решит, — перебила меня Мари. — Поэтому я завтра все же полечу на конференцию…

    — Какая конференция, ты мне про нее ничего не говорила? А как же наш отпуск? — удивился я.

    — Не говорила. Я отказалась от нее ради тебя, но сейчас я позвоню и подтвержу свое приглашение на нее ради тебя же.

    Мари встала, взяла папку и стала собирать туда какие-то бумаги из разных шкафчиков. Вот так поворот. Я не мог поверить в реальность происходящего. Вместо двухнедельного отпуска вместе…

    — А насколько эта конференция затянется? И где она будет? — спросил я.

    — Сама конференция — дня три – четыре, но она проходит в моем родном городе, и я погощу еще недельку у мамы. Надеюсь, то, что в этот раз я приеду без тебя, сильно ее не расстроит.

    — А-а… что мне делать? — обескуражено спросил я.

    — Ну, не знаю… поезжай с Богданом на рыбалку. Ты же давно хотел! С ночевкой, на несколько дней!

    — На рыбалку? Это я хотел, когда шеф просил меня поработать в выходные.

    — Прости… — она подошла и обняла меня, — но так нужно, и ты сам в этом виноват. Я чувствую, что-то должно произойти, но ты изо всех сил сопротивляешься.  Последнее время ты находился под моим гипнозом чаще, чем следовало. Ты перестал спать ночью, высыпаясь на моих сеансах. Так не должно быть. И это единственно правильное решение!

    — Провести отпуск врозь? Это твое решение вопроса? — изумился я.

    — Надеюсь, я правильно делаю, толкая тебя в эту дверь. К моему возвращению, ты должен ее открыть! Перестань, наконец-то, ходить вокруг да около.

    На следующее утро я проводил Мари в аэропорт и поехал к Богдану. Он не ожидал меня увидеть и был очень удивлен. Ведь только вчера я извинялся, что и в этот раз не смогу поехать с ним на рыбалку. После выходных мы с Мари должны были отправиться в путешествие, а все выходные мы собирались посвятить сборам.

    — Привет, — удивленно сказал Богдан. — Вы что… поссорились?

    — Нет. Мари решила, что рыбалка для меня сейчас нужнее, чем… чем она.

    — Давай, заходи, нечего в коридоре топтаться и проходи сразу на кухню, я еще завтракаю.

    Я разулся и прошел через комнату в кухню. Как всегда, у него в доме был идеальный порядок, и это иногда меня даже нервировало. Проходя мимо дивана, я незаметно зацепил рукой покрывало и стянул его немного, нарушив тем самым гармонию порядка. К удивлению, я почувствовал облегчение.

    — Так, что случилось? Вы поссорились? — голос Богдана донесся из кладовки.

    — Да нет… планы просто резко поменялись. Она на конференцию улетела. Сам в шоке до сих пор, — крикнул я. — О! Ты что, с утра пиво пьешь? — удивился я, увидев на кухне начатую бутылку.

    — Там в холодильнике еще есть, достань. А на сковороде есть яичница, положи себе, сколько хочешь. Я уже ел. Сам не знаю, зачем еще пожарил, наелся ведь. Наверное, чувствовал, что ты придешь. Поухаживай за собой, я сейчас подойду, — крикнул Богдан.

    Вот зануда, я ведь неожиданно пришел, а у него и пиво, и яичница для меня есть. Я поднял крышку на сковороде. Горячий пар ударил мне в лицо. А ведь он ее только-только пожарил. Точно знал, что я приду. Может, ему Мари позвонила?

    Тут в кухню заскочил Богдан.

    — Смотри, что я нашел на антресолях! — сказал он, размахивая передо мной старой удочкой.

    — Ну…

    — Что, ну… эта та самая, я с ней еще с папой на рыбалку ездил. Моя первая удочка! — радовался Богдан.

    — Старая… Значит, может сломаться.

    — Нет, Денис, ты своим плохим настроением мое не испортишь. Спорим, я ею больше рыбы наловлю, чем ты новой? Садись, ешь пока, а я собираться пойду, сейчас и поедем — ты вовремя пришел. А по дороге к тебе заедем, твои шмотки захватим.

    — Так, а я не собирался еще.

    — Ну, ты же не барышня, не на бал едешь, быстро переоденешься. Не капризничай, а то поедешь в чем есть.

    — Да, мне все равно, — ответил я, запихиваясь вкуснейшей яичницей.

    Новых планов на выходные я еще не настроил, старые были разрушены, поэтому я полностью подчинился Богдану и готов был молча следовать за ним куда угодно. Дома я быстро переоделся в старые шмотки, специально отобранные для выезда на природу. Не разбирая, бросил в рюкзак сменную одежду и, решив, что все остальное, что может понадобиться, у Богдана точно есть, закрыл дверь и пошел в машину.

    На природе всегда хорошо и думается, и мечтается. Богдан быстро раскинул палатку на пригорке и уже тащил удочки и стулья к воде. Меня он не трогал, когда я в плохом настроении от меня толку мало: могу и поломать чего, нечаянно, конечно. Поэтому, по приезду, Богдан вручил мне не допитую еще с дома бутылку пива и оставил на берегу любоваться окрестностями.

    Весь первый день Богдан ловил рыбу, а я, теребя удочку в руках, жаловался на жизнь. На то, что сон этот меня с детства мучает, а теперь, когда он почти меня перестал беспокоить, жена его гипнозом стала возвращать. И не отделаться мне теперь от него никогда. Да и жена сбежала, пусть даже и ненадолго.

    Моя удочка ни разу так и не дернулась. Рыба ко мне не шла, видно, мои причитания послушала — и аппетит у нее пропал. Вот Богдан молча сидел, его пойманной рыбой мы и поужинали: уху сварили, да и на костре пожарили. Так первый день и провели. Второй день тоже ничем не отличился. Только теперь я молчал, видно, все вчера высказал. Зато Богдан разговорился, рассказывал всякие рыбацкие небылицы — меня развеселить и отвлечь пытался. После рыбацких небылиц и анекдотов в ход пошли охотничьи.

    К вечеру Богдан опять полное ведро рыбы наловил, видимо, у рыб от его анекдотов аппетит разыгрался, даже все мои, которые вокруг моей наживки крутились, к нему ушли.

    — Послушай, Богдан, — перебил я его. Если бы ты золотую рыбку поймал, ты бы, какие три желания загадал?

    — Что? А, не знаю… не думал никогда.

    — С детства на рыбалку ездишь, а про золотую рыбку ни разу не думал? Представь, ты сейчас удочку дергаешь, а на крючке золотая рыбка! И говорит она тебе: «Отпусти меня, добрый молодец, три желания твои исполню, что ни пожелаешь». Представил?

    — Представил… все равно ничего в голову не лезет. У меня все есть.

    — Ну, так попросил бы этого всего что есть, чтоб его еще больше стало. Плохо, что ли?

    — Хорошо. Только если его больше будет, то и места надо будет больше, чтобы его куда-то складывать. А зачем мне склад?

