Глава четвертая, в которой догадка подтверждается

– Ну, а я тебе о чем битый час толкую? – Марта утерла рукавом нос. – Дракониха она и есть! Зверюга зловредная! Никогда я ей не доверяла!

      Арра-Канн не слушал ее. Драконий Род тщательно заботился о детенышах – с момента их появления на свет и до того, как они встанут на крыло. Да и после долго под опекой Гнезда оставались младые отроки, проходящие приличествующее драконам обучение. То же касалось и найденышей – их также окружали заботой в Гнезде. Если же дитя вдруг по несчастью лишалось родителей, его забирали в интернат, где содержались и найденыши, коих отыскивали в людских землях искатели.

      Детеныши всегда были высшей ценностью для Гнезда, залогом того, что Род Драконий не угаснет. И чтобы драконья семья сама, по собственному желанию, избавилась от яйца, от собственного дитя, да еще и подбросила его в приют для человеческих сирот – это было просто немыслимо. Тогда откуда взялось то яйцо?! И ведь Марта не лжет, не выдумывает – ее слова правдивы, она действительно нашла малютку-драконицу - Арра-Канн ясно чувствовал это. Какой ужас …

      Внезапно в памяти всплыл случай десятилетней давности, случай, потрясший драконов своей жестокостью. Из гнезда Дриахора и Саххорры было украдено драгоценное яйцо – в тот раз супруги ожидали драконицу. У них уже был сын-дракончик и новый детеныш, зачатый так быстро вслед за первенцем, казался чудом: ведь драконицы рожали очень редко, раз в десять – пятнадцать лет. А здесь ждали малышку, что должна была появиться на свет спустя всего лишь пять лет после брата, что случалось крайне редко.

      Обычно схрон, где прятали яйцо до того, как детеныш вылупится, окружали мощными сторожевыми чарами, и родители регулярно наведывались туда, дабы проверить состояние будущего малыша. Считалось, что снять их может только тот, кто наложил их, а значит, и чужак в схрон не проникнет. Но в тот раз чары оказались разорваны – грубо, точно ткань, от которой остались лишь лохмотья. Похититель прорвался внутрь, схватил яйцо и исчез.

      Дриахор и Саххора, примчавшись по тревожному сигналу и не обнаружив яйца, пребывали в шоке. Такого, чтобы кто-то посмел покуситься на еще нерожденное дитя, не было уже много столетий. Мечущийся в бешенстве по схрону Дриахор неожиданно приметил на выступающем из стены крючке клок выдранных пепельных волос. Такие волосы были лишь у одного дракона в Гнезде – молодого Рей-Го, тихого и незаметного дракона-найденыша, предпочитавшего проводить свои дни в библиотеке, по слухам – любимца Гри-Ар-Дана, Старейшего, Главы драконов вот уже почти столетие. Не раздумывая, зачем ему пришлось красть яйцо (выяснит у негодяя потом!), дракон бросился на поиски Рей-Го. За ним кинулась и Саххора.

      Один из стражей подтвердил, что тот несколько минут назад спешно покинул Гнездо, умчавшись куда-то в сторону моря. На вопрос, нес ли Рей-Го что-нибудь с собой, молодой дракон-страж пожал плечами, сказав, что тот улетел уж больно быстро, так что приметить, держал ли он что-то при себе, не удалось. А узнав, какое несчастье только что произошло, растерялся: ведь он сам проморгал вора!

      По тревоге были подняты драконы из отряда Дриахора. Тот же, велев Саххоре не спускать глаз с сына, бросился вдогонку. Вскоре взял и след похитителя.

      Но нагнав его в людских землях, обнаружил Рей-Го уже при смерти. Яйца при нем не было, а сам дракон испустил дух, так и не сумев произнести ни слова, не сказав, что сталось с детенышем.

      Горе с яростью пополам снедали Дриахора. Его нерожденная дочь пропала, затерялась где-то в чужой стране … а может, и вовсе погибла. Может, Рей-Го сам выронил яйцо в полете или уничтожил его … теперь уже не узнать.

      Саххора не желала мириться с произошедшим. И она, и Дриахор, и их друзья искали дитя. Но безуспешно.

      Говорят, в приступе отчаяния Дриахор обвинил тогда Старейшего, бросив ему в лицо немыслимое – что он замешан в похищении дитя, что это он велел Рей-Го украсть яйцо. Старейший же проявил здравомыслие, не прогневался на столь ужасное обвинение, а сказал, что понимает чувства несчастного родителя и постарается забыть эти необдуманные слова, продиктованные исключительно горем от потери детеныша. Дриахор же не поверил ему, но покинул Башню Старейшего, дабы не наговорить еще более опасных слов, после которых уже не будет прощения. Он задушил свой гнев, свою боль, надолго затаился и с тех пор избегал Гри-Ар-Дана, как только мог.

      А вот Саххора никак не желала смириться. Она даже забрала сына, и на целых два года вся семья исчезла из Гнезда. Но после все же они вернулись: их сын подрастал, пришла пора начать его обучение.

