Образ Пана в Телеме

    (Доклад на всероссийской эзотерической конференции «Мистицизм и оккультная традиция сегодня»)

    «…неожиданно, посреди жужжания и шепота лета, беспредельная тишина, казалось, упала на все окружающее, замолчали леса и поля, и на мгновение он оказался лицом к лицу с сущностью, которая не была ни человеком, ни зверем, не была живой, и не была мертвой, и не было в ней ничего по отдельности, а все смешалось, и не было формы, а только отсутствие всех форм. И в этот момент растворились таинства тела и души, и голос, казалось, выкрикнул: «Уйдем отсюда!» - и мрак, чернее, чем за звездами, глянул из вечности», - это отрывок из повести Артура Мейчена «Великий бог Пан», в которой говорится об эксперименте по проникновению за покров того, что мы привыкли считать реальностью, к «самой силе жизни, ее тинктуре, лежащей в основе всех форм». Как отмечает Александр Сорочан в своей статье «Великий Пан и другие боги», дарующий ужас и восторг Пан стал архетипическим образом эдвардианской (1901-1910 г. г.) Англии.

    Не будет преувеличением сказать, что образ Пана является ключевым в религиозно-философском учении Кроули, по существу, лик Пана выглядывает из-за спины причудливых «египетских» божеств, составляющих официальный телемический пантеон. Самое известное стихотворение Кроули носит название «Гимн Пану», а в «Комментарии Д» маг прямо характеризует свое учение как «ПАНтеизм», открывающий все сущее как Бога.

    В поэтических текстах Кроули, пронизанных сексуальной, точнее даже, гомосексуальной образностью, Пан предстает божественным или демоническим любовником, ласки которого несут одновременно наслаждение и страдание. Мы видим мага, объятого трепетом предвкушения, бесприютного, томящегося в своих границах и страстно призывающего ту силу, которая, вступив с ним в любовную игру, в которой преследователь и охотник попеременно меняются местами, в конечном счете овладевает им полностью, вознося на пики экстаза и увлекая к уничтожению. Пан преследует мага, словно нимфу Сирингу или девственную Артемиду, насилуя, трансформируя и выводя за пределы всего человеческого. Еще более явно процесс инициации и его результаты описываются в философских произведениях Кроули: то, что некогда было тщательно охраняемыми секретами тайных обществ, здесь излагается простым и ясным языком.

    Наличие самосознания вырвало человека из мира природы, противопоставило его Вселенной и сделало несчастным. Отсюда постоянное желание «вернуться домой», к истокам, снова раствориться в потоке жизни, снять оппозицию субъекта и объекта. Возможно ли примириться с объективной действительностью, стереть границу между «я» и «не-я», оставаясь при этом в живых?

    Сладострастные игры с лесным инкубом-Паном несут в себе реализацию формулы Великого Делания, суть которого заключается в сведении Многого к Единому, а Единого – к Нулю, к Божественному Ничто. Орфики отождествили Пана с Зевсом и сделали его символом всего Сущего; свирель Пана о семи трубках символизировала гармонию Вселенной. Аналогичным образом, Кроули, проводя параллели между Паном и иными мифологическими фигурами, такими, как Сет, Вакх, Приап, Бафомет, Самаэль и Сатана, в конечном счете делает вывод, что «Пан есть Все Сущее, которое есть 0. Он способен уничтожить весь проявленный мир».

    Кроулианский Пан соединяет в себе противоположности, это чистое бытие, превосходящее бытие отдельного явления, но само это бытие коренится в небытии: «Я основал все на едином, единое – на пустоте». Сексуальный контакт с Паном приводит к тому, что и Пан, дикая природа, и маг, оторванный от нее самосознанием человек, аннигилируются: «И я бросаюсь стремглав с обрыва существованья в бездну, к небытию. Конец одиночеству, как и всему на свете», «Кто ж ответит из той пучины, что это? Не я. Не Ты, о Боже!».

