Это Касси!
Странное дело: телевизор оставили на старом месте, а вот холодильник увезли, поэтому никаких путных съестных припасов в пустом жилище не оказалось, и обедать Димон старался по большей части на новой квартире со всеми прочими домочадцами, не желая довольствоваться надоевшей полусырой лапшой – единственным, что кое-как умела приготовить сестра. «Тоже мне! А еще замуж собралась», – патетически возмущался Димон, приходя вечером проголодавшимся с футбольной тренировки. Однако в разоренной до практически полной неузнаваемости квартире он и бывал-то не так уж часто: в основном только готовился вечерами к предстоящим назавтра институтским занятиям, а потом, когда латинская терминологическая зубрежка вконец надоедала, смотрел допоздна телевизор, благо что по какому-нибудь из каналов чуть ли не каждый день гоняли очередной американский сериал двадцатилетней давности. Ну а затем уж можно было, растянувшись на матрасе, постеленном прямо на пыльном полу, мирно проспать оставшиеся несколько часов до утренней побудки.
День рождения отца пришелся очень даже ко времени: было где отметить с широким размахом. Первый день справляли на старой квартире, загодя подвезя десяток стульев, целую большую сумку разномастной столовой посуды и полный доверху багажник просевшего «Жигуленка», чтобы гостям было чего выпить-закусить. Завтра собрались продолжить торжество в новых апартаментах, и безотказные стулья да тарелки с вилками надо было вновь сгружать и везти обратно. А прибираться, конечно, предстояло Димону с сестрой.
Накануне гости разбрелись уже далеко за полночь, оживленно шумели и мешали Димону спать. После их ухода он хотел было наскоро всё помыть и разложить к завтрашней перевозке, но, глянув на весь этот грандиозный развал, счел за благо отложить всё до утра – так сказать, на свежую голову, и снова улегся досыпать. Утром он с трудом продрал глаза, сразу же посмотрел на часы, с весьма сомнительной радостью удостоверился, что до начала обзора по патфизу осталось всего сорок минут – как раз столько потребуется на поездку от дома до института, если без промедления подвернется нужный троллейбус. А сестра, вот ведь канальство, преспокойно продолжала спать, хотя договорились же накануне, что разбудит Димона пораньше и заранее приготовит завтрак из остатков вчерашнего пиршества. Ага, верь ту женщинам, как же. Японский бог! Димон немедленно вскочил и бросился судорожно собираться. «Разбужу... Завтрак...» – свирепо бормотал он про себя, мысленно передразнивая легковесные интонации нерадивой сестрички.
Хорошо хоть, что на кухонном столе, среди эпичного нагромождения грязных тарелок и пустых стаканов, на дне стеклянной салатницы виднелись руины какого-то засохшего паштета. Димон всухомятку одним махом проглотил их и, схватив в охапку свой облезлый пластиковый дипломат, кинулся было к двери, но тут же на ходу вспомнил, что надо бы заодно уж взять с собой магнитофон-кассетник – вроде как собирались всей группой после патфиза на днюху к Маньяку в общагу, да еще и кассеты с клевым рок-металлом прихватить. Блин, сколько этих дней рождения подряд! Димой, уже злой донельзя на весь этот чертов мир, стал заталкивать магнитофон в большой магазинный пакет, вытащив сначала оттуда свой мятый медицинский халат. Ну, ясен пень, одна из ручек пакета оказалась оторванной. Кто б сомневался! Матюгнувшись от души, Димон скомкал халат и запихал его в дипломат, громко щелкнув замком на крышке, а дальше всё понеслось в темпе ускоренной съемки, кадр за кадром: пакет с магнитофоном – справа под мышку, дипломат с халатом – в другую руку, кое-как сумел открыл ключом – неудобно же держать! – тугую дверь из квартиры, с яростью захлопнул ее за собой и оглушительно затопал спортивными бутсами вниз по лестнице. Главное – успеть!
Была суббота – выходной день для всех нормальных горожан, да еще и утро совсем ранее, поэтому троллейбус, подошедший, как это ни странно, почти сразу, оказался, к счастью, почти пустым: сколько хочешь свободных сидений. Димон взгромоздил дипломат и пакет на колени, облокотился о боковое окно троллейбуса, подпер кулаком подбородок (вот черт, не успел второпях побриться: ощущалось покалывание щетины) и стал сонным взглядом смотреть сквозь толстое мутноватое стекло на вяло рассветающее серое утро, унылые фасады знакомых домов, пыльную плоскость тротуара и торопливо переступавших по нему редких прохожих с озабоченным выражением на хмурых лицах. Все-таки Димон крепко не выспался, и веки начали тяжелеть, но он не захотел поддаваться искушению, и сон как-то сам собой незаметно отступил. Проехав уже половину пути до института, Димон только сейчас вдруг с неприятным холодком подумал, что неплохо было бы вчера толком подготовиться к обзору, но до того ли было? Да, ладно, как-нибудь удастся проскочить: все-таки на задней парте удобнее списывать.