      Все это Арра-Канн узнал, вернувшись из одного из своих путешествий за детенышами. Узнал – и пребывал в шоке, в гневе, в отчаянии – ведь Дриахор был его наставником, его давним другом, более того: именно он отыскал маленького Арра-Канна в одном из сел и принес в Гнездо. Арра-Канн был благодарен ему за то, что тот показал ему совершенно иной мир, мир, где его приняли таким, каков он есть. Назвали братом-драконом …

      Неужели же эта девочка-драконица – пропавшая дочь его друга? О, если бы это было так! Арра-Канн так давно мечтал отыскать ее, даже когда отчаялись родители, он еще верил, что она жива, что где-нибудь растет и обязательно однажды отыщется. Вернуть дитя своему другу – это меньшее, что Арра-Канн мог бы сделать для Дриахора и его супруги за всю их доброту и поддержку по отношению к нему.

      – Скажи-ка, что вы сделали с той скорлупой? – нарочито безразлично спросил Арра-Канн.

      – Будь моя воля, я бы выкинула тот мусор, – презрительно сказала Марта, – да Кэтрин и директриса наша решили зачем-то сохранить ее. Вот глупо-то, да?

      – Ну отчего же, – дракон почувствовал, как сильнее забилось сердце. Если скорлупа уцелела … у каждой драконицы свой индивидуальный рисунок на скорлупе, так уж заведено их природой, и Арра-Канну врезались в память узоры на скорлупе их сына – он был одним из тех, кто присутствовал тогда при рождении малыша Ра-А-Зана – на такое событие пустить могли лишь очень близких друзей, да и то – очень редко. Можно сказать, Арра-Канну тогда оказали честь … и показали, насколько доверяют ему.

      – Сумеешь ли раздобыть ее? – спросил он у женщины.

      – И на что тебе? – она подозрительно поглядела на него.

      – Я алхимик, – приглушив голос, склонился он к ней. – Драконья скорлупа для нас – большая ценность. Принеси мне ее, и я щедро вознагражу тебя.

      – Алхимик? – сощурилась Марта. – А не брешешь ли? Уж больно не похож ты на алхимика.

      – И многих ты видела, подобных мне? - усмехнулся дракон. – Принеси мне ее, женщина, и я сдержу свое обещание.

      – И чего же стоит это диво? – прищурилась Марта.

      Арра-Канн ясно чувствовал, что она боится продешевить и, кажется, собралась торговаться. Его затопило отвращение, как и всегда при общении с подобными людьми, но он сумел побороть себя.

      – Золотых монет, разумеется, – дракон через силу улыбнулся. – Поверь, обиженной не уйдешь.

      – Ну раз так, то жди меня, красавчик, – и она, рыгнув, выбралась из-за стола.

***



      Ждать ее пришлось долго. Тягучий вечер плавно перетек в ночь; посетителей в таверне стало меньше, по всему, скоро она должна была закрыться. Пьяные выкрики, шум, споры, хриплый смех и звуки бьющейся посуды смешивались с редкими аккордами лютни (флейта уже давно замолкла). В углу битый час шла карточная игра, до Арра-Канна, неторопливо потягивающего эль (кто бы знал, как неприятен ему вкус этого напитка), доносились азартные возгласы игроков.

      Дважды проходившие мимо него служанки, призывно покачивающие бедрами, предлагали утешить мужчину (за самую скромную плату!), моряки звали с ними выпить, сыграть в кости, но он улыбался и отмалчивался, рискуя вызвать на себя огонь раздражения от разгоряченных выпивкой людей. Временами ловил на себе задумчивые взгляды хозяина таверны Даммара. Вероятно, Арра-Канн, пытавшийся играть роль уставшего путника, отдыхающего перед дальней дорогой, чем-то настораживал его.

      Впрочем, дракон и не думал о нем. Его мысли были заняты маленькой драконицей. Он чувствовал нетерпение, жалел, что не может подстегнуть неторопливое время – оно тянулось и тянулось, а женщины все не было. Однако дракон не сомневался, что та придет – слишком уж ясно он чувствовал алчность, вспыхнувшую в ней при упоминании о золоте. По собственному опыту он знал, что подобных людей ведет жажда наживы, способная заглушить даже голос осторожности.

      Наконец-то его ожидание было вознаграждено. Запыхавшись, тяжело дыша (не иначе пришлось ей бежать), в таверну ввалилась сестра Марта. Капюшон слетел с ее головы, и теперь сестра рисковала раскрыть себя перед посетителями. Но на нее никто не обращал внимание. Лишь один из вышибал, зевнув, скользнул по ней взглядом. Нетвердой походкой, она устремилась к Арра-Канну.

      Тот усилием воли подавил нетерпение. С отстраненным видом следил, как женщина плюхается на колченогий стул напротив него.

      – Принесла? – спросил он ровным голосом.