     То, что разделяет природу и мага, - это эго, порожденное разумом, каббалистическим Руахом. Чтобы стереть границу, необходимо исправить «Ошибку Начала», перестать воспринимать себя в качестве отдельного существа. Поэтому Пан -Искупитель и Спаситель мира, но спасение здесь достигается за счет разрушения того, что обычно связывается с «человечностью» (поэтому он именуется «Иешуа-Сатаной»). Для этого с помощью мистической интуиции необходимо обрести понимание всеобщей связи вещей, которое ускользает от разума и чувств. Нужно войти в состояние без-умия, отсюда появляются видения Пана, рассекающего или перегрызающего горла мага. Западная эзотерическая традиция, выходцем из которой был Кроули, предлагала мистическую анатомию, в которой горло связывалось с каббалистической сефирой Даат, Знанием, уровнем Мирового Древа, который магу в его восхождении к истоку следовало миновать. Как писал Кроули, «истина разрушает разум». Классический Пан был еще и богом зарождающегося света, то есть, иллюминации. Просветление доступно только в безумии. Таким образом, Пан – это безумие, но особое безумие, «весеннее», радостное, творческое, окрыляющее.

    Согласно греческому мифу, в полуденный час, когда замирали леса и поля, на людей обрушивался «панический», не имеющий причины, страх, который обращал их в бегство, часто завершающееся падением со скал. Это ни что иное как страх утраты себя, своего «я», перед лицом безразличной, безжалостной и нечеловеческой силы природы. Мы видим тщетную попытку эго сохраниться (убежать от приоткрывшейся реальности) и его гибель в бездне. Иногда этот панический приступ вызывал яростный вопль Пана, пронзающий воцарившееся безмолвие. Возможно, именно нечеловеческий характер этого «обращения Пана к душе» делал его столь ужасным. Кроули показывает, что вместе с разумом исчезают и слова, в которые облекаются мысли: «разразился язык мой чудной и чудовищной речью».

    Слабые проблески такого безумия доступны нам в опьянении, когда уровень нашего сознания снижается, и мы испытываем своего рода чувство гармонии и примирения с окружающим миром, мы как бы погружаемся в вечный поток жизни, становимся более «животными». Пан входит в свиту Диониса, он сам опьянен и пьянит, но это более интенсивное и тонкое «опьянение души», сродни тому, о котором говорят суфии. Конечно, это несравнимо более ценная разновидность опьянения. Как сказано в «Книге Сердца, обвитого Змеем», «Вакх одряхлел и превратился в Силена; Пан же Паном пребыл во веки и веки веков, в эоны эонов».

    Что же открывает нам это безумие, это опьянение? Представим себе, что некая клетка нашего организма обрела бы самосознание и полагала бы себя отдельным от остального организма существом. У клетки имеется функция, предназначение в рамках целого, она служит организму, вся ее жизнедеятельность подчинена этому. Клетки не избавиться от этого, она и дальше будет исправно «работать», занимая отведенное ее в рамках системы место. В такой ситуации иллюзия самодостаточности и изолированности клетки может привести лишь к ментальному страданию. Следует поскорее развеять заблуждение, если мы хотим прекратить страдание. Люди – такие же «клетки», крошечные частички проявленной Вселенной, великой системы, в которой все связано со всем. Как заметил один современный автор, Солнце с большим основанием следует считать «органом» человека, чем его руку или ногу, поскольку без конечности прожить можно, а без солнечного света – нет. В отличие от профана, посвященный видит всю картину и свое место в ней. Он понимает, что любое его движение предустановленно, даже его сомнение или «бунт» против целого вызван совокупностью множества причин, в конечном счете, определяется этим целым, а не его так называемой «свободной волей». Этот человек, с этой историей, этой генетикой, в этих условиях, не может не выступать перед вами с этим конкретным посланием. А вы не могли не оказаться здесь и сейчас, чтобы выслушать этого человека. Такое видение уничтожает страх, чувство вины, стыда, сомнение, все то, чем отравляют жизнь рабские учения. Посвященный приобретает неизбывную уверенность (а не веру) в каждом своем проявлении. Можно сказать, что его «душа» покидает тюрьму эго и фиксируется на целом. А сам он потому уподобляется олимпийскому божеству и смеется олимпийским смехом. Это, кстати, конкретный мистический феномен: однажды внутри раздается хохот. Конечно, глупцы называют его «хохотом Сатаны». Вопреки ужасам гностического мировоззрения, которое оценивает этот мир как гигантский Гулаг, как ад, посвященному такого уровня Вселенная предстает скорее как гигантский балаган, как одна большая веселая шутка. Кроули часто использует термин «вечная Комедия-Трагедия Пана». «И тут, узрев уж в который раз Вселенскую Шутку Владыки Нашего, Пана, погрузился я (точь-в-точь Иона из Древней Притчи) во Чрево Кита, именуемого Смехом», - сказано в Книге Алеф.

