Когда боги велят умирать

МАКУ


Маку проснулся и долго не мог понять, что не так в ясном солнечном утре. Тишина. Прозрачная, висит над лесом, шуршит листьями деревьев и пахнет тухло-сладковатым. Птицы, догадался Маку, птиц больше не слышно.

Вчера ещё они беззаботно щебетали в листве - пёстрые толстоклювики и ярко-синие акури, Ниих ставила на них силки, а сегодня птиц больше нет. Улетели вслед за Онуки - богом смерти.

В брошенных гнёздах нашлось несколько крапчатых яичек. Маку высосал пару, остальные аккуратно завернул в листья и сложил в заплечный мешок - Ниих и одноногая Куре обрадуются лакомству.


К закату Маку добрался до хижины. Женщины тут же захлопотали у очага, разожгли огонь, достали красные глиняные чаши, Ниих принесла незрелые плоды банна.

- Больше ничего нет, - пожаловалась она. - Онуки всё съел.

Маку пожал плечами - он видел в лесу гниющие прямо на ветках цветы и фрукты - и протянул ей завёрнутые в листья птичьи яйца. Ниих радостно взвизгнула, по раздутому животу словно волны прокатились. Тут же разбила яйца в тарелку, добавила перетёртой травы и мякоти банна.

Одноногая Куре тяжело опустилась рядом с Маку на порог хижины:

- Надо уходить. Здесь еды нет, Онуки всё забрал.

Маку покачал головой:

- Некуда идти. У сиилов в деревне много мёртвых, остальные ушли. И зелёные мархи ушли. И карриты. Никого не осталось, только мы.

Маку глянул на Ниих. Бережно придерживая шевелящийся живот исхудавшими руками, она ловко вытаскивала из каменного очага горьковатые травяные лепёшки. - Сегодня я выследил слепую гориллу, отстала от стада. Завтра у нас будет мясо, много мяса.


Маку опоздал - на ещё подёргивающейся туше слепой гориллы вовсю пировали шестилапые гуарны, целая стая голодных свирепых хищников. В гневе охотник уже занёс было своё острое тонкое копьё, но тут же опустил.

Маку помнил, как однажды на их деревню напал огромный гуарн-людоед. Одним ударом мощной лапы убил двоих или троих детей, напугав остальных до полусмерти. Куре бесстрашно бросилась на защиту детей с одной лишь горящей палкой в руках и зверь оторвал ей ногу и рассёк живот. Хищника удалось убить, но это стоило жизни двум охотникам из целой дюжины.


Гуарны обглодали добычу дочиста и даже мохнатую шкуру разорвали в клочья. Когда стая скрылась в густых зарослях, Маку спустился с дерева и собрал в заплечный мешок обгрызенные кости. Досада змеем гнездилась в груди, чем теперь кормить беременную жену и немощную мать?


Онуки приходил в лес каждый раз, когда зацветали деревья юмаи, но ещё никогда не был так жесток к людям, никогда не опустошал лес полностью. Умирали люди, умирали звери, умирали деревья, Онуки насыщался и уходил.

Чем мы так разгневали бога смерти, что он забрал с собою всё живое, вздыхала Куре, а про нас забыл?

Маку хмуро молчал. Охота уже много закатов была неудачной, лес опустел. Чтобы заглушить голод, жевали траву и листья, но от пряных волокон только сильнее резало животы.

Ниих почти не вставала, не было сил, ребёнок в её утробе требовал пищи и с каждым днём становился всё слабее.

Однажды Маку заметил, что Куре нанизывает косточки банна на длинную жилу, делает оберег от смерти. Шуршащие бусы повесила на шею Ниих, а потом собрала амулет и для него.


Куре варила горилльи кости в тягучем соке дерева юмаи и рассказывала:

- Акури улетели на закат, к морю, я видела сегодня во сне. Туда Онуки не пойдёт, не любит он большую воду. В море рыба, в море водоросли, в море жизнь.

- Ты не дойдёшь. И она не дойдёт, - Маку поил жену костным отваром, гладил круглый живот.

- Мяса досыта наестся, дойдёт, - перебила сына Куре, посмотрела сурово.

Пустая чаша выпала из дрогнувшей руки, разбилась. В глазах потемнело, словно Онуки их ладонью закрыл. Вскинулся было, но слабая рука жены легла тихонько на его плечо, сжала.