      – А ты сомневался? – усмехнулась женщина. – Пришлось немного повозиться – директриса ее взаперти держит, в ларце, точно ценность какую! – она фыркнула, извлекая из внутреннего кармана багряный бархатный платок, где чуть слышно зазвенели осколки.

      Дракон сощурился, склонился к ней, неотрывно глядя на платок.

      – Покажи! – глухо велел он.

      Марта вздрогнула: ей показалось, что в глубине черных глаз ее ночного собеседника вспыхнули на миг искры яркого пламени … точно таким же загорались иногда глаза так ненавидимой ею Дейзи. Сестре стало не по себе. Кто он, на самом деле, этот незнакомец? А ведь имени своего он так и не назвал…

      Повинуясь тяжелому взгляду, она раскрыла платок, и мужчина резко выдохнул. Теперь его глаза и впрямь полыхали – и не свет магических ламп был тому причиной. Кажется, впервые за весь вечер Марту пробрал страх. Однако, когда он протянул руку к осколкам, она против своей воли ударила его по руке и прошипела:

      – Сначала деньги!

      И потом, когда он бросил ей мешочек с монетами и стремительным движением придвинул к себе тряпицу, Марта поразилась своей неожиданной храбрости. Ведь мужчина, несмотря ни на что пугал ее … чего не было еще час назад. И это его она осмелилась ударить? Все эти мысли проносились в голове Марты, пока она развязывала шелковый шнурок, стягивающий мешочек, пробовала на зуб одну из монет, придирчиво осматривала ее, близоруко щурясь и, плотно завязав маленький кошель, спрятала его за корсет форменного платья. Рассеянно подумала, что теперь, пожалуй, стоит побыстрее вернуться в приют: как бы не заметили ее позднее отсутствие.

      Ее спутник, меж тем, будто бы потерял дар речи. Смотрел, не отрываясь, на скорлупу нечитаемым взглядом – неужто, и правда, это ценность какая? Не продешевила ли она?

       Точно прочитав ее мысли, тот поднял на нее тяжелый взгляд.

      – Что застыл, алхимик? – за развязностью Марта постаралась скрыть беспокойство. – Так очаровали скорлупки?

      – Да, ты сумела угодить мне, – произнес он. – И награду свою заслужила.

      – Гонишь? – обрадованная Марта поднялась, но незнакомец неожиданно улыбнулся:

      – Отнюдь. Я даже рад, что встретил тебя. Ты даже не представляешь, как помогла мне.

      – О, как, – Марта снова села. – Даже любопытно стало, для чего она тебе?

      – Для исследований, конечно, – по лицу мужчины видно было, что он не намерен продолжать тему.

      Марта пожала плечами («не хочешь говорить и не надо»).

      – Хочешь еще эля? – спросил он.

       – О нет, мне уже хватит, – засмеялась Марта. – Пойду я, пожалуй. Не то озлится на меня за опоздание директриса или ее любимчики. Да и эту несносную Дейзи проверить стоит – она сегодня опять наказана. Жаль только не мной!

      – Что за Дейзи? – рассеянно спросил Арра-Канн.

      – Так дракониха же! – возмутилась Марта. – О ком я тебе весь вечер-то толковала?

      – Значит, ее Дейзи зовут? – вновь, как и несколько минут назад, в глазах мужчины полыхнуло пламя, впрочем, почти тут же погасшее. Сестра Марта поежилась. Нет, пора ей уходить отсюда … пока чего не вышло.

      – Да уж, нелепое имечко придумала ей наша святоша Кэтрин, – нервно рассмеялась она, вставая. – Ну я пошла, – сказала сестра напряжено и облегченно выдохнула, когда незнакомец кивнул.

      Проводив женщину взглядом (и чего она так испугалась?), дракон спрятал драгоценную скорлупу в карман и призадумался. Его подозрения подтвердились – сегодня он встретил дочь Дриахора и Саххорры. Дейзи … вот уж действительно, только люди нарекают своих детей именами цветов. Да, пожалуй, когда-то так поступали и лесные феи – в те далекие времена, когда их, как и драконов, было больше и малюткам феям не приходилось прятаться от людей.

      Драконы же дают своим детенышам иные имена. В них отголоски древних боевых кличей и считается, что это приносит малышам счастье. Вот и у Дейзи, когда она попадет в Гнездо, тоже будет другое имя и другая – истинная – семья, где ее примут как сестру и окружат заботой, какой никогда не сможет дать ни один приют.

***



      Ночевал Арра-Канн в комнатах для постояльцев при той же таверне – Даммар держал десять номеров для тех, кто желал ненадолго остановиться в городке. Не так уж и много, но ведь «Хворый ястреб» – это и не постоялый двор. В основном у него останавливались мелкие купцы, реже – наемники, молодые прожигатели жизни, кому не хватило средств на приличную гостиницу – была и такая в их городке, изредка – путешественники. Таким представился хозяину и Арра-Канн.

