Тумбалалайка

                         
    Внучку обмывали добросовестно. Неделю не просыхали…, а может и больше… А как вы думали — долгожданный ребёнок, да веками испытанная русская традиция, напрочь въелась в быт простого народа.
    Затем началась повседневная суета, которая полностью легла на женщин. У кого был ребёнок, да и не один, особливо когда погодки, знают всю эту свистопляску, начиная конечно с бессонных ночей…
     Слушая редкий плач внучки, дед Никифор довольно покрякивал — она была в меру криклива, быстро засыпала и для этого, ей ненужно было ни какой соски.
    Но бывали случаи, когда и она закатывала истерики, на что дед недовольно бурчал:
    — Ребятёнку нет и сорока дней, а вы его тыркайте, как картинку. Ладно — б свои, а тот ведь… — он не договаривал и выходил на веранду покурить.
    Никифор, хоть и верующий, но верил в сглаз, чёрное слово, ведь только родившиеся детятко, сродни чистому, нежному цветку — что ни так, враз завянет. Не любил он и бесконечные фото сессии, где главной моделью, конечно была внуча. Не любил по той — же причине…
    Однажды, после очередного, бурного на эмоции гостеприимства, ребёнок закатил истерику.
    Мать, а затем сменившая её бабушка, с внучкой на руках, наворачивали круги по всем комнатам.Ничего не помогало… Бесконечное «Сю - сю - сю -у» тоже не помогало, как не помогала «Баю баюшки баю-у-у-у...». Девочке давно пора спать, да вымоталась со всеми и она.
    — Ану погодь — остановил Никифор бабушку, — Дай попробую я. Только уложите её поудобнее в коляску и кыш из комнаты, жалельщики хреновы.
    — Это кто здесь расплакался?… — нарочито строгим голосом спросил дед, — И что за плач, с истериками тут? Я тебя спрашиваю?…
    Удивительно, но ребёнок моментально затих, навострив уши и остановив ещё мутный взор — с ним ещё никто так не разговаривал.
    — То — то-о-о… — удовлетворённо крякнул дед, — А то бесконечные сю-сю-у-у-у с набившими оскому песенками. Мы другие споём… Правильно внучка?…
    Внучка ошарашенно молчала и это молчание Дед Никифор принял за согласие.
    — С чего бы начать?… — он озадаченно почесал затылок, — А вот с неё… Слов правда не знаю, но уверен, что тебе понравится… Слухай…
    И он игриво меняя тембр голоса от нежного, до басовитого бариона запел.
    — Тумбалалайка — тумбалалайка-а-а-а…
    Нет — нет, вставлял что — то своё, и это ему нравилось. Да и неважно — главное ребёнок молчал.
    Через некоторое время неожиданно нахлынули, казалось давно и напрочь забытые песни и дед тут — же запел, под мелодию нескончаемой «Тумбалалайки», дворовые песни 60х и 70х годов.
    «Иволга: и «Жёлтые листья медленно падают...», ну наверняка помните, которые падают в старом, забытом саду… Затем рискнул спеть про Стеньку Разина, где удалой казак бросает красавицу княжну… как её, во, в набежавшую волну… 
    Пел долго…
    Внучка продолжала молчать…
    Тогда Никифор решил спеть жалостливую —  про мальчика у которого — извините — умерла мама. При её исполнении у него самого всегда выступали слёзы. И он залился соловьём — печальным соловьём.
    Во втором куплете:
    Папа скажи, почему мать не дышит?
    Глазки закрыты, а рука холодна-а-а…
    Губки внучки неожиданно собрались в гузку и задрожали…
    — Стоп! — сам себе скомандовал дед и моментально переключился на испытанную «Тумбалалайку».
    Ребёнок вновь затих.
    — Ишь ты… — с удовлетворением подумал Никифор, — Маленькая, а уже туда-а-а — жалостливая…
    Затем передав восторженной маме ребятёнка, несмотря на полночь, он ещё долго бубнил себе под нос, застрявшую на языке «Тумбалалайку»...