- Куре права, - твёрдо сказала Ниих. - Буду есть досыта, дойду.


Маку взвалил на плечи мешок, полный жёсткого вяленого мяса, на спину Ниих приладил мешок поменьше с нехитрым скарбом: глиняными тарелками, кремнем и одеялом из горилльей шкуры.

Молодая женщина подвязала тяжёлый живот зелёным платком, подарком Куре, сняла с шеи длинные костяные бусы, повесила над холодным очагом:

- Я дойду, Куре, дойду.

Маку перехватил копьё поудобнее, взял жену за руку и размеренно зашагал к закатному солнцу.


НИИХ


Путь к морю был трудным. Лес не отпускал последних живых, густой подлесок цеплялся за ноги, рвал волосы Ниих. На какой день она разозлилась и срезала их каменным ножом?

Тяжёлый живот то и дело тянуло болью, Ниих всё плотнее подвязывала его платком, растирала травяным соком. Толку было немного. Она молча терпела боль и упорно шла вперёд. Постоянно хотелось есть. Мяса осталось совсем мало и Маку давал жене по крохотному кусочку утром и на закате. Она долго рассасывала их во рту, потом разжёвывала в кашицу и только потом глотала. Сам он ел ещё меньше, и Ниих было стыдно за свою медлительность - шагай она побыстрее, может, уже и дошли бы до морского берега.


Маку уходил далеко вперёд, прорубал в зарослях тропу, искал воду и место для ночлега, Ниих шла следом. В тихом пустом лесу ей было не по себе. Не жужжали цикады в высокой траве, не стучали клювами акури, не пищали в ветвях малыши древесных обезьян. Даже рёва гуарнов не было слышно - всех прогнал из леса Онуки.

Ниих вглядывалась во влажные после дождя заросли, вдруг где остались плоды банна, самое время им созреть. Мелькнули в зелени ярко-жёлтые пятна, Ниих сошла с тропы и увидела нетронутые гроздья, спелые, с лопнувшей кожицей, сладкие.

- Куууууу-ааааа! Куууууу-ааааа! - закричала толстоклювиком. Услышала ответный крик, улыбнулась, стала собирать плоды в кучу - сегодня они наедятся досыта. За зарослями банна в скалах приметила пещеру. Из каменной темноты слышался тоненький писк, будто ребёнок плакал от голода. Сердце Ниих заколотилось, она шагнула внутрь и тут же выскочила со страшным криком.

Метнулась в лес навстречу Маку, запуталась в корнях банна, упала, в живот словно когти гуарна вонзились, того самого, что оскалился на неё в пещере.


Когда Маку нашёл её, Ниих уже пела богу Онуки жертвенные песнопения. Завёрнутого в зелёный платок младенца она спрятала в траве, а сама баюкала послед, обмотанный листьями банна. Маку почтительно опустился на колени, склонил голову в погребальном жесте, запел вместе с Ниих.

- Возьми дитя, могущественный Онуки, мы отдаём его. Он умер и нам не нужен. Он теперь твой, он идёт за тобой. Не оглядывайся, Онуки, он идёт за тобой.

Когда погребальная песня закончилась, Ниих закопала послед, положила сверху четыре камушка - знак захоронения, подхватила дитя и с гордостью показала его Маку.

- Сильный ребёнок, мальчик! Я назвала его Куре-Тто, дом Куре.


Маку без труда убил гуарна - недавно ощенившаяся молодая самка умирала от голода и ран. В её тощий полосатый живот тыкался носиком облезлый слепой щенок. Маку занёс над ним копьё, но Ниих вдруг крикнула:

- Нет! Не отдавай его Онуки. Он звал меня, и я пришла.

Маку удивлённо глянул на жену, та бережно подняла попискивающего детёныша, положила его рядом с сыном и принялась кормить обоих своим молоком.


Маленькое племя провело в пещере много закатов. Маку вялил гуаранье мясо и сушил плоды банна, Ниих собирала и перетирала травы, выкармливала сына и маленького гуарна. Зверь подрос, открыл глаза и ни на шаг не покидал Ниих, а когда возвращался Маку, встречал его радостным повизгиванием.

- Останемся здесь, - просила она. - У нас есть еда, есть ночлег. Онуки скоро уйдёт и в лес вернутся живые. Зачем уходить?

- Скоро дожди, - качал головой Маку. - Пещеру затопит. Потом снова будет нечего есть. Что тогда? Съедим гуарна?