      Комната, отведенная ему, была меблирована по минимуму: узкая кровать с жестким матрасом, стол с кувшином воды и высоким бронзовым стаканом подле него, табурет и крючок для одежды, вбитый рядом с дверью, маленькая полочка с укрепленной в ней клепсидрой. Небольшое окошко выходило на задний двор. Сортир, как любезно предупредил слуга, проводивший дракона в номер и поставивший на стол зажженную свечу, находился в конце общего коридора.

      Арра-Канн долго ворочался на кровати без сна. Ушедший день был на диво плодотворен. Он нашел драконицу (и не просто детеныша – а дочь Дриахора), узнал ее нынешнее имя и место, где живет ребенок. Завтра он попытается улучшить момент и поговорит с ней. Убедит отправиться с ним и, доставив дитя в Гнездо, отправится, первым делом, в библиотеку, к Коци. Там, знал Арра-Канн, есть целые тома альбомов с индивидуальными рисунками яиц всех самок – как живущих ныне, так и Отбывших в Чертоги Предков. Хорошо, что служители приюта додумались сохранить скорлупу – рисунок и крупных, и мелких фрагментов точь-в-точь повторял узоры яйца Саххоры. Конечно, стоит проверить это по соответствующему альбому, но дракон нутром чуял – он не ошибся.

      А ведь оставался еще Драм-Хар, его полубезумный собрат, которого следовало отыскать и вернуть в Гнездо. И вот это дело не терпело промедления.

      Приподнявшись на кровати, дракон глянул на клепсидру. В окошко глядела полная луна, в рассеянном свете последней он различил, что та показывает полночь. В Гнезде в это время еще не спят (кроме отроков, разумеется), а значит, он может связаться со Старейшим.

      Из сумки он достал путевую чашу, налил в нее воды из кувшина, шепнул связное заклинание. Поверхность воды зарябила, а несколько мгновений спустя в чаше появилось изборожденное морщинами лицо Оссара-Ага, замещающего Главу Драконов в его отсутствие.

      – Это ты, Арра-Канн? – спросил он тихо. – Что случилось у тебя, что ты обратился так поздно?

      – Приветствую, Оссар-Аг, – столь же тихо ответил Арра-Канн. – У меня срочная новость о Драм-Харе. Я хотел бы предупредить о нем Старейшего.

      – Старейшего сейчас нет в Гнезде, – ответил старый дракон. – А что до Драм-Хара – мы уже давно не получали о нем никаких сведений. Так что говори, что знаешь, я передам твои слова Владыке.

      – Сейчас я в Ладгороде, – сказал Арра-Канн. – От здешних жителей сегодня я узнал о драконе, что год назад терроризировал людей, живущих близ хребта Таураг. Я уверен, досточтимый, никто из наших не стал бы так поступать, но потом подумал о Драм-Харе. Он же давно был не в себе… А их воины, я слыхал, собираются ловить дракона.

      – Таураг, говоришь? – протянул Оссар-Аг. – Хорошо … я пошлю драконов в те места. Попытаемся найти Драм-Хара прежде людей.

      Арра-Канн кивнул.

      – У тебя самого как дела? – осведомился Оссар-Аг. – Удачен ли поиск?

      – Нашел детеныша, – обтекаемо ответил Арра-Канн. – Буду готовить ее к отправке в Гнездо.

      – Драконица? – Оссар-Аг улыбнулся. – Это добрая весть. Что ж, удачи, искатель. Ждем вскоре от тебя новое дитя.

      Арра-Канн почтительно склонил голову и, попрощавшись, прервал связь. Говорить о том, что он нашел дочь Дриахора, дракон пока не решился. Все же стоило еще раз все проверить … хотя он уверен, что не ошибся. Но до Гнезда можно и потерпеть. Пока же стоит поговорить с детенышем. Беседа, наверняка, будет нелегкой … как, впрочем, и с любыми детенышами, что впервые слышали о Гнезде драконов. Но он постарается ее убедить … ведь ей, Истинно Рожденной, будет лучше среди своих. Среди драконов.

***



      Таз с картофельными очистками Дейзи утвердила у ног. Кожуры в нем было уже больше половины – маленькая драконица работала сноровисто, и порция картофеля во втором ведре явственно уменьшалась (первое и вовсе было уже пусто). Сестра Барба, выполнявшая в приюте, в числе прочего, роль кухарки, одобрительно ворчала под нос над кастрюлей со вкусно дымящейся кашей – быстро работающая, а главное, не жалующаяся девочка ей нравилась.

      А вот Камилле так не повезло – поспорив, на свою голову, с няней Роуз, она сейчас возилась в прачечной, что располагалась неподалеку от кухни, с изгвазданными пеленками малышей – требовалось хорошенько отстирать их, прежде чем на кухне поставят на плиту большой чан, где обычно кипятилась одежда ребятишек. До Дейзи доносились время от времени ее хныканье и жалобы на горькую судьбину. Судя по словам Камиллы, становиться прачкой вовсе не было ее заветной мечтой.

