Глава 24. Работа в столовой. УФМС

20 ноября я устроился помощником на линию раздачи в столовой, неподалеку от хостела. Впервые в России у меня была ставка – 15000 в месяц при пятидневной рабочей неделе, со сменами с 11:00 до 16:00. Плюс за каждый сверхурочный час, ещё 100 рублей. Довольно скоро директриса сказала, что я нужен на работе с 10 утра и эти слова вознесли мой месячный заработок с 15000 до 17000.
Вопрос питания обстоял ещё лучше – мне разрешили есть дважды в день, к тому же я довольно скоро подружился с поваром холодного цеха, что обеспечило мой ужин салатом с работы. По будним дням можно было практически не тратиться на еду и чай стал основной статьей расходов на питание, что добавило мне сходства с императором Китая или королевой Британии.
Суть сотрудника раздачи заключалась в том, чтобы обеспечивать посетителей едой раньше, чем им надоест стоять в очереди. Также нужно было следить за тем, чтобы витрина выглядела привлекательно и была полна еды. Эти задачи остаются неизменными в любом кафе и столовой, а главным отличием в сфере общепита являются ёмкости, точнее их название. Контейнер, чеплашка, лоток, тазик, бадейка, топс, кандейка, таска, тапаверка, судок – никогда не угадаешь в чём выставляют продукты на витрину очередного заведения быстрого питания. На первый день в столовой, сменщица сказала мне принести с кухни глубокие мармиты. Я несколько минут внимательно оглядывал поваров за работой и полки вокруг, но не обнаружил ни одного предмета, который хотелось бы назвать мармитом. Пришлось вернуться с пустыми руками на раздачу, где мне объяснили, что я какой-то тупой, а мармит – это металлический контейнер.
Однако главной проблемой в столовой для меня стал не языковой барьер, а коллектив.

Столовая располагалась в столетнем здании, но устои в ней царили ещё более древние и вовсю процветало крепостное право.
На роль барыни идеально подходила директриса. Изящная женщина лет тридцати с музыкальными пальцами и любовью к платьям, выглядела как дворянка, вернувшаяся из столицы в собственное имение, чтобы навести в нем новомодные порядки. Управлялась она с заведением очень либерально – к персоналу обращалась вежливо и всегда готова была выслушать любое предложение по улучшению рабочего процесса. Однако, при необходимости могла жёстко отказать служащим в авансе или сделать выговор и я бы совсем не удивился, если бы барыня обменяла какого-нибудь кухонного работника на щенка охотничьей собаки.
Те же самые невербальные сигналы, которые мгновенно настраивали против меня пьяных кедролазов, белгородских разнорабочих или екатеринбургского крановщика, обеспечили симпатию изящной женщины к моей персоне. По отношению ко мне, это была самая доброжелательная управляющая из всех, на кого я работал. И в конфликтных ситуациях директриса всегда становилась на мою сторону, если только я не пытался спорить с её лакеями.

Там где есть двор, должна быть и свита.
Однажды высокий мужчина потребовал у меня майонез к борщу и я ответил, что сервировка предполагает сметану. Посетитель, словно капля воды, упавшая в раскалённое масло – мгновенно вскипел и взорвался.
– Я хочу майонез! Неси мне майонез! Да ты знаешь кто я такой? Одно мое слово и ты здесь работать не будешь!
Я практически поверил, что передо мной стоит кто-то важный, вроде хозяина приморских работ или начальника владивосточного майонеза и выполнил его каприз. Так и состоялось мое знакомство с личным парикмахером барыни. А кроме него был ещё фитнес-тренер, фотограф, консультант по социальным сетям, маникюрщица и просто хорошие знакомые изящной женщины. Все эти люди питались в столовой бесплатно и большинство из них не упускало возможности почувствовать себя важными и значимыми на фоне обычного сотрудника раздачи или кассира. Я даже начал переживать из-за того, что не могу надолго запомнить лицо человека, чьего имени не знаю. Потому что мне никак не удавалось узнать того высокого мужчину, прежде чем он начнет истерить из-за очередной ерунды. Корень мандрагоры в легендах начинал кричать, когда видел садовника, а парикмахер барыни в столовой – когда видел меня.
Раза три-четыре я даже получал от директрисы выговор из-за жалоб ее лакеев. А выговор мог обернуться чем угодно, вплоть до штрафа и увольнения. Система штрафов нигде обозначена не была и зависела исключительно от настроения руководства. Людям назначались случайные суммы от 500 до 5000 рублей, вне зависимости от масштаба прегрешения. Одну девушку при мне на 5000 оштрафовали за перекур в неположеное время и это при том, что почти весь персонал работал за 15-20 тысяч в месяц.