    — Ну, тогда много денег попросил бы!

    — Денег? Можно и денег. Но опять-таки, где хранить? Дома опасно, да и в банке тоже. Тогда надо сразу себе банк у рыбки просить. А какой из меня банкир? Я рыбалку больше люблю.

    — Попроси не так много денег, — предложил я.

    — А «не так много денег» я после выходных и так на работе получу.

    — Хорошо, оставим личную выгоду. А если тогда что-нибудь не для себя, а для всех попросить? — настаивал я.

    Богдан, пристально прищурившись, посмотрел на меня и спросил: «Всем чего-нибудь побольше?»

    — Да не о том я. Ну, например, пожелать — пусть все в мире будут здоровы!

    — У нас и так на планете перенаселение, — возразил Богдан.

    — Ладно… все… понял я твою позицию, не нуди, — сказал я, и уставился вдаль. Солнце уже садилось, и я стал ждать и смотреть сядет ли оно в тучу.

    — А ты что попросил бы? — неожиданно спросил Богдан.

    Я еще с минуту смотрел на закат, и когда понял, что солнце неминуемо садится в тучи, обратил внимание на Богдана.

    — Ты что, задумался? Тоже раньше об этом не думал? — спросил Богдан.

    — Думал, но тоже не знаю.

    — Что, даже одного желания не придумал? — удивился Богдан.

    — Наоборот, их очень много. Выбрать невозможно.

    — А ты представь, что там, — Богдан показал рукой на то место, где заканчивалась моя удочка, — вот-вот на твоем крючке появится золотая рыбка, — Богдан подошел ближе и загадочно шепнул мне на ухо, — и надо быстро загадывать желания. Выбери самое важное!

    Я попытался представить золотую рыбку. Желания сразу закрутились у меня в голове, но как я ни старался, так и не смог представить на своей удочке даже простой рыбешки.

    — Ну, представил?

    — Нет. Я такое уже даже и представить себе не могу. Если поймать золотую рыбку, шанс один из ста, — я посмотрел на его два полных рыбой ведра, — то у тебя его намного больше. Богдан махнул на меня рукой и пошел заниматься пойманной рыбой. Я же еще раз глянул на свою удочку в воде. И тут что-то золотое блеснуло на самой поверхности. Я подскочил.

    — Рыба, рыба! — закричал я.

    Богдан от неожиданности резко развернулся и перевернул одно ведро. И, еще живая рыба, захлестала хвостом по траве.

    — Где рыба? Ты зачем кричишь? Спугнешь ведь! — шептал мне Богдан, сматывая леску и аккуратно поднимая мою удочку из воды.

    Но на крючке, кроме двухдневного червяка ничего не оказалось.

    — Тебе показалось, — разочарованно сказал Богдан и похлопал меня по плечу. — Это все сумерки. Завтра — обязательно поймаешь!

    Но я точно видел золотой блеск. Конечно, это не золотая рыбка, но там точно что-то было.

    Наутро я проснулся с головной болью. Всю ночь мне снились кошмары. Какие-то голоса что-то говорили и говорили без устали. Богдана в палатке уже не было. И не найдя аптечку самостоятельно, я пошел искать Богдана. Обойдя все вокруг, я нашел его за палаткой, собирающим ягоды.

    — Мы от… ты от головы что-нибудь брал? — спросил я, щурясь от яркого солнечного света.

    — О, ты уже встал! Хорошо. Сейчас завтракать будем, я уже и ягод немного собрал. Как зашел сюда за палатку, а тут земляники… видимо-невидимо! Эх, пропала сегодня рыбалка.

    Богдан поднял голову и посмотрел на меня.

    — А ты чего так скривился? Что, все так плохо? Посмотри в сумке, в боковом кармане, должны быть какие-то таблетки. Тебе что опять снился твой сон? Ты всю ночь стонал, — спросил Богдан, продолжая собирать ягоды.

    — Снилось. Но ничего не помню. Голоса… голоса, а что говорят — непонятно.

    — Ха… наверно, желания тебе свои говорили, что ж еще-то. Ты вчера своими вопросами в небе брешь сделал, вот они оттуда к тебе и посыпались, — пошутил Богдан.

    Мы наелись ягод (а я еще и пару таблеток) и снова взялись за свои удочки. День намечался жаркий. Богдан закрепил свою удочку на земле, а сам лег загорать. Я же, надев кепку с большим козырьком, сидел и приговаривал — ловись рыбка большая и маленькая… большая и маленькая.

    Солнце припекало, я стал засыпать, и где-то вдалеке послышался голос. В этот момент мою удочку что-то дернуло и потянуло вниз. Я подскочил, но уже тихонько позвал Богдана. Тот тоже, видно, разморившись на солнце, засыпал, но быстро подскочил и стал помогать мне вытягивать мой первый улов. Вытащив его, я познал большое разочарование. Нет, конечно, это была не золотая рыбка, это вообще была не рыба. На конце удочки висела консервная банка.

    —Ты вчера отблеск вот этой «золотой рыбки» видел? — съехидничал Богдан. — Снимай ее, она тоже нам пригодится. Мне червей свежих накопать надо, а складывать некуда.

    Я стоял и рассматривал острые рваные края своего улова. Богдан подошел ближе.

    — Видишь, как в жизни — ты им всем здоровья, а они тебе консервные банки под ноги! Осторожно, не порежься. Дай ее лучше мне.

    Он забрал ее у меня из рук и пошел за лопатой. Напоследок банка ослепительно сверкнула мне прямо в глаза. Я зажмурился, и неожиданно вспомнилось несколько слов из моего сна.

    — Денис, пойдем! — крикнул мне Богдан.

    Я послушно потопал за ним.

    — Как ты думаешь, — спросил я, — сны вообще могут что-то обозначать?

    — Ты у меня это спрашиваешь? Спроси у Мари.

    — Я уже давно решил, что придумал эту дверь, чтобы сбегать туда от своего одиночества. И когда в моей жизни появилась Мари, я перестал чувствовать себя одиноким, и, действительно, стал все реже и реже ходить туда.

    — К чему это ты?

    — Я кое-что вспомнил, этой ночью, во сне, я опять был в этом лесу.

    — Ну, и что же тут тебе непонятно? Мари уехала, тебе опять стало одиноко…

    — Да… но в этот раз я слышал голоса.

    — Этой ночью был сильный ветер — вот тебе и голоса, — объяснил Богдан.

    — Но я вспомнил, что они говорили!

    — Это все от твоих переживаний. Не думай! Отдыхай, дыши свежим воздухом, пойди вон искупайся — вода теплая! — Богдан махнул рукой в сторону реки. — Я проверил тарзанку на нашем дереве — довольно-таки еще в хорошем состоянии. Пойдем, попрыгаем — все грустные мысли повылетают.

    — Помню я твою тарзанку… там не только грустные, там все мысли вылетят.

    — Так и хорошо! Идем?