      Но вот в коридоре раздался раскатистый голос няни Роуз. Прикрикнув на Камиллу («нечего хныкать попусту, бери-ка бельишко и за мной!»), она ворвалась на кухню. Окинула деловым взглядом оставшиеся картофелины в ведре, горку очищенной картошки в большой кастрюле, что стояла на табурете подле Дейзи, дымящуюся кашу (сестра Барба только-только сняла ее с огня) и довольно кивнула.

      – Ребят можно на ужин собирать, – заметила Барба, пряча под чепец выбившуюся темную прядь.

      – И то правда, – согласилась Роуз и, повернувшись к драконице, бросила:

      – Поторапливайся, Крылатая, а то всю кашу за тебя съедят.

      Дейзи закатила глаза. Крылатой в приюте ее звала только нянька и получалось у нее это не обидно. Она многим детишкам в приюте давала прозвища: так, именно Роуз нарекла Элли Кудряшкой, Гуннара Торопыгой (хотя со временем он и перестал соответствовать этому, данному в детстве, прозвищу), а малыша Мигеля – Сластеной.

      – А ты, Ками, кидай пеленки в чан, - обратилась Роуз к угрюмо сопящей Камилле, стоящей у нее за спиной с ворохом мокрых пеленок. Те вкусно пахли мылом – знать, добросовестно оттерла их Камилла, несмотря на жалобы и недовольство.

      Побросав пеленки в чан, Камилла удостоилась похвалы няньки:

      – Вот видишь, отстирала ты их славно. Хорошая хозяйка из тебя выйдет, – и Роуз наскоро махнула ладонью по волосам девочки – то была скупая ласка вечно торопящейся женщины.

      Дейзи хмыкнула, кидая последнюю картофелину в кастрюлю. Хорошая хозяйка – это высшая похвала от Роуз. Вот ей, Дейзи, едва ли стать такой. Да и хочет ли она этого?

***



      В комнате, отведенной для малышей, стояло семь кроваток. Пять из них занимали груднички, бледные, вечно хнычущие малютки. Еще в двух спали двухлетний Мартин и трехлетняя Маргарита.

      Дейзи баюкала на руках Ами – кроху, полгода назад подкинутую на крыльцо приюта.

      Ами была ее любимицей – редко плачущая, она серьезно смотрела на ухаживающих за ней, точно понимала, что отныне осталась одна, без мамы. Нет, сестры, конечно, старались заменить им семью, как могли, но все равно это было не совсем то, что жить дома с родными. Сама Дейзи не представляла, каково это, она-то всю свою жизнь провела в приюте, однако, те дети, которые попадали сюда в последний год, делились тем, каково было жить в семье.

      Самой Дейзи мать отчасти заменяла сестра Кэтрин – добрая, заботливая, понимающая – какой, в понимании сирот, должна быть настоящая матушка. Многие малыши так и называли ее – мама, что раздражало некоторых сестер (особенно сестру Марту). Для Дейзи же Кэтрин была еще и наставницей, помогавшей принять свою драконью суть, и не ее вина, что девочка стала противиться этому, отказалась продолжить обучение … на свою голову. Однако теперь она сама попросит заниматься с ней дальше. Побыстрей бы сестра приехала …

      Другие малыши, заметив, что она качает на руках Ами, стали плакать и тянуться к ней – просили, чтобы она взяла на руки и их. Так всегда бывало: возьмешь одного, начнут рыдать остальные. Положишь малютку в кроватку, чтоб уделить время другому малышу – и тот тоже начнет безутешно плакать. Сестры-новички, слыхала Дейзи, терялись от такого, однако, их коллеги, та же няня Роуз, более опытные, чем они, умудрялись как-то угомонять детей.
Воспитанниц приучали заботиться о самых маленьких – их готовили к доле матери и хозяйки и умение ухаживать за младенцами входило в это обучение. Оттого девочкам регулярно назначали дежурства по детской – так именовали в приюте комнату, где жили самые маленькие воспитанники.

      В детскую вошла сестра Чалла с корзинкой, где прикрытые полотенцем лежали бутылочки с теплым молоком. Чалла не удивилась, увидев здесь Дейзи, она знала, что девочка приходит навестить свою любимицу Ами, и та уже узнает ее – слабая улыбка касается губ ребенка, когда Дейзи берет ее на руки.

      С помощью маленькой драконицы Чалла накормила малышей и отправила девочку отдыхать: ведь наступил час игр – свободное время у воспитанников.