Главным любителем штрафов и покушать, был управляющий поместья – местный шеф-повар. Толстяк с барскими замашками лапал поварих и кассирш, сально шутил, громко смеялся и злобно угрожал расправой, если кому-то это не нравилось. Крупный мужчина не был профессиональной мозговой косточкой, но навариться умел. Скорее всего официальная зарплата у него была ниже, чем у директрисы, но учитывая устные договоренности с поставщиками, экономию на продуктах и попытки оставить чужой труд без оплаты, вряд ли кто-либо в столовой имел доход выше, чем повар. Если бы он не умел готовить – мог бы работать государственным чиновником. Из тех, которые кабинет оставляют либо когда идут на повышение, либо когда их судят за расхищение.
Кроме штрафов, носитель объемного живота и белого колпака, знал и другие способы усложнить окружающим жизнь. Запретил как-то персоналу брать еду с раздачи и заставил доедать просроченную солянку, лично я вообще в тот день ничего не ел, а повариха с холодного цеха этой солянкой чуть не отравилась. Однажды меня пытался убедить, что тратить каждый день полчаса на неоплачиваемую подготовку смены – это нормальная практика. А когда я сказал что не собираюсь работать бесплатно, он начал краснеть, угрожать и кричать что устроит мне...
Я бы тогда уволился, если бы меня не обсчитали с зарплатой, из-за чего пришлось целый месяц ждать возвращения директрисы из Тайланда и прекращения поварского самоуправства.

За кассами работали две девушки – невысокие, темноволосые двоюродные сестры.
Первая мне сразу заявила, что она тут главный человек, когда нет директора или шеф-повара. С остальным персоналом девушка себя держала исходя из этого убеждения – кричала и обзывалась, а также постоянно требовала подчинения от поваров, уборщиц, продавцов и грузчика. Сразу было понятно, кто в столовую ходит работать, а кто – служить.
Только с директрисой она всегда была мила, приветлива и внимательна. Любила носить барыне кофе, когда та сидела в столовой со своей свитой. Похоже, кассирша всерьез верила, что исправное лакейство делало ее ближе к высшему сословию и давало право смотреть на остальных сотрудников сверху вниз.
Девушка часто со мной конфликтовала и требовала повиновения, чего добиться не могла и жаловалась руководству на то, что я ее не слушаюсь. Так и говорила – "он меня не слушается, сделайте что-нибудь с этим". Однажды, в ответ на прошение, директриса указала, что кассирша ничем не отличается от остальных сотрудников и слушаться ее никто не должен. После этого девушка назвала меня самым отвратительным человеком в мире и расплакалась. Тогда я и понял, что женские слёзы, как и вороний крик около булочной – не всегда предполагают трагедию.

Вторая кассирша не имела лакейских амбиций и в общении была приятнее своей родственницы. Хотя поначалу мне с ней было совсем непросто; девушке не требовалось чужого повиновения – она раздражала людей ради самого процесса. Со временем, в чебуреке ее личности я смог почувствовать мягкую начинку внимательности и заботы под тестом грубости и ругани. Препирательства кассирша не прекращала, но всегда чувствовала границу дозволенного и удивительно тонко читала невербалику. Именно она практически мгновенно поняла, что у меня что-то случилось, когда я обнаружил пропажу денег из кошелька, забытого в раздевалке. Перед началом смены мой бюджет составлял 2000 рублей и 1 доллар, а через пару часов, стало на одну тысячную купюру меньше. Если бы сказки Шехерезады стоили по рублю, мне пришлось бы разменивать доллар, чтобы услышать последнюю историю.
А ещё однажды я стал свидетелем того, как заботливая кассирша отчитывала сотрудницу раздачи за то, что та мне нагрубила. К сожалению, после соли, самой популярной приправой в нашей столовой была грубость.

Первая сотрудница раздачи, с которой я столкнулся, ещё во время стажировки начала проявлять ко мне немотивированную агрессию – толкалась, ругалась и не отпускала на обед. Она была уволена примерно через месяц за то, что несколько раз уходила в запой и возвращалась с замазанными тоналкой синяками, которые не соответствовали представлениям директрисы о дресс-коде заведения.
Освободившееся место закрыли не менее агрессивной персоной, потом ещё одной... Видимо в описании вакансии кто-то перепутал требования сотрудника раздачи и сторожевого пса.
В январе на смене появилась крупная женщина из тех мест, где резиновые сапоги видят чистыми только в магазине, а свинья считается инвестицией. Новой работнице я не понравился сразу и она этого не скрывала. Сменщица бросалась оскорблениями в лицо и за спиной, толкалась и даже угрожала, что приедут какие-то мужики и я этого не переживу. К счастью, никто так и не явился на расправу со мной – видимо инспекторы ДПС не пропустили в город трактор.
Только жизненная неудача привела на работу в столовую действительно приятную женщину, которая и работала нормально, и ко мне относилась хорошо. У моей напарницы имелся небольшой прогоревший бизнес, ставший причиной трудоустройства, а также высшее образование, сделавшее ее интересным собеседником. Только благодаря ей и ещё паре доброжелательных поварих, психологический климат в столовой не превратился в катастрофу и спасатели никого не эвакуировали с рабочего места.
Долго я мириться с внутренними порядками заведения не мог и 25 февраля получил расчет. Мне было приятно покидать тревожное место и вдвойне приятно от того, что я оставлял женский коллектив незадолго до 8 марта.

