1. В деньгах счастье. роман Криминальные Хроники

  Это  первый роман цикла  Криминальные  Хроники  его  полное  название: « Не в деньгах счастье,  а в их количестве». Ввиду   странного  правила  на  данном  сайте  связанного   с ограничением  знаков  в названии, пришлось  отредактировать его. Для  проза ру название   сократилось  до «В  деньгах  счастье». В первоисточнике романа  присутствует несколько  десятков   фотографий    мест  и  объектов,  описываемых  цикле. Но  из-за  усеченных  возможностей  сайта  их  пришлось  выкинуть. Но в  тексте остались  ссылки на  иллюстрации  по-этому приношу  извинения читателям.  Роман  написан  в 2012 году в городах  Хабаровске , Харине,  Циндао и Даляне.

   Часть первая. Где взять деньги
 
   1. Глава Март.....................................003
   2. Глава Апрель .................................016
   3. Глава Май.......................................053
   Часть вторая. Дурные деньги
 
   4. Глава Июнь ......................................080
   5. Глава Июль......................................118
   6. Глава Август ....................................138
   Часть третья. Запах денег
 
   7. Глава Сентябрь ................................150
   8. Глава Октябрь ..................................176
   9. Глава Ноябрь ....................................220
   Часть четвёртая. Приличные деньги
 
   10.Глава Декабрь................................233
   Примечания....................... ..................257
   Кулинарные рецепты Вишневецкого..259
Часть первая. Где взять деньги
 
   Глава 1. Март
 
   Пятница, 7 марта, 14.00, Россия
   Камера СИЗО провинциального города на востоке страны
 
   На шконке сидит немолодой бородатый человек. Его живые, внимательные ярко-голубые глаза глядят устало. На вскидку ему можно дать лет 50-60, но за месяцы, проведённые в тюрьме, он сильно постарел и похудел, поэтому выглядит лет на десять старше, чем есть на самом деле. Сиделец прикидывает шансы выбраться из тюрьмы. В последний время это его основное занятие. Вообще-то, шансы минимальные. Сегодня он последний день за прокуратурой, с понедельника - за судом. Если сегодня не сорвётся, с вероятностью, в 95 процентов можно прогнозировать, что ближайшие восемь-двенадцать лет он проведёт в местах лишения свободы. Если удастся вырваться, есть возможность отделаться лёгким испугом. Лет семь c отсрочкой исполнения приговора или условно. Но важнее всего выйти. Тогда он и своих сможет вытащить, и остальные эпизоды, выделенные в отдельные производства, развалит, беглых коллег прикроет. Не всех членов организации смогли задержать, кое-кто числится в розыске.
 
   
 
   Развалить дело, при всем желании, полностью не получится, но можно затянуть процесс года на четыре. При отсутствии на обвиняемых крови по делу пятилетней давности, их никто не изолирует снова. Но, если отсидевших по году-полтора из СИЗО привезут в суд в наручниках и под конвоем, шансов выйти на свободу практически не останется. Выглядеть они будут как бандиты, да и нахождение в тюрьме надо оправдать, тем более, из положенной пятёрки по трети срока, вроде, уже отсидели, можно и добавить. Сам Бог повелел ещё три года накинуть, а ему, как инициатору, все пять.
   Такие размышления только портят настроение и нагоняют тоску. В глотку ничего не лезет. Тюремная баланда - настоящие пищевые отходы, которые есть нельзя, опасно для здоровья. Супруга его не забывает и постоянно носит передачи, но и нормальная еда не в радость. Последние несколько лет мечтал сбросить килограммов двадцать, а тут, похудел за полгода, на двадцать пять. И снова недоволен, отощал, брюки висят.
   Третью неделю, каждую пятницу после обеда, у него начинается психологический зуд. Мерещится, что сейчас зацокают подковки на сапогах "дубака"*, откроется окошко в двери, и конвойный выкрикнет: "Вишневецкий, с вещами на выход!". Сегодня последний реальный день, когда это может произойти. Третью неделю нет встреч с адвокатами, передач тоже нет, третью неделю он к 15 часам собирает в целлофановый пакет вещи и готовится покинуть сие заведение. Но Дима-"цокалка" не идёт и его не вызывает. Редкий мерзавец этот Дима. Одно утешает, он-то всё равно освободится или совершит побег, но в тюрьме не останется, а ему, Диме, здесь за гроши по гроб сидеть, хоть и по своей воле.
   Так и сегодня, вещи сложены, к выходу готов. "Дачки"* разнесли по камерам, ему опять ничего. Если не передали, значит, его вытаскивают, и посылать передачу бессмысленно. Это внушает надежду. Что ждёт его на воле?
   Дел море.
   Первое - найти деньги. С апреля прошлого года, когда за них плотно взялась милиция, на сегодняшний день проели все запасы. Как и на что живёт его жена? И представить невозможно, как она сейчас содержит кровопийц-адвокатов, мотается к нему в соседнюю область, передаёт передачи, подкупает тюремный персонал и сама с сыном на что-то существует. Он старался об этом не думать. Пока здесь "отдыхает", он недееспособен. Как выйдет, всё свалится на него.
 
