В жизни бывает все

               
В жизни бывает все. Абсолютно все . Если кто-то вам скажет, что мы живем в какой-то там «матрице», где «все предопределено», или еще хлеще, как вещали викинги  в средневековье – «Великий Отец давно выковал звенья цепи твоей жизни, и что бы ты ни делал , количество дней,  отпущенных тебе , не увеличится..»   - не верьте.   Великий Отец, может, что и кует, но про вас он точно забыл. 

Мысли о предопределенности судьбы навещали Елену Ивановну постоянно. Вечер за вечером,  месяц за месяцем, год за годом, она садилась к столу у окна, за которым менялись времена года, наливала неизменную чашку чая, в старую фаянсовую кружку с блеклыми цветочками, и вспоминала давний разговор с цыганкой,  на грязной подмосковной железнодорожной станции. Старая гадалка, внезапно ухватив ее за руку, начала что-то громко шипеть  о «дальней дороге»,  «тоскливой одинокой жизни», «лютых холодах».  Молоденькая и симпатичная Леночка, студентка-отличница  метеорологического техникума, смешливо фыркнула на пахнувшую дешевыми папиросами старуху, и отказалась позолотить ей грязноватую руку.   Цыганка в ответ усмехнулась , блеснула желтым зубом и, шурша широкими юбками,  юркнула в очередную электричку, длинной зеленой змеей уползшей в яркое золото подмосковных лесов. 

И вот теперь, спустя долгие годы, тоненькая как былинка, Леночка, из  первой красавицы курса, надежды советской метеорологии и бессменного руководителя комитета комсомола техникума, превратилась в Елену Ивановну - скромную и одинокую работницу метеорологической станции в Заполярье.

Поддавшись мимолетному шквалу позднесоветской комсомольской романтики, она сама попросилась на Крайний Север – испытать себя и посмотреть на новых людей.  Да, конечно, высокие северные заработки и возможность быстро выйти замуж  в условиях жуткого женского дефицита Заполярья, тоже сыграли свою роль. Но на первом месте была тяга к неизведанному. Если была возможность,  Леночка попросилась бы в Антарктиду, но Антарктика для СССР была дальним зарубежьем, туда пускали только после работы в Советской Арктике.

Через пару лет после  распределения   и приезда в глухомань Таймыра, где базировались метеорологи, Советский Союз рухнул.  Северный морской путь и арктические авиационные и ракетные маршруты, безопасное прохождение по которым обеспечивались информацией от метеостанции, оказались никому не нужны. Саму станцию, некогда кипевшую жизнью и служившую культурным форт-постом Москвы для местного оленеводческого населения – долган ,  законсервировали , оставив на ней трех человек, и Леночку в том числе.  Леночка бы тоже уехала рискуя сгинуть в бандитском российском беспределе 1990-ых, но вмешался случай - как молодой специалист она должна была отработать три года на станции. Да,  и возвращаться на Большую Землю – так в Заполярье именовали остальной СССР, южнее 69 параллели,  ей было некуда.  Когда же истекли три года распределения, уже и не к кому – родители, не пережив вакханалии краха Советской Родины, одновременно умерли,  а родственников  у Леночки почти не было. 

С тех самых пор, время для Леночки  остановилось. Оно стало каменным - таким же жутко тихим, мертвенно-холодным и безответным.   За окном ее крохотной станционной комнатки ничего не менялось  годами и пятилетками. Одна полярная ночь выметала из тундры кратким летним зноем другую.  Пару раз за лето на станцию забредали пьяные долгане-оленеводы -  обменять  диетическую оленятину на спички и соль.   Обстановка в самой комнатке тоже не менялась – все те же картины на стенах, все те же пледы на кровати, все те же подушки с расшитыми наволочками. Все тот же запах постиранных простыней и до блеска натертого пола.  Даже ремонт на станции делали очень редко, в советские времена умели строить на века . Так, чуток подбелить, подкрасить, и все.   

