Красный велосипед

По улицам маленького ничем не примечательного городка бродило душное, невыносимое лето. И душило гиперопекой пыльные тополя и серые дома, темно-красные пятиэтажки и ржавые детские площадки. Будь город посмелее, он бы переместился в прохладное тенистое место - край, где по утрам танцуют туманные призраки, а озера ласково смотрят на мир  васильковыми чистыми глазами. Но город трусил и  стоял на месте. И задыхался. И медленно умирал.

Никита нехотя  брел за матерью по раскалённым, июльским улицам. Над головой гремучезмейно колыхалось ядовито-голубое небо. И гремел раздраженный мамин голос:

- Иди быстрее! Еле тащишься! Нас ждут.

Никите месяц назад исполнилось семь  лет, но он многое понимал. Недавно папа ушёл от них с матерью в другую семью, и бабушка стала изводить маму бесконечными нравоучениями. Вот и пришлось переехать на съёмную квартиру. Теперь их ждала квартирная хозяйка. Никита пробовал представить себе лицо этой женщины. Пухлая голубоглазая блондинка вроде  воспитательницы Лидии Ивановны? Нет, вряд ли. Высокая, худая, с растрёпанными рыжими волосами, как  соседка тётя Люся? Или красноголовая,  кареглазая, смуглая как  мама?

Хозяйка оказалась полной брюнеткой в несвежем леопардовом костюме. Говорливой и шумной, словно  душное городское лето.

- Сейчас я вам всё покажу. У меня не квартира, а студия. Плита электрическая, а не газовая. Техника безопасности, что поделаешь? Зато всё убрано и отремонтировано. И сантехника чистая, - болтала она, поднимаясь по ступенькам, прохладным и звонким.

Квартира на четвёртом этаже не особенно порадовала маму. Обои над кроватью - фиолетово-розовые, кричащие  -  показались ей мигренными, чересчур навязчивыми и аляповатыми. Желтые плитки в ванной напомнили тошнотворное похмелье. Истертый ковер и двусмысленно-широкая кровать ассоциировались с чем-то порочным и тайным.   Хозяйка  говорила и говорила, расписывая плюсы сомнительного жилища. Шуршала желтая мамина юбка, длинная, летняя.

А Никита... Ему не было дела до старенького холодильника, неудобной  электроплиты, доступности магазинов и низкой ежемесячной платы. Он не отрываясь смотрел на красный велосипед, притаившийся в углу. По цвету трёхколёсный напоминал сладковато-густое, вытекающее из разбитой коленки или пореза. Но Никиту это не пугало. Ни капельки не пугало.

- Ты откуда такой? -  прошептал он.

- Я здесь всего полгода, - прошелестел велосипед. - Раньше я был мальчиком. Таким же, как ты. Только в детский садик не ходил.

- А почему  не ходил в садик? - прошептал Никита. - Болел?

- Нет, не болел, - засмущался велосипед. - Просто не ходил и всё. Меня Витей звали.

- У тебя были игрушки? - заинтересовался Никита.

- Раньше не было. Я коробочками играл. И палочками во дворе. А сейчас у меня много  неживых друзей. Красный мячик, алый робот, медведь цвета заката, малиновые кубики. Тут красно и хорошо. И еды полно. Даже стены и пол сладкие, как варенье у соседки тёти Груши.

- А я ходил в садик. Но теперь перестал. У нас выпускной недавно был. Мне скоро в школу. Меня мама хорошо подготовила. У меня много игрушек. Машинки и конструктор и...


- С кем это ты  разговариваешь?  - удивилась мама. - Такой большой мальчик, скоро  в школу. А туда же! Воображаемых друзей заводит!

- Мама, мы ведь останемся здесь, - по-собаковому, просяще заглянул ей в глаза Никита.

- Останемся-останемся,  - и мама заговорила о чем-то с пахнущей чесноком и потом "леопардихой".

 ***

Дни стояли звонкие, длинные и интересные. Каждое утро мама уходила на работу, а бессадичный и пока бесшкольный Никита  завтракал йогуртом и кукурузными палочками. Вымыв  посуду,  бежал в угол, к велосипеду. Желал Красному доброе утро, целовал его и... И велосипед становился податливым, мягким, словно пластилин, положенный на батарею. Никита закрывал глаза и погружался в пахнущую малиновым вареньем красноту.

И оказывался в комнате цвета вишневого сока, сладкой и липкой. Ему радостно улыбался  Витюшка, черноволосый кареглазый мальчик лет шести.

Витя и Никита часами строили башни из ярко-красных, липких, пахнущих чем-то сладким и тревожным кубиков. Собирали конструктор цвета граната. Прятались друг от друга за бордовым диваном или багровыми шторами. Гонялись за мячом, напоминающим голову, отрубленную страшным палачом из сказки.  Или же, сидя на рубиновом ковре, беседовали обо всём на свете.

- У тебя мама красивая, но немодная, - как-то заметил Витюшка. - Одевается кое-как и почти не красится. Моя мама была другой. У неё висели в шкафу юбки выше колена и блестящие кофточки. И она красила губы красным. Обожаю этот  цвет. Поэтому  всё здесь сделал красным.

- А где теперь твоя мама? - поинтересовался Никита.