   
 
   Без денег из тюрьмы остальных не вытащить, процесс - не затянуть, на ноги - не встать. Отдельные намётки и мысли есть, но главная проблема в том, что работать придётся в легальной сфере, уважая Уголовный кодекс, хотя бы, пока не пройдёт суд.
   Необходимо развалить выделенные в самостоятельные производства эпизоды. Сами по себе они не страшны, но по году за каждый получить можно, так и лет до пятнадцати, при суммировании сроков, дойти недолго. Не хочется предстать на суде во всей красе. Но здесь, опять-таки, нужны деньги.
   Важно иметь постоянный доход. Все старые схемы и наработки разрушены, люди в бегах или в тюрьме. Двое "стучат" милиции на всех остальных. Найти новых работников для легального бизнеса, не имея средств, не так-то просто.
   И, наконец, самое главное - надо прийти в себя. Изгнать страх и постоянное "гоняние по делюге"*, избавиться от тюремного налёта. Выйти из роли урки и снова стать добропорядочным, средней руки бизнесменом. Без этого ни денег не найти, ни на ноги встать.
   Попытаться, всё же, развалить и нынешнее дело. Это крайне трудно, но теоретически возможно. Главное, он знает - как. Хватило бы ресурсов.
   - Директор, ты, что мельтешишь, свет отнимаешь? - это одношконочник Алик Киргиз, металлист, разбирал старые тепловозы на цветной металл, Директор - это он, Вишневецкий. - Лучше купчика* завари, чем по "хате"* метаться. Скоро и Генерал придёт.
   Увлекшись своими мыслями, Евгений Вишневецкий встал и начал мерить камеру шагами, Алик шил, а в помещении темновато.
   - Давай, с чаем всё равно лучше, чем без него, - сказал Директор. Ему все больше казалось, что сегодня он будет на свободе. Впрочем, две прошедшие пятницы он так же верил в это.
   Купчик вышел хороший, чая Евгений не пожалел, ведь сидеть больше не придётся, последний день! В тюрьме при приготовлении чая правил и традиций не меньше, чем в аналогичной японской церемонии. Подсели Алик и Сергей. К самому началу чайной тюремной церемонии привели Генерала. Он - "смотрящий", трое - его "семейка"*. Как такое могло быть, и по чьему капризу, недосмотру или гениальному замыслу их всех собрали в одной камере*(8), было непонятно. "Смотрящий", как старый, заслуженный, постоянный клиент, плюс хороший радиомастер, жил вольготно. Имел работу, с утра до вечера свободно расхаживал по тюрьме и ремонтировал служебную и бытовую теле- радиоаппаратуру. Во всяком случае, под таким предлогом он целыми днями отсутствовал в камере.
   Пустили кружку по кругу, Генерал рассказывал последние новости и сплетни. Ему за пятьдесят, у него четыре ходки. На его глазах росли, крепли, двигались по служебной лестнице все тюремные начальники. Всех он знал много лет, и все знали его. Ему выделили каморку, где организовали ремонт радиотехники. На свободе Генерал бывал редко и непродолжительное время, характер имел лёгкий и весёлый, а руки - золотые. От работы не бегал. В СИЗО жил, как дома.
   В коридоре зацокали подковки на сапогах, лязгнула защёлка.
   - Вишневецкий, на выход с вещами! - приказал охранник.
   "Неужели свершилось?" - с надеждой думал Евгений Он наклонился, из-под шконки достал два пакета. В большом - кое-что из вещей, тетради, документы по делу. В маленьком - подарки сокамерникам на память. За пару минут Вишневецкий раздал их.
   - Слушай, Директор, а ты когда и почему собрался, от кого узнал? - Генерал был в полном недоумении. И форма вопроса весьма любопытная. От кого? В любом случае, Евгений ему - не судья. Сиделось с Генералом комфортно, а кто кому какие отчёты пишет - не его, Вишневецкого, дело.
   - Да, черт его знает, почувствовал, что домой пора, вот и собрался, - сказал Евгений, но о том, что уже три недели на чемоданах сидит, умолчал. - Всё, мужики, прощайте, если что, пишите. Дима, открывай! Вишневецкий на выход готов.
 