Соседи Леночки – пожилая семейная пара из Сибири, которых московское начальство посулами, угрозами и обещаниями оставило для охраны станции сначала на один сезон, потом на другой, а позже они и сами не захотели уезжать – северная болезнь это мощная штука, общались с ней как с собственной дочкой. Было не так тоскливо и одиноко.  Но после того как на Большой Земле у них появились внуки, со слезами на глазах  и обещаниями обязательно вернуться, они уехали к детям, куда-то под Новосибирск.  Видимо, что-то там не заладилось – то ли с внуками, то ли с детьми, но старая пожилая пара просто пропала. Сгинули без звука, без писем и телеграмм -  Сибирь…

С тех пор Леночка жила на станции совершенно одна.  Смотритель, охранник, научный сотрудник и начальник, и все в одном лице. Правда, зарплата была одна.  Но даже одну зарплату тратить было негде, а про обязательный ежегодный отпуск начальство тактично и регулярно забывало – заменить метеоролога на посту было просто некем. 

Поначалу, пока кипела молодая кровь и бродили гормоны, было невмоготу обходиться без мужского внимания. Девушка отчаянно фантазировала, представляла себе,   как в тундре  падает военный самолет, и боевой летчик , весь в крови, приползает на порог ее домика, оставляя длинный кровавый след на снегу. А она его подбирает,  бинтует, отпаивает горячим чаем. И у них случается любовь… Леночка даже продумывала мелкие детали –  что если у летчика уже есть жена ? Не бывает же боевых летчиков без семьи? Что, если у него, боевого сокола, есть дети ? А может и не один ребенок – скажем, сын и дочка ? А может - две дочки ? Маленькие ?  Как же она, комсомолка,  сможет разлучить отца с его детками?  Но после долгих раздумий и колебаний, Леночка   отметала крамольные мысли и твердо для себя постановляла – как некогда без колебаний и сомнений  решала о выходе студентов техникума на коммунистический субботник на бюро комитета комсомола – ее летчик будет холостой !  Внешность летчика – цвет глаз, волос, рост и даже запах будущего любовника менялся в зависимости от настроения и времен года. Неизменным оставалось только одно – имя. Его должны были звать Владимир, Володя, Вова.  Так же, как звали ее отца.

На фантазии дальше – после первой любви, у Леночки воображения не хватало. Ну, поцелуи, объятия, постель, а дальше ? Дальше, конечно  – свадьба, дети, дом, семья . Но как все это будет конкретно, после постели, она представить себе не могла, мысли все время сваливались к маме и папе, их жизни, и заканчивались сценой на кладбище у их могилы.

Это у тех, кто на материке, воображение гипертрофированно развито современным телевидением и мыльными операми, и они про все что угодно могут свободно мечтать – от семейных драм в стиле «Просто Мария», до космических приключений-ужасников «Одни в космосе» или «Чужой». Новую веру – в капитализм, насаждают теми же методами, какими всегда прививали людям новую идеологию – визуализацией чувственных идей. Фараоны в Древнем Египте заставляли маляров рисовать выпуклые и цветастые картины-фрески на стенах храмов, общественных зданий , отображающие фараонью силу и безграничные возможности. Чтобы народ не забывал верить в фараонов. Древние греки и римляне ,   везде где могли,  расставляли раскрашенные скульптуры богов и правителей – до одури похожие на живых людей.  Глянув на них и современные, образованные  люди подчас начинают сомневаться  в сказочности богов.  В древнем православии утвердились сложные, многогофрагментные иконы ,  больше похожие на лубочные учебники и книжки-комиксы – со сценами из Библии. Их специально обкладывали золотом и драгоценными каменьями  - для придания бОльшей важности и значимости – не будут же вокруг всяких сказок и небылиц такие сокровища городить ?  В средневековье была живопись , литература,  и парки – с их сложнющими растительно-водно-скульптурными композициями. В такие парки специально водили местную знать – как в школу, на воспитание.  В Советской России пользовали яркие и красочные представления цирка и кино, которые обязательно предварялись политической агитацией, коротким вступительным словом коммунистической партии и правительства. А в современном мире , современный капитализм в головы людей вбивается телевидением, в котором каменья и золото окладов  древних икон заменили на технические тонкости – частоту развертки изображения на экране, пресловутый 25-ый кадр, низкочастотный закадровый звук и многое другое.