    — А тебе не интересно, что я слышал?

    — Интересно, — Богдан закрыл крышкой жестянку с червями, — пойдем, пока будем переодеваться, заодно и расскажешь.

    Мы шли к палатке. День был в самом разгаре. На небе не было ни одной тучки и солнечные огненные лучи били по всему, что не успело спрятаться в тень. Хорошо сейчас нырнуть в тени деревьев в прохладную воду с головой и залечь на дно. Было очень жарко, и, пройдя пару шагов под палящем солнцем, я решил, что тарзанка сейчас не такая уж и плохая идея.

    — Ну, так ты будешь рассказывать? Но учти, я могу только выслушать, ну, и свое личное мнение высказать, если надо.

    — В этот раз я не дошел до двери, — начал я рассказывать. — Это странно. Я бродил по лесу и думал о том, каким он вырос большим. Когда я приходил в этот лес в детстве, он был совсем молодым леском, деревьев было раза в три меньше, да и ростом они были почти с меня. Ходил и думал, что уже в таком лесу можно и заблудиться. И тут я услышал голоса, где-то далеко и очень тихо. Потом все ближе и ближе, но все равно они звучали неразборчиво. Потом смог различить три голоса: два мужских и один женский. Причем женский и один мужской мне показались знакомыми.

    — Они с тобой разговаривали? — поинтересовался Богдан.

    — Нет, они говорил только между собой. Но они обсуждали мой лес. Незнакомый мужской голос сказал:

    — Посмотрите, какой большой лес он вырастил за это время. Вы сами понимаете, чем больше его лес, тем глубже он пустил корни и крепче держится там. Боюсь, что я уже больше ничего не могу для него сделать.

    — Потом знакомый голос сказал, чтобы тот попробовал какие-то другие способы, на что первый голос ответил, что испробовано уже все. А женский голос добавил, что у нее есть один метод, но его ранее еще не испытывали, — сказал я.

    — И что потом?

    — Добавились другие голоса, и они опять стали неразборчивыми, — разочарованно сказал я.

    — Я думаю, что это все из-за нервов. Мари последнее время слишком насела на тебя с этой дверью, и если честно, то на твоем месте, я бы уже давно ее открыл, и не мучил ни жену, ни себя. Ей очень хочется, чтобы ты туда вошел. Тебе что, трудно это сделать?

    — А ты что, можешь себя контролировать во сне? Это же сон! Он как отдельная жизнь. И я, который там, сам принимает решения, что ему делать.

    — Ну да. В этом ты прав. Тогда не переживай, это всего лишь сон.

    — Я тебе еще не все рассказал. Перед тем, как проснуться, я услышал, как женщина тяжело вздохнула, и почувствовал тепло ее руки на своей щеке, словно она погладила меня.

    — Это тоже — сон, — надеясь меня успокоить, сказал Богдан.

    — Уж как-то реально это было.

    — Денис, тебе так показалось, — настаивал Богдан.

    — Мари часто так делает, — сказал я и потер щеку.

    — Ну, тогда я не знаю. Хочешь сказать, что это была твоя жена? Что ты, слышал ее через сон?

    — Даже не знаю. Нет, наверное. Просто эти сны очень реальные. Другие сны — обыкновенные, они забываются, а эти я помню так, как ты помнишь свою жизнь. Я могу рассказать тебе любую мелочь из этих снов. Вот ты когда-нибудь мог, проснувшись, пересказать свой сон полностью? Или помнить его долго? А я могу рассказать тебе и сегодняшний, и прошлый, и те, которые были еще раньше со всеми мелочами, так, как мог бы рассказать тебе свои прожитые дни.

    — Ты жене об этом говорил?

    — Нет. Боюсь, что она решит, что я сумасшедший, или что у меня раздвоение личности, кто знает, что у этих психологов на этот счет припасено. Я уже жалею, что тебе об этом рассказал.

    — Почему? — удивился Богдан.

    — Ты ей можешь проболтаться.

    — Если тебя это успокоит, то я обещаю постараться меньше с ней разговаривать на эти темы, — сказал Богдан, подбадривающе похлопывая меня по плечу, и нырнул в палатку переодеваться.

    Больше на эту тему мы не разговаривали. Мы прыгали с тарзанки в воду, и я изо всех сил пытался хотя бы на время забыть об этом сне. О том, что говорили эти знакомые голоса, о том, что женский напоминал мне Мари, а мужской — Богдана. Но с каждым прыжком, погружаясь в воду, я все четче слышал их голоса у себя в голове. Может быть, я начинаю сходить с ума, но это все больше становилось похоже на реальность, чем на сон. Богдан всегда спрашивал меня об этих снах, как только я о них забывал, и от этого они все чаще мне снились. А Мари… она приводит меня к этой двери и требует ее открыть. А теперь еще и их голоса в моем сне. Это не может быть просто сном. Кто-то хочет мне что-то этим сказать. Только что? Неужели для этого мне надо открыть эту дверь во сне? Но я знаю, что я никогда ее не открою. Мне не нужна эта равнина из далекого чужого мира! Я люблю этот мир, мне в нем многое дорого. Здесь у меня есть такой друг, что можно только позавидовать, и здесь я нашел себя, встретив Мари. Я ни за что не уйду отсюда.

    Мы провели еще два дня на рыбалке. Богдан ловил рыбу, а я даже уже и не пытался. Я купался и загорал, пытаясь ни о чем не думать, но мои мысли продолжали неустанно блуждать по бесконечному лабиринту сна в поисках ответа. Мы вернулись в город к вечеру. Заехали за провизией в магазин, а потом Богдан закинул меня домой. Я знал, что Мари еще не вернулась, поэтому купил только пару бутылок пива, а «возвращать к жизни» холодильник я решил завтра.

    Открывая дверь, я понял, что мои планы на вечер с грохотом провалились — она оказалась закрытой только на защелку.

    — Мари… ты дома? — крикнул я из коридора, но мне никто не ответил. Я прошелся по всем комнатам — никого. Зайдя на кухню, я первым делом открыл окно и включил холодильник, чтобы забросить в морозильную камеру рыбу. Денис всучил мне ее почти всю, так как есть он ее не очень любит, вот ловить — другое дело. Рыбы оказалось много, и это еще притом, что мы отпускали мелкую рыбешку. Я полностью забил ею морозильник, с надеждой, что Мари по приезду с ней разберется. Кстати, она приехала или нет? Вещей не видно, но дверь ведь была закрыта только на защелку. Я хорошо помнил, что уезжая, я закрывал все замки, хоть и собирался быстро и в ужасном настроении. Может, она пошла в магазин? Я хотел было позвонить ей на мобилку, но мой телефон так сильно разрядился за время моего отсутствия, что не хотел даже включаться. Я поставил его на зарядку, а сам пошел в ванную смыть с себя остатки природы. Потом взял пиво и плюхнулся в свое любимое кресло перед телевизором.