- Нет! - в страхе вскрикивала Ниих. - Ррры я не отдам, он мой! - и закрывала его руками. Маку смеялся.

Когда заплечные мешки были доверху заполнены, путники покинули пещеру. Маку, как и прежде, шёл впереди, Ниих следовала за ним под защитой шестилапого Ррры. Вскоре лес отступил назад, впереди лежала длинная каменистая пустыня, на которой там и сям возвышались высокие белые отростки.

- Дома белых муравьёв, - прошептал Маку.


На горячие камни пустыни ступили на рассвете. Белые муравьи уже скрылись в своих гнёздах, спасаясь от палящего солнца. Шли быстро, не останавливались ни на миг, несли по очереди плачущего Куре-Тто.

- Быстрее, быстрее, - подгонял Маку, и Ниих ускоряла шаг. Зной душил и лишал сил, от жажды сосали стебли жёлтого болотника. От жары у Ниих закружилась голова, она покачнулась, чуть не упала. Маку забрал у неё ребёнка:

- Иди, Ниих, до темноты надо успеть.

Впервые она увидела страх в глазах мужа, глубоко вдохнула, почти побежала. Сил хватило ненадолго:

- Не могу больше, Маку, устала.

- Ниих, иди! Муравьи скоро проснутся! Слышишь?

Солнце коснулось земли, стало прохладнее, и из белых гнёзд, похожих на огромные зубы гуарна, послышались щелчки. Будто лопается кожура банна, подумала Ниих и увидела, как из верхушек гнёзд белыми блестящими потоками хлынули муравьи.

- Беги! - крикнул Маку и бросился к чернеющей впереди лесной чаще.


Шестилапый выбился из сил, отстал, муравьи окружили детёныша со всех сторон и в один миг накрыли его белой голодной волной. Ниих услыхала его истошный вой и бросилась назад.

- Ниих! - заорал Маку. - Вернись! - но жена не слышала. Она давила муравьёв голыми ногами, размахивала ножом, сбивая их с себя, с гуарна и наконец вырвала из смертельного потока обмякшего Ррры.


Ниих умерла на следующий день. До последнего вздоха она прижимала к себе сына, гладила опухшими руками густую шерсть гуарна. А перед самой смертью сказала:

- Море рядом. Куре сказала, оно там, за этим лесом.


БЕЛКА


Здрасьте. Приятно познакомиться, капитан Томпсон, я Белка. Изабелла Свон Маршалл. Ненавижу своё имечко, поэтому зовите меня Белкой, так лучше.

Красивое? Ну-ну, сразу видно, что вы не любитель бульварных романчиков. Маман прочитала, наверное, сто тыщ этих книжонок. Впечатлилась поганенькой вампирской историей и не придумала ничего умнее, чем назвать меня в честь малолетней дуры, которая втюрилась в упыря, представляете? Неееее, я эту муть не читала, я вообще читать не люблю, что там интересного, в этих рассказиках? Написать любой дурак может, там много ума не надо, прижал зад к стулу и корябай себе.

А вот крутую игруху замутить не каждый может. Сколько таких чуваков у нас? Раз-два и обчёлся. Туда столько вбухать надо бабла и креатива, мама дорогая!


Играми с детства увлекаюсь. Года в три меня папаша за свой гейм усадил. Его шлем мне чуть не до пупа доставал, вот он ржал надо мной, а мне всё равно было - я как в другой мир попала. Да что уж там, это и был другой мир, нереальный и одновременно реальный. Вы играете, капитан? Ну вот, тогда вы меня понимаете. Я тогда так обалдела, что когда с меня шлем сняли, жуткую истерику закатила! Отец матери сказал, вот она, наследственность геймерская, эта малышка всех порвёт, когда вырастет. И был прав.

Он купил мне гейм, в долги залез, мать ругалась, а я за месяц отыграла "Карибских пиратов", правда, за матроса, ну да это в три года, представляете?


