День

В притенённом клёном дворе висела тишина. Там, за покосившимися воротами шла своя жизнь, тут была иная. Короткий перекур и молодой хозяин, искал музыку в телефоне, пока его товарищ проверял инструмент.

– Ну что, маэстро? – Зычно окликнул роющийся в соцсетях хозяин дома своего товарища, – устроим концерт?

Последний, занятый настройкой электропилы лишь кивнул и снова вернулся к работе. И пока так шло время, молодой человек, смахнув проступающий по телу пот, шмякнулся в кресло. Старое и пыльное, оно оставалось тут до воскресенья, после чего – «дорога ему на свалку». Снова вспомнил он свой вердикт домашней рухляди и улыбнулся.

Время ползло тяжело, но редкий стук молотков его товарищей на крыше, успокаивал. Дом ощерился к небу жёсткими рёбрами почти золотых, каркасов крыши и глядел на улицу полуразобранными окнами. Работа шла.

И довольный, расслабленный, хозяин дома в душе ликовал. Ему и самому казалось, что ещё немного и капнет солоноватая слеза радости. А в плейлисте знакомые все песни: рейв-группы, тяжёлый рок и хип-хоп. И перебивали идиллию лишь мерно гудящие колонки. Наконец, его выдернул к работе товарищ. – Ну всё, погнали. Работает, машинка.

– О-о-о, чётко, – обрадованный хозяин рванул с кресла, и резко обрисовался из суховейного пыльного облака. Крепко пожав руку другу, он выхватил у него электропилу и спустив забрало шлема, включил электропилу.

Под грохот и быструю читку, хозяин принялся, огрызаясь щепками из-под «Пармы», миру, напиливать шпалы. В голове уже него, по мере нарастания шума, начали проясняться мысли. Начали воспоминаться события полугода назад.

И весь мир, в его яркости и тепле, лености июля, сходил на нет. Но будто холодало и душа устремлялась в март и апрель. Скандалы, споры, безденежье.

Холодная весна, только приезд домой. Мрачно, одиноко – полно долгов: учебных, финансовых и надо работать на дому. Кредит сам себя не оплатит.

Электропоезд только-только прибывает, приползает к родному и обшарпанному вокзалу. В тамбуре толпа, несколько на нервозе, а сам хозяин, будущий, с сумками, уставший ждёт открытия дверей. Зелёный сигнал – шаг вперёд. Перед глазами расстилаются пятиэтажные дома, серо-белый вокзал и распутица грунтовых дорог среди реликтов советской эры.

Идти к надо квартире – долгий и бессмысленный путь домой. Ноги несут прочь. Подъём на знакомый и ставший свидетелем многих событий в жизни мост. Слегка пьянит свежесть и чистый, мягкий как ключевая, утренняя вода, воздух.

Поднявшись, на мост, он огляделся. Ничего нового. Побродил, прошёл мимо дома бывшей с потаённой тревогой. Конечно, всё было кончено, но хотелось бы вернуть это. Ведь за неимением лучшего, хочется прошлого – стабильного, понятного. Плевать, что приносило боль. Лучше боль от жестокости жизни, чем от пустоты и одиночества.

Прошёлся до дома. Взглянул неясным, непонятным для себя взглядом на него. Всё такой же, как и город, в котором ничего не меняется. Если идти вечером.

На него, в ответ, глядели скошенные ворота, замызганные окна и сам приземистый и брошенный дом. И тут, в, снова загнанный рассудок, скользнула шальная мысль: «скоро лето, скоро! Восстановим, сделаем, починим. А то, что мать на мороз. Ну так что поделать? Где гноится, там и секи. Она мне тоже жизнь отравила с лихвой».

Улыбнувшись и ужаснувшись этого, он пошёл прочь. И вернулся в квартиру в приподнятом духе.

А утро началось также. Снова нехватка денег, долги, одиночество, но грели душу возможности. И воспоминания стали схлынывать…

Снова солнце – только тянущее ощущение: неприятное и больное. Изумлённый снял каску с забралом и принялся осматривать пилу. Она продолжала визжать, но никакого, столь привычного, блеска цепи не было. И спустя несколько секунд он услышал обращённый к нему: «Николай, ты чё, бессмертный?!» – К нему, за пару секунд, добежал товарищ и выключив пилу, активно жестикулировал и кричал. На его лице менялись, как городские огни, в метель, то злость, то ужас, то непонимание.

Слух вернулся через полминуты, примерно. И он услышал поток звонкого, режущего воздух мата.

Хозяин недоумённо осмотрелся. По всему двору валялись осколки цепи, «Парма», а вернее, её полотно было искорёжено, а вокруг самого хозяина Николая, валялись ошмётки кирпичей.

– Ты чё, твою мать? Дери тебя за ногу, ты задрал со своими египетскими скорбями! Забыл ТБ? – Товарищ, испуганный и обескураженный, вырвал из его, ослабевших рук пилу, и пошёл в дом. – Всё! Обед! Наше начальство захандрило!..

Николай, потирая раненную руку, зашёл вслед за своим товарищем в дом. Через рукав толстой, шерстянной, ещё дедовской рубашки, начала проступать кровь.

В комнате было свежо, как на улице, и прохладно. Раздосадованный, Дмитрий, шагал по комнате и продолжал: «Слушай. Ты достал. Ну были у тебя в жизни препоны и паралич, ну и чё? Работай, сам позвал. Слушай, друг. Либо работаем вместе, либо иди вон… – Его взгляд блуждал несколько секунд, споткнувшись об ПК, и товарищ подзавёлся, – точно! Иди вон, рассказы свои печальные пиши! Больше толку будет! Понял?..»

– Да понял, понял… Чё не понять-то. Чё я, тупой по-твоему? – Огрызнулся Николай и прихрамывая (осколки его значительно изранили), пошёл к компьютеру, тем более что там мигало уведомление.

– Чтоб тебя разодрало с твоей депрессией, чертила! – Злобно заключил Дмитрий и рванув в зал, вернулся с бинтами и перекисью. И пока хозяин дома, стиснув зубы, вчитывался в письмо, его товарищ обрабатывал раны. Продолжая, полушёпотом приговаривать: ух, бля… Неслабо, неслабо… И всё у тебя рожа кислая. Девушка бросила – рыло кирпичом, понял? Иначе тебе точно твою башку снесёт осколком. Ещё и пила сдохла… Твою мать…

Поднявшись, Дмитрий хлопнул Николая по плечу, отчего тот дёрнулся (рука сильно ныла), – безалаберность, депрессия и смерть для тебя значат одно и тоже, понял?

И мелькнула на его лице улыбка, как у доктора Ливси. – Поймал себя на мысли Николай. Покачивая, от недовольства головой, Дмитрий уже шёл на веранду, как его крикнул уже радостный хозяин дома: «всё, баста! Кликай всех! Ща новость будет – охренеешь!»

Спустя несколько минут уже все были на месте и обрадованный, окидывая всех собравшихся товарищей, горящим от восторга взглядом, Николай довольно заключил: новости отличные! Деньги пришли, рукописи приняли – завтра идём брать лес и работаем, пацаны! Ура!

И лишь последний вопрос, казалось, мог обрушить идиллию торжества: ну, а с девушкой-то что?

И уже на автомате, прижимая больную руку к телу, отчеканил Николай: тоже отлично! Взаимный амур у нас!

Грязноватый и пыльный зал озарился радостью и хохотом. Жизнь начала налаживаться.

– Один за всех!.. – Вскрикнул радостный Николай.

– И все за одного! – Грянули остальные.

– За новую жизнь!

– Ура!