    По телевизору ничего интересного не показывали, и первая бутылка пива ушла впустую, без удовольствия, пока я переключал каналы и искал, что посмотреть. Выключив телек, я включил компьютер. По интернету я быстро нашел новый, предположительно интересный фильм и пошел на кухню за второй бутылкой. Закрывая окно, я на что-то наступил и услышал шелест. От этого звука мне стало не по себе — так шелестят листья под ногами в моем сне! С опаской я глянул на пол. Там валялся листок бумаги, сложенный пополам. Я поднял его и увидел, что он был из блокнота Мари. Должно быть, она оставила эту записку на столе, но, видимо, когда я открыл окно, она слетела на пол. Я раскрыл ее, сдунул какую-то пыль и стал читать.

    «Долго не знала, как начать это письмо, перевела почти весь блокнот, спасибо, Марк был терпелив ко мне, но и сейчас я не уверена, что пишу именно то, что нужно. Прости… прости, что все так получилось. Но у меня почти не осталось сил биться с тобой через сон. Я не пошла на конференцию и прилетела вечерним рейсом обратно. Не думала, что тебя уже не будет. У меня было время подумать… и мне кажется, что я нашла выход. Теперь я знаю, как открыть эту дверь, и ты навсегда избавишься от этого сна. Знаю потому, что сама нашла и открыла ее. Ты, наверно, удивлен? Я лишь хотела тебе помочь и сама попала в беду, теперь ты должен меня спасти. Не ищи меня в городе. Меня здесь нет. Меня нигде нет в этом мире. Я сама не понимаю, как это произошло. Мой коллега, Марк, помог мне написать это письмо, потом он отнесет его к нам домой. Но только ты можешь вытащить меня отсюда. Денис, помоги мне! Там, за этой дверью, есть жизнь! Но находясь тут, я ничего не вижу, и мне очень страшно. Поторопись! Надеюсь, что ты не опоздаешь. Открой эту дверь и найди меня!»

    Твоя Мари.

    ул. Надежды, 9. Марк.

    Письмо было написано незнакомым подчерком. Скорее всего, это Марк писал его под диктовку Мари. Что за ерунда? Может, пиво ударило мне в голову — я отрубился, и это только сон? Я посмотрел на этикетку — 4,5 об. Хм… некрепкое. Может, оно испорченное? Я ущипнул себя. Нет, не сплю, да  и не очень я пьян, после одной бутылки-то. Я собрался, сунул записку в карман и отправился к Богдану. По дороге, чтобы не впасть в истерику, выпил вторую бутылку пива. Но мне становилось только хуже. В голове не укладывалось то, что я прочитал — фантастика какая-то! Я должен поверить, что Мари затянуло в другой мир? Легче поверить в существование бога, чем в такое. На улице уже потемнело и обычные городские шумы стихли. Все мои чувства обострились, и каждый треск сухой ветки, на которую я наступал, отдавался мне в голову так громко, словно пучок таких веток ломали прямо возле моего уха. Меня шатало и постоянно заносило на газон. Шум леса, моего леса, преследовал меня, а все двери, которые попадались по дороге, казались мне красного цвета. Еле-еле я добрел до дома Богдана. На его этаже тоже все двери оказались красными. В какую, же мне стучать? Я плохо соображал. Стоя на площадке, я вспомнил, что нужная мне дверь, должна была быть направо от лифта. И, схватившись за ручку двери, я стал тарабанить в нее изо всех сил, что еще остались. Вокруг все плыло, я то ли засыпал, то ли терял сознание. Богдан открыл дверь и вовремя успел подхватить меня.

    Очнулся я уже в комнате, на диване.

    — Я к тебе за помощью! — с трудом шевеля непослушными губами, сказал я.

    — Что случилось? Я тебя таким еще никогда не видел? Ты же всего две бутылки пива взял, — удивился Богдан.

    — Всего две и выпил. Там… в кармане… — сказал я и опять отключился.

    Когда я проснулся, был уже день. Кто-то гремел посудой на кухне. Я не сразу все вспомнил. Потянувшись за одеждой, я уронил стул.

    — А, проснулся! — донесся из кухни голос Богдана. — Умывайся и шуруй сюда! Ты завтракать, а я уже обедать буду.

    Я умылся холодной водой, и мне стало немного легче. Сев за стол, я подпер руками «чугунную» голову.

    — Неужели от пива, может быть, такой галлюциногенный эффект? Ужас какой… Я пока шел к тебе, столько красных дверей видел…

    — Само пиво нет, но вместе с сонным порошком — да! Как ты вообще дошел, не представляю?

    — Какой сонный порошок? Ты о чем? — переспросил я Богдана.

    — Записка от Мари… она вся была в этом порошке. Ты ее, где взял?

    — Дома. Ее мне Мари оставила. Ты читал?

    — Читал… вчера! Потом тоже крепко спал. Я этот порошок знаю, так что сразу понял, в чем тут дело.

    — А записка… что ты думаешь о записке? Неужели «это» в самом деле возможно? Тогда она, действительно, нуждается в моей помощи, и мне надо найти ее! Но как я это сделаю? Где я найду эту дверь? И где она-то ее нашла?

    — Во сне, где же еще. Ты должен открыть эту дверь во сне и найти Мари. Для этого сонный порошок и был в записке.

    — Ты веришь тому, что она ее написала?

    — Я не знаю. Но она никогда раньше не обманывала тебя. Да и на шутку это не очень похоже. Давай будем действовать пошагово. Первым делом ты пойдешь к этой двери, потом ты попытаешься ее открыть.

    — Что значит попытаешься? Думаешь, она, может, не открыться?

    — Думаю, может быть все, что угодно. Но тебе нужно для этого уснуть, а сейчас, это вряд ли возможно. Будем дожидаться вечера.

    — Богдан, я не могу просто так сидеть и ждать вечера. В письме она сказала, что ей помогал ее коллега. Давай сходим к нему, может, он сможет прояснить что-нибудь?

    — Я видел. Там, в письме есть имя и адрес. Наверное, его. Давай сходим, но я бы на него не слишком надеялся.

    Мы поели, нашли адрес на карте в интернете и отправились к Марку. По дороге я все думал, перебирая мыслимые и немыслимые варианты, могло ли все то, что произошло с Мари, быть реальностью? Как она нашла мою дверь? Как вообще она могла пропасть? Что же там оказалось за этой дверью? Другой мир, существующий в другой галактике или просто параллельный? Она сказала, что там темно и, скорее всего, место это не дружелюбное. Правильно я делал, что не хотел ее открывать! Из-за меня теперь туда попала Мари. Держись! Я уже иду к тебе! Но у меня пока мало информации, и я надеюсь, что Марк прояснит ситуацию.

    За размышлениями я и не заметил, как мы приехали. На улице накрапывал мелкий дождь. Небо затянуло темно-серыми тучами и, похоже, он собирался идти весь день. Под девятым номером оказалось небольшое четырехэтажное здание, с большим парадным входом и с четырьмя расположенными вряд высокими стеклянными дверями. На фасаде висела большая солидная вывеска: «Научно-исследовательский институт... Кафедра  психотерапии… Кафедра…» и т.д. и т.п.