Обо мне тогда в местных сетях ролик выложили, мол, самый юный гейм-гений в стране, для журналов фоткали, интервью с родителями снимали. И на первые детские соревнования пригласили, да мать упёрлась, нет и всё, не дам из неё дегенерата делать, пусть лучше книжки читает. Забрала мой гейм и накупила мне энциклопедий разных. Отец, конечно, за меня заступился, да куда там. Мать пригрозила, что выкинет его из дома, а то и посадит за жульничество в играх. Папашка-то и правда был нечист на руку, тайком покупал проходки и коды, да только геймер из него всё равно фиговый был. Не чувствовал он игру, не вживался в аватара, ему только выигрыш подавай, только ради денег играть глупо, идея нужна, смысл. Это точно, капитан, как в жизни.


В общем, пришлось днём читать книжки - ну и тошнило же меня от них! - а по ночам я выходила в сеть с отцовского гейма, он мне пароли все дал, хотя я их и так давно взломала.

Лет в семь я впервые зарегилась в онлайн-битве, пришлось папкиным аватаром играть, по возрасту-то не проходила. Игра была по фэнтези какому-то, драконы там, замки, за трон все дерутся, прикрыли эту тему лет пять назад, нетолерантная оказалась. Представляете? Кишков и кровищи море, людей заживо жгут, пидо...голубцы в каждом эпизоде милуются - всё норм, в рамках, играйте. А вот если негров нету, непорядок! Чернопузые прям взбеленились тогда, а чего это им не вспарывают брюхи и в жопу не... в общем, вы поняли. Игру прикрыли и фиг с ней. Только я тогда дошла до финала. Победить мне не удалось, мозгов ещё маловато было, но приз взяла нехилый. Вернее, приз папаше отвалили, они потом с матерью от шока долго в себя приходили.


После этого мать от меня отстала со своими книжками, отдала гейм и даже новый шлем прикупила с выигрыша. И я начала играть на полную.

К пятнадцати годам я стала самым крутым геймером в стране, а вскоре и в мире. Уделывала всех, а если кому проигрывала, то училась, разбирала игру по пикселям, делала по сто проходок, если надо было, возвращалась и всё равно уделывала. Зарабатывала круто, мы дом новый купили, из нашего убогого райончика переехали на побережье, у меня вместо стандартного гейма появился сделанный на заказ, из технопластика, с такой начинкой, какую не на каждый космолёт ставят. Вот было времечко!

А потом мне стало неинтересно в сети, всё пройдено, всё выиграно, новые игры были предсказуемыми и скучными.


И тут мир потрясла реал-игра! Это тебе не оцифрованные персонажи, а настоящие, живые! На отдельной живой планете, в самых реальных локациях! Помните, сколько было разговоров? Даже бунты. Но всех этих фанатиков всё равно прижали, законы приняли, реалы разрешили. Наши законы только на людей же распространяются, а эти туземцы… по шесть пальцев на руках, роста высоченного, уши на макушке, как у кошек… не люди же...

Как я ждала совершеннолетия! В реале систему не обманешь, как в сети, мигом вычислят и забанят навсегда. Три года я дни считала до игры и прямо в день рождения получила приглашение на реал! От счастья и предвкушения я ни спать, ни есть не могла, только в космолёте успокоилась.

Знала бы, что будет...

Ладно, по порядку.


Игра одновременно и простая, и сложная. Много локаций, много игроков сразу, тысячи, если не миллионы. А сюжет на всех один. Дают тебе персонажа и цель и всё, никаких правил, никаких ограничений. Надо своего чувака из точки А в точку Б довести с наименьшими потерями, ну и развить его по дороге, прокачать, так сказать. Я вначале тупила сильно, не понимала, что делать. Ну живёт мой персонаж в своём племени, охотится, жену нашёл, ребёнка ей заделал. В игровой капсуле дни быстро идут, даже жутко порой, да и на планете этой другие законы времени, у них год проходит, у нас неделя или около того.


В общем, пока я в игру вникала, в деревне голод настал и всё население свалило. Пришлось мне своих тоже с места срывать, в задании чёткая цель появилась: идти к морю, мол, там еды много. Типчики мои не растерялись, из мамки-инвалида чипсов наделали и пошагали.

В пути всякое случалось, я за своих аборигенов переживала. Еда почти закончилась, куда идти не знаю, туземец долго по лесу плутал, от этой чёртовой жары моя беременная еле тащилась. К цели я толком не приближалась, зато персонажи прям развивались: любовь там у них, семья, сюсюкаются на своём тарабарском, обнимаются. Потом мелкого родили, нянькают его, псину эту шестилапую приручили. Я от умиления чуть не плакала. Обо мне так никто не заботился, я для родителей прям с детства банкоматом была, лишь бы зарабатывала. Мама меня только перед камерами и обнимала, напоказ.


