Смог и пепел

   .
    Насколько хватало глаз простиралось пожарище с островками дымящихся головёшек. Прежние ориентиры исчезли. Пламя стёрло их с лица земли.  Песчаный просёлок вившийся среди бора и далее через мост,  выходивший на дамбу у восточного края болот был погребён под толстым слоем пепла.

С точки зрения геолокации я бывал в этой точке неоднократно. С ружьём и без, пешим порядком и на колёсах.  И всё же, я был тут впервые. Это место было мне теперь незнакомо. Ему больше не было названия,  оно тоже сгорело.   Гравитация давила с неимоверно силой и казалось,  что ноги могут не выдержать этой тяжести. Я чувствовал себя каким-то космическим странником, высадившимся на мёртвой планете.  Здесь погибло абсолютно всё  живое. Абсолютно. 
Грязно жёлтый шар неизвестного светила, едва пробивался сквозь густую едкую атмосферу, в которой было явно недостаточно кислорода. Удушливый жар, выжимавший последнюю влагу из измученного тела и серые хлопья пепла, медленно опускавшиеся сверху, довершали картину мрачного сюра, в котором я пребывал. Хотелось проснуться,  закричать, вырваться из страшного сна, но ком немой жути застрял в горле. Из этой реальности не было выхода. Во всяком случае, так казалось.

Лесные пожары.
                «Вор стены оставит..»

Пожары в лесах дело обычное.  Большие пожары случаются в мещёрской стороне, примерно, каждые 10-15 лет. В 1936г сгорел посёлок Курша-2 , неподалёку от Тумы. Есть, записанный кем-то,  рассказ очевидца  тех событий Г.Е. Клименова и ещё нескольких человек.
Тогда огонь пришёл со стороны Головановки  в ночь со 2го на 3е августа.  По пути огонь пожирал на своём пути всё живое: лес с его обитателями, грибников, косарей. Рыба в прудах сварилась. В самом посёлке, заживо сгорели и задохнулись более тысячи человек. По некоторым сведениям, 1200.
Состав, загруженный досками с Куршинского лесопильного завода, пытался вырваться из огня. На досках сидели люди, жители посёлка, целые семьи.  Не успели. Слишком долго грузили, пытаясь спасти народное добро и поросят какого-то начальника. Поезд уткнулся в горящий мост через реку Кадь и перевернулся. Люди оказались в огненном капкане и погибли. Из записей отца-настоятеля А. Куропаткина следует, что был ещё один поезд, успевший пересечь мост и добравшийся до станции Курша-1. Только люди, бывшие в нём, в том числе и его родная тётка с тремя детьми, оказались мертвы. Задохнулись от дыма.
Всего, тогда спаслось около 20ти человек. Они отсиделись в колодцах, прудах и выгребных ямах.  Посёлок с домами, людьми, скотом, заводом и станцией был навсегда стёрт с лица земли.
 После визита всенародного старосты Михаила Калинина на докладе ВКБ количество погибших  « немного»  приуменьшили – 313 человек. Посёлок решено было восстановить. Стране был нужен лес. Планы так остались на бумаге. Оставшиеся целыми участки узкоколейки, разобрали через несколько лет.
Говорят, что сейчас на месте бывшего посёлка стоит одинокий покосившийся деревянный крест и цветёт Иван-чай – цветок пожарищ.
 
                ***

На моей памяти было три крупных пожара в 70-х, в 1986 и 2010г.
Первый, запомнился мне летящим по небу кукурузником,  сбрасывающим листовки. Я стоял, метрах в 50 от конторы «Озёрного» лесничества, когда бумажки, подобно сухим листьям, стали опускаться на землю. Одну я подобрал. На клочке бумаги бушевало нарисованное пламя. Я посмотрел на неё и выбросил. Бумажка была неинтересной, а я ещё слишком мал. Вокруг было тихо. Дымом не пахло. Знойное марево струилось от раскалённого песка. Ничего интересного для пятилетнего мальчика.
В 1986 г пожар, бушевал уже за Могинской канавой, пожирая вековой бор и подбираясь к хутору Малаховские выселки. Эти места я знал хорошо. Мы частенько наведывались сюда за грибами с отцом и К0. Их тут была тьма. Крепыши белые, яркие подосиновики, чернушки, серушки, лисички…
Знавал я и владельца Хутора, рязанского доктора-анатома Страхова Е.В. Отец с компанией регулярно бражничали в его пенатах, попутно перемещаясь по маршруту Малаховские – Горки – Обратно – и снова, но уже тяжелее – продолжаем движение, можжевеловая ещё оставалась где-то…
  Учитывая исходные данные, это был уже совсем другой коленкор, не абстрактный. Горели места, исхоженные собственными ногами вдоль и поперёк.  И это, совсем не походило на рисунок на листовке.
Усилиями лесничества пожар остановили. Единственный хуторской дом и баня уцелели (прочих к тому времени уже не было), что было в немалой степени заслугой моего дяди  – Владимира Алексеевича. Баню рубил он сам, а посему бился до последнего. Опыта и смекалки ему было не занимать. Да и система лесничеств работала отлажено, чтобы сейчас не говорили.   
  Жаль, что на месте векового бора с мхами, зарослями брусники, черники, багульника и огромными реликтовыми можжевельниками осталось жуткое пепелище. Марс.
Позже пепелище распахали и посадили молодые сосенки. В 2006г мы купили вышеупомянутый дом на хуторе. Сосенки подросли. В молодой посадке бодро токовали тетерева. Природа брала своё. Хотя, с крыльца дома ещё долго прекрасно просматривалась канава, протекающая двумя километрами южнее.   
Сейчас взгляд человека, стоящего на крыльце,  упирается в глухую стену молодого сосняка. Возможно, лет, эдак, через пятьдесят, здесь будет шуметь настоящий бор. Впрочем, я этого уже не узнаю, наверное.
В 2010г всё было ещё ужасней. Таких пожаров не помнили даже старожилы. Началось всё 24 июля…
       
                Кладбище.

    Сергей Иванович Муравьёв, двоюродный брат усопшего, стоял, облокотившись на чёрную металлическую оградку и глядя на ярый песок на свежей могилке. «Да, Костик… Всю жизнь ты был хитрожопым. Опять нае**л всех. Взял и помер,» - сокрушался он. « Молодец…  А тут будешь лежать, пердеть, по-о-ока тебе господь приберёт.» Постояв ещё немного, он пригладил остатки волос на вспотевшей лысине, нацепил фуражку и двинулся к воротам кладбища  тяжёлой, прихрамывающей походкой. Жара стояла ужасная. Пекло нещадно. Глубокие лужи, оставшиеся после прошедшего накануне ливня, высыхали на глазах.
  Действительно, отец умер быстро и легко.
  Июль выдался очень жарким. Аномальным, как теперь модно говорить. Несколько недель дневная температура держалась около сорока. В царстве раскалённого городского асфальта жизнь стала почти невыносимой. А тут, они с мамой ещё внуков решили проведать. Прокатится через весь город на маршрутке. Идея была так себе. Прямо в «Газели», где кондеев не бывает по определению, у отца прихватило сердце. На скорой его доставили в кардиологию ГКБ №10 г.Рязани, расположенной напротив дома на той же ул. Крупской.
Когда я приехал навестить его, через пару дней, он уже и забыл про болезнь. Бодро взбирался по лестнице на пятый этаж, в своё отделение, не слушая моих увещеваний. «Да всё в порядке, сынок. Я уже нормально».  «Да, тормозни ты, Бать. Куда через две ступеньки? Я за тобой не успеваю». Подумалось: «Вот он, махровый курильщик с избыточным весом, против старого Дерсу…» Отец не слушал. Сухонький  старик всегда был скор на ногу. Слишком скор.
Ещё через пару дней его выписали. Сказали, что ничего серьёзного. Приятная молодая участковая, навещавшая пациента на дому, тоже обнадёжила. «Всё обошлось. Просто жара подействовала.»  Да. Просто ЖАРА.
    А ещё через пару дней, он тащил пакеты из «магнита» помогая матери, передвигавшейся куда хуже него. В магазине, помимо продуктов, отец купил бутылочку пива. –«Ира, я пивка глотну, душновато как-то? Не возражаешь?» Мать, крайне неодобрительно смотревшая в сторону любого спиртного, на этот раз не возражала. Когда жара немного спала, они поужинали, поговорили о чём-то. « Мирно всё так было»- вспоминала мама потом, вытирая слёзы.
    Перед сном отец попрощался со всеми, попросил прощения у жены и сына Жоры. Мать не отнеслась к этому серьёзно. Стариковские закидоны. «Да, будет тебе уже. Что ты, в самом деле?» Но отец уже всё понял.  Помолился.  Лёг спать, чтобы уже никогда не проснуться.  Это случилось 22 июля 2010 года, в день рожденья моего брата.
Его похоронили в Гришино, рядом с его отцом, Алексеем Григорьевичем.
 Брат Георгий изваял им общий памятник из чёрного гранита. Произведение искусства, на мой взгляд. Своими руками брат высек на камне портреты деда и отца под берёзкой, с двумя оторвавшимися от ветки листочками. Ниже высек подпись: «Отговорила роща золотая…»                Жорик, братишка, а ведь удалась тебе лебединая песня. Да, как удалась-то.  Все памятники за черной оградкой, твоих натруженных рук дело. Рук всегда казавшихся мне такими неуклюжими, большими и добрыми.
   Вот и ты, теперь, присоединился к компании, лежащей за общей оградкой в тени вековых сосен. Тоже лёг подремать и незаметно пересёк границу теней. Мама подошла погладить тебя по руке и вдруг поняла, что она холодная, как зима за окнами. Бесснежная, тёмная зима.
                ***

     Пламя свечек колеблется от ветерка, но не гаснет.  С каменных плит смотрят  прабабушка, прадедушка, дед, отец, баба Вера и Василий Григорьевич и ты, Братишка. Фотка в дешёвой рамочке, прислонена к деревянному кресту, полиняла за зиму.  Вот вы все и собрались, чтоб больше уже никогда не расставаться.  «Привет. Я опять тут. Теперь я вечный пограничник. Впрочем, нет. Конечно же, не вечный».   Я присаживаюсь на корточки. Закуриваю. Смахиваю игольник с постаментов. Ветер над головой шелестит кронами вековых сосен.
  Вернёмся в июль 2010го...

                Поминки.

Поминки ещё продолжались. Деревенские пришли помянуть, поговорить, выпить. В доме было прохладно, на душе муторно. Я вышел во двор. Походил, бессмысленно слоняясь туда-сюда. Пошёл красить новый  дом, чтобы чем-то занять руки. Это почти всегда мне помогало.
Столб чёрного дыма возник на горизонте около 16 часов.  Появился неожиданно, чётко и страшно. Было понятно, что горит далеко, в стороне деревни Деулино. Запах гари, ставший потом привычным, ещё не распространился в нашу сторону.
«Горит сильно. К тому же, зной. На небе ни облачка. Беда, беда. Может, обойдётся. Слава богу, ветра нет» - суетилась в голове тревожная мысль. Подобные мысли, всегда приходят в голову в подобных ситуациях. Хотя, понимание того, что «вряд ли», тоже уже присутствует. К сожалению, оно, как правило, оказывается верным.
Отчего-то подумалось: «Хорошо, что отец этого уже не видит». Мещёра загорелась. Правда, какими бедами это обернётся, тогда никто бы и предположить не смог.

                24е июля 2010г.

Первое возгорание произошло вдоль дороги между Картоносово и  Ласково. Приехал пожарный расчёт. Огонь «локализовали». Проще говоря, отлили край дороги,  по которой ходил рейсовый автобус. Пожар в лесу догонять никто, конечно, не стал. Время леспромхозов ушло. Специалистов, умевших грамотно и оперативно работать в таких условиях, не стало, техники тоже, просеки и опашки заросли. «Ээх, где Вы дяди  Володи??? Не было б такого сейчас!!!»
Огонь затаился в лесу.  Жара не спадала. Катастрофа стала неизбежной.
Ночью огонь тихо подкрался к деревне Картоносово. Деревня спала. Взорвалась трансформаторная будка. Почему??? Совпадение достойное фильма ужасов. К рассвету деревня уже догорала.
Спустя неделю пламя бушевало по всей округе. Сгорели Передельцы, Криуша, Кельцы, ещё ряд деревень поблизости. Полыхали боры, чадили торфяники. Смог добрался до городов. Огонь неумолимо распространялся во все стороны, поглощая всё новые и новые гектары леса. Поставить преграду огню не удавалось. Пожарные и военные, в т.ч. привлечённые с других регионов, не справлялись. Действия были зачастую хаотичны и непродуманны. Людей катастрофически не хватало. Солнце палило нещадно. Ветер делал ситуацию неуправляемой. Очевидцы рассказывали, что дома сгорали со скоростью спичечного коробка. Раскалённый смерч пламени охватывал их в считанные секунды, оставляя после себя горстку дымящегося пепла и остовы металлических конструкций. Появились первые погибшие. Одни пытались спастись, другие спасти…   
 

                Горим.

    Я был на работе, когда мне позвонили родственники. «Горим» - услышал я трубке тёткин голос. Небо упало на голову и расплющило вдребезги…
Работать я больше не мог. А посему, отправился в сад, прихватив народное болеутоляющее средство. Принял. Посидел на крылечке. В голове потупело. Высоко в небе, мелкой букашкой, летел серебристый самолётик.    « Эх, мне бы в небо….» - почему-то запел Шнур. Глупо.  Умных мыслей, увы, не наблюдалось. Правда и паника понемногу улеглась. Вспомнился Чернышевкий Н.Г. с его единственной, но всезаёбывающей темой: « Что делать?» - «Что??.
- Серёге звонить.»
    С Серёгой Макаровым мы неоднократно рыбачили и охотились в наших краях. Он отреагировал   спокойно и чётко: « Едем. За рулём я.» - «Лады».
Через пару часов,  мы уже пробирались на добром «Рейнжере» через наглухо задымлённый лес. Было немного страшновато. Утешало то, что огня мы, слава богу, пока нигде не видели. Добрались нормально. Открыли пустой дом. Сели. Причастились. За окном то ли темнело, то ли дым сгущался. Сюр. Мертвая деревня. «Ну кто-то же должен тут быть.» - « Должен..? Должен быть до колена, а он… Ладно, утро вечера, как говорится…. Давай ещё по одной».  –   « И не сгорим мы тут, к ****ям, ночью? Как думаешь?» - « А мне, откуда знать? Ладно, падаем. Бог не выдаст, свинья не съест.»- « Или покурим?» - «Можно так дышать, одно и то же..»
   На удивление, заснули легко и спали крепко. Утром (время определили по часам) отправились искать своих.  Нашли.

                Полдорожье.

    Односельчан мы нашли в районе Путного, это на полдороги между посёлком Деулино и нашей деревней – Горки. Дорога эта была хожена-перехожена десятки, сотни раз. Путное всегда было радостным местом. «С половины, как с горы» -   говорили мы, в какую бы сторону не несли нас ноги в данный момент. Идя со стороны Деулино, мы ощущали, что уже почти дома. Поспешая на рейсовый автобус, понимали, что полдороги за спиной, успеваем. А может и с попуткой повезёт. Любая машина подвезёт, если место есть. Если нет, вернутся, подберут. Времена такие были. Мимо проехать, было зазорно, на всю деревню ославишься.
     Помнится в детстве, мы с закадычным другом Юркой Горбуновым (одним из младших Тарханчиков), заядлым мотоциклистом и меломаном, и братом Иваном бегали на Путное, кидаться грязью. Лужи здесь большие, берега у них глинистые, грязь отменная, в комки хорошо лепится. Возвращались домой грязные – чушки-чушками, но довольные как слоны. Те, кстати, тоже в грязи поваляться любят. В отличие от слонов, мы сразу отправлялись в баню.
Подростком, я помогал старшему брату на тёщином сенокосе. Трудились сообща, три брата Андреяновых (Лавреничивых): Коля, Михаил, Юра, прораб Мария Тихоновна их мама, и мы с братом Жорой. Родственники, одно слово. Неискушённый читатель спросит: « Что за вторые фамилии в скобках? Там что все типа Новиковы-Прибои или Годуновы-Чардынцевы? Из дворян что ли?» - «Типа того,  неискушённый ты горожанин» - отвечу я, этой жертве урбанизации. –«Андреяновых, Муравьёвых и прочих, там пруд пруди. Через одного. Поэтому есть дополнительные фамилии, родоплеменные, так сказать. Тот же Андреянов может быть и Лавренчевым, и Тарханом или даже Партизаном, да ещё и прозвище какое-нибудь иметь, хорошо если Хозяин или Уважаемый, к примеру.  Баланс, Вострокопытый, Карась, Чекист тоже нормально. Пися, Камбала, да тоже, нормально, главное, чтоб человек был хороший. Вкурил?» Надеюсь после такого экскурса, даже самый бестолковый обитатель каменных джунглей, чутка поумнеет.
   Такво, на Путном был исконный Андреяновский надел.  Просторный, добротный, сразу слева от дороги. Это правда, с какой стороны смотреть. Да, ладно уж теперь. 
  На перекурах мы все сидели под берёзками, попивая кислый домашний квасок, правя косы, слушая щебетание птах мелких и вдыхая запахи вянущей травы, канавы. Наверное, так и пахнет Родина. А ещё она пахнет навозом, старым бревенчатым домом, дымком из печи, речкой, смолой. Этот запах нельзя забыть или перепутать с каким-нибудь другим. Потерять, к сожалению, можно…
       Отец, с которым мы промеряли эту дорогу многократно, рассказывал, что во времена его детства на Путном стоял дом. Идя из школы, особенно зимой, они в него иногда захаживали, погреться у печки. Вероятно, даже ночевали.  Шутка ли, отмахать за знаниями, примерно, четырнадцать километров между Ольгино и Деулино. Помножь на два, точно, двадцать восемь. Так что, набирайся знаний малыш. Только не замерзни по пути. Волков палочкой отгонишь. Ну, а подкрепишься тем, что найдёшь. Война.
Я застал только деревянный навес с лавочкой. Дома уже не было. А вот «ведьмина ветла» - густой клубок веток в кроне высоченной сосны, который отец помнил с детства, сохранилась. Думаю, она и поныне там. Надо бы  Митричей спросить, что ли? Теперь только эти Муравьи  бороздят  дорогу на современном железно-вороном коне. Я рад этому несказанно. Связь времён.
Зимой дорога тяжелее. По колее идти скользко, неудобно. Вспомнилось вдруг, как будучи студентами, мы с беременной женой шли этой дорогой морозной ночью. Надежды на попутку никакой. Слишком поздно. Минус двадцать. Синеватая тьма. Хоть глаз коли. Фонарей у нас тогда не было. Только «колючие» звёздочки  да луна освещали путь.  Волки шли сзади, чуть поодаль, постепенно сокращая дистанцию между нами. Когда скрип лап по насту стал совсем отчётливым, я начал поджигать комки газеты и бросать в сторону «попутчиков». Отпрянули. Приотстали. Так повторялось несколько раз. Дошли. Хорошо спички были. Курение, оказывается, иногда продлевает жизнь.
  В протопленной избе нас встретил радостный дед Костя. (В последние годы отца величали именно так). Налил самогонки, настоянной на сосновых побегах, достал валенки угретые на печи, накормил, усадил отогреваться к голландке. Весело потрескивают угольки в печке. Уютно укутывает хмельное, тёплое марево. Задушевно звучат отцовские байки. Воют голодные волки в промёрзшем лесу.
   Мы дома, за бревенчатыми стенами, в тепле. Сон окутывает стёганым одеялом. Знаю, что утром найду волчьи следы прямо за сараем. В эту пору они всегда рядом. Голодно им. Собак уже прибрали. Ищут хоть что-то.
Летом, понятное дело, совсем другой коленкор. Обочины дороги  сплошь заросли ежевичником, так что в летнюю пору,  путник мог подкрепиться спелой ароматной ягодой. На Путном особенно. (Путник на Путном, ишь,  каламбур какой получается. Тока Путина не хватает.) Ну, а бодрость и уверенность шагу придавали бесчисленные летучие кровопийцы, коих тут тоже  было изрядно. Правду сказать, местным они не шибко докучали. Человек ко всему привыкает. Идёт такой персонаж, пылит себе помандёханьку, согласно вектору, иногда притормаживая, чтобы ухватить пяток иссиня-чёрных ягод,  хлопнуть по шее, смачно размазывая насосавшегося крови слепня, и следует далее.
 Так и мы однажды, жарким августовским днём, я тащил на плечах тяжеленный рюкзак с провиантом и седока, вернее двух седоков попеременно, маленькую Полли и небольшого Колюню. Супруга Наталья, ненавидящая кровососущих, отчаянно отбивалась в кильватере процессии, попутно собирая манящую ежевичку. От «яитьков» рты  детей были сине-розовыми, от слепней припухшими. Эх, лето…

            Теперь, в 2010, я оказался на полдорожье совсем по другому случаю, весьма безрадостному. Половину пути огонь одолел. А с половины, сами знаете, как с горы. 
 Ан нет, погоди, мы ещё не сдаёмся. И теперь это действительно МЫ. Не просто Муравьёвы, Андреяновы, Рюмины, Поликарповы, Рассудимовы, Горбуновы, Все упомни, кто…  И отступать то уже почти некуда.
Первым нам встретился Горбунов (Тархан средний, вернее один из них) – дядя Толя, отец вышеупомянутого Юрки. Сам Юрка к той поре давно перепрыгнул океан и плотно приземлился в Канаде. Дядя Толя сидел в позе лотоса на крохотной лесной полянке, в тени вековых сосен и внимательно читал инструкцию к заднему мосту автомобиля «НИВА». Периодически предаваясь медитации.  Поздоровались. - «Где огонь?» - « Кругом. Вам какой нужен?» - «Ближайший!» - « Тогда за поворот метров 150, примерно. Я скоро буду. Отдыхаю. Мост барахлит», - спокойно пояснил Дядя Толя, неопределённо повел головой в сторону баклажанового цвета авто и вновь углубился в чтение. «Не сгоришь ты тут, со своим мостом вместе?» - «Вряд ли…».

  Машину мы припарковали тут же. Пошли пешком. В формулировках тертый калач, дядя Толя, оказался точен. «Деревенские» были здесь.  Вот только вид горящего леса и дымящегося болота, вкупе с обожженными грызунами, ищущими спасения,  нас «изумили» очень. Что-то неприятно сжалось сзади и снизу.
Позже, я привыкну. Человек ко всему привыкает. Или, точнее сказать, каменеет как-то. К тому ж, за компанию всё легче.

                Коля чернозём.

      По разбитому асфальту, скрипя на ухабах, полз тягач с ДТ-75 на платформе. В конце июля 2010 жара стояла невыносимая. Над раскалённым асфальтом змеилось дрожащее марево. Глаза пощипывало от пота. Дорога, которую теперь трудно было назвать лесной, петляла среди бескрайних дымящихся пожарищ и  представлялась бесконечной.
         Старый трактор удалось добыть каким-то чудом. Не обошлось без добрых знакомств и звонков  нужным людям. Россия, одним словом. И всё-таки, бог есть. Иначе, как объяснить, что в самый разгар лесных пожаров,  нам достался этот агрегат. Именно нам, когда он нужен всем и вчера. Чудо. Промысел божий.
   К трактору, в комплекте, причитался тракторист Николай - Человек трудно определяемого возраста. Такому может быть и 40, и 50, и 55лет. Внешность неприметная, рост  средний, худощавый, с серыми чуть волнистыми волосами с проседью, большими натруженными руками, спокойным и чуть усталым взглядом,  выцветших глаз.
Коля был неместный, с чернозёма, то ли со Скопина, то ли с Сапожка, то ли...  Из головы вылетело. Теперь, хрен переспросишь. Прислали его в Мещёру по разнарядке МЧС, тушить пожары. «Работа, есть работа, чего уж тут…»

                ***
 
    До этого, две недели, мы окапывались вручную, отступая от линии огня всё ближе и ближе к посёлку и постепенно превращаясь, то ли в чертей из ада, то ли в земляных червей. Наверное, в первых, потому что вторые либо сдохли, либо ушли глубоко под землю. Почти месяц жарит под сорок градусов и ни капли дождя. Полыхает всё кругом. Вчерашние траншеи и просеки огонь перескакивает при малейшем ветерке. В штиль, пробирается под ними, по корням деревьев, оставляя за собой пепел и дымящиеся головёшки. Каждый день приходится начинать всё сначала.  Бесконечное копание без надежды на победу.
    Люди вымотались смертельно, прокоптились наглухо. Подмётки обуви сплавились и стали похожи на … резиновое говно. Разговоров во время перекуров почти не слышно. Каждый думает о своём, хотя и чувствует плечо товарища. Этого не отнять. Без этого было бы, вообще, не в мочь…
Экономили воду. Делились сигаретами. С надеждой смотрели на серое задымлённое небо и копали, копали, тушили и копали снова до бесконечности,  до полного отупения, до темноты…
  - «А чо делать то? Прогноз слушал?» - « Да ну, мать его ети…»
                ***
   В деревне Деулино, чудом избежавшей судьбы соседнего села Картоносово, асфальт заканчивался.
- «Баста. Дальше не могу. Я там не развернусь. Сгружайтесь» - скомандовал водитель тягача.
- «Спасибо, командир!»
- «И вам удачи, мужики!»
   И вот старенький ДТ, когда-то красный, теперь красновато-ржавенький, впрочем, как все ДТ, дожившие и пережившие свой долгий век, тарахтит по песчанке, изрыгая клубы сизого дыма в направлении «передовой». Тракторист Коля задумчиво и спокойно смотрит на дорогу. Его рука спокойно лежит на рычагах. Разговоры заводить бесполезно.  Всё равно мы не услышим друг друга. Да Николай и не любитель разговоров, как видно. Привык всю жизнь один в поле. Только с ДТ, наверное, и разговаривает. Он для него живее всех живых. Сколько лет, зим…

    Дорогу показываю руками. Право, лево... Да и Коле и так понятно по набитой колее. Он молча кивает, уверенно пошевеливая рычагами, иногда поглядывая  в зеркало заднего вилда.
   « Чё он там видит?» Периодически курим, будто дыма кругом мало. Вот, привычка то.
    «Стой!»- сигналю жестом.  «Надо бы, мост проверить».  Прохаживаемся по мостику над почти высохшей, грязной канавой, прыгаем на досках, плюём с моста, курим.  Коля прыгает в трактор и грохоча проезжает по мосту. «Садись, поехали» - сигналит он мне кивком из окна  тарахтящей машины. Сажусь. Тарахтим дальше.
               
                ***

    Да, с техникой дело пошло, не в пример, ловчее. Прорубаем заросшие просеки. Поправляем гати, размытые весенними стремнинами. Ситуация тяжёлая, но с появлением железного коня забрезжила надежда, что выстоим. Пусть слабая, но всё-таки…   Это уже не просто бесконечное отступление. Теперь, у нас есть трактор.

    С Колей легко. С трактором он управляется виртуозно. Лишних слов не надо. Да и нет их у него, лишних то. Никаких почти нет.

     Работу свою он знает. Чего ещё надо?  Только направление показывай. А если что ему непонятно вдруг или сомнения какие, он лихо выскакивает из кабины в своём промасленном комбинезоне, походит туда, сюда, присядет, посмотрит по сторонам, что-то решит для себя и коня и опять тарахтит, спокойно и делово ворочая рычагами.

     В лесу ему внове. Он привык к полям и лугам. Степняк-чернозём, одно слово.

    Иногда глушим трактор. Сидим на опашке. Глотаем теплую воду из пластиковой бутылки. Уже почти не потеем. Нечем.
И так день за днём.
                ***

    Как-то трактор заглох на гати (узкая полоса насыпи, разделяющая болота). Это случилось в обед,  в самое душное пекло.
     Выдохся железный конь, изнемог напрочь.
     Пускач цепляет. Тра-та-та... И обзац. Двигатель не заводится, ну ни в какую. "Что ты будешь делать?"

     Все «специалисты», а их оказалось, как всегда в таких случаях,  ....(достаточно) поучаствовали. Трактор практически разобрали и собрали на месте. Все патрубки продули. Пускач задрочили до мозолей.

-  «Ну, хрен его знает, ещё чего ему надо???» Энтузиазм тихо угас. Дебаты и пробные пуски прекратились. На минуту стало совсем тихо.

    Слышно было как низовой огонь шуршит змеёй. Дыма становилось всё больше.

  - «Рядом совсем. Пошли. Потом вернёмся…» -сказал кто-то. И, взяв лопаты, мы побрели к месту неизбежной встречи.

      Отойдя немного в сторону, я обернулся. В тракторах я не смыслил ровным счётом ничего, поэтому в момент деятельной суеты тихо сидел в сторонке. Когда массовка кончилась, двинулся вслед зам всеми. Потом не выдержал,  всё-таки  обернулся.

      Коля остался с трактором, как с раненым товарищем. Уставший тракторист уткнулся лбом в кожух моторного отсека и как-то сник. Может даже заплакал тихо. Не исключаю такого варианта...

 
     То, что мы увидели минутой позже, никакому объяснению не поддавалось. 
     Мы услышали нарастающий рокот и обернулись. Трактор, поднимая столбы серой пыли, догонял нас.
    Отскочив на обочины мы выстроились, для приветствия победителя, выкрикивая вместо Ура :
     - КАК??? КАК!!! ТЫ ЗАВЁЛ ТО ЕГО???

     Довольный Коля высунулся из окошка кабины и перекрикивая шум двигателя ответил на все вопросы сразу:
« Да, сказал ему: ЗАВОДИСЬ ИЛИ СГОРИШЬ ТУТ Н***Й!!!»

         Тракторист улыбался. И, по-моему, это было впервые с момента нашего знакомства.


                ***
       
    День был тихий. Лес догорел до дороги. Пожар приостановился. Мы ходили вдоль дороги, контролируя «перескоки» огня. Потом, просто сели на обочину и смотрели на уже сгоревшую часть леса, дымившуюся остовами деревьев.  У кого-то оказалась самогонка. Очень лечебное средство от поноса в момент сильного «удивления». Желающие, понятное дело, нашлись.
    Если б не дорога, положение дел было б куда хуже. На уцелевшей стороне, короткий перешеек соснового бора, метров 500-600, упирался в торфяное болото. В сухом бору пожар не остановить. Загорится болото, туши свет. Деревню уже не спасти. Слава богу, ветра не было. В обед я решил доехать до деревни. Дай, думаю,  перекушу,  солдатиков своих проведаю.
    В машине булькал приёмник. Я бодро пылил по подправленной гати и уже минут через пятнадцать был дома.
    Выйдя из машины, я спинным мозгом ощутил какую-то перемену, явно не к лучшему.
 -"Что за..?  В-е-е-е-тер. Сильный. В нашу сторону.  Твою ж мать..!!!»   А с Севера, со стороны гати и сгоревшего леса, уже поднимался в небо столб серо-чёрного дыма.  Сомнений нет. Огонь перелетел дорогу. Всё... Гореть нам синим пламенем. Теперь уже без вариантов. Огонь быстро пройдёт полосу сухого бора и спустится в болото. По болоту неизбежно дойдёт до посёлка. В торфяном болоте огонь неуправляем.
   Обратно я добрался ещё шустрее. Ухабы мимо. Пикап их просто перепрыгивал, издавая жалобный рессорный скрип.
   Предусмотрительно бросив машину перед мостом через канаву, побежал на место, где оставались люди.
    А на месте всё уже было тихо. Подгоревший трактор стоял на обочине и слегка дымился.
 
   - «Это что было-то, мужики? А?? Вы ж загорелись! Я из деревни видел, как дым столбом поднялся.»

         Все, не сговариваясь, кивнули в сторону тракториста. Потом объяснили. Хотя, большой необходимости в объяснениях уже не было. Осмотревшись, я и так понял, что произошло. И всё же рассказ поразил меня.

    
     Когда поднялся ветер,  пожар легко перепрыгнул песчаную полосу дороги. Сосняк моментально занялся. Огонь, пожирая иссушенный бор, быстро пошёл в сторону болота.

       Николай оценил ситуацию предельно быстро и правильно. Он молча прыгнул в трактор и пошёл крушить лес грейдером, отрезая огонь, который уверенно шёл к торфянику.
      Трактор шёл по границе пламени, когда срезанное ковшом, дерево упало, переломив выхлопную трубу, а ещё через несколько мгновений вспыхнул игольник, набившийся между кабиной и баком.
    Огонь быстро растёкся по трактору и забрался в кабину. Люди, бежавшие за трактором, понимали, что вот-вот бак может рвануть.


 - « Мы ему, Коля, глуши мотор, прыгай!!! Сгоришь к еб***м!!! Нет. Пока не добил просеку... Герой, мать его за ногу... Хотя и вправду...Напугал... Отчаянный чертяка...»

    Зная Колю уже достаточно хорошо, я отчётливо осознал:

    "Он, вряд ли, их слышал. Да, если и слышал, что это меняло..."

     В тот момент он точно знал, что надо делать и делал. Других вариантов у него и быть не могло.

     Проделав просеку, отсекшую горящий участок бора, горящий трактор выполз поперёк дороги. Коля выпрыгнул из него и стал кататься в песке.

    Полыхающий трактор дружно забросали песком, Колю отлили водой, остававшейся в ёмкостях. Всё обошлось.


                ***

    Огонь, отсечённый от болота кривоватой Колиной просекой, дожирал остатки леса, спасти которые было уже невозможно.
   Сам Николай, в мокром, прожженном комбинезоне, сидел на обочине, положив тяжёлые кисти рук на колени и смотрел куда-то перед собой.
   Я плюхнулся на задницу рядом с ним.
 - Жив?
   Коля молча полез в карман за папиросами. Достал отсыревшую пачку и посмотрел на меня.
  - У меня сухие. Держи, - сказал я.
    Он взял мои "пижонские" не проронив не слова. Не торопясь извлёк одну, прикурил. Протянул пачку обратно. Кивнул в знак благодарности.
    Не было у него никаких слов. Да, и вообще-то, у него всегда их было немного…
   
               
Главное ликвидировать дым!!!            

Рассказ о 2010г я начал писать в конце весны, в начале лета. Погода стояла не по сезону прохладная, дождливая. Цветущую чернику прихватило морозцем. Мало её в этом году, потому и дорогая.
 В конце июня потеплело. В июле первый раз искупались. Далее природа начла брать своё. Дожди стали редкими, а к августу и вовсе прекратились. Солнце палило нещадно, иссушая луга и леса. В середине августа  запахло болотной гарью. В СМИ появились тревожные сводки о пожарах в Новгородской,  Владимирской и  Рязанской областях.  Мещёра опять полыхала. Как всегда, возгорание случалось в районе Кудома, Голованово, Чарусы, Окского заповедника, на месте старых пожарищ. И как всегда, неожиданно. Вновь, оказались непроезжими подъездные дороги и  мосты, запущенными опашки и просеки, не вывезен сгоревший в 2010г лес. Как всегда «из предыдущего ОПЫТА не было сделано соответствующего вывода». И теперь разбушевавшийся огнедышащий дракон выжигал до 30-40 кв. км леса. Ежедневно.
Хватились, когда на запах гари стали жаловаться жители столицы. Москвичи - уважаемые люди, можно сказать, особая каста. К ним тут же прислушались. Послали технику, в т.ч. авиацию. «Изумились» площадям сгоревшего леса и размаху стихии. Сказали: «Ай-яй-яй», ответственным лицам. Забытое богом и властями Голованово замелькало на центральных каналах ТВ. «Предпринимаются все возможные и невозможные меры, стянуты все силы, стоят наготове автобусы на случай экстренной эвакуации», ну и в таком роде, плюс кадры с места …    С места чего? Бесконечно повторяющийся трагедии, которую можно и нужно было предвидеть и принять меры загодя? Стихийного бедствия, которого можно было избежать? Извините за занудство. Больно. Прошло 12 лет. Что изменилось? У меня в ушах до сих пор крик женщины в дребезжащую рацию: «Головновка, головановка, огонь верховой со всех сторон, горю!!!» Гори милая, гори, не беда, кому до тебя дело…  Беда в том, что столичному региону угрожает задымление. Вот это действительно проблема. Её и решают сейчас.
    Лесничеств  нет, лесников,  знающих местность, как свои пять пальцев, соответственно, тоже. Лес не разбит на квадраты. Канавы пустые. Тракторов, главной противопожарной силы, тоже.  Прибывающие команды, мало что смыслят в тушении лесных пожаров. Они тушили дома, склады. Тут лес. Стратегия и тактика совершенно другие. Тушить практически бесполезно. Огонь надо отсекать. Нацпарковцы? Да, вы их сами-то видели? Тогда, не буду ничего пояснять. Представляете о ком речь.
    Что твориться на пожарах я прекрасно себе представляю. По телевизору всего не покажут. На месте значительно веселей. Можно сказать, Ядрёней.
Сейчас, когда я пишу эти строки, за окном догорает жаркий, сухой день. Земля высохла в камень. Травы пожухли. Деревья побурели и осыпаются раньше срока. В воздухе лёгкий запах гари. Впереди ещё, как минимум неделя, без осадков и температурой до +320 С днём. Господи, прости нам грехи наши. Как же всё достало, когда же край всему этому. Ковид, Война, теперь опять пожары. Смилуйся всевышний. Прогневили мы тебя. Знаю.
Суббота, 22 августа. С утра горизонт был сизым от дыма, к обеду повис густой смог. Солнца не видно. Ветер порывистый, восточный… Плохо дело.


                Лисичка 17.

   С утра, часов в семь, у конторы обычно отмечалось непродолжительное оживление. Подтягивались лесники в промасленных спецовках и кирзачах, таща за спиной свои верные «Дружбы». Подходили женщины - их жёны. Степенные по-своему. Платья скромные, практичные, деревенские, но чистые. На головах платочки - стандартный деревенский головной убор. На ногах простецкая обувь  не от «Версаков», лучше, то Галины Матвеевны Корябкиной.  Обувь и одежда, практически всесезонные. Разве что, зимой в дополнение шли валенки и телогрейки. Всё это можно было приобрести в местном бутике. Галина Матвеевна заведовала им много лет, проявляя завидную чуткость к нуждам трудящихся. Женщина сильная и хваткая,  она совмещала функции завсклада, директора, продавца, экспедитора и менеджера, (слова тогда такого, конечно, не было), одновременно. Человека она чувствовала за версту и знала с кем и как себя поставить. Я немного её побаивался.  Остановлюсь, чуть подробнее. «Зачем?» - спросите Вы. «Какое это имеет отношение к пожарам и вообще?» - «Думаю, что никакого непосредственного отношения не имеет». И всё же, «дьявол кроется в деталях», и это, несомненно, так.  В данном случае, «детали», это люди, их быт, время. И, хоть, я не профессиональный художник, я старательно пытаюсь эти детали нарисовать. Иногда рисунки выглядят незаконченными или даже нелепыми. Иногда это только контуры и нечёткие линии. Прошу меня извинить. Тут, я думаю, главное ухватить суть, почувствовать настроение. И тогда, воображение, и память дорисуют картинку в голове. И пусть она у каждого получится своя…  Выйдет, что выйдет. Я продолжу.
                В небольшом бревенчатом магазине, стоящем несколько особнячком на деревенском косогоре, было всё необходимое для быта и отдыха сельского человека. Инструмент, гвозди, вино разное, водка, мыло, конфеты- помадка, консервы, сахар кусковой, калоши, тазы, умывальники, курево  -  не перечесть всего.  Просто глаза разбегались. Чего не было, привозили под заказ, будь то рыба заморская или скатерть, какая-нибудь особенная, самобранка к примеру. Раз в неделю, чаще в пятницу,  машина, чаще всего старый бортовой «ЗиЛ-157», а иногда автобус «ГаЗ-51» совершала  рейд в края богатые хлебобулочными изделиями (ранее Гришино, позже Криуша), привозя и прочий товар попутно. Водители  Николай Трепалин и Женик Волхонцев, были даже чем-то похожи. Оба неторопливые, немногословные,  солидные, в годах, (так, во всяком случае, тогда нам казалось). Их отчеств мы - дети не знали, да и не заведено было это у нас, по отчеству звать.   Ежели что, стандартное «дядя» и говори, что тебе надо, а лучше топай дальше, не мешайся под ногами. Работа у них  была ответственная, уважаемая. Шофёр – деревенская элита. Машина – это продукты, топливо, детали, мед. Помощь в райцентре. Эти «дяди» поработали много и честно.
 В час привоза у магазина непременно царило оживление, обмен последними новостями. Бабы судачили о том, о сём. Дети с радостью помогали выгружать хлеб из кузова. Обсудив насущные проблемы и расплатившись,  женщины, затаривали хлеб его в рюкзаки.  Хлеб был нужен людям и скотине, коей было тогда в каждом дворе множество. Мужики иногда помогали тащить эти самые рюкзаки до дома. Но это нечасто. Деревенские бабы – народ, весьма грузоподъёмный. Что зря… Мужицкий интерес чаще подогревал другой продукт, произведенный тоже из зерна. Этот продукт прекрасно поднимал настроение, снимал усталость. Правда, почти у всех имелся свойский  аналог, зачастую более высокого градуса и качества. Но, пятница – день особенный, вы ж понимаете, о чём я. Ну то-то же. А свойская? Она прекрасно сгодится завтра, в субботу, опосля бани. Баня святое. Как причастие в церкви, которой в Горках (ранее Избушки), отродясь не было. Говорили: « Была, когда-то в Гришино,  за семнадцать километров. Так это ещё когда было? До большевиков. Теперь уж и места, поди не угадаешь…»
Посиделки у конторы, были непродолжительными. Пока я рассказывал вам о магазине, лесники уже давно погрузились в кузов небезызвестного «ЗиЛ»а и отчалили на делянки,  женщины, получив наряд, отправились на лесозавод. Десять-пятнадцать минут и всё опустело. День покатился по годами сложившемуся графику.

                ***

     1978 год. Август. Полдень. Жарко. Деревня в этот час безлюдна. Пилорамы на заводе не слышно. Перекур. Лесовозы, загруженные пиломатериалом, лязгая сцепками на ухабах и поднимая столбы пыли, ушли на Рязань. Старики, прячась от жары, сидят по домам. Тихо. В это время всегда тихо.
    Я в конторе Озерного лесничества (п. Горки) с радисткой Тоней. Главный лесничий - Василий Григорьевич ушёл на обед. Его дом прямо на въезде в деревню,  в ста метрах от конторы. Сегодня он подарил мне большой чёрный портфель. Вообще-то у меня был выбор, либо портфель, либо кожаная  сумка лесника, через плечо. Хозяин кабинета достал из большого железного сейфа оба предмета и вопросительно смотрел на меня. Он подготовился заранее и теперь ждал моего решения. Я был взволнован и  немного растерян.
    Деревенский мальчишка, несомненно, взял бы сумку, она удобней и практичней. Но я иду в городскую школу. Поколебавшись немного, я взял портфель. «Бери, учись хорошо». – «Спасибо, дядь Вась».  Мы вышли из кабинета. Пока я стоял, прижав обеими руками к груди  здоровенный глянцевый портфель, Василий Григорьевич запер кабинет. Глянул на меня ещё раз. Возможно, хотел потрепать по голове поджигателя и возмутителя деревенского спокойствия. Не решился. Своих детей бог ему не дал. И это, как я теперь понимаю, была его большая, невысказанная печаль. Кашлянул. Направился к выходу.  Его шаги по иссохшим деревянным половицам отозвались лёгким скрипом. Хлопнула тугая дверь.
   Я приник к стеклу и смотрел,  как он степенно шествует к дому. Высокий, сухой с благородной проседью в смоляных волосах, в синей с иголочки форме лесничего. Такой степенный, но добрый и нестрашный сосем. Такой одинокий… Дядя Вася…
Дома у него самовар, белоснежный тюль и Валентина Петровна, в народе – Валька Голова, считающая всех Муравлей фашистами. Почему? Откуда мне знать?  Фашисты, и всё тут. «Мань, зря ты его жалеешь (это она про Димка племянника). Малинкой мой , малинкой… Тьфу. Вырастет, всё одно фашистом станет». Тут, кстати, она как в воду глядела!
    И вот мы остались в конторе вдвоём, я и дежурная по рации Тоня. Ей, наверное, около двадцати.  Рация периодически потрескивает. Иногда слышны переговоры. Ласково - Болонь - Деулино - Голованово - ещё и ещё кто-то. Ничего особенно интересного. Два, три слова, обмен текущей информацией и отбой. «Лисичка-17, лисичка -17 приём!!»  Лисичка-17 – это наш позывной. Тоня берёт трубку. « Лисичка-17 на связи. У нас всё нормально. Приём». – «Принято».
- « Тонь, ты это, не расти больше, а я вырасту и женюсь на тебе. А??» Стройная черноглазая Тоня смеётся. - «Договорились».
    Слова она не сдержала. Вышла замуж за Витку Олеха, родила  двух детей, да и исчезла с ними из посёлка. Я не знаю куда. Уже, будучи взрослым, я неоднократно причащался с немцем « по маленькой». Вопросов про Тоню и детей, конечно, не задавал. Как-то неловко было. Да и не склонен был немец к такого типа разговорам. Предпочитал пить и помалкивать. Дело его. Дело прошлое.
«Лисичка-17, Лисичка-17, приём, приём… Вас не слышно!!! Лисичка…»

                ***

    К вечеру смог немного развеяло западным ветром. Стемнело. Появились первые звёзды. «Надо же, видно» - подумалось вдруг. Пёс заскулил, просясь на прогулку. Я зацепил поводок и открыл калитку.  «Пошли, старина».
Вдали, у лесополосы,  небо расцветили брызги фейерверков, через секунду хлопки раздались уже позади нас.
Праздников никто не отменял. Для фейерверков в лесу время вполне подходящее.


                Солдатики генерала Овдина.


             - «Ну, чо, хоть,  там, на самом-то деле?» - голос Михал Иваныча в трубке звучал взволнованно. Ещё бы, деревня, которая должна была стать очередной кучей дымящихся головёшек ещё неделю назад, как-то держалась. Я попытался  объективно изложить ситуацию. –«Держимся, пятимся потихоньку. Огонь в районе Путного – Залаз, канаву перескочил, низина и бор выгорают.  Тушим как можем. Получается средне. Техники нет, и не предвидится».
 Михал Иваныч Андреянов, один из трёх братьев братовой жены (родственник, названия которому я не знаю, но  родственник настоящий, с понятиями), уроженец горок, ныне заслуженноизвестный строитель г.Рязани был человеком дела, напрочь лишённым пустословия и какого-либо высокомерия. Мимо такова пройдёшь и не заметишь. Росточка невысокого , худощавый, скромно. Род мужичок обыкновенный, семество - селянин.   Поймешь, когда узнаешь поближе. Донный он  – так бы у нас сказали. Я знал его очень давно. Ещё, лет эдак тридцать назад, он вёз меня в санях, запряжённых лесхозным мерином Мальчиком, по скрипучей зимней колее Деулино-Горки. По-моему, мы встречали молодых – Валентину и Георгия. Детали стёрлись, но остался мороз, скрип саней, запах сена, топот конских копыт и пар из его ноздрей. Да, и Михал Иваныч остался. Виделись мы нечасто, но как-то всегда по-доброму, душевно.
  - «Сгорим?» - помолчав, спросил он. - « Да кто ж его знает. Дунет посильней и …  Сам видишь, что творится». Голова у Иваныча всегда работала чётко и толково. Он всё прикинул заранее. Сейчас, видно, окончательно состыковывал детали, сообразно полученной информации.         - «Ты, это, вот что сделай. Доедь завтра в Ласково, точнее в Передельцы, где лесхоз. Да, знаешь ты. Там этих пожарных нагнали. Откуда только не нагнали. Найдёшь там генерала Овдина Алексей Палыча. Хороший мужик. Друг мой закадычный. Я уже говорил с ним. Он обещал помочь, чем сможет. Сам я не могу сейчас. Радикулит. Еле до туалета дохожу. Давай, Гриш. Звони…»
Говорят, утопающий за соломинку цепляется, а тут брёвнышко замаячило. Сомнения были, так и шанс был. И с утра я, оседлав верного «Ренжера» отправился  в указанную точку.
Чуть дальше Деулино,  дорога шла по местам, где огонь уже прошёл. Я знал, что увижу. Несколькими днями раньше я проезжал эти места ночью. Возил тракториста в п. Поляны.  Тогда, на месте вековых боров дымились и догорали пни и остовы деревьев, подсвечивая дорогу гротесковыми лампадками, словно поминальные свечи по погибшему лесу.  Некоторые стволы упали на дорогу, так что приходилось объезжать по обочине.  Постоянно сверлила мыслишка: « Спокойно. Только бы ствол сверху не рухнул». (Такое тогда случалось довольно часто).  Глаза постоянно слезились от дыма. Ничего.  Доехал.
      В светлое время дорога была намного проще. Лес полностью догорел. Бесцветное солнце палило сквозь серое, дымчатое небо. Складывалось впечатление, что я смотрю чёрно-белое кино слабого качества и с весьма унылым сюжетом. Или смотрю на мир через рентгеновский снимок.
Я припарковался около правления. Большая часть посёлка выгорела в первые  дни пожаров и на месте знакомых домов теперь чернели обгоревшие трубы да искорёженный металл, ранее бывший чем-то. А правление вот уцелело и лавочка на месте. Я вспомнил, как сидел на ней пятилетним ребёнком. Был знойный полдень. Это сейчас, на современных авто долетают из Рязани до Горок почти за час. Тогда, это была целая экспедиция, не исключающая приключений.
На рейсовом автобусе мы с мамой добрались до конечной остановки д. Ласково. Мама искала попутку, а я, с белой пластмассовой фляжечкой, сидел на этой самой лавочке в тени сирени, болтал ногами и наблюдал проезжающие мимо лесовозы, которые, теоретически, могли превратиться в попутки. Не превратились.… И мы долго шли пешком по песчаному просёлку, сквозь нескончаемые леса, да так и не дошли.   Прошагав  двадцать шесть километров,  на закате, мы были в Картоносово.  Пятнистые жирные свиньи лежали в колеях дороги, проходившей через деревню, и довольно похрюкивали.  Ни до, ни после, я нигде такого не видывал. Чудн0.  Пристанище и ночлег нашли у какой-то дальней  родственницы, тех же Анреяновых.  Как нашли её, не помню.  Помогла, наверное, мамина общительность. Не зря говорят: « Язык до Киева доведёт». Пожилая женщина приютила и накормила нас.  Они,  о чём-то долго потом говорили с мамой, а меня отправили спать.
Пахло деревенским домом и кислым молоком.  Я провалился в тягучую жижу сна под  звенящий писк комаров. Мне было не до них. Я совершенно вымотался. До Горок добрались только на следующий день. Как? Я теперь уже и не помню.
 Воспоминание было светлое, как лучик весеннего солнца. Теперь солнце было злое…
На территории лесничества рядами стояли машины, прибывшие с разных областей. На табличках за лобовыми стёклами я прочитал Тамбов, Липецк, Витебск. Суета. Дым.  Бочки ГСМ. Кухня. Тут же работала сварка. «Да они тут погорят быстрее нас. Как бараны в стойле».  Мысль работала чётко и зло. - «Овдина не видели?» - «Нет». – « Где генерала Овдина найти?» - « А хер его..»  В конце концов, какой-то лейтенант сознался, что Николай Павлович здесь, в наличии, но сейчас у него планёрка и это надолго.  Я очень задушевно попросил служивого доложить обо мне и не забыть сказать, что я от Михаила Ивановича. – «Сделай родной, а?». Родной сделал, доложил.
  Переданный ответ был прост: « Бери два АРСа с солдатами и уёбывай по-быстрому, пока кто-нибудь не перехватил!».  Я в жизни ничего лучше не слыхивал. Ай да молодца, Михаил Иванович! Здоровья Николаю Павловичу! 
Машины перед выездом должны были заправиться, солдаты получить пайки, и я объяснил лейтенанту, командовавшему подразделением, где мы встретимся. Дорогу до Деулино он знал, по крайней мере, представлял. Да там и разминуться негде, если только сдуру, на Борисково не повернуть.
Маячить на территории базы не имело смысла. Я прыгнул в пикап и медленно тронулся в обратный путь. Крылья за спиной начинали почёсываться. «Солдаты, две тушилки. Прёт мне сегодня, определённо прёт…»

                ***

Покурив полчасика около Уржинского озера, я потихоньку двинулся далее, поглядывая в зеркало заднего вида. «Да, где они застряли? Или что-то не так пошло? Хрень какая-то». Я начинал тихо беситься. Следующей остановкой стала контора на въезде в Деулино. Она была пуста. Двери закрыты. Посидел. Покурил. Посмотрел на пожарную вышку. Вокруг никого. За час видел только одну машину. «Нива» пропылила в сторону Горок.  Сосед Паламарчук, увидев мой «Форд», тормознул. – «Привет. Как?» -« Жопа,  дядь Толь. Наши между Путным и Залазами копаются. Съезд на Мочилки помнишь?» - «Помню». Двери машины хлопнули. Через минуту «Нивы» было уже не слышно.   Дул знойный, наполненный тоскливой гарью ветерок. Я снова глянул на вышку. «Похоже на марсианскую треногу из бреда Г.Уэллса. Бреда ли? Интересно, какой с неё вид? Я ведь и не был на ней никогда. Только мимо.  Что ж, машина моя на виду.  Авось, мимо не проедут».
Старые ступени скрипели и охали. Верхняя палуба раскачивалась от порывов ветра. Плохиш-Кибальчиш смотрел на дорогу с высоты птичьего полёта впервые в жизни. «Нет. Не идёт Красная Армия». Только жиденький дым над лесом, до самого горизонта. Ждать пришлось долго.
Едва заметив зелёные грузовики, я пулей слетел с вышки. К моменту, когда АРСы тормознули у конторы, выдавив из-под колёс клубы пыли и смачно пукнув сизым дымом, я важно стоял, уперев руки в боки. –« Да, вы шустрые ребята, как я погляжу! И полдня не прошло, а вы тут как здесь! Только бы, какая-нибудь Латвия на нас не напала!» Ребята вылезли из машин и стояли немного растерявшись. Их было шестеро. Четыре срочника, старшина и молодой лейтенант, который давеча бегал до Палыча, оставшегося для меня полусказочным персонажем. Кто-то спросил: « А, почему Латвия?» Мне стало немного смешно. –«Потому что, Эстонцы по сравнению с вами, зигзаг, молнии, смазанный салом!»  Отпустило. Поручкались. Лица у ребят хорошие. Смотрят внимательно. Что я, в самом-то деле?  –«Ладно. Пылите за мной. Бычки из окна не бросать! Увижу, об глаз затушу!»
На Путном повернули налево, к пожару. Ребята оказались очень даже ничего, хваткие. АРСы у них были заправлены и три тонны воды были использованы строго по назначению. Далее машины проследовали к водопою, в Алтух, есть такое местечко, где река Пра сообщается со старицей. Подъезд к воде, там достаточно удобный. Увидели, ущучили, вопросов лишних не задавали. Сделали ещё пару рейдов, на пожар и про запас, чтобы машины в ночь не остались пустыми. Тоже-гоже и похоже,  старшина Паша знает своё дело туго. Командует негромко, но чётко. С местными моментально познакомился, поладил, вник в ситуацию. Его и не видно особо, а дело идёт. Ни суеты, ни лишних движений. Солдаты понимают его практически без слов. Действуют уверенно. С техникой на «ты.»
– «Удался день! Хороши ребятки! Эх, как хороши!» Это,  даже в такие сложные моменты ощущаешь. А может, именно в такие моменты особенно ощущаешь? Прямо, всеми кишками, нутром, открывшимся вторым дыханием. Крылья уже не чесались, а прям-таки зудели.
Вечерело, когда два АРСа, пропылив по деревне, припарковались на пятачке напротив д.1. Старшина распорядился развернуть машины носом к деревне. «Умн0.»  Назначил дежурных. Никто и не залупался. Служба, есть служба.
Умылись. Развели костер. Сварганили что-то. Поужинали. Покурили. Расстелились. Отбой. Дежурный на АРС! Смена в 03 утра. Дисциплина, однако.
Солдаты улеглись на матрацы, расстеленные на полу, в большой комнате. В деревянном доме было не жарко. Опять вспомнилось детство. Излюбленное место ночлега меня и друга Романа, отца которого я давеча встретил около деулинской конторы. Иногда к нам подваливался младший братец Иван. Тогда мы начинали шалить и хихикать, пока кто-нибудь из старших не окрикивал полушутя: «Рябяты, будя бурдеть!!»
         Тут, внимательный читатель, если таковой, вообще, отыщется, спросит, прищурив глаз:     « А не ****ишь ли ты, Косой? Какой старшина? Там лейтёха был, или я не понял чего?»  «Хорошо»- отвечу я. «Я может и того, но тока самую малость, чутка если.  В главном,  я правдив. Был, да сплыл» - скажу и сострою обиженную мину, это уж непременно.
Потому как, посмотрел молодой лейтенант на пожар, на полуизжареных бобров, выползающих из горящей трясины,  резко вспомнил про какие-то документы, забытые в штабе, уговорил дядю Толю Паламарчука подкинуть его хотя бы до Деулино и ... больше мы его не видели. Оно и к лучшему, наверное?  Командира Паши вполне хватало. К тому ж, схлеснувшись с тёзкой Титовым,  Паша, однозначно удвоился.  Деловой, сноровистый, пиратского вида Титов в бандане знал о пожаре всё. Двойной паша в советах по тактике уж точно не нуждался.  И уж точно не от меня. Для подобных случаев  значительно больше годился Сергей Михалыч, он же – Хозяин, коренной местный житель и  двоюродный брат Михал Иваныча.  Так что на мне остались вопросы снабжения и размещения нашей маленькой армии. И это меня вполне устраивало. К тому ж, у меня оставался туз в рукаве –  сам Михал Иваныч. А потом, козыря повалили дуром. Из Солотчи я привёз, приехали сестра Татьяна и племянница Анюта. Быт отладился,  как часы, вошёл в ритм. Кухня работала безукоризненно. «Порядок, ****ьть»- как  сказали бы наши лесорубы…
 
                ***

    В те времена, когда мы ещё не разучились дружить, и  играть в преферанс была фраза: « Мизера ходят парами». Вот и тут: трактор, АРСы, бойцы. Деревня вздохнула.  Люди были рады. Тащили харчи, улыбались. «С вами, ребята спокойнее. Затушите, если что.  А..? Храни господь вас, касатики!»  Да солдат, за такие слова и отношение… Что тут говорить. Ребята пахали с утра до вечера, сменив унылый казарменный быт, на настоящее дело.  И дело им явно нравилось. Вечерами они охотно помогали тётке по кухне, кололи дрова, таскали воду из колодца, чистили картошку, следили за генератором ( свет уже давно отключили).  Потом,  по очереди,  бегали на речку, купались,  смывали копоть.  После ужина смеялись и заигрывали с симпатичной племянницей Анютой, строго, как и положено военным,  соблюдая правила этикета. Молодёжь, право-слово. Как-то, я привёз машинку. Все обрились, для гигиены и стали напоминать ощипанных утят. Было весело. Фоткались.
 
    Я и теперь, частенько смотрю на эти снимки. «Где вы теперь, бойцы?» - спрашиваю я общий снимок, сделанный крупным планом.  Снимок стоит на полке в моей комнате.  Ребята молча улыбаются мне в ответ.

   Позже, они признаются мне, что это было лучшие дни их службы. Лёша, Сергей, Илья,  и … не помню, уже не помню.   Зато, помню смешную фамилию – Грач, он был сибиряк. То ли из под Томска, то ли из под Омска… Ни там, ни там я никогда не бывал и вряд ли уже побываю… Кряжистый такой. К деревенскому быту привычный…  Кто-то из ребят был питерский. Загремел на службу после первого курса института. Интеллегент-Кузнечик в кирзачах. И конечно же старшина Паша. В майке-тельнике, татухой скорпиона на груди, черным бобриком волос с ранней проседью, сдержанный, строгий, но очень разумный и душевный человек.  Паша прошёл Чечню. Знал цену словам и делам.
    Возвращаясь из рейдов за провиантом,  я, непременно, привозил  40% омыватель души.  Мы отъезжали в лесок. (При подчинённых Паша не выпивал, категорически).  Выбирали пенёк. Принимали чуток. Беседовали. Говорили о разном. Делились итогами дня. О войне я  Пашу не спрашивал, да и он с рассказами не лез, предпочитал слушать мои байки, и байки доставшиеся от отца. Ему было интересно узнавать новое. В этих местах он прежде не бывал. Да и лес был ему вновь. Он был южанин.  Иногда мы засиживались до включения точечных светильников в небе.
Последний наш разговор состоялся через год с лишним. Зима. За окном ранняя темень. Снег. Я был уже в предоперационной, когда на мобильнике высветился незнакомый номер. Звонил Паша. У него родилась дочь.
         В начале сентября похолодало, прошли дожди.  Как-то, ближе к обеду, тётка увидела в окно армейский козёл, бодро пыливший по деревне.  Поняла: «Вспомнили! Потеряли!» Машина подъехала к нашему дому, из неё вышел офицер.  - «Как, что, почему?» Паша спокойно доложил ситуацию, сказав, что покидать деревню, приказа не было. Офицер как-то сдулся, помягчал. Он всё прекрасно понял. Вернее почувствовал. Посмотрел на ребят, которые как-то замялись и старались не смотреть друг на друга. На тётку, утирающую глаза краем платочка.  Чай тоже свой, русский.
«Спасибо вам за ребят», - сказал он помедлив. Приказал разгрузить пайки за истекший месяц и возвращаться на базу. Скоро АРСы с бойцами уехали.
 Коробки с пайками остались на крыльце…
               

                Свои и чужие.

24 августа  2022 понедельник. В воздухе смог. « Огонь продолжает пожирать мещёру. Раскалённый утюг сжигает около 30 кв. километров леса ежедневно, уничтожая всё на своём пути. Количество сгоревших гектаров слабо поддается подсчёту. Дождей не предвидится. Предпринимаются беспрецедентные меры, стянуты все силы…Ветер восточный, порывистый… Жители деревень Ольгино и Деулино эвакуированы».
Из ежечасно обновляемых новостей, понимаю, левый берег Пры практически погиб. При таком ветре, судьба правого на волоске. Загорится, не остановить… Силы перебросить не успеют. Авиация?  18 единиц на бескрайние иссохшие леса? Это миф. Отсекать огонь будет негде и некому. Все силы сосредоточены вокруг населённых пунктов. На этот, малонаселённый край всем…. Беда, беда…
Опять вспомнился 2010, когда ВВ и ДА, совершая небесный моцион,  пролетали над горящими лесами Рязанщины и оросили их из спец. самолёта спец.прибороми, «переломили» ситуацию с пожарами, после чего первый, который тогда прикидывался вторым, поспешил на встречу с «благодарными» жителями Клепиковского района.
Я был на месте этой встречи, которая должна была состояться в 18 ч. на территории, уже упоминавшейся мной Ласковской базы именно в этот час, этого дня.  Второпервый, видимо, задерживался. Да и ладно. Мне был нужен Овдин. Я просто, в очередной раз, мечтал визуализировать сказочного генерала  и сообщить, что с солдатами всё нормально, даже хорошо. Где там! Все ждали Путина. Суетились. В кромешном дыму, дорожники  заделывали дыры в асфальте. Мрачные тяжеловесные катки утюжили дорогу, создавая помехи, на и без того непростой дороге.  К запаху гари примешивался запах битума. «Пир во время чумы»,- подумалось мне. Я не стал дожидаться главного пожарного.     «Да, ну его. И так забот невпроворот.  В Рязань надо заскочить. Затариться  жратвой для бойцов и бензином для техники».
Позже, кто-то поведал мне об этой удивительно трогательной встрече, состоявшейся значительно позже намеченного времени. Через двойное оцепление,  глас народа достиг таки чуткого уха Главы. Это был глас бабушки ранее жившей неподалёку, а ныне, охранявшей горстку пепла с закопченной трубой от печки. Всё, что у неё осталось. В короткой фразе содержалась квинтэссенция  веры, надежды и любви в одном флаконе. Выслушав увещевания главного , Бабушка сказала отчётливо и бойко: « Да, пошёл ты в ****У!!!»
В общем, встреча прошла в дружественной и конструктивной атмосфере.               


                ***

    Вечерний звонок племянника выбил из колеи окончательно. « Из плохих новостей, дядь Гриш… Огонь перекинулся на нашу сторону в районе твоих, ну,  Малаховских выселок. Точно ничего не знаю. Поедешь?» Дальше я его уже не слушал. Нажал отбой. В голове закрутились внутренние диалоги.
«Где я?» - В Коломне. «Что я тут делаю?»- уже не имеет значения. «Поеду???» - Куда? Тушить лопаткой полыхающий бор? – «Там даже связи-то нет. Да и кого звать на помощь?» Прощай последний милый сердцу уголок … Бессилие, бессмысленность, тщетность, ночь. Год 2022 от Рождества Христова. Ему и буду молиться. Только чтоб сердце не встало на ходу. –«Да. Девушка, коньячку и сигарет, пожалуйста. Какие товары со скидкой??? А нет, не надо, ничего уже не надо, ни-че-го…»

                ***

  Господь являет своё величие по-разному. В этот раз он явил его в лицах старых товарищей односельчан, в лице Паши Титова, братьев Рюминых и Михалыча – Хозяина. Эти люди тушили пожары в 2010г.  Сейчас, когда всё повторялось, они снова были на месте.
  Заметив Возгорание с квадрокоптера, они прыгнули в машину, поехали, затушили. Пожарные были тут же, в деревне, но у них не было соответствующего приказа. Что ж, можно его и не дождаться никогда.  Зато, когда разгорится по настоящему, приказ будет уже не нужен. Шквал огня чётко предъявит ультиматум: « Бросай всё и беги!». 
   Вот Землякам, приказа не требовалось.  Он  всегда был у них  при себе. Они его никогда не теряли…
   Что я могу сказать по этому поводу? Всё и ничего. Потому что нет таких слов. Не существует просто. Слова, они и есть слова. Ими всего не объяснишь. Не выскажешь. И не всякий долг оплатить можно, потому как не каждый деньгами измеряется и потому бесценен.
      « Да будет тебе уже. Наливай лучше, по маленькой».
И просто я передал им жидкий 3-х литровый земной поклон. Обниму при встрече…
    
               
                ***

   Это было уже второе возгорание на правом берегу, замеченное и потушенное силами сельчан. Первыми, насколько я понял, были братья-близнецы Рюмины, белоголовые бестии, они же Партизаны (это вторая, деревенская фамилия, доставшаяся им от деда).  Друзья детства и юности. Виртуозы турника и модного в 80-е брейк-данса.  Свои в доску ребята.  Сейчас,  таких уже не выпускают. Наверное, сняты с производства. Профессионалы пожаротушения. Это уже, кроме шуток. Если б ни быстрое реагирование, всяко могло обернуться. И страшно, это всякое, представить.
        А потом? Суп с котом. Решением директора нацпарка «Мещёрский» Урванцева М.П. , дороги,  ведущие в лес, перекопали, чтобы ограничить доступность для желающих поучаствовать в «самодеятельности» и реагировании.  «Специалисты сами разберутся».  Ну, что ж, решение мудрое, своевременное, а главное дешёвое. Специалисты у них Север с Югом путают, мест не знают, но разберутся, непременно разберутся. Да и разбираться уж почти не с чем. Полмещёры выгорело ( 240000 кв. км по официальным сводкам). Чуть-чуть осталось. Чиновники жгут, вернее отжигают в прямом и переносном смысле этого слова.  (См. скрины ниже). Они «держат ситуацию», а главное свои шаткие табуретки под контролем, да так, что их жопы прирастают к оным, карманы пухнут. Трудная у них работа, нервная. Всё время врать приходится.
 Михалыча грубо осадили и запретили появляться в лесу, предупредив: « В другой раз арестуем и посадим». Эти могут. Я видел этих красавцев на «УАЗах» с «добрыми» лицами Робин Гудов и тесаками до колена ещё в 2010г. Шутки с ними плохи. Они их не понимают. Они берегут природу. На свой лад, конечно, от чужих. «Чужие» - это, видимо, мы - ксеноморфы, ещё встречающиеся в этих краях.
Результаты их трудов налицо. Дичи и рыбы давно не стало. Теперь и леса почти нет. Остались только «свои», то бишь «Хищники», а ещё смог и пепел.
               

                Встречный пал.
   

   К концу августа 2010 года жара понемногу пошла на убыль, кое-где даже прошли дожди. Пожары в окрестностях посёлка удалось остановить, «локализовать», как модно выражаться сейчас. Участки «локализации» представляли собой серые  пепелища с мачтами мёртвых деревьев и кучами  валежника.  Небо просветлело и постепенно приобретало естественный голубой цвет.
   Чему суждено было сгореть, к сожалению, сгорело. Многие места, знакомые с раннего детства: Горное, Пенкино, Залазы…  остались лишь в памяти и на старых фото, перешли в систему координат местности. Далее огонь уперся в дороги, заново прочищенные просеки, опашки и упрямство людей ему противостоящих.
   Напряжение первых, безнадёжных дней потихоньку спадало. Ежедневно продолжалось отслеживание  кромок пожарищ и отлив опасных участков. Люди были начеку, техника продолжала работать, но в действиях исчезла авральная суета, появилась некоторая плановость, если так можно выразиться, когда имеешь дело с огнём.

                ***

    «Слышал, из Читы прислали каких-то десантников? Они собираются за Ольгино встречный пал пустить?» - сказала утром сестра Татьяна.
«Да, ладно тебе!»
- «Да. Бурыкин там с ними». Упоминание фамилии этого деятеля из нац.парка вывело меня из равновесия.
–«Б…,Петя-вредитель!! Откуда только такие берутся?» Оттуда же, откуда и все. Ох, сколько раз меня подмывало врезать ему по морде. – «Хорошо, давай доедем. Глянем на месте, что там и как».
Дорога на Ольгино и Ювино, следующую деревню,  был нашим любимым с детства веломаршрутом. По нему ещё моя бабушка ездила. Потому как, « Она на лисапете умела, а другие не умели и только говорили: Глянь-ка, баба на лисапете,  иш ты, ловка знацт».
  С горы за магазином слетаешь вниз, далее петляешь между огородами в низине, объезжая глубоченные лужи, далее вдоль Пры, через мост на левый берег,  и вот они светлые мшистые ольгинские боры, стоящие на холмах. Дорога уходит влево. Вдоль песчаной колеи твердая велосипедная тропка. Катись. Красота. Прохлада. Солнце едва пробивается сквозь кроны вековых сосен. Птицы щебечут кругом.
Если же от моста повернуть вправо вдоль реки,  то скоро приедешь в Дугу. Так место называется. Там старица и много рыбных озерков вокруг. А в сезон грибов тьма. «Воздушные места», как бы сказал поэт Высоцкий.
В Ювино тёть Шура Макова нас бывало, поила молоком. Привечала, значит. Получалось, что она с родни и мне и другу Юрке. Да если капнуть, в наших деревнях все родня, если не во втором, то в третьем колене точно. Местность такая.
                ***

   Доехав до края Ольгино,  мы остановились у фамильного «пепелища»,  места, где теперь, уже давным-давно стояла изба прадеда Григория и прабабушки Агафьи.  Здесь родился мой дед Алексей, четверо его братьев и сестра, а позже мой отец Константин и его братья. Прадед был конюхом, баба Ганя огородницей, лекарем и повитухой. О них я знал только по рассказам. Дома я тоже не застал. И всё же, когда я смотрел на маленький прудик, заросший крапивой по берегам, в груди что-то щемило. Что? Я не знаю названья этому. А может, и нет этому никакого названья? Ведь не для всего на свете есть подходящие слова?
- « Ладно, Тань, поехали назад. Нет тут никого. Про читинцев придумали, наверное. Хотя Бурыкин, всё равно….»
                ***
   «Зачем отец убрал банки? Или это не он?» Обычно 3х литровые банки стояли тут же под берёзами, в которые были вколочены желобки для сбора сока. Берёзовый сок любили все. Каждую весну отец делал засечки на старых берёзах стоящих по краю Праскуньи (болотистый луг, древнее русло Реки Пры). Сок с этих берез был особенно сладок. Тёк он долго и обильно, поскольку корни деревьев подпитывались весенним разливом.
   Сейчас банок не было. Тяжелые капли медленно ползли по желобку и падали в сухую, прошлогоднюю листву. Я обнял ствол берёзы и потянулся языком к краю желобка. Как же хочется пить…
  - «Проснись,да проснись ты уже!!» - Татьяна трясла меня за плечо. Я заснул на закате. Это вредно. Так бабушка ещё говорила.
  -«Смотри, что творится!!» Мы выскочили на улицу и теперь смотрели на восток. Сереющие сумерки освещали всполохи пламени, густой дым столбом валил в небо.
  -«Понятно. Запалил всё-таки, Ну..!!!»
    Солдатики уже попрыгали в АРСы, запустили моторы. «За мной, хлопцы!!»
   В этой стороне они ещё не бывали. Их фронт был на северо-западе от Горок. Теперь полыхал Восток. Сдерживая кипящую злость,  я старался ехать медленнее, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида. Вот и мост. Весь левый берег охвачен бушующим пламенем. «Не зря утром прокатились, хоть поглядели напоследок». Уже всё поздно. Ничего не сделаешь. «Твою ж ты мать, Петя, сукин ты сын!»
    Но «любоваться» пылающим бором было некогда. Пал, а вернее сказать, подлый пожёг, был выполнен по «всем правилам». Запалили и смылись. Никого. Никакого охранения. Огонь перешел на мост. Вот его то и нужно сейчас было тушить. Потому как по мосту не только техника, но и огонь пройти может.
  Бойцы задачу выполнили. Мост отстояли.
  Затемно. Черные. С расплавившимися подмётками сапог мы вернулись к дому. Разговаривать не хотелось. Смотреть на Восток тем более. Там полыхали вековые боры и искры уносили в небо души деревьев…
   

                Другие берега.

   - «Что ты думаешь, обо всём этом, Отец?» Мы опять сидим на песчаной косе берега  Пры.  Белый песок, лопушки мать-и-мачехи, дикий щавель. Ивы, позади нас, еле слышно шелестят тонкими листьями. Мы теперь частенько так сидим. На границе время ослабевает. Здесь постоянный временной штиль.
     Отец смотрит на реку, тихо струящую свои торфяные воды, на облака подкрашенные закатом в сизовато-розовый цвет,  на темный бор на противоположном крутом берегу. Молчит. Будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.
     Тетива лески, зацепленной за ивовый прутик, натягивается и начинает мелко подрагивать.
     Помолчав ещё немного, он говорит: «Помнишь, я говорил, что хочу, чтобы твои дети тоже увидели эти края?   Застали Мещёру ещё живой? Что получилось из этого, не мне судить. Я потерял свой возраст в 2010м. Теперь тебе видней».
Отец подсекает леску рукой и начинает спокойно вытягивать её.  На крючке плещется достаточно крупный подлещик.

 

                Пески. Июнь-Сентябрь 2022г.