    — Слушай, Богдан, а как мы его здесь найдем? Я понимаю, что имя Марк это тебе не Иванов, но все же.

    — Обойдем все!

    — А нам разрешат обойти все? — я легонько толкнул дверь ногой с надписью «вход». Она оказалась заперта, и я сразу же вспомнил, что сегодня суббота.

    — Надо же, выбрали время, когда прийти! Что теперь будем делать? — спросил я, облокотившись на дверь.

    Дождь начинался не шуточный. Богдан приложил руки к стеклу, пытаясь разглядеть, что там внутри. Потом стал дергать входную дверь и стучать.

    — Ты что, Богдан, бесполезно, там никого нет — выходной же, — сказал я.

    Но через пару минут неустанного буйства Богдана внутри показался человек в форме. Видимо, это был охранник. Он подошел вплотную к двери и спокойно указал пальцем на наружную табличку с режимом работы. Потом он махнул рукой, жестикулируя, чтобы мы убирались вон и уже развернулся, чтобы уйти, как Богдан снова стукнул ему по стеклу. Охранник снова повернулся к нам, но на этот раз вид у него был очень недовольный.

    — Нам нужен Марк! — крикнул Богдан. — Марк!

    На мое удивление, выражение его лица резко изменилось. Теперь оно выражало удивление, но какое-то ожидаемое удивление, как мне показалось. Он открыл дверь, сказал:

    — Четвертый этаж. Поднимитесь пешком. Комната №404, — сказал он, ничего у нас не спрашивая. Он закрыл за нами дверь и уже не обращая на нас никакого внимания, отправился в свою комнатку, откуда доносился шум включенного телевизора и запах кофе.

    Мы нашли за лифтом лестничную клетку и стали подниматься.

    — Почему он нас впустил? Не спросил ничего? Марк, наверное, здесь самый главный! Тогда почему он нас пешком к нему погнал? Все-таки четвертый этаж, не второй и даже не третий! Может, мы почетные гости, а он нас пешком идти заставил! Ему потом и влететь за это может, если мы пожалуемся, — поднимаясь по ступеням, рассуждал я.

    — Ты же сам сказал, что сегодня выходной. Лифт выключен! — объяснил Богдан, — не причитай, дошли уже.

    Дверь в кабинет была приоткрыта. Первым заглянул Богдан.

    — Марк! Марк, Вы здесь? Мы пришли от Мари, — сказал Богдан, заглядывая в комнату, и ничего не услышав в ответ, перешагнул порог. Я зашел за ним.

    В комнате вся мебель была белого цвета, и поэтому даже в такой пасмурный день в ней было достаточно светло. Эта комната была очень похожа на ту, где работает Мари: диван, два шикарных кресла, кушетка для пациентов, дорогие шторы на окнах.

    Оглядевшись, мы заметили еще одну дверь, и уже было направились к ней, как она резко открылась. Из нее вышел молодой мужчина в белом халате с пачкой бумаг в руках. Увидев нас, он не удивился, словно знал, что мы его здесь ждем.

    — Вы от Мари? Она жива? Вы ее видели? Когда… — он стал забрасывать нас вопросами.

    — Вы, наверное, Марк? — перебил его Богдан.

    — Да, а вы, я так понимаю, Денис? — сказал Марк и протянул руку Богдану.

    — Нет, это мой друг, Богдан, — сказал я и тоже протянул ему руку, — Денис, это я.

    — Мне очень приятно, — ответил Марк, пожимая нам руки.

    — Марк, нам сейчас совсем не до любезностей. Вы знаете, что произошло с Мари? Где она? — сказал я и достал записку, написанную Марком.

    — Денис, а ты ее еще не нашел? Ты должен был прочитать записку! — сказал Марк.

    — Мы оба ее прочитали, но ничего не поняли и подумали, что вы поможете нам хоть что-то прояснить в этой ситуации. Объясните, что произошло? Это же вы написали эту записку и принесли ее к нам домой?

    — Да, но я мало, что знаю, — расстроенным голосом сказал Марк.

    — Рассказывайте, что знаете, все по порядку, — сказал Богдан и уселся в одно из шикарных кресел.

    Мы расселись. Я уселся во второе кресло, а Марку, чтобы видеть нас обоих, пришлось присесть на кушетку. Он был нашего возраста, худощавого телосложения, в очках с большими линзами (которые он постоянно поправлял), и из-за которых он больше походил на ученого, чем на психолога.

    — Два дня назад, — начал Марк, — Мари пришла ко мне. Она была очень расстроена, я решил, что вы поссорились, — Марк вопрошающе посмотрел на меня.

    — Мне кажется, что это не ваше дело, — отрезал я.

    — Да… простите. Так вот, как я уже сказал, она была расстроена. Вы совсем не поддавались ее терапии!

    — Какой еще терапии? — возмутился я, — это никогда не было никакой терапией! Она что, все вам рассказывала? Почему тебе? Что ты знаешь? У вас были какие-то отношения? — я резко перешел на «ты». Кровь ударила мне в голову.

    После всех переживаний это оказалось последней каплей. Я чуть не подскочил, но Богдан крепко схватил меня за руку и удержал в кресле. Марк дернулся и немного отпрянул назад.

    — Нет, что вы. Она ничего не рассказывала мне. Мы вообще с ней очень давно не виделись. И я, если честно, был очень удивлен, что она обратилась за помощью именно ко мне. Она сказала, что у нее есть одна идея, но самой ей не справиться. Я сам ничего не понимал, что она мне говорит. Она в общих чертах описала ситуацию, из чего я совершенно сам заключил, что вы проходили какую-то терапию. Еще раз простите меня за мои догадки.

    — Ты ничего не понял и согласился ей помочь? — удивился я, продолжая обращаться к нему на «ты». Не верю я, что он клинья к моей жене не подбивал, так что пусть лучше сидит и боится.

    — Ничего удивительного, мы же коллеги. Она была очень расстроена, и я не хотел своими расспросами лезть ей в душу.

    — И правильно сделал, — сказал я, глядя на него исподлобья.

    Марк с трудом сглотнул, словно у него пересохло в горле и, переведя взгляд на Богдана, продолжил.

    — Поймите, я, действительно, пытался ее остановить…

    — Хм, остановить Мари? Это невозможно, — перебил я его.

    Марк понимающе посмотрел на меня.

    — Да, я и не смог. Но я пытался!

    — Хватит нам рассказывать о том, что ты пытался! — сжав руками кресло, я еле удержался, чтобы не выскочить из него в очередной раз, — рассказывай то, что знаешь!

    Марк еще немного отодвинулся от меня, прислонившись к стене, и стал рассказывать дальше.

    — Она пришла и сказала, что знает, как вам помочь и…

    — Да почему она решила, что мне нужна ее помощь? Мне и так было нормально, — возмутился я.

