Нут для фалафеля

Настала зима. Опять. Налил коньяку, чтобы отметить её возвращение, но заскучал. Затолкал в рот кружок лимона, сказал себе: «если сморщусь, нас ждут три промозглых месяца». Пока глядел на стоянку под окном, видимо, потерял бдительность. Что-то у виска захлябало, резьба слетела и физиономию мою стянуло, словно подожжённый целлофан. Теперь, как ни уверяет Билл Мюррей, что «циклон пройдёт над Алтуной», каждое утро снаружи – минус 451°. Температура, при которой горит синим пламенем лёд, и люди, протянувшие в сторону супермаркета руки, превращаются в торосы.

Я надел два пуховика, четверо штанов, тапочки и пошёл к Бектемиру, что торгует у ГСТК, за нутом для фалафеля. Решил: что будет, то будет.

По пути видел причудливые картины. Примёрзший к воздуху хвост, виляющий окоченевшим псом. Олгоя-хорхоя, застывшего с разинутой пастью под голубоватой коркой льда. Он всё-таки выпростался из песочницы на детской площадке… Наверное, совсем оголодал бедняга. А я ведь талдычил соседям, что его логово там, в песке, и дети пропадают не случайно. Никто не захотел слушать.

Чуть дальше по улице – иссиня-чёрный вихрь из слипшихся ворон прямо на снегу. Циклопическая инсталляция в перуанском стиле. У края её двое трясущихся мужчин. Один опирается на сосульку, что выросла из носа, второй тычет в самый центр вихря отломленным указательным пальцем своей же левой руки. Голоса застывают от мороза в их глотках, слова разобрать почти невозможно из-за стука зубов и бесконечных заиканий. Смысл диалога такой:

- Это – телепорт.
- С чего ты взял?
- Потому что «воронка» и «вороны» практически однокоренные слова.
- А я думал это – врата Коркозы.
- Нет же.
- Но бытие телепорта в условиях гибели всего означает, что Бог есть, и события мира детерминированы…
- Как-то притянуто за уши.
- Тогда для кого он сделан? Очевидно, для небольшой группы избранных.
- У тебя не телепорт выходит, а Ковчег.

Больше они не издали ни звука. Превратились в статуи.

Я пошёл по дорожке между двумя рядами окоченевших ворон к эпицентру воронки. Решил проверить. Ничего поражающего воображение не обнаружил. Из снега торчала бумажка. Развернул её и прочитал: «Этот телепорт – специально для тебя. Произнеси заклинание: „Я – придурок. Я ничего не знаю и помру в невежестве“, и врата в вечное лето распахнутся».

Мну бумажку, бросаю под ноги. Лиловые пальцы чуждо выглядывают из тапочек. Лучше пойду за нутом, как и собирался, пока они не остались где-нибудь в снегу.

Бектемира в ларьке нет. Вообще никого больше нет. Я долго борюсь с дверью одеревеневшими руками. Набираю себе, как обычно, 900 граммов нута и ухожу.

Снаружи – белое безмолвие. Отныне этот мир нам не принадлежит. Снежинки чванливо оседают на тротуар, словно чиновники, прилетевшие в гольф-клуб на личных вертолётах. Поймал парочку руками и размазал по ладошке. Остался голубоватый след. Такая у них кровь, видимо.

До подъезда дошёл не весь. Ноги по самые колени стёрлись в ледяную пыль. Пришлось нести тапочки в руках. Домой заходить было неудобно, но я справился. Вскарабкался на табуретку у плиты, приготовил фалафель и кофе. Затем собрал все одеяла, что были в доме, взвалил их на скрипнувший жалобно диван и забрался под эту слоёнку.

Я пережду зиму здесь. Четверть глотка кофе в день и половинка смуглого шарика. Так ведь каждый год. Ничего нового. Нужно только терпение и совсем немного оптимизма.

До марта, уважаемый Билл Мюррей, до марта задубевший пёсик и прожорливый олгой-хорхой. И вы не падайте духом, господа избранные. Вороны снова взлетят весной. Просто такое у него сейчас настроение…

Сплошная работа и отсутствие игр делают из Бога жестокого мальчика.


Рецензии
На это произведение написано 11 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.