2
 
   10 марта. Россия.
 
   Следователь Тургенев перебирал бумаги на рабочем столе. Настроение было отвратительное. В пятницу прокуратура выпустила под залог Вишневецкого. Сделали подарок его жене Ирине Вишневецкой к 8 марта. Его же - ещё заставили документы на освобождение готовить.
   Пачка фотографий. Все фигуранты. Вот и Вишневецкий крупным планом. Представительный мужчина, выше среднего роста, спортивная фигура, широкие плечи. Пышная шевелюра, светло русые волосы с легкой сединой, высокий лоб без залысин, ярко-голубые глаза, правильные черты лица европейского типа. Женщины таких мужчин любят. Если бы не его привычка всем и каждому заявлять в лицо, что он еврей, никогда бы не пришло в голову. Доброе лицо русского интеллигента. Очень внимательный проницательный взгляд.
   Далее, Тургенев взял листы с рабочими заметками руководителя бригады майора Соколова - его комментарии, планы работы. Соколов писал их в мае прошлого года, когда только вышли на группу Вишневецкого.
   "Вишневецкий Евгений Александрович, 44 года. Национальность по документам: русский, почему-то называет себя евреем. И очень этим гордится. Надо уточнить, кто мать, кто отец по национальности. Образование высшее. Сейчас у всех высшее, какое именно? Владение иностранными языками - не владеет. Скорее всего, владеет английским и китайским языками, китайским - в совершенстве. Почему-то свои знания скрывает. Надо выяснить, почему?
   Женат. Супруга полностью в курсе его дел, активный участник преступной группы. Надо проверить наличие любовницы, попробовать сработать на ревности. Сын - школьник. Установить, сколько лет сыну. Есть ли приводы в милицию. Родственников в России нет. Вся родня проживает за границей. Где именно? И кто? Написал четыре книги по международному праву. В основном, о Китае. Интересно, как можно писать книги о другой стране, не зная языка? Зачем скрывает знания? По отзывам специалистов, книги хорошие. В советской армии не служил, офицерского звания не имеет. Это как, больной? С виду не похоже. Проверить. Вдруг, недееспособен?
   Особенность в поведении - терпеть не может насилия. Принципиальный противник убийств. Очень странно при его наклонностях и биографии, надо хорошо поискать, может какой труп и найдётся, а сейчас совесть мучает. Близких друзей нет. Надо ещё раз проверить. Имеет четыре автомобиля. Водительского удостоверения у него нет, машину водить не умеет. Чушь собачья, так не бывает. Проверить ещё раз!!! У него что, денег нет права купить?
   Постоянно бывает за границей, одно время читал курс лекций в университете в Китае. Ну да, без знания языка! Владеет или является директором в 15-20 компаниях, в том числе, в одном совместном предприятии за границей. В 15 или 20, что это, сложно установить? Судимостей нет. Два-три штрафа за административные правонарушения.
   В поле зрения милиции попал семнадцать лет назад, отпущен из-за отсутствия улик. Повторно ему прищемили хвост пятнадцать лет назад, подделка документов, отпущен на поруки. Три года назад засветился в Омске, на него даже были показания, как на организатора мошенничества. Дело развалилось. Ему ничего не предъявили. Была только беседа с омским сотрудником уголовного розыска. Кое-какие намёки на его роль просматриваются в других делах, но такие незначительные, что даже недостаточно для профилактической беседы с участковым. Старое ворошить нет смысла, только потеряем время и силы.
   Клички две, среди уголовников его знают, как "Директора", некоторые зовут "Бешеным бегемотом". Пользуется уважением среди "чёрных", но ни в одну преступную группу не входит, держится особняком. Выяснить, за что такая честь простому коммерсанту. Имеет обширные связи среди местных силовиков и чиновников. Уточнить, у кого именно. Последние десять-двенадцать лет его персоне уделяет пристальное внимание ФСБ. По их части на фигуранта ничего нет. Понятно, из-за работы за границей..."
   И таких комментариев - на три страницы. В конце приписка: "странный человек, он не должен быть нашим клиентом. Надо ещё раз всё проанализировать, может быть, мы ошибаемся и он не при чём?".
   "Ну да, как же, ошибаемся! - думал Тургенев. - Нет, не ошиблись. Работая почти год с этим человеком, следствие так и не установило массу вещей, которые хотел выяснить Соколов. Не нашли его любовниц, хотя он поддерживал приятельские отношения с десятками женщин, не разобрались со знанием иностранных языков, с вождением автомобиля, с точным количеством компаний, которые он контролировал, не смогли выяснить полного списка фигурантов в деле, так и не знаем, кто прикрывал в администрации группу Вишневецкого. Не выяснили, кто именно из их следственной бригады сливал Вишневецкому информацию о ходе расследования. Если бы не помощь ФСБ, милиция ничего бы не смогла доказать".
   Тургенев занимался Вишневецким почти год, сначала в составе следственной бригады. Когда осталась только рутина по оформлению девяти томов в суд, бригаду перебросили на другое дело, и он работал один. Расследование было сложным, фигуранты попались тяжёлые. С доказательной базой плохо. Когда на очной ставке обвиняемых он понял, что всё вот-вот развалится, то приложил титанические усилия и нашёл прямые, а не косвенные улики. Потерпевшие оценили его труд, и к новому году он получил в подарок машину "Тойота Корона". Это было очень приятно.
   Тургенев нюхом ищейки чувствовал, то, что они раскопали, только верхушка айсберга. За спиной Вишневецкого и его группы - десятки других эпизодов. Но ему не дали их расследовать. Руководитель бригады приказал не распыляться. Работать по одному случаю мошенничества, а остальное, не имеющее к нему отношения, в корзину. Закрыть всю группу с хорошими доказательствами по основному эпизоду. Все силы только на это.
   Оставшись единственным следователем, без лишней опеки руководства, Тургенев попытался поработать по другим эпизодам самостоятельно. Два из них выделил в отдельные производства и отправил по месту совершения преступлений. Два - не успел. Напоролся на информацию об истории, где Вишневецкого обвиняли в убийстве. Схватился за этот материал, просидел с ним больше месяца, но так и не понял, на чём основаны обвинения его фигуранта. Потерял время, упустил сроки. Руководство не поддержало его.
   "Зачем трачу силы? Фигуранты сидят, им светит по десятке, не надо терять время! - размышлял следователь. - Эти материалы на помойку".
   Контакт с фигурантами у Тургенева не сложился с самого начала, особенно с Вишневецким. Соколов рабочие отношения с главным обвиняемым установил, у оперов и конвойных милиционеров - никаких проблем. Даже с кумом* его клиент поладил. Тот Вишневецкого уважал и почти не лез к нему, несмотря на все выходки Евгения. Взаимопонимание у них наладилось после того, как обвиняемый начал читать сокамерникам лекции о методах оперативной работы в тюрьмах СССР и России. Начальник оперативной части попросил подследственного, прекратить разглашать секретную служебную информацию, а подследственный, в свою очередь, - не подсылать к нему дебилов-провокаторов. На том и договорились. А вот с Тургеневым характерами так и не сошлись.
   Следователю Вишневецкий изначально не нравился, а в середине января он его просто возненавидел. Следователь полагал, что "первохода" Вишневецкого тюрьма сломала. Полгода на нарах в общей камере, где вместо положенных десяти человек, содержится двадцать пять, - серьезное испытание, особенно, при ожидании десятилетнего срока. Тургенев решил потешить своё самолюбие, не хватило ему того, что человек уже в тюрьме. Следователь стал с упоением рассказывать обвиняемому, в какие города и кому он разослал запросы, по каким эпизодам, что выявил, какие материалы готовит выделить в новые производства. И сколько лет дополнительно Вишневецкий ещё получит.
   То, что он услышал в ответ, испортило ему настроение на много месяцев вперёд. Сломленный, по его мнению, человек, о которого он сейчас вытирал ноги, спокойно выслушал всё, что говорил, а под конец - выкрикивал Тургенев, и, не повышая голоса, сказал:
   - Ты маленький, ничтожный, тупой человечек. Дешёвка, продавшаяся за японскую трахому с помойки. Плевал я на твою 217-ю(*) и на тебя. Я же всё равно через месяц выйду. Ты это знаешь, просто боишься себе в этом признаться, и не посадит меня никто. Через пятнадцатую сорвусь, или за каким, там, она номером у вас сейчас числится? И не следователь ты, а крыса канцелярская, способная только бумажки подшивать. За тем тебя здесь и держат. Вот Соколов - человек, а ты - ничтожество. Если ты не прекратишь свою вошкотню, я задолбаю тебя ДСами*(12), ты с этими девятью томами лет пять крутиться будешь, как грешник в аду на сковородке. Уж ты-то лучше других знаешь, сколько процессуальных проколов в деле. Счетовод Вотруба!*(13). Если начнёшь вести себя прилично, проблем с ДС не будет. Мы через незавершенность преступления и отсутствие ущерба получим по трояку условно, и все останутся довольны. Ты меня понял?
   Не дожидаясь ответа, Вишневецкий встал и пошёл к двери, крикнув конвойным:
   - Мужики, поехали домой, к ужину опоздаем!
   Тургенев остался сидеть за своим столом с широко открытым ртом. Он ожидал, чего угодно - истерики, проклятий, просьб пощадить, предложений взяток, - но не откровенного презрения. Вишневецкий, как обычно, не употребил ни одного нецензурного слова, но всё было до предела оскорбительно и, самое обидное, справедливо. Следственную бригаду, в которой работал Тургенев, не распустили, а перебросили на расследование другого сложного дела, а его оставили чистить хвосты. Правда, высказанная в глаза, была невероятно болезненна и угнетала более всего. Услышать её от человека, которого он считал раздавленным, оскорбительно вдвойне. Он только что увидел опять того самого Вишневецкого, с которым познакомился год назад, и сразу не взлюбил.
   Тургенев прекрасно понимал, что, скорее всего, так и будет, как обещал обвиняемый.
   "Если бы потерпевшие не применили к следственным органам пресловутый административный ресурс и неожиданную помощь ФСБ, гулял бы Евгений Вишневецкий на свободе, - размышлял он. - Они сами не смогли бы его арестовать. Нет, это какое-то безумие, это несправедливо! Столько труда коту под хвост! Теперь дело начнёт медленно разваливаться".
   Предсказания Вишневецкого начали сбываться - он покинул тюрьму.
 
3
   11 марта, Россия.
 
   Решать самые сложные проблемы на свободе - гораздо лучше, чем находиться в тюрьме. Дом есть, офис сохранился, компании, формально, живы. Все, кто в бегах, отметился. Жизнь продолжается.
   Идти на отработки*(14) нельзя, это самоубийство, отдых в тюрьме очень хорошо прочищает мозги, учит совсем глупо в петлю не лезть. Евгений встретился с друзьями, почти у всех относительный порядок. Но есть две плохие новости. Первая - Игорь Тихонов и Валерий Скрыльник поругались. Дело шло к перестрелке. Рассчитывать на их помощь и поддержку в этих условиях нельзя, хотя, до последнего Евгения не покидали такие надежды. Вторая - военная прокуратура и контрразведка полностью разгромили две дружественные команды финансистов в УНРах*(15). Вишневецкий много лет сотрудничал с ними, отмывая украденные военными строителями в родных управлениях деньги и материалы. Евгений рассчитывал на возобновление этой работы.
   Друзья денег в долг не дают, у всех последняя "десятка" припасена на адвокатов. Сомневаются, что Вишневецкий встанет на ноги и снова не попадёт за решетку. Но морально и советом поддержать друга Женю всегда рады. А оно ему нужно? Нужны деньги и много.
   "В конце концов, все деньги лежат в банках, там и брать будем, но не с "Калашниковым", а с авторучкой, в кредит. Результат тот же, а риска никакого", - думал Евгений.
 
   Вишневецкий в шортах, тапочках и без рубашки "колдовал" на кухне. Он готовил яичницу по собственному рецепту и салат из морепродуктов**(5,6). Приготовление еды было страстью Евгения. Он привык с раннего детства сам готовить на всю семью, и не только фирменные блюда по праздникам. Эта работа его не тяготила, наоборот, доставляла огромное удовольствие. Он любил кормить людей. Приготовление пищи было для него творчеством, и как все художники он ненавидел, когда кто-то вторгался в его владения, - в данном случае, в кухню. Налёты супруги Ирины на его миски, ножи, чашки, баночки и ситечки, с целью качественного мытья и уборки, Вишневецкий воспринимал как посягательство на самое святое и переносил с трудом.
   У него было пять-шесть десятков рецептов приготовления пищи, изобретённых им самим. Он вывел собственную теорию, согласно которой, блюдо должно состоять или из одного продукта, или, не менее чем из двенадцати компонентов. В основе всего должно быть мясо, сыр, острый перец и чеснок. Не пренебрегал он и чужими рецептами, но всегда старался их улучшить. Правда, иногда выходило не то, что задумал.
   Когда Ирина первый раз пригласила его к себе в гости, он был готов на всё, бежать в ЗАГС, прыгать с нею на руках через двухметровые канавы, петь серенады. А когда увидел, как она держит яйцо, не зная, как лучше разбить его для приготовления яичницы, окончательно понял - перед ним женщина его мечты. Он отобрал у неё нож, яйцо, выпроводил из её же кухни и приготовил ужин. Он с огромным удовольствием гтовил для Ирины уже более двадцати лет, безусловно, не забывая кормить и себя.
   Когда Евгений сидел в тюрьме, ему почти каждую ночь снился один и тот же сон. "Ножка буша" - американский куриный окорок, снятый с гриля, шипящий, с золотой корочкой, сочный, с изумительным, ни с чем не сравнимым ароматом, под чесночным соусом. Почему именно куриная нога, Евгений и сам не понимал. Просто, сон виделся почти каждую ночь и доводил до исступления. "Ножка Буша" стала для него символом свободы.
   "Священнодействия" Вишневецкого на кухне прервал телефон. Звонил друг детства, Самуил Владимирович Бернштейн. Адвокат, глава собственной коллегии, состоящей только из членов одного семейства, занятого этим делом уже три поколения. Самуил - невысокий, плотный, жизнерадостный крепыш, жуткий русофил, истинно верующий, православный. Принципиальный любитель свинины, соблюдающий все христианские посты. Перед тем, как "раздеть" очередного клиента до нитки или спасти убийцу, спрашивал на то разрешения Господа. Всегда мог договориться с земляком, во всяком случае, Всевышний ни разу ему не запретил сие, не подал знак, что мошенничать, подделывать документы, подкупать милиционеров, прокуроров и судей - грех.
   - Привет! Это я, Сёма. Пришёл в себя, отоспался, отъелся? - поинтересовался он у друга.
   - Нет ещё. Не до конца верится, что дома, как пьяный хожу, - ответил Евгений.
   - Есть интересный проект. Подъезжай ко мне, поговорим, - предложил Бернштейн.
   - Что за проект? - поинтересовался Вишневецкий.
   - Недвижимость в Америке, - пояснил Самуил.
   - Это твоя тема. Я в ней ничего не смыслю, - сказал Евгений.
   - Кроме недвижимости, там ещё много чего интересного по твоей части, - продолжал Самуил.
   - Что именно? - не скрывал своего интереса Евгений.
   - Международная торговля строительными материалами. Очень любопытно, кажется, перспективно, - сказал Самуил.
   - Ладно, жди. Скоро буду, - Евгений положил трубку.
   В комнату вошла Ирина.
   - Кто звонил? - интересовалась она.
   - Сёма, с каким-то новым проектом. Просит приехать, - ответил Евгений.
   - Поедешь? - спросила Ирина.
   - Нам любая работа, как воздух, нужна, - решительно сказал Вишневецкий.
   - Положим, не любая, - сказала супруга.
   - Поехали, посмотрим на людей, послушаем. Потом будем решать, делать или нет, - сделал предложение Вишневецкий.
   - Сёма, конечно, друг, но чистое дело он никому не отдаст. Значит, там подвох лежит, - сделал вывод Ирина.
   - Само собой. Так едешь? - спросил Вишневецкий.
   - Я не помешаю? - усомнилась супруга.
   - Мне - нет, на остальных - плевать. Камешков больше надень. Я люблю, когда ты самая нарядная и красивая, - попросил с улыбкой супруг.
   - Лодырь ты, Женька, не я тебе нужна. Хочешь, чтобы я тебя на машине отвезла, лень до автобуса топать, - рассмеялась Ирина.
   - Ну и это тоже есть немножко. И расставаться с тобой очень не хочется. Сейчас быстренько обед доделаю, поедим, и к Сёме, - подытожил Евгений.
 
   Вишневецкий надел светло-серый костюм, а под него - толстый свитер. Пиджак без большого количества нижних вещей носить было нельзя. Евгений не надевал их лет десять, может, и больше. Каким-то чудом одежда сохранилась в дальнем углу шкафа. И даже моль не побила ее. Потеря двадцати пяти процентов веса кое-что для Вишневецкого значила. Цвет костюма прекрасно гармонировал с тюремной пепельной серостью лица.
   Ирина, которую Евгений любил называть Солнышко, была как всегда неотразима. Миниатюрная женщина, ему до плеча, прекрасно и пропорционально сложенная. Копна светло-русых волос, причёска каре. На концах волосы слегка подкручены. Бесподобные серые глаза. Рот страстной женщины. Профессионально нанесенный макияж. В ушах крошечные серьги - гвоздики с бриллиантами редчайшей чистоты, каждый размером в карат. Платье сочного зелёного цвета, с длинным рукавом, небольшим декольте и широкой юбкой до колена. На шее кулон в виде сердца. На правой руке длинные пальцы пианистки украшали два кольца. На левой - из-под рукава платья скромно выглядывал элегантный браслет. Полусапожки на высоком каблуке и шведская песцовая шубка. Ирина Вишневецкая излучала мощнейший поток сексуальной энергии и любви.