    — Денис, давай выслушаем Марка до конца, ты его постоянно перебиваешь, — попросил Богдан.

    — Она сказала, что все сделает сама, — продолжил Марк, — я лишь должен был ввести ее в гипноз, только и всего.

    — Только и всего? — я опять перебил его и чуть было не вскочил. Изо всех сил вцепившись в кресло, я попытался успокоиться. — Продолжайте, что было дальше? — выдавил я из себя.

    — Под гипнозом она описывала то, что ее окружало, – продолжил Марк. — Она шла через лес, а потом вышла на какую-то равнину, отделяющую ее прозрачной стеной от леса. В этой стене была дверь, она открыла ее и вошла…

    — Нет, ну как вам это нравится? Она открыла ее и вошла! Вот так просто! Как к себе домой! Какое непостижимое безумие! — возмущался я.

    Богдан схватил меня за руку, которой я вцепился в кресло мертвой хваткой и уже начинал проделывать в нем брешь.

    — Там оказалось темно, дверь захлопнулась, — продолжил Марк. — Она почти ничего не видела, но слышала какие-то звуки, чувствовала чье-то дыхание. Тот мир, в котором она очутилась, оказался обитаем. Она ничего не могла разглядеть в этой плотной темноте. Кто знает, что это была за темнота, может быть, там просто была ночь. Ей стало страшно, она начала искать дверь, но в темноте найти выход оказалось невозможным. Тогда она подумала, что, возможно, вы бы смогли открыть эту дверь с той стороны и вытащить ее оттуда. И тогда я, под ее диктовку, написал вам это письмо.

    — Значит, это вы оставили записку на столе? — уточнил Богдан.

    — Да, Мари дала мне ключи от квартиры.

    — Как она их вам дала? Она же была под гипнозом? — спросил Богдан.

    — Она сказала, где они, и я сам взял их из ее сумочки, — объяснил Марк.

    — Думаю, пора их вернуть, Марк, — я протянул руку.

    — Да, конечно! — он подскочил и стал нервно искать ключи, сначала обшарил свои карманы, потом заглянул в ящик стола и, в конечном итоге, ушел искать их в другую комнату. Мы переглянулись и встали. Я хотел последовать за ним в комнату, но он тут же вернулся. Он прошел мимо нас и подошел к столу. И только сейчас я заметил, что на столе лежала сумочка Мари.

    — Совсем забыл! Я, когда вернулся, сразу же положил ключи обратно в сумочку, — сказал Марк и протянул ее мне.

    — Я так и не понял, куда же делась Мари? Что случилось во время гипноза? — спросил я.

    — Вам лучше присесть, — сказал Марк, и первый плюхнулся в кресло.

    На этот раз Богдан сел на кушетку.

    — После того, как Мари открыла дверь… точнее, после того, как дверь за ней закрылась, слова, которые она произносила, все чаще и чаще становились неразборчивыми. А потом… потом ее тело стало словно растворяться в воздухе! И, в конце концов, она исчезла полностью.

    Минуту мы просидели молча переваривая то, что сказал Марк, пытаясь все это представить.

    — Похоже терапия нужна тебе, Марк. Ты несешь какую-то чушь! — сказал я.

    — Именно все так и было. Понимаю, в это трудно поверить. Даже мне трудно, а я ведь видел это своими собственными глазами! — сказал Марк и вздохнул. — Вот теперь я рассказал вам все, что я знаю.

    Потом он немного помолчал и добавил:

    — Если хотите, я помогу вам. Я могу ввести вас в гипноз, чтобы вы отправились за Мари, — робко предложил Марк.

    — Нет, спасибо, больше никакого гипноза! Я сам справлюсь… во сне.

    — Если вам больше нечего нам рассказать, — сказал Богдан, — тогда мы, с вашего позволения, пойдем.

    Он дернул меня за руку и потянул к выходу. Мы шли по лестнице молча. Я крепко сжимал сумочку одной рукой, а другой крепко держался за перила. Перед глазами все плыло и ступени уходили из-под ног. Все рассказанное Марком казалось нереальным. Мы вышли на улицу. Дождь, как ни странно, закончился, и я предложил Богдану пройтись немного пешком. Богдан согласился. Видимо, ему тоже было не по себе. Напоследок я бросил взгляд на здание, пытаясь найти окна комнаты, где мы только что были. Но все окна четвертого этажа оказались зашторенными.

    Задернув шторы, Марк налил воды из хрустального графина. Дверь из смежной комнаты отварилась, и в комнату вошла Мари.

    — Они ушли? — спросила она шепотом.

    Марк залпом осушил стакан до дна и налил еще.

    — Вспыльчивый у тебя муж. Я думал, он меня убьет, — сказал Марк, держа стакан немного трясущейся рукой.

    — Что за глупости, он милый. Как ты думаешь, он тебе поверил?

    — Главное, что они ушли и все это закончилось. Я и не думал, что эта твоя «маленькая фантазия», как ты сказала, заставит меня так вспотеть. Я так не врал со школьных лет! Мне пришлось прямо на ходу придумывать фантастическое вранье! Во что ты меня втравила? Ради чего все это?

    — Что ты так нервничаешь? Подумаешь, наврал. Вот Денис сумочку унес, это не очень хорошо. Кстати, мой план не сработал и твой хваленый сонный порошок тоже, так что теперь мне придется у тебя здесь немного пожить, — задумчиво сказала Мари.

    — А если они вернуться? — испуганно спросил Марк.

    — Они сюда не вернуться, а вот я домой вернуться пока не могу. Ты же это сам понимаешь. Я поживу у тебя пару дней…

    — Пару дней? — возмутился Марк.

    — Думаю, он постарается открыть дверь этой ночью, но на всякий случай надо дать ему одну ночь про запас, — рассуждала Мари.

    — Все это ради того, чтобы он открыл дверь? Ты хоть сама догадываешься, что там за этой дверью?

    — Понятия не имею, но, думаю, оно того стоит, — уверенно сказала Мари.

    — Потом, ты просто обязана будешь мне все рассказать, — приказным тоном сказал Марк.

    — Посмотрим, Марк… посмотрим, — сказала она и ушла в другую комнату.