***



      Час игр – время, когда дети предоставлены сами себе, когда и старшие, и младшие могут отдастся игре. И если малыши, и правда, забавлялись с игрушками, то старшим нередко было не до игр. Так, Бернарда, придвинув к себе немало потрепанную корзинку с рукоделием, занималась ремонтом старых кукол, латала их одежки, пришивала оторванную лапку медвежонку. Гуннар чинил механические игрушки. Таких в приюте имелось немного: игрушечный паровозик с целой вереницей маленьких вагончиков, ездивший по кругу, человечек, что шагал, забавно ковыляя, если повернуть торчавший из его спины ключик, старичок в островерхой шляпе, умевший кланяться. Все это были редкие подношения благотворителей, предмет особой радости младших детей и, одновременно, недовольства некоторых сестер и даже ряда горожан, ворчавших, что незачем бастардов брошенных так баловать, когда они собственным отпрыскам не могут подобное купить.

      Игрушки эти вечно ломались; сестры Констанца и Магда, то и дело, грозились отобрать их у малышей: мол, хватит сиротам для забавы и чего попроще, однако, старшие дети сумели уговорить директрису Оливию не забирать столь радовавшие малышей игрушки, обещая самостоятельно следить за их сохранностью.

      Вот и теперь Гуннар возился со старичком, которого дети прозвали отчего-то волшебником, открыл спрятанный внутри куколки механизм и напряженно вглядывался в него, пытаясь понять, какую из множества шестеренок заклинило.

      Элли, тем временем, собрала вокруг себя малышей. Ловко жонглируя маленькими цветными шариками, она подмигивала смеющимся детям; шарики эти, казалось, совсем не касались ее пальцев и мелькали в воздухе яркими искорками. Элли едва заметно щелкала пальцами, направляя их поток, а дети хлопали в ладоши и удивленно вскрикивали, глядя, какие причудливые зигзаги описывают в воздухе деревянные шары. Старшие, отложив свои дела, тоже загляделись на мастерство Элли.

      – Тебе бы в цирке работать, – заметил с одобрением Мартин, отвлекаясь от ведерка с глиной (он лепил собачек).

      – Хорошая идея! – весело откликнулась Элли. – Думаю, искусный жонглер в любом цирке пригодится. Я ведь искусная? – она подмигнула Мартину.

      – Еще какая! – со смехом заверил тот.

      Дейзи проскользнула в комнату. Полюбовалась на Элли, кивнула Бернарде и направилась в дальний конец детской, где на укрепленном в стене старом подсвечнике горели две небольшие свечи. Здесь Дейзи уселась на колченогий табурет и устроила на коленях читанную-перечитанную книгу сказок, потрепанную, с потемневшими от времени страницами и выцветшими иллюстрациями. Раскрыла бездумно на середине, сделала вид, что углубилась в чтение, хотя большинство этих сказок знала наизусть. Не хотелось ни читать, не разговаривать. Даже забава, устроенная Элли, не радовала маленькую драконицу, более того, ее все еще не отпускало чувство вины перед девочкой за утреннее происшествие. Угораздило же ее обжечь Элли! Хорошо хоть рана быстро зажила (тут Дейзи взяла на заметку, что она, оказывается, может залечивать раны – на звериный манер, разумеется), не то драконица не посмела бы и в глаза глядеть своей подруге. Вновь Дейзи ощутила сильную тревогу. Побыстрей бы вернулась сестра Кэтрин! Почему-то казалось, что если та не появится в ближайшее время, то обязательно случится что-то плохое. Что-то похуже ее сегодняшнего обращения. В памяти неожиданно всплыл дракон, что уж очень пристально наблюдал за ней сегодня в библиотеке. И что, во имя Неба, ему нужно было от нее? Неужто почуял в ней родича? Только этого не хватало. Дейзи горько усмехнулась.

      Знать, что ты не такая, как все – тяжело. Временами приходится ловить на себе настороженные, боязливые взгляды: и со стороны сестер, и со стороны некоторых воспитанников, особенно новичков. Это очень неприятно … хотя она со временем привыкла и к этому. Не раз пыталась доказать окружающим, что вовсе не опасна, хотя и родилась от драконов. Однако та же сестра Марта не упускала случая назвать ее зверем, и это было обидно, хотя Дейзи научилась со временем не реагировать на подобное. Сестра Кэтрин не раз говорила драконице, что ей надобно уметь держать в узде свои эмоции, иначе, она не сможет жить среди людей. Дейзи и сама понимала это, старалась изо всех сил … но, то и дело, срывалась – как сегодня.

      Пожалуй, было бы еще хуже, если бы Дейзи была единственным драконом в округе – ведь тогда попросить совета и помощи было бы не у кого. Все-таки хорошо, что есть в приюте сестра Кэтрин – такая же драконица, как и она сама.

      Кэтрин опекала Дейзи, сколько та себя помнила. Она же предупредила малышку о первом обращении и его особенностях – чтоб оно не стало для детеныша шоком … но все равно обернуться на глазах у всех (хорошо еще в тот день не было в приюте посетителей), да в придачу столкнуться с Памятью Драконьего Рода оказалось мучительным испытанием.

