Читая Песнь о Гайавате

В детстве, когда я один за другим проглатывал романы Майн Рида, дикие обитатели американских прерий в моём воображении превращались в наскомых нашего сада. Пчёлы становились для меня мустангами, а шмели - бизонами, такими же мохнатыми, имеющими мощный, чуть горбатый торс. Два усика всесто рогов и длинный язык-хоботок довершали сходство. Жук олень говорил сам за себя, унося ноги от моей соломинки как от стрелы, медведка пряталась в свою берлогу. Ну а кузнечики как индейцы, скрываясь в траве издавали свой боевой клич.

И как юный Гайавата среди прерий российской глубинки наблюдал я за волшебной жизнью этого мира. И теперь, спустя многие годы, когда я задумчиво перелистываю томик Лонгфелло или «Листья трав» Уитмена, сердце моё по-прежнему летит как шмель над безбрежными просторами девственной Америки: мимо мустангов и бизонов, мимо дакотов и делаваров, мимо команчей и гуронов, мимо бледнолицых и чёрных братьев. Мимо всех унесённых ветром...