- К маме по вечерам приходили гости, и она отправляла меня гулять. Как-то стало темно и холодно. Я вернулся, а мама спала. И вся постель стала красной. И стены тоже. Она и утром спала. И на следующий день. Я проголодался и испугался. Сел на пол и заплакал. И из зеркала вышел Туманноглазый. Сказал, что он мой отец. Я  попросил его разбудить маму или забрать меня с собой. Но он покачал головой. Сказал, что я почти такой же, как он, и могу превращаться во всё, что захочу. И создавать миры. Спросил, о чём я мечтаю. И я признался, что мечтаю о красном велосипеде, как у соседского Максимки. Он посоветовал закрыть глаза и долго думать о велосипеде Максимки. И я стал велосипедом. Или же создал трёхколёсного, а потом в него вселился?  И  построил красную комнату. Обожаю этот цвет. Я долго играл один. Тут много игрушек. Я придумал их сам. И еду тоже. Сколько хочешь. Но потом заскучал и позвал тебя.

Как-то, расшалившись, Никита поскользнулся на рубиновом ковре и ободрал коленку. Витюшка забеспокоился, несколько раз порывался что-то сказать, но тут же замолкал.

- Да что с тобой? Ты почему такой? - не выдержал Никита.

- Просто... Отец говорил, что если кто-то прольет здесь кровь, пусть и немного, останется в красной комнате навсегда. С одной стороны это здорово. Мы бы всегда разговаривали и играли. Но у тебя там мама. Она будет переживать.  Но, может быть, мы сможем перетащить её сюда. Ей тут понравится, я уверен.


***


Ольгу разъедало жгучее, раскаленное отчаяние. Как-то раз она вернулась с работы и не обнаружила в квартире Никиту. Ольга обегала все окрестные дворы, спрашивала у соседей, не видели ли они светловолосого мальчика в голубой футболке и белых шортиках. Но мальчика и след простыл. Не смогли отыскать его и полицейские. Никита  как будто растворился в воздухе.

- Квартира у вас нехорошая, -  ржаво и ненужно проскрипела старушка Глафира, целыми днями сидящая на скамейке у подъезда. - До вас там девица одна жила с мальчишкой. Его, кажется, Витькой, звали, а её Светкой. Эта Светка нигде не работала, на жизнь известным способом зарабатывала. А Витька до темноты на улице пропадал. Однажды  убил Светку клиент недовольный. А мальчишка исчез. И вот...

Но расстроенная, убитая исчезновением сына Ольга не стала слушать сплетницу в цветастом платочке.

Мучительные зеленотравные голубонебные дни переходили в кровокапные жгучие закаты. После на землю опускался, жалея её, старик в синем халате по имени Вечер. И тогда тоска Ольги становилась огромной, как зимняя непроглядная ночь. Она садилась на кровать и плакала. Просила прощения у Никиты за то, что не уберегла его от неизвестного зла. И однажды  услышала голос сына:

- Мама, не плачь. Ты не виновата. Я сам сюда ушёл. Мне тут неплохо. Тут много игрушек и сладостей. А ещё у меня замечательный друг. Только тебя не хватает. Без тебя плохо.

- Никитка! Ты где? Никитка!  - заволновалась, заметалась по квартире Ольга. И больно ударилась ногой о красный трёхколёсный велосипед, стоявший в углу.

- Ой, ты наш мир чуть не разбила! Осторожнее!  - в голосе Никиты послышался укор. - Не бегай так. Я тут. Обними велосипед, закрой глаза. И  сможешь со мной увидеться.

Дрожащая от волнения и слёз Ольга послушалась сына. И велосипед стал податливым, мягким, словно пластилин, положенный на батарею. Ольга  закрыла глаза и погрузилась  в пахнущую малиновым вареньем красноту.

И оказалась  в комнате цвета вишневого сока, сладкой и липкой. К ней бросился  Никита. А кареглазый черноволосый мальчик стоял в углу и задумчиво наблюдал за встречей.

***


Сидя в комнате, состоящей из обрывков снов и тумана, Зеркальный раскладывал очередной пасьянс. Карты в его руках радужно менялись и подмигивали неизвестно кому.

"Далеко пойдёт мой сын. Очень далеко. Лет через пять заберу его в Зеркальный мир,   - размышлял Туманноглазый. - Мог ли я мечтать о таком наследнике, когда шестнадцатилетняя дурочка Света вычитала в Интернете ритуал "Вызов Зеркального духа"? Ей и в голову не могло прийти, что я существую. Для неё это была забава, игра, способ скоротать время, пока  лучшая подруга болеет, а родители пропадают в гостях. Какой же соблазнительной она была в своём халатике! Шелковом, красном. Вот и не справился с искушением. Света боролась до последнего, но я оказался сильнее.  Родители обошлись с ней сурово. Выгнали из дома, когда поняли, что Света ждёт малыша. Она съехалась с сомнительным парнем из соседнего дома. Он бросил её вскоре после рождения Вити. И Света покатилась по накатанной. Покатилась по накатанной... Говорят ли так люди? Кажется, нет. Витюшка создал трёхколёсный велосипед, вселился в него и   стал повелителем Красного мира. И смог затянуть туда женщину и мальчика. Эта Ольга специально порезала себе палец, чтобы остаться с сыном. И Витюшку  приняла, как родного. Теперь у неё двое детей. Да, далеко пойдёт мой сынок. Очень далеко.

"Далеко пойдёт, далеко пойдёт,  - вторил Зеркальному Туман-подхалим. - Такой мир создать. Липкий, вареньем пахнущий. Это же надо!"

"Это же надо, это же надо", - шелестели лживые, изменчивые  карты.

И довольно улыбался Зеркальный. Улыбка его, острая, недобрая, напоминала осколки разбитого зеркала...

Конец