Штрихи к Портрету мастера. Уроки мастера

    На стажировке я посещал уроки всех преподавателей кафедры. Мне было интересно понять методику обучения каждого педагога. Уроки К.Н. разительно отличались от уроков других преподавателей. На первый взгляд, могло показаться, что его уроки проходят стихийно, но с каждым новым занятием я стал понимать, что это не так.
   
    Главной особенностью его занятий - было ощущение абсолютной свободы от какого-либо плана. Казалось, что преподаватель не придумал еще, что он собирается предложить студентам сегодня. Урок мастера начинался еще до его появления в классе.   
   
   Основатель МХАТа К.С. Станиславский говорил: “Театр начинается с вешалки.”  Уроки К.Н. начинались с предыгры, Уже на подступах к классу, за дверью, можно было услышать голос мастера:
  - Здравствуй, здравствуй, милочка, - говорил он кому-то. Или  - Рад видеть тебя, дружок. Позже зайди на кафедру.
   После непродолжительного шарканья, широко распахивалась дверь в класс и на пороге возникла сутулая фигура преподавателя. В одной руке он держал легендарную авоську набитую  нотами, рецензиями, отзывами - одним словом  всем тем, что бог послал ему на ту пору. В другой руке - был  отвратительного вида зонт. Учитель ловким движением “стряхивал” у порога калоши, делал он это только в тех случаях, когда очень спешил. Обычно свои “клоунские атрибуты” он оставлял в гардеробе, под лестницей.
   
   Где сейчас овеянные славой вещи мастера? Сохранил ли их кто-нибудь? А может они, побитые молью, и присыпанные изрядным количеством пыли, валяются где-нибудь на антресолях? Или давно уже “покоятся” на одной из Петербургских свалок?
 
  Когда ж и где, в какой пустыне,
  Безумец, их забудешь ты?
  Ах, вещи, вещи! Где вы ныне?
  Там, где умершие мечты.
 
 
   Как жаль, что никому не пришло в голову создать “Музей вещей”, принадлежащих плеяде легендарных театральных педагогов, работавших в разные годы в институте на Моховой. Жаль, что уже никому не придет в голову сочинить очередной песенный опус типа:
  А в музее Ленина
  Два пальто простреленных,
  Два костюма стареньких,
  Да пара башмаков.
  Да кепка, да ручка,
  Да больше НИЧЕГО.
   
   Как было бы здорово прийти в такой музей и увидеть знаменитые калоши и авоську мастера, лицезреть недельный набор джемперов Аркадия Иосифовича Кацмана, незаметно прикоснуться (не дай бог, чтобы кто-то заметил из персонала музея) к расческе мэтра, которой он тщательно укладывал крашеные волосы на своей гениальной голове. Всласть полюбоваться коллекцией клетчатых фуражек Георгия Александровича Товстоногова. Близко увидеть в тяжелой оправе, с толстыми стеклами очки, через которые Его театральное величество смотрело на своих подданных.

   После короткой эпохи И.Э.Коха - известного спортивного фехтовальщика, в зрелые годы решившего
переквалифицироваться в театрального педагога и заведующего кафедрой сценического движения, наступила длительная эпоха Кирилла Черноземова - выдающегося преподавателя по пластике. Легендарного педагога знало несколько поколений студентов, аспирантов, актеров, режиссеров и просто людей интересующихся театром.
   
    Дерзкий и отчаянный дух мастера долго витал в стенах института и его окрестностях. Не было ни одного театра в Ленинграде , где бы не работал К.Н. Он был нарасхват и умел работать в любом качестве: режиссером по пластике, фехтованию, этикету, балетмейстером и просто драматическим режиссером своих оригинальных спектаклей. Ему были под силу все жанры, казалось, эпохе Черноземова не будет конца.
   
    Но вернемся в класс. Мы его оставили у порога.
  Избавившись от калош, он приветствует студентов и шаркающей походкой направляется на кафедру, здоровается с концертмейстером Еленой Борисовной Фирсовой, старушкой преклонного возраста, выуживал из своей авоськи ноты и вручал ей со словами:
  - Извольте посмотреть, баронесса...
 Просмотрев ноты, Елена Борисовна давала указания, какую музыку лучше использовать сегодня на уроке. К.Н. никогда не спорил и полностью полагался  на ее вкус.
   
    Почти каждый урок К.Н. начинался с короткой беседы о профессии актера и режиссера. Кафедрой для бесед был рояль. Когда он направлялся к роялю, студенты уже знали - сейчас мастер будет “держать” речь.   
    
   Практическая часть условно делилась на две части: в первой - студенты повторяли пройденный на прошлом уроке материал, во второй - разучивали новые упражнения. Черноземов никогда не объяснял, как надо делать упражнение. Он просто выходил на площадку и показывал его. Студенты, стоящие за его спиной повторяли движения за ним.. Это напоминало уроки в балетной школе. В течение дня уроки чередовались: режиссеров телевидения сменяли кукольники, кукольников - актеры музкомедии, а их - режиссеры драмы. Все уроки отличались друг от друга, но на каждом можно было почерпнуть много интересного и поучительного.