     Так как внимание теперь перенеслось на целое, произошло отождествление с целым, и сам маг становится Паном, «Сущим вне ограничений и времени». Его жизнь становится теперь пляской и игрой. На смену мрачной серьезности прежних эпох по мере роста числа посвященных придет легкое, игровое, игривое отношение и к жизни, и смерти. «Человеческое», в смысле клубка из страхов, надежд, скуки и тоски, улетучивается, и маг становится божественной марионеткой, «сосудом», проводником. «Я- не я; я –всего лишь полный тростник, низводящий Огонь с Небес», - пишет Кроули. Когда я смотрю на вас, произношу какие-то слова, выражаю некие эмоции, то, по большому счету, вы наблюдаете не акты моей свободной воли, а только забавные ужимки марионетки Пана. В этом заключено и пресловутое «могущество» мага: просто на каждое явление как бы накладывается печать Воли того целого, с которым маг себя намертво отождествил. Если в своей сокровенной сущности я – Бог, следовательно, все, что происходит, происходит согласно Моей Воле: ««Посвящение, которое он прошел, дает ему власть над событиями, наделив его пониманием того, что все происходящее с ним есть исполнение его Истинной Воли».

     В своем крайнем развитии такое состояние способно привести к устойчивому, говоря словами Кроули, «безумному первобытному счастью», ибо «Вселенная Пана прекрасна всецело». Ничто из явлений этого мира не отвергается, но все принимается, как должное, с энтузиазмом: «Формула Дьявола – признание и принятие всего Сущего. Все сущее равно приводит его в восторг. Он олицетворяет обретение исступленной радости в каждом явлении; он превосходит все ограничения; он – Пан; он – Все».

    Если касаться метафизических тонкостей, посвященный не останавливается на уровне чистого бытия, а проникает и в его изнанку, в «глубины Божьи», в Ничто, в Непроявленное. Важно, что он присутствует в проявленном мире и в то же время принадлежит этой темной стороне: «Брат А. А. взирает на то, что другой человек на его месте мог бы обозначить словом «я», лишь как одно явление (или даже, точнее будет сказать, некий комплекс явлений) из ряда ему подобных. Он – это такое «ничто», чье сознание, с одной стороны, представляет собой целую Вселенную, рассматриваемую как единичный феномен во времени и пространстве, а с другой – отрицает само себя».

    Для нас, поскольку мы еще не осознали себя в качестве простого инструмента Бога, его «флейты», и обладаем лишь частичным пониманием, как если бы наше внутреннее Солнце Истины время от времени затягивалось тучами, важно, что есть доступные каждому писания посвященного Мастера, позволяющие нам примерить на себя это «эталонное состояние» и отслеживать те моменты, когда мы ему не соответствуем в полной мере, хотя, впрочем, в таких отступлениях и нет ничего непоправимого и страшного. Ведь степени посвящения, по-видимому, различаются лишь устойчивостью и полнотой понимания, а не наличием или отсутствием каких-либо сверхъестественных способностей или человеческих добродетелей.


Рецензии