      В памяти всплыли события того дня. Пламя, неожиданно вспыхнувшее в ней, заполняющее тело до самых кончиков пальцев, хлестающее через край … пламя, плавящее ее кости, мышцы, заставляющее немыслимым образом изгибаться, исторгающее из груди не крик, а гортанный рев; крылья, резко расправившиеся, возносящие истерзанное болью тело к небу … и почти тотчас бросающие ее к земле. А следом приходят видения – мелькающие перед внутренним взором картины прошлого – память дракониц, живших задолго до нее, память, хранимую драконьими телами и открывающуюся каждому детенышу при первом обращении – так ей объясняла сестра Кэтрин. Но одно дело услышать об этом от наставницы, сидя в безопасности в ее комнате и совсем другое – увидеть самой: всю жестокость драконьего племени, их обычаи и обряды.

      Мало того, она изрядно напугала этим и сестер, и воспитанников приюта. Кто-то из них с тех пор остерегался ее, а кто-то не только продолжил дружить, но и оберегал, как, например, Элли или та же Бернарда.
Дейзи сглотнула. Она не хотела становиться драконом – так девочка и сказала наставнице, придя в себя в ее комнате: коли все увиденное – в обычаях драконов, она не хочет быть одной из них и делать то, что делают они. Неужто права сестра Марта, со слезами произнесла тогда Дейзи, и она просто зверь?

«      Что же, полагаешь, и я зверь? – спокойно спросила в ответ сестра Кэтрин. – Ведь и я драконица». Дейзи смутилась, потупилась и прошептала чуть слышно, что уж Кэтрин-то она совсем не имела ввиду. Сестра Кэтрин – исключение, она слишком добрая – так ответила наставнице Дейзи, огорченная тем, что неосторожно обидела ее. Сестра Кэтрин тогда улыбнулась и сказала маленькой драконице, что и ей ничто не мешает стать такой. Надо лишь научиться управлять своей драконьей сутью … и не давать ей брать верх. И тогда, сказала ей Кэтрин, все будет хорошо.

      Но как раз с контролем-то и не получается. Дейзи сжала в бессильной злости кулаки и напряглась: нельзя, чтобы эта вспышка вызвала новый приступ (про себя Дейзи так называла состояние, когда ее внутренний дракон рвался наружу – вот как сегодня).

      – Ты бы нам почитала, – чуть грубоватый голос Гуннара ворвался в ее мысли.

      – Ты мне? – Дейзи удивленно подняла голову.

      – Ну, а кто у нас обычно в обнимку с книжкой сидит? – беззлобно усмехнулся тот, откладывая прочь починенную куклу. – О чем хоть книжка-то?

      – Сказка о Мигеле-дровосеке, – ответила Дейзи. Девочка рада была поддержать разговор, ибо от собственных мыслей становилось совсем дурно. Гуннар, как и большинство старших мальчиков, никогда не обижал ее и, разговаривая с ним, Дейзи могла быть уверена, что он не ввернет, походя, какую-нибудь колкость.

      – Слышишь, Мигель, это про тебя написано, – Гуннар подмигнул рыжеволосому, круглолицему малышу, катавшему по полу набитый соломенной трухой тряпичный мяч: потрепанный, со множеством цветных заплаток (смотря какой лоскут находился под рукой у сестры Констанцы).

      – А я не буду дровосеком! – заявил Мигель. – Это неинтересно! Стану лучше королевским вестником!

      – Да ты полон амбиций, малыш, – засмеялась Бернарда. – Вот только тебе это вряд ли удастся.

      – Это еще почему? – насупился ребенок.

– Так ленивцев не берут в вестники, - пояснила под общий смех девочка.

      Мигель надулся и, кажется, приготовился зареветь.

      – Погоди горевать, Мигель, – улыбнулся Гуннар. – Сдается мне, ты все же станешь вестником.

      – Правда? – обрадовался мальчуган.

      – Несомненно, – кивнул Гуннар. – Хоть ты у нас и малость ленив (тут Бернарда права), но вот бегаешь очень уж резво. Как, к примеру, третьего дня, когда нянька Роуз застала вас в кладовой за поеданием меда. Ох и быстро ты, братец, улепетывал: от нее, и ее веника! Так, что экзамен на скорохода точно выдержишь!

– Да и к сестрам жаловаться он бегать горазд, – пробурчал недовольно Франсуа: как раз вчера ему здорово досталось за позднее возращение домой от строгой сестры Гретель, а виной всему – Мигель, наябедничавший о нем сестре (так малыш отомстил старшему мальчику за полученную от него оплеуху).

      Мигель громко засопел.

      – Вот скажу сестрам, что вы маленьких обижаете, – протянул он обиженно.

      – Скажи, скажи, – пробормотал многообещающе Франсуа и поймал предупреждающий взгляд Гуннара – тот у мальчиков считался авторитетом.

      – А что, быть скороходом неплохо, – подала голос Дейзи. – Не сидишь на одном месте, можешь видеть разные города, села, всякие диковинки местные …

      – Все время мотаться из города в город, в жару и в дождь, тем паче в зимнюю стужу и в весеннюю слякоть … брр! – поморщился Мартин. – Ты бы сама долго не выдержала, не говоря уже о том, что это дело не для девчонок.