    Днем сильный ветер разогнал все грозовые тучи, и вечер выдался тихий. Идти домой совсем не хотелось, и я отправился ночевать к Богдану. Мы чем-то перекусили (я даже не заметил, как проглотил то, что приготовил Богдан) и легли спать, хотя на улице еще было светло. Мне хотелось, чтобы побыстрее все это закончилось, но для этого надо было уснуть. Теоретически мне было понятно, что нужно открыть дверь и вытащить Мари, если она, действительно, там, но как это будет практически, я не понимал. Проснувшись утром, Мари должна быть рядом? Ведь она исчезла на физическом уровне. Или она должна появиться в кабинете Марка? Ведь там была ее отправная точка… Я все думал и думал… и из-за всех этих мыслей никак не мог уснуть. Даже уткнувшись лицом в подушку, я видел свет в комнате. Богдан из солидарности тоже лег, но спать не собирался. Он взял в постель ноутбук и одел наушники. Мне же заснуть мешало все — свет из окна, тихое щелканье Богдана по клавиатуре, даже его размеренное дыхание. Я превратился в сплошной оголенный нерв. Когда же Богдан встал и пошел на кухню, я чуть было не подскочил за ним. Я не мог спокойно лежать, внутри меня была буря. Пытаясь успокоиться, я закрыл глаза и представил свой лес, но теперь он был совсем другим: темным, дремучим, беспросветным. Верхушки деревьев уходили высоко вверх, а сильный ветер сплетал их между собой. Я чувствовал себя, как под колпаком, и от этого становилось трудно дышать. Ко всему прочему добавился еще и несвойственный мне приступ паники. Я хотел было открыть глаза и понял, что все же уснул. И это были уже не воспоминания, а сон. Я стал пробираться через непроходимые кустарники, которых раньше здесь не было, надеясь на то, что иду в правильном направлении, и моя дверь где-то впереди. Идти было тяжело, и со временем усталость взяла верх над страхом. Даже мысли о Мари покинули мою голову. Я думал только о том, куда сделать следующий шаг и под какую ветку нагнуться, чтобы не расцарапать себе лицо. Мне приходилось с трудом раздвигать кустарники, чтобы освободить себе путь и двигаться дальше. Я думал только о дороге. Вся наша жизнь — это лишь путь! Когда идти тяжело — мы смотрим под ноги. Когда идти становится легко — начинаем глазеть по сторонам и, слетая с дороги, начинаем опять глядеть под ноги…

    Неожиданно я уперся в невидимую стену. Раньше между лесом и этой стеной было метра полтора, теперь же лес прямо влип в нее и тянулся по ней вверх своими ветками и густо растущим хвощем. Я раздвинул ветки и убрал листья. Стена оказалась не такой прозрачной, как раньше, но и через такую мутную преграду я довольно хорошо видел свою равнину. Там, похоже, ничего не изменилось. Этот факт меня немного успокоил. Я пошел вдоль стены. И если сейчас я двигался в обычном направлении, то дверь должна была быть не так уж и далеко. Я ни о чем не хотел думать, ни о том, что было, ни о том, что меня может ожидать впереди за дверью. Я просто шел своим путем… и не глазел по сторонам.

    Я знал, что теперь, дойдя до двери, я открою и войду в нее, даже не задумываясь.

    * * *

    Глухую тишину начали прорывать какие-то звуки, стали доноситься какие-то голоса. Я опять услышал два мужских голоса и один женский. Где я? Я ничего не вижу. Вокруг — кромешная тьма. Попытался открыть глаза — не получилось, веки, словно склеились. Попытка открыть их руками тоже не увенчалась успехом — руки не слушались и, похоже, не только руки. Все тело было мне не подвластно. Что произошло? Я, наверное, дошел до этой двери, открыл ее и, скорее всего, вошел. Может, здесь у меня вообще тела нет? Может, я умер? Голоса становились все четче. С трудом некоторые слова, пусть и не все подряд, можно было уже разобрать. Из сказанного женщиной я разобрал лишь: «Наконец-то!». Ее голос был радостный, но, похоже, она плачет. Так я умер или нет? Мужской голос ей что-то ответил. Из всего я разобрал два слова: «только» и «время». Что «только»? Что «время»? Ничего не понять из этих двух, вырванных из предложения, слов! Может, он сказал «столько»? Тогда получается — «столько времени». Мало слов, не догадаться. Они уходят?! Не уходите! Я не хочу оставаться один в темноте! Я так устал! Сил совсем нет, глаза не открываются… а мне еще Мари искать. Надо поспать, — решил я. Что? Поспать? Совсем с ума сошел. Пришло же такое в голову — спать во сне. Но ни сил, ни другого выхода у меня не было. Голоса ушли, и я остался один в этой глухой темноте: ничего не видя, не слыша и не имея возможности полноценно двигаться. Я был словно в утробе матери, ожидая своего рождения. С минуту я еще слышал биение своего сердца, отдающее пульсацией в висках, а потом отключился.

    Проснулся я от яркого света. Попробовал приоткрыть глаза — получилось! Хотя свет ослепляющий — смотреть больно. О! И рука уже слушается! Поднес ладонь ближе к лицу, стал ее разглядывать. Очертания расплывались, словно я смотрел глазами впервые. Но я разглядел пять пальцев. Значит, тело есть, и не только человеческое, но и, скорее всего, мое собственное. Что же со мной произошло? Я собрал все силы, чтобы приподняться и разглядеть все по сторонам. Я находился в небольшой, но просторной комнате с высокими потолками. Похоже на больничную палату — все белое и мебели раз-два и обчелся. Кровать, пара тумбочек, столик, да узкий шкаф. В это время дверь отворилась, и вошел мужчина. Я прищурился, чтобы хоть как-то навести резкость.

    — Бог-дан? Ты что ли? — с трудом произнес я. Язык еле слушался.

    За ним в комнату вошла женщина. Ею оказалась Мари. Я только и успел, что улыбнуться ей, как они бросились меня обнимать!

    — Денис! Тебе еще рано вставать! Ляг сейчас же! — тихо сказала она. — Богдан, помоги мне его уложить.

    Но ее тихий голос ударил мне по барабанным перепонкам так громко, словно мои уши первый раз в жизни что-то услышали. Что произошло, я пока не знал, но одно я уже понял, что моему телу надо будет долго восстанавливаться. Хорошо, что Мари уже была в безопасности, — подумал я, и на душе стало спокойно. Оставалось только ждать — идти своим путем.

    Прошло две недели. Благодаря Мари я уже был дома. Врач после ее напористых убеждений счел возможным выписать меня, но с условием, что в нашем доме еще пару недель будет постоянно находиться медсестра, которая каждый день будет следить за моим состоянием: снимать показания моих жизненно важных органов и отправлять данные в клинику. Богдан каждый день стал приходить к нам и помогать мне адаптироваться к забытой мною жизни. Вот и сейчас он сидел в моем любимом кресле и что-то монотонно бубнил. Я стоял возле окна. Вид из него открывался шикарный — моя равнина! Но на этот раз она была не за стеклянной стеной. Это был мой родной мир пусть и созданный заново на другой планете.

    — Да ты не слушаешь меня… Денис! — окликнул меня Богдан.

    — Прости, я задумался. Повтори, что ты сказал?

    — А, неважно, — Денис махнул рукой. — О чем ты думал?

    — Я скучаю… по той моей жизни, — сказал я и печально вздохнул.

    — Нереальной жизни! — сказал Богдан.

    — Это вы считаете ее нереальной, а для меня она была очень даже реальной. Я прожил там тридцать лет, как я могу считать ее нереальной?

    — Нет, ты был в пути всего год, — уточнил Богдан.