Троллейбус тащился как будто нарочно слишком медленно, из-за чего Димон опоздал на 12 минут, да еще в коридоре пришлось натужно стаскивать с себя плащ и напяливать сильно измявшийся тесный халат. Однако в дверь учебной комнаты он постучался как раз в тот момент, когда занудный препод только-только начинал диктовать вопросы по вариантам. Так что, в общем-то, почти вовремя успел. Но что это оказались за вопросы! Все по материалам лекций, а Димон, увы, так и не удосужился побывать хотя бы на одной из них. Выждав момент, когда препод, кончив диктовать, грузно сел за покачнувшийся хлипкий стол и принялся сосредоточенно перетасовывать свои казуистские-иезуитские листочки, Димон ловко вытащил из дипломата учебник и мгновенно засунул его во внутренний ящик парты, но именно в этот момент коварный препод внезапно поднял седоватую голову и, похоже, засек подозрительное движение. Во всяком случае, прекратив на время выкладывать пасьянс из бумажек, он стал зорко обводить глазами аудиторию, подолгу и с сомнением останавливаясь на Димоне. За списывание положено было прекращать работу и сразу получать двойку, поэтому приходилось быть осторожным, и наученный горьким опытом Димон медленно записывал пока только то немногое, что все-таки хотя бы приблизительно знал по теме вопроса, надеясь, что когда препод наконец-то отвлечется от разглядывания студентов, а еще лучше вообще куда-нибудь ненадолго выйдет из аудитории, удастся наскоро списать и всё остальное.
Увы, надежды эти оказались тщетными: обычно равнодушный ко всему препод из породы вечных доцентов, безнадежно застрявших на заурядных должностях, был сегодня что-то не в духе (оно и понятно: кому же охота работать по субботам?) и не собирался потакать неблагодарным студиозусам. Димон несколько раз как бы невзначай соскальзывал свободной левой рукой в ящик парты, придвигал учебник поближе и наощупь мусолил углы нужных страниц, скромно опуская при этом голову, но потом, вскинув глаза, всякий раз видел направленный прямо на него понимающе-сердитый взгляд препода и не решался действовать внаглую. В итоге пришлось сдавать очень рыхло исписанный листок с большими пустотами-пробелами между формулировками соседних вопросов, выжав из арсеналов памяти всего строк по десять на каждый из них, да и то преимущественно ограничиваясь самыми общими фразами. Ну и черт с ним, в конце-то концов: не последний обзор, будет еще когда-нибудь время заслужить более высокие оценки.
Закончилось всё это в одиннадцать. Собрание в общаге у Маньяка планировали на двенадцать, спокойно прогуляв никчемную пару по философии: нафиг она нужна будущим хирургам-практикам? Усталому Димону уже никуда не хотелось ехать: ну их всех! Спускаясь по сколотым ступенькам широкого институтского крыльца, он вдруг снова почувствовал, до чего же все-таки не выспался. Сейчас бы лучше всего вернуться прямо домой, на старую квартиру, и там как следует отоспаться. Но ему тотчас же пришел на память царящий там после гостей полнейший бардак, тарелки с засохшими объедками на столе, скатерть вся в липких пятнах, грязные вилки и ножи, пустые бутылки в углу комнаты, под трехногим забракованным стулом. Сестра же еще, небось, и не думал начать прибираться: ясное дело – его ждет, чтобы свалить на братца самую неприятную часть работы. Обойдется! Пусть сама всё моет. Лучше уж пойти прямо к Маньяку: еще час до начала общего сборища, можно пока у него отоспаться на пустующей соседской койке.
А тут как раз и автобус подъезжал к остановке, и видно было, что свободных мест в нем предостаточно, всего-то и было человек пять-шесть пассажиров, сидящих у окон, – совсем не то, что в будние дни, когда с подножки не протолкнуться в переполненный салон. Обидно упускать такую редкую удачу. Димон стремительно рванулся напрямик через дорогу к остановке, едва-едва успев проскочить перед несшимся куда-то юрким «Москвичом». Автобус уже собирался отъезжать, замигала рыжая лампочка поворотника, закрылись передние двери, но Димон всё же успел запрыгнуть на подножку в заднюю дверь, слегка впечатав в нее угол дипломата. Водила автобуса на всякий случай приостановил свой маневр, резко затормозил и зачем-то открыл еще и переднюю дверь. Вот дурак-то! Димон даже развеселился от такого головотяпства. Да, не перевелись еще на свете всякие олухи, и это не может не радовать. Тяжело плюхнувшись на свободное сиденье аккурат над левым задним колесом, он попытался отдышаться и по возможности сосредоточиться. Автобус между тем дернулся и толчком тронулся с места. Поехали! Апрельское солнце, которого совсем не было видно с утра за мутной, низко нависавшей влажной дымкой уходящей ночи, теперь наконец-то смело проглянуло и наