Глава двадцать вторая

ЯНВАРЯ, 19-ГО ДНЯ 1917 ГОДА

ИЗ ДНЕВНИКА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II:

«19-го января. Четверг

Мороз увеличился, день простоял светлый. После прогулочки принял Мам;нтова, ген. Фролова, Пильца и пензенского губернатора Евреинова. После завтрака посидел у Алексея — ему лучше и жара почти не было. Сделал хорошую прогулку с Татьяной. До чая принял А. С. Боткина, после Добровольского. Вечером занимался и затем посидел у Ани с Денами, Гротеным и Н. П.».

О ЧЕМ ПИСАЛИ ГАЗЕТЫ 19-ГО ЯНВАРЯ 1917 ГОДА.

«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ ВЕСТНИК»:

«П е т р о г р а д.

18-го января Его Величество Государь Император принимал прибывшую в Петроград делегацию от трех союзных государств. С делегацией в Царское Село выезжали послы: великобританский - сэр Джордж Бьюкенен, французский - М. Палеолог и итальянский - маркиз Карлотти ди Рипалбелла, которых Его Императорское Величество изволил принять в Угловой гостиной, а затем вышел в Портретный зал, где уже находились члены делегации.
Здесь же находились: Министр Иностранных Дел, т.с. Покровский, помощник командующего Императорской Главной Квартирой, г.-ад. Максимович, обер - гофмаршал, г.-ад. граф Бенкендорф, обер-церемониймейстер барон Корф, в д. гофмаршала Свиты Его Величества г.-м. князь Долгоруков, заведывающий церемониальной частью, гофмейстер Евреинов, за дворцового коменданта  Свиты Его Величества г.-м. Гротен,  Свиты Его Величества г.-м. Нарышкин, фл.-ад. Ден и дежурный при  Его Величестве фл.-ад. Велепольский.
Его Величество вышел к делегатам в сопровождении Министра Императорского Двора и Уделов г.-ад. графа Фредерикса. Государь Император обходил делегатов, удостаивая их расспросов, причем каждый из послов имел честь представлять Его Величеству членов своей делегации. По окончании Высочайшего приема члены делегации возвратились в Петроград.

ВОЙНА.

ОТ ШТАБА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

З а п а д н ы й  ф р о н т.

Над м. Гайнаш, на берегу Рижского залива, вечером 17-го января в направлении на северо-восток пролетел цеппелин, освещавший местность прожектором.
После сильного обстрела германской артиллерией наших окопов между болотом Тирулем и р. Аа неприятельские цепи повели наступление по восточной окраине Тирульского болота и вдоль левого берега р. Аа атака была остановлена нашим заградительным огнем.
После четырехчасовой артиллерийской подготовки, главным образом, химическими снарядами, немцы значительными силами произвели атаку вдоль шоссе из Калнцема в Шлок в 6-ти верстах северо-восточнее д. Калнцема. Наша артиллерия встретила атакующих заградительным огнем, и атака была отбита. Лишь на участке, прилегающем к вышеупомянутому шоссе, наши части подались назад к северу на версту. После этого немцы при поддержке сильного огня  артиллерии, по-прежнему стрелявшей химическими снарядами, продолжали вести настойчивые атаки на наши части. Все атаки были отбиты нашим огнем и контр-атаками. Противнику удалось лишь после упорного боя удержаться в небольшом участке наших окопов непосредственно восточнее Калнцемской дороги. Во время контр-атак нами захвачены пленные и пулеметы.
Руководившие боем на передовой линии командир одного из полков полковник Пименов убит. Командир другого полка полковник Баженов пропал без вести.
Западнее Студены (северо-восточнее м. Киселин) противник дважды пытался приблизиться к нашим окопам, но оба раза был отброшен.

Р у м ы н с к и й  ф р о н т.

Наши части, преодолев под сильным огнем противника широкие проволочные заграждения, наступая по пояс в снегу по крутым скатам, дружной штыковой атакой овладели укреплениями противника на высотах в 2-х верстах к востоку от Якобени (юго-западнее Кимполунга). Взяты пленные и трофеи, число которых выясняется.

К а в к а з с к и й  ф р о н т.
Без перемен».

«НОВОЕ ВРЕМЯ»:

«С о б ы т и я  д н я.

Атака неприятеля по восточной окраине Тирульского болота и вдоль берега реки Аа была остановлена нашим заградительным огнем.
Атаки значительных с Немцев вдоль шоссе из Калнцема в Шлок отбита.
На румынском фронте наши части наступая по пояс в снегу, овладели укреплениями противника на высотах в двух верстах к востоку от Якобени.
Наступление германской пехоты южнее Гетзаса было остановлено огнем бельгийской артиллерии.
В Средиземном море неприятельской подводной лодкой потоплен грузовой пароход «Amiral Mahon», направлявшийся в Солунь. Из 900 солдат спасено 809.Установлено, что английский вспомогательный крейсер «Laurentic» погиб, наскочив на мину.
В Англии призываются записываться в ряды армии все молодые люди, родившиеся в 1898 г.
Приказом норвежского короля правила от 30 сентября 1916 г. о подводных лодках заменены другими, благоприятными Германии.
Люксембургский министр иностранных дел выступил в палате с речью, в которой подтвердил принцип независимости великого герцогства.
На фабрике химических продуктов близ Кельна произошел взрыв. (С.т.).
Германские газеты советуют правительству организовать самостоятельное государство Фландрию.
Сильное землетрясение на Камчатке».

«РУССКОЕ СЛОВО»:

«С л у х и  о  п е р е м е н а х.

В бюрократических кругах вновь оживленно заговорили о возможности в ближайшее время перемен в составе членов совета министров.После того, как условия гр. А. А. Бобринского были отклонены, начались переговоры с А. Ф. Треповым. Как мы слышали, А. Ф. Трепов, принципиально согласившийся вновь стать во главе правительства, выставил, со своей стороны, также несколько условий, без принятия - коих он не считал бы возможным сформирование кабинета.
Условия эти, как передают, сводятся к следующему:
1) А. Ф. Трепову предоставляется право обновить весь состав нынешнего кабинета, за исключением постов морского и военного министров.
2) В основу правительственной программы должно быть положено тесное сотрудничество с Государственной Думой.
3) Полномочия 4-й Государственной Думы должны быть продлены до окончания войны.
Будут ли приняты условия, — покажет ближайшее будущее. Но в осведомленных кругах подчеркивают, положение нынешнего главы правительства не может считаться прочным, и возвращение его к активной деятельности по Государственному Совету вполне вероятно».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ Н.Н. ПОКРОВСКОГО:

«Первое заседание конференции происходило в Мариинском дворце, в зале б[ывших] соединенных департаментов. Мною произнесена была заранее написанная речь на французском языке и предложен порядок занятий по секциям: Военной, Финансовой и Политической.
Военная секция заседала в разных [местах], даже в «Европейской гостинице», по вопросам особо секретным, а также в помещении Генерального штаба. Финансовая секция имела одно заседание в Большом зале Совета министра финансов. Секция Политическая и заключительное общее заседание имели место в Министерстве иностранных дел. Я, как уже говорил, участвовал и председательствовал в этой последней секции и был также в Финансовой. Здесь речь П.Л. Барка произвела очень хорошее впечатление чрезвычайно ясным и откровенным изложением трудностей нашего финансового положения. Иностранцы потом говорили, что никогда не слышали такого определенного изображения наших нужд и потребностей.
В секции Военной была установлена норма тоннажа, которая могла быть нам предоставлена в течение 1917 года, а именно четыре миллиона двести тысяч тонн. Тогда наши военные заявляли, что этого слишком мало, но размер иностранного тоннажа не допускал большего. В конце концов, кампания 1917 года показала, что наше артиллерийское снабжение было на большой высоте, и наш фронт, при согласованном действии с Западным, весьма сильно содействовал бы скорейшему окончанию войны, если бы не наступила революция, предпринятая во имя окончания войны, но до последнего времени задержавшая Россию в состоянии войны, в то время когда все прочие народы ее уже окончили.
В Политической секции обсуждались некоторые частные вопросы, как, например, отношение к Греции, дела румынские и, кроме того, возбужден был общий вопрос о создании в Париже общесоюзнического центрального совещания для быстрейшего разрешения вызванных войною общеполитических вопросов. В это совещание должны были войти наиболее авторитетные деятели всех союзных стран. Эту идею горячо поддерживали французы и англичане, итальянцы же находили в ней противоречие с основами своего конституционного строя. Разногласие возникло и в отношении самого состава будущего совещания. Конференция не дала по этому предмету никакого окончательного решения, и дело было перенесено на заключение подлежащих правительств, где оно и получило погребение по первому разряду.
Заседания конференции сопровождались бесконечными обедами и приемами. Началось с блестящего обеда и раута в Министерстве иностранных дел. Затем эти приемы продолжались ежедневно, так что делегаты пришли в полное отчаяние и за то, что потеряли массу времени, и за свои желудки. «Где же этот голод в России, о котором так много говорят?» – восклицали они.
Я не могу даже перечислить всех тех мест, где их чествовали. Государь принимал каждого из старших делегатов в особых аудиенциях и пожаловал всем ордена Св. Александра Невского. В ответ я получил Большой крест Почетного легиона, который мне, впрочем, доставили уже после революции. Затем был общий прием всей делегации в Царскосельском дворце, причем Государь снимался группою вместе с делегатами. Наконец, был парадный обед в Царском, на котором Государь произнес приветственный тост. После обеда Государь обходил всех и подолгу беседовал, а старшие делегаты ходили представляться императрице, которая на обеде не присутствовала».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ АНГЛИЙСКОГО ДИПЛОМАТА ДЖОРДЖА БЬЮКЕНЕНА:

«Чтобы ускорить дело, конференция была разделена на три комиссии: политическую, военную и техническую. Последняя, на которой обсуждались имеющие первостепенное значение вопросы транспорта и боеприпасов, проделала наиболее важную работу. В своей речи на открытии конференции генерал Гурко сообщил, что Россия мобилизовала четырнадцать миллионов человек; потеряла два миллиона убитыми и ранеными и столько же пленными; в настоящий момент имеет семь с половиной миллионов под ружьем и два с половиной – в резерве. Он не выразил никакой надежды на то, что русская армия сможет предпринять крупномасштабное наступление до тех пор, пока не завершится готовящееся формирование новых подразделений и пока они не будут обучены и снабжены необходимым оружием и боеприпасами. А до тех пор все, что она может сделать, – это сдерживать врага с помощью операций второстепенного значения».

ИЗ ДНЕВНИКА ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА М. ПАЛЕОЛОГА:

«Четверг, 1 [19 января] февраля 1917 года

Я пригласил на завтрак Коковцова, Трепова, генерала Гурко, Думерга и генерала Кастельно.
Оживленный и задушевный разговор. На сей случай Коковцов спрятал поглубже свой слишком законный пессимизм. Трепов говорит откровенно об опасностях внутреннего кризиса, который переживает Россия, но в его словах, а еще больше, может быть, в его личности такая сила энергии и повелительности, что зло кажется легко поправимым. Генерал Гурко выказывает себя еще более стремительным, чем обыкновенно. Я чувствую, что вокруг меня реет живительная атмосфера, принесенная Думергом и Кастельно из Франции.
В три часа заседание конференции в Мариинском дворце; мы заседаем в большой круглой зале, выходящей окнами на Исаакиевскую площадь.
Покровский председательствует, но его неопытность в дипломатических делах, его кротость, его скромность мешают ему вести совещание, которое несется по течению. Говорят о Греции, Японии. Сербии, Америке, Румынии, скандинавских странах и проч. Все это без последовательности, без руководящей идеи, без практического вывода. Несколько раз лорд Мильнер, с которым я сижу рядом, нетерпеливо шепчет мне на ухо:
— Мы теряем время!
Но вот председатель дает слово начальнику Штаба Верховного главнокомандующего.
Своим звонким и прерывающимся голосом генерал Гурко читает нам ряд вопросов, которые он хочет предложить конференции в области военных операций.
Первый вопрос приводит нас в изумление, так как он сформулирован в следующих выражениях: «Должны ли будут кампании 1917 года иметь решительный характер? И не следует ли отказаться добиться окончательных результатов в течение этого года?»
Все делегаты — французские, английские и итальянские — энергично настаивают на том, чтобы были начаты сильные и согласованные наступления на различных фронтах в возможно кратчайший срок.
Но генерал Гурко дает нам понять, что русская армия не в состоянии будет начать большое наступление до того, как будет подкреплена шестьюдесятью новыми дивизиями, сформирование которых было недавно решено. А для того, чтобы эти дивизии составить, обучить и снабдить всем необходимым материалом, понадобятся долгие месяцы, может быть, год. До тех пор русская армия в состоянии будет начать лишь второстепенные операции, которых, однако, достаточно будет для того, чтобы удержать врага на Восточном фронте.
Вопрос слишком серьезен, чтобы конференция пожелала высказаться без мотивированного мнения генералов.
Другие вопросы, которые зачитывает нам генерал Гурко, являются лишь следствием первого или имеют отношение к задачам технического характера. Поэтому весь список вопросов передается на рассмотрение в военную комиссию».

ИЗ КНИГИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА «ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ»:

«19 января вновь следует обширный "совершенно секретный" доклад охранного отделения. "Отсрочка Думы продолжает быть центром всех суждений... Рост дороговизны и повторные неудачи правительственных мероприятий по борьбе с исчезновением продуктов вызвали еще перед Рождеством резкую волну недовольства... Население открыто (на улицах, в трамваях, в театрах, магазинах) критикует в недопустимом по резкости тоне все Правительственные мероприятия".
Отмечаются: "успех крайне левых журналов и газет" ("Летопись", "Дело", "День", "Русская Воля" и появление "Луча"), оппозиционные речи "в самых умеренных по своим политическим симпатиям кругах"; доверчивость широких масс к Думе, которая еще недавно считалась “черносотенной" и “буржуазной", разговоры о "мужестве Милюкова и Родзянки" после 1 ноября.
"Озлобленное дороговизной и продовольственной разрухой большинство обывателей - в тумане", питается "злостными сплетнями" о "Думской петиции", об "организации офицеров, постановившей убить ряд лиц, якобы, мешающих обновлению России".
"Неспособные к органической работе и переполнившие Государственную Думу политиканы... способствуют своими речами разрухе тыла... Их пропаганда, не остановленная Правительством в самом начале, упала на почву усталости от войны; действительно возможно, что роспуск Государственной Думы послужит сигналом для вспышки революционного брожения и приведет к тому, что Правительству придется бороться не с ничтожной кучкой оторванных от большинства населения членов Думы, а со всей Россией".
"Резюмируя эти колеблющиеся настроения в нескольких словах, можно сказать, что ожидаемый массами в феврале месяце роспуск Государственной Думы не обязательно вызовет, но легко может вызвать всеобщую забастовку, которая объединит в себе всевозможные политические направления и которая, начавшись под флагом популярной сейчас "борьбы за Думу", окончится требованием окончания войны, всеобщей амнистии, всех свобод и пр.".
"В действующей армии, согласно повторным и все усиливающимся слухам, террор широко развит в применении к нелюбимым начальникам, как солдатам, так и офицерам". "Поэтому, слухи о том, что за убийство Распутина - этой "первой ласточки" террора - начнутся другие "акты", - заслуживают самого глубокого внимания... Нет в Петрограде в настоящее время семьи так называемого "интеллигентного обывателя", где "шепотком" не говорилось бы о том, что "скоро, наверное, прикончат того или иного из представителей правящей власти" и что "теперь такому-то безусловно не сдобровать". Характерный показатель того, что озлобленное настроение пострадавшего от дороговизны обывателя требует кровавых гекатомб из трупов министров, генералов... В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой; открыто и свободно раздаются речи опасного характера, затрагивающие даже Священную Особу Государя императора".
Далее сообщаются слухи о "национальной партии", образованной Пуришкевичем, о резко намечающемся авантюризме наших доморощенных "Юань-Шикаев", в липе Гучкова, Коновалова, князя Львова, стремящихся использовать могущие неожиданно вспыхнуть "события" в своих личных видах и целях и беззастенчивым провокационным образом муссирующих настроение представителей авторитетных рабочих групп Военно-Промышленных Комитетов.
"Общий вывод из всего изложенного": "если рабочие массы пришли к сознанию необходимости и осуществимости всеобщей забастовки и последующей революции, а круги интеллигенции - к вере в спасительность политических убийств и террора", то это указывает на "жажду общества найти выход из создавшегося политически ненормального положения", которое с каждым днем становится все ненормальнее и напряженнее».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БЫВШЕГО НАЧАЛЬНИКА ОХРАНЫ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ А.И. СПИРИДОВИЧА:

«На докладе от 19 января он [Глобачев, начальник Петербургского охранного отделения]настойчиво указывал на растущее недовольство от дороговизны жизненных продуктов, на успех левых газет и журналов, на симпатии широких масс к Гос. Думе, о готовящемся терроре, о разговорах о существовании офицерской организации, которая решила убить ряд лиц, мешающих обновлению страны.
«Население, — писал Глобачев, — открыто, на улицах, в трамваях, в театрах, магазинах критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия».
«В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой, раздаются речи опасного характера, затрагивающие даже Священную особу Государя Императора». Доклад указывал на противоправительственную работу Пуришкевича, Гучкова, Коновалова, князя Львова. Указывалось на «жажду общества найти выход из создавшегося политически ненормального положения, которое с каждым днем становится всё ненормальнее и напряжённее».
Ген. Глобачев докладывал, что часть либеральной оппозиции ищет поддержки в рабочих. Раскачать рабочие массы на поддержку Г. Думы должна была Рабочая группа при Военно-Промышленном Комитете. Ей покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно верили, что сумеют использовать рабочий класс и при их помощи овладеть властью.
Создав широкое рабочее движение около Гос. Думы, Гучков надеялся более легко осуществить и самый персональный дворцовый переворот, осуществление чего являлось его особо-конспиративной работой, бывшей географически вне поля зрения Петроградского Охранного Отделения, о чем ниже.
Письменные доклады Глобачева, передаваемые министру при личном словесном докладе, дополнялись и иллюстрировались более красноречивыми живыми фактами и именами. Сомнений в них не возникало. Каждое данное шло из недр соответствующей партии, организации, группировки. Сведения, представлявшиеся Начальником Охранного Отделения были вполне достаточны для хорошего министра Вн. дел, дабы сделать все надлежащие выводы, принять необходимые разумные и целесообразные меры, с одной стороны, и в то же время параллельно принять предупредительно карательные меры. Но в России не было тогда ни настоящего министра Внутренних дел, ни его Товарища по политической и полицейской части, ни настоящего Директора Департамента Полиции, который помогает министру видеть, знать и понимать всё совершающееся в стране».

ИЗ ДНЕВНИКА МОСКВИЧА НИКИТЫ ОКУНЕВА:

«19 января.
Сегодня знаменитый юбилей: исполнилось войне 2,5 года! † По этому случаю немцы продолжают поколачивать нас и союзников. Под Ригой потеснение на 1 или 2 версты и гибель то одного командира полка, то другого. У северных берегов Ирландии погиб с экипажем английский крейсер от мины. Румыния эвакуируется полностью. Уже парламент переехал в Одессу, а наследник престола в Петроград. Киев, Херсон, Одесса, Екатеринослав, Ростов н. Д., Саратов и другие южные города переполнены румынскими беженцами.
Ходили давно уже слухи, что Алексеев отставлен от управления Верховного Штаба, но официального сообщения не было. Сегодня же в газетах пишут, что в Царское Село к Царю приезжал с докладом «временно исполняющий обязанности начальника Штаба Верх/овного/ Главнок/омандующего/ генерал Гурко». Стоят 20-градусные морозы. Сегодня в Москве на уличных градусниках с утра значится 23°».