    — Ты не слышишь меня! Я прожил там тридцать лет! Слышишь? Тридцать!

    — Ты не прожил там тридцать лет! Ты «прожил» там всего один год, который твое сознание плавно присоединило к двадцати девяти годам по настоящему прожитой тобою жизнью на материнской планете, — объяснил Богдан.

    — Я все эти годы почти каждую ночь во сне приходил к прозрачной стене с красной дверью и смотрел через нее на эту равнину! Меня тянуло к ней, но я чувствовал, что эта равнина очень далеко.

    — Вот и надо было открыть эту дверь давным-давно! Мы с Мари из кожи вон лезли, чтобы вытащить тебя оттуда, и боялись, чтобы врачи не отключили твое новое тело от аппарата жизнеобеспечения, пока ты там разгуливал. Для этого нам пришлось привлечь ученых, придумавших все «это» и убедить их, что ты интересный экземпляр! Что твой уникальный мозг в их аппарате создал для себя новую реальность, новую жизнь, и стал полноценно в ней жить! В среднем, сознание переносится не больше недели. Плюс-минус пара дней. Но никого не ждут больше двух недель. Так как это бесполезно: их сознание погибает или же теряется в электронных импульсах ретранслятора.

    — Как мое? — усмехнулся я.

    — Ты потерялся, но создал себе целый мир, и поставил в нем красную дверь, которая была связью с этим миром. И крепко за нее держался все эти годы, живя на Земле.

    — Богдан, а как ты думаешь, есть ли еще такие двери? И, если есть, то все ли они ведут в этот мир?

    — Не знаю. Красная дверь — это был твой тайный лаз, чтобы перенестись сюда и очнуться в своем новом теле. Если и есть такие «двери», то они точно не на нашу землю, и точно они не твои.

    — И сколько было таких, как я, которые были в коме целый год?

    — Хм… таких как ты? Ты был такой единственный! Я же сказал, что если через пару недель человек не приходил в сознание — его отключали. А твое тело ждало тебя здесь целый год только благодаря тому, что мы с Мари доказали существование целого нового мира у тебя в голове.

    — Как ты думаешь, Богдан, можно ли вернуть меня назад?

    — Зачем? От нашей планеты скоро ничего не останется.

    — Нет, не на нашу планету. А в тот мой мир, который, как вы решили, существует только в моей голове.

    — Я ему про то, как трудно было его сюда вернуть, а он обратно хочет! Хорошо же ты сам себе промыл мозги той жизнью! Куда вернуть? Я же тебе уже все объяснил! Образно говоря, ты застрял и жил вот в этом!

    Денис взял со стола флешку и кинул ее мне.

    — Да неужели? — недоверчиво скривился я.

    — Ну… я же сказал «образно говоря». На самом деле там что-то типа огромного ретранслятора стоит для переноса наших сознаний, точно не знаю — я же не ученый. Вдобавок, это же секретное изобретение, кто нам о нем правду расскажет. Его поставили на какой-то неизвестной планетке, которая находится где-то посередине между нашими планетами.

    — Эта планетка, Богдан, имеет имя — Земля! И она была тридцать лет моим домом! Можно к ней уважительней относиться? Да и всех вас она приняла и перенесла сюда, — недовольно сказал я.

    — Хорошо, поставили ретранслятор на планете Земля! Так достаточно уважительно?

    — Да, спасибо. Кстати, а зачем нужны были такие сложности? Нельзя было сразу, напрямую, переносить людей на новую планету? — удивился я.

    — Ты думаешь, так просто перенести сознание с одной планеты на другую? Это было очень далеко! Понадобилась пересадочная станция. И не людей переносили, а только их сознание. И ты, и я, и Мари, да и всех, кого ты уже здесь увидел на этой планете — наши идеально выращенные клоны. Наше сознание переносят из тел, которые находятся на нашей старой планете в наши новые тела, созданные уже здесь. Только первая группа ученых и рабочих прилетела сюда сама, на единственном корабле, способном на такие дальние перелеты. Они и установили этот приемник и подготовили все к переходу. Они же и создали для нас наши тела.

    — А что происходит с нашей старой планетой? Зачем мы переселяемся?

    — Экологическая катастрофа! Все живое на ней уже само почти погибло… — обреченно сказал Богдан.

    — Дохозяйничались… Понятно… — вздохнул я.

    — После переноса последнего сознания, планету обработают терраформационными установками, чтобы со временем там могла зародиться новая жизнь. А пока… Прах к праху, пепел к пеплу, как говорится, — уточнил Богдан.

    — А на планете Земля обитают миллионы видов живых существ, включая человека… — с сожалением сказал я.

    — Да нет на ней никакой жизни. Похоже, что и твою Землю когда-то постигла такая же экологическая катастрофа. Какой-то вирус заразный по космосу летает что ли?! — сказал Богдан и задумался.

    — Не может быть! Да там вовсю кипит жизнь!

    — Земля теперь черная планета, и от нее пахнет гарью. Хотя кое-где уже начинает восстанавливаться флора планеты. Ее бывшие хозяева — такие же погорельцы, как и мы теперь. Это уже вторая планета, которую постигла такая участь. А, может, таких планет уже намного больше в нашей галактике. Это мы только про две знаем.

    — Не верится…

    — У меня есть фото твоей Земли, потом принесу, — сказал Богдан.

    — И все же та жизнь для меня пока еще очень реальна…

    — Тебе надо больше отдыхать, — перебил меня Богдан. — Врач сказал, что все будет хорошо, как раньше. Со временем ты будешь воспринимать ту жизнь, на твоей Земле, только как путь домой. Ну, или как сон.

    — Хорошо бы. Скажи, а наши дома нам тоже в точности воссоздают?

    — Насколько мне известно — да. Они в точности копируют всю нашу планету.

    — А обстановку в квартире?

    — Все! Все в точности! И мебель, и одежда, и даже твоя старая зубная щетка тоже тут будет. Это необходимые условия для нашей полноценной психологической адаптации.

    — Значит, и этот платяной шкаф из красного дерева тоже был у меня там?

    — Да. Мы же его вместе покупали, забыл? А как мы его вдвоем в квартиру затаскивали, помнишь? Ты тогда еще на грузчиков пожмотничал… — начал вспоминать Богдан.

    — А, да… — перебил я его. — Теперь вспомнил. И как ты мне его тогда на ногу опустил, тоже вспомнил, — сказал я, и от этих воспоминаний у меня свело на ноге пальцы.

    — Ох, и намаялись мы тогда с ним, — засмеялся Богдан.

    — Я вот только не помню, чтобы когда-нибудь открывал в нем дверь… — сказал я, и подошел к шкафу.

    Я взялся за дверную ручку и почувствовал, как она идеально легла в мою руку. Это было знакомое ощущение, да и сама дверь этого шкафа очень напоминала дверь из моего сна. Ну, эту-то не страшно открывать, — подумал я и потянул за ручку.

    Из шкафа, через щель едва приоткрытой двери, потянуло гарью…