      – А ты? – с неожиданным вызовом спросила Дейзи. – Ты бы смог?

      – Это дело точно не по мне, – покачал головой мальчик. – Вот полный всякого добра дом и большая семья … а лучше собственная лавка – это совсем другое.

      – Ну лавку ты едва ли откроешь, пока мастером не станешь, да капиталец не скопишь, – отозвался Гуннар. – Насчет всего остального – хорошо, коли получится.

      – Отчего ж не получится, если трудиться буду? – возразил Мартин. – Гончары везде надобны, с таким ремеслом я не пропаду. А коли силы будут – и остальное появится.

      Да и ты, к слову, со своим кузнечным делом, всегда работу найдешь.

      – Все так, – кивнул Гуннар. – Но и попутешествовать неплохо. Я вот с Дейзи согласен: новые места, новые люди – это всегда интересно. Даже не знаю, – обратился он к Дейзи, – отчего ты со своими способностями все еще здесь. Будь я на твоем месте, давно бы улетел.

      – Это ты о чем? – резко вмешалась Элли. – Ей нельзя улетать! И проявлять свой дар перед другими опасно! Иначе в клетку могут запереть, в зверинце, как зверя дикого! Или вовсе застрелить, мало у нас разве охотников, желающих словить что-нибудь этакое? Ты разве этого хочешь?

      – Вовсе и не думал о таком, – растерялся Гуннар. – Прости, если обидел, – смущенно обратился он к Дейзи. – Я, и правда, не имел ввиду ничего подобного.

      – Верю, – тихо ответила Дейзи. – И мне действительно некуда лететь.

      – Ну раз некуда, тогда, и правда, почитай, - попросил Мартин. – Я эту сказку про дровосека совсем не помню.

      В другое время Дейзи бы отказалась: слишком задело ее упоминание о полете … о котором она с некоторых пор старалась, вообще, не думать. Но теперь все ребята смотрели на нее и, сдавшись, она перевернула страницу, готовясь начать сказку.

***



      – Сестра Кэтрин приехала, – шепотом сказала Элли.

      Девочки лежали в постели. Свечи были давно потушены, окна зашторены, с улицы доносился мерный рокот дождя. В дортуаре было темно, едва слышимое ровное дыхание спящих заполняло комнату. Камилла негромко сопела во сне, Элли же и Дейзи все еще не спали.

      Дейзи рассказывала подруге о странном незнакомце, что выспрашивал о ней в библиотеке. Лишь о том, что он явно дракон, не сказала: незачем пугать подругу, достаточно того, что ей и самой не по себе. Элли же и так была встревожена не на шутку: ведь подобные расспросы, если их делает незнакомец, к добру не ведут.

      – Знаешь, тебе лучше в эти дни не выходить из приюта, – произнесла она. – И сестре Кэтрин надо обязательно сказать. Может тот мужчина сам уйдет из города.

      – Не уверена, – пробормотала Дейзи.

      – Работорговец он, наверняка, –пробудившаяся Камилла подняла голову.

      – Ты с чего это взяла? – повернулась к ней Элли.

      – Сама подумай, – Камилла потянулась, устраиваясь поудобнее в постели. – Кто же вот так исподволь, воровато, спрашивать будет? С недобрыми намерениями он, это же понятно. Добрый человек с нашими сестрами и директрисой бы говорил, коли, к примеру, удочерить собирается.

      – Незачем Дейзи зря пугать, – Элли встревоженно покосилась на нахмурившуюся, закусившую губы драконицу.

      – Просто он дракон, – произнесла Дейзи медленно и только после спохватилась: она же вовсе не собиралась говорить этого!

      – Этого еще не хватало! – Элли сказала это чуть громче, чем следовало и с соседней кровати на нее зашикали.

      – Ты что чуешь своих родичей? – напряженно спросила Камилла.

      – Можно и так сказать, – Дейзи приподнялась и принялась выбираться из постели.

      – Ты куда? – встрепенулась Элли.

      – В туалет схожу, – беззвучно ступая босыми ногами, Дейзи выбралась в коридор. Но направилась вовсе не к отхожему месту, а к комнатам сестер. Конечно, если ее сейчас поймают, наказания не избежать, но больше ждать Дейзи не могла. Ей обязательно надо увидеть наставницу.

      Когда в ответ на тихий стук Дейзи услышала мелодичное «Сейчас отворю!» от сердца отлегло. Она и впрямь здесь. Дверь с негромким скрипом открылась, и на пороге появилась сестра Кэтрин: еще в дорожной одежде, значит, только-только вернулась от директрисы.

      – Дейзи? – в голосе Кэтрин появилась тревога. – Что-нибудь случилось?

      – Добрый вечер, сестра, – Дейзи встревоженно смотрела на нее. – Мне очень надо с вами поговорить.


16 мая 2022 г. – 15 апреля 2023 г.