В общем, забыла я, что семейку мою игровую надо к морю вести, устроила им рай в пещере, любуюсь, и кааак выскочит уведомление во весь экран: мол, цель игры не достигнута, слишком долго на одном месте, вперёд, иначе выход из гейма и до свидания.

Делать нечего, веду их дальше. И главное, других аборигенов не видно, похоже, все уже на берегу тусуются или на второй этап перешли, одна я тут торможу. Меня прямо злость взяла от возможного проигрыша, я сюда вообще-то за победой прилетела, да за моей игрой полмира наблюдает, а я тут нюни распускаю!

Психанула и погнала своих через смертельную локацию. Потом пожалела, конечно, плакала сильно. Девушка по моей вине погибла.

Она бросилась в гущу ядовитых мурашей, чтоб псину свою спасти, а я ей позволила. Я знала, что пока насекомые её жрут, мой туземец успеет добежать до леса и спастись. Так и вышло. Все остальные, кто решил пойти этим путём, умерли. А я прошла. Вот так на первом этапе я стала лидировать в игре.


Там вообще много персонажей поумирало: кто от голода, кого хищники местные загрызли, а кого свои же убили и сожрали. Оставшихся аватаров привели на побережье, они построили новую деревню, снова занялись охотой там, рыбалкой. Руководство реала поставило игру на паузу - требовалось время на подготовку второго этапа, около двух недель.

Я почти никуда не выбиралась за эти дни, наблюдала за своими персонажами. Да, капитан, я знала, что это запрещено, но вы же знаете, расшифровать коды доступа мне как два пальца... Все эти аборигены были такие… добрые, что ли. Они общались, пели песни, баюкали детей, занимались любовью. Без нашего вмешательства они не спорили, не дрались, не убивали друг друга. Мой туземец так умилительно играл со своим малышом, учил шестилапого охотиться и приносить добычу, а по ночам молился богу смерти за жену и мать. Он жил жизнью, которую придумали для него люди, они прикрылись личиной выдуманного бога и забрали у него то немногое, что было. Только любовь не смогли забрать, ни у него, ни у каждого туземца на этом берегу. И душу, и что-то правильное, чему нет названия в нашем языке. А у них есть.

Тогда-то я и подумала в первый раз: они такие же, как мы… человечные. А потом: нет, они человечнее в тысячу раз. Калека-мать пожертвовала собой ради спасения своих сородичей. Жена моего персонажа спасла остальных ценой своей жизни.

А я… зажравшаяся малолетняя сучка, в жизни не нюхавшая настоящих страданий, настоящей боли, сижу тут и решаю, кому из них умереть сегодня. Заставляю их жить по своим правилам, казню и милую, а они всё равно живее и лучше меня в миллион миллионов раз. Таким дерьмом я себя никогда ещё не ощущала. Теперь это чувство навсегда со мной, вовек не отмоюсь. И я решила исправить хоть что-то в этой поганой ситуации.


Писали программы, конечно, крутые чуваки, но я с трёх лет копошусь в цифровой помойке, у меня лазеек и опыта мама дорогая. Пришлось потрудиться, не спорю, но я взломала мультичипы туземцев, заблокировала все входящие данные, удалила к чертям исходники и через код-трансформер закрыла доступ к общему серверу. И когда запустили второй этап игры, мой туземец выключился из реала первым. За ним остальные. Эпичное было зрелище, скажу я вам - аборигены выковыривают из своих затылков мультичипы и бросают в воду. Кровь ручьями, кто сам достать не может, тому помогают и всё это в полной тишине, только прибой шумит да пёс-мутант порыкивает.

А потом они быстро о чём-то договорились и ушли. Куда? Я не знаю, капитан. Эта планета - их дом, они вернут себе своих богов, свои жизни и построят свой мир заново. Больше никто не будет играть ими как вздумается. По крайней мере, очень на это надеюсь.

Я, кстати, много чего нашла интересного, пока рылась на серверах игры, и слила всё куда надо. Экофанаты с ума сойдут от радости, им только дай повод кого-нибудь позащищать. А ведь эти местные… не люди… нуждаются в защите. Вот пусть их и защищают.


Вот такие дела, капитан. Давайте подпишу, где надо, и отведите меня обратно в камеру, я очень, очень устала.