В середине февраля заканчивался срок действия миграционной карты и чтобы не превратиться в нелегала, в начале месяца я подал заявление в УФМС на получение РВП. Но с оговоркой, что экзамен и медкомиссию пройду немного позже. Очень вовремя Роберт сообщил, что познакомился на морском вокзале с женщиной, которая временно регистрирует людей за деньги и сочувственно относится к мигрантам из Донецка. Вооруженный контактом, я связался с новой знакомой земляка и уже через неделю обменял купюру в 5000 рублей на документ, обеспечивающий меня полугодовой регистрацией. Два кусочка бумаги с небольшим количеством краски сменили своих владельцев; в масштабе города это не значило ничего, но лично для меня – многое. Прежде чем вернуться в УФМС, я успел сделать флюорографию, а также получить какую-то справку у терапевта.
И вот, на столе госслужащей начали появляться мои трофеи бюрократических баталий. Увидев регистрацию, женщина мгновенно изменилась в настроении и с воодушевлением поинтересовалась, откуда я взял документ и не купил ли его. Я ответил, что купил, как она сама ранее и советовала и тогда сотрудница миграционной службы в спешке закрыла кабинет и пригласила меня подняться с ней на третий этаж. Там была какая-то большая канцелярия на десяток столов и меня оставили ждать в коридоре. Я не совсем понимал, что происходит, но подозревал, что сейчас мне оформят какую-то справку, а может даже выдадут РВП без лишнего ожидания – не зря же госслужащая так резко ко мне подобрела, как увидела документы. К сожалению, я неверно понял женское сердце и перепутал радость от возможности выслужиться с внезапным приступом добродушия. Через полчаса приехало трое полицейских, которые забрали меня вместе с регистрацией в участок.
Там, в полуподвальном помещении я оставил отпечатки пальцев на электронном сканере и написал объяснительную, после чего смог выяснить причину задержания. Оказалось, что вместо регистрации, на морском вокзале мне продали не имеющий юридической силы листок бумаги, распечатанный на цветном принтере и теперь меня обвиняют в использовании поддельных документов. Все это выглядело огромной ошибкой, словно тыквенный суп. Около двух часов я прождал в комнате для допросов, пока обо мне всё-таки вспомнили блюстители порядка, но допрашивать никто не собирался и просто заставили подписать какой-то формуляр, после чего выпустили из полицейского отделения.

В хостеле я сообщил Роберту, что помощник из него такой себе и меня из-за этой регистрации забрали в полицию. Боксер такого поворота не ожидал и предложил сходить в участок вместе со мной, чтобы убедить следователей не заводить дела, но я отказался, потому как судить меня за то, что меня же обманули мошенники было бы абсурдом. Не прошло и полугода с последнего жизненного урока, а я уже успел забыть, что именно абсурд является целью любого бюрократического процесса в России.
Прежде чем выпустить из отделения, полицейский взял у меня номер телефона и пообещал позвонить в течении трёх дней, если дело отправится в разработку и потребуется мое присутствие. Это были очень нервные три дня – я, словно преподаватель, уснувший на собственной лекции, дёргался от любого звонка или стука в дверь. Попытки решить запущенную проблему завели меня в прокуратуру. Правда визит завершился на ресепшене из-за выходного дня и отсутствия внятной претензии.
Через неделю я вернулся с работы и услышал, что в мое отсутствие, заходила полиция. Попрощаться с небом без решёток мне времени хватило, а вот сухарей насушить – нет, ведь причиной визита был не я, а жалоба соседей на обилие пьяных мужиков в подъезде. Где-то в интернете было написано, что если в течение десяти дней или месяца, подозреваемого никуда не вызывают, значит дело не было открыто. И время пошло. Поначалу тревога, прикормленным псом следовала за мной всюду, но через время внутренний таймер опасений окончательно остановился и я позволил себе успокоиться.

На РВП больше рассчитывать не приходилось и чтобы хоть как-то продлить легальность пребывания в России я снова отправился в УФМС. К той самой служащей, которая сдала меня в полицию, хотя могла просто объяснить, что регистрация в моих руках является фальшивкой. В федеральной миграционной службе я написал заявление на предоставление временного убежища и получил право находиться в России на срок рассмотрения данной просьбы.
Той весной лёд моей наивности подался трещинами и бойким ручьем заструилось осознание простого факта: большинство моих проблем с законом возникало как раз из-за стремления оставаться законопослушным.