У Леночки телевизора не было. До Заполярья российское телевидение не дотянулось. Да, и другое вещание – тоже.  А может, это просто никому не надо. Зачем тратить огромные деньги на телевещание, если зрителей – раз, два и обчелся? Как бы то ни было, сознание одинокого метеоролога осталось девственно-чистым.  Потому и мечтания ее были чисты, как слеза ребенка.

На станции иногда появлялись мужчины – пилоты грузовых вертолетов, доставлявшие припасы и топливо на навигацию. Но они все и всегда жутко торопились разгрузиться и улететь на базу – погода на Северах быстро меняется, а застревать в тундре  у суровых заполярных мужиков никакого резона  не было. Да, и сама Елена Ивановна женским хитростям не была обучена, жеманничать, краситься и флиртовать не умела. Одевалась соответственно  местному колориту – в балахонистые комбинезоны, закалывая самопостриженные волосы в тугой клубок на затылке. К такой матрешке, больше похожей на затрапезного мужичонку, чем на девушку, даже у голодных северных ловеласов не было охоты приставать.

Долгане, местные оленеводы, тоже иногда – редко, но все-таки навещали станцию. У них мужчины, по внешнему виду,  мало отличаются от женщин, но на станцию наведывались именно мужики. И хотя в сибиряках-долганах течет кровь русских переселенцев, Елена Ивановна не испытывала к ним никакого интереса, тем более - влечения. Оленеводы приезжали всегда почти в усмерть пьяные. Кто по старой советской памяти – узнать что-то новое,   а кто в мутной надежде разжиться медицинским спиртом. Увидев Елену Ивановну,  решительную русскую женщину со строгим, учительским взглядом, с охотничьим карабином в руках, и табельным пистолетом Макарова в кобуре на поясе, визитеры, пахнувшие прогорклым  жиром и перегаром , не задерживались.  Пару слов, скинуть освежованную оленью тушу на порог станции, хватануть мешок соли или сахара, пакет со спичками, и быстрым ходом в тундру, к теплым чумам, к понятным и родным женам.  Какие уж тут романы и любовь?

Как ни странно, именно с такого оленевода , жутко воняющего  собственной мочой – в за Полярным кругом часто малую нужду справляют на ходу,  не снимая меховой кухлянки - время и жидкость экономят, все и началось. 

В тот памятный день , совершив лихой пируэт на оленьей упряжке, молодой парень, стремглав примчавшись из соседнего стойбища, соскочил с нарт у порога метеостанции. Окликнув Елену Ивановну, возившуюся у стенда – больше похожего на собачью будку на курьих ножках, и снимавшую показания приборов, он крикнул-спросил :

- Тетя, а , тетя ?! А правда, что в Москва  новый президент выбрали ?  Володей зовут ? Говорят, мальчик малой совсем ?

Елена Ивановна, принципиально не слушавшая политических новостей с Большой Земли, опешила и застыла в оцепенении.  Она хорошо знала о президенте России – Борисе Ельцине. Знала, что это здоровый, высокий уральский мужик, который никому и никогда ничего не отдаст, тем более президентскую власть.  Отец Елены Ивановны, еще до ее рождения,   работал в Свердловске в строительном тресте, которым руководил Ельцин, он его прекрасно знал. Лично и неплохо – знал. Когда в 1990-ом ,  Ельцин стал президентом России , Елена Ивановна жутко загордилась таким знакомством.  Всем на станции ,   со щенячьим  восторгом,  об этом рассказывала, взахлеб вспоминая редкие откровения отца.  Но после 1991 года, развала СССР и смерти родителей ,  она даже думать себе запретила – и об этом знакомстве, и о Ельцине, и политике.

Но одно запомнила крепко – Ельцин власть никогда и никому не отдаст !

И вот, мир перевернулся – в России появился новый президент ?  Или этот молодой оленевод что-то спьяну напутал ?

Оторвавшись от приборов, и с силой захлопнув дверку стенда, Елена Ивановна повернулась к крикуну.

- Ну-ка, ехай отсюда ! Не знаю я ничего ! Спроси у своего председателя колхоза. Мне ничего не сообщали !

Парень засмеялся, махнул рукой, вспрыгнул на нарты и умчался по пестрой тундре, подпрыгивая всем телом на сиденье и успевая  колотить упряжку безрогих оленей длинным хореем.

Ошарашенная новостью ,  смотритель  кинулась в радиорубку. Подрагивающими руками  включила обшарпанную рацию, настроилась на базу, спросила :

-Первый, первый  метеостанция говорит. Прием !  Что там в Москве случилось-то ?

База пошипела в ответ, потом непроспавшийся бас изумленно изрек :

- Стоит Москва. А че за переполох ?

- Первый, это метеостанция. Тут местный долган из оленеводов приехал. Говорит, в Москве президент новый появился. Володей звать !

В воздухе повисла густая тишина.  Был слышно как трещит эфир, как переговаривается оператор базы с кем-то в другой, дальней комнате.

- Метеостанция, это база.  Нахрен посылай этих алконавтов рогатых ! Не президент новый, а премьер-министр новый. Назначили недавно, молодой очень. Да, Владимиром зовут. А в остальном , прекрасная маркиза, все по прежнему. Твой оленевод , наверное , Голоса Америки наслушался или грибов объелся !

- Приняла, база. Спасибо за разъяснение. Конец связи ! – Елена Ивановна  отставила микрофон в сторону и  выключила тумблер рации.

Только тут она осознала – где-то в вышине над тундрой появился незнакомый звук.  Вроде вертолет, но гораздо мощнее, и многоголоснее. Звук стремительно нарастал, как метеор ,  несущийся к земле.

Нападение на форт пост России ?

Смотритель схватила ружье, передернула затвор и кинулась навстречу внезапной опасности.

В небе над метеостанцией ,  закладывая стремительный вираж и задрав носы, заходили на посадку аж три краснозвездые боевые машины – громадные грузовые вертолеты.

Разметав растерянными клочьями плотный северный воздух, подняв кучу травяной пыльцы, мусора  и высохших кусков мерзлоты, многотонные металлические машины идеальным треугольником, точно и дисциплинированно вбились черной резиной колес в тундру.  Открылись дверцы. Лязгнув, дружно выпали трапы. Из первого вертолета на мягкий разноцветный ковер ягеля выпрыгнул  высоченный мужик, с ярко-синими глазами, глубокими морщинами, и сплошняком седой шевелюрой короткого ежика волос. Из-под сбившегося капюшона военного бушлата был виден погон, с большой звездой. Генерал. 

 - Добрый день, Елена Ивановна ! – окликнул синеглазый смотрительницу – Мы прибыли на вашу станцию. На житие. Будем здесь новую базу России строить, в
Заполярье . Примите ?

- На житие ? – растерянно переспросила Елена Ивановна, отфыркиваясь от поднятой винтокрылыми машинами пыли и  во все глаза глядя, как из вертолетов бодро и организованно выскакивают молодые ребята в пятнистой военной форме, с мудреными шевронами Главного разведывательного управления на рукавах – На житие ?! Сюда ?!!!

- Так точно ! -  повторил офицер  – На житие.  Будем здесь обосновываться. Теперь навсегда.  И мне кстати, нужна жена. Надоело быть одному. Я человек военный, не люблю рассусоливать. У вас тут, говорят, прекрасная невеста есть ? Вам говорили, что  вы гораздо красивей, чем на фотографиях ?   

- А…А…На фотографиях? – Все спуталось в голове в Елены Ивановны – генералы разведки ,  наверное, многое чего знают, но откуда у него мои фотографии ?

- Как вас зовут ? – перекрикивая звук вертолетных двигателей, спросила Леночка.

- Владимир. Володей меня зовут…..

В жизни бывает все. Абсолютно. Если кто-то вам скажет, что мы живем в какой-то там «матрице», что «все предопределено», или еще хлеще, как вещали викинги  в средневековье – «Великий Отец давно выковал звенья цепи твоей жизни, и что бы ты ни делал , количество дней, отпущенных тебе,  не увеличится..»   - не верьте.  Количество дней, отпущенных вам,  конечно – не увеличится.  Но если вы хороший человек и честно делаете свое дело,  Великий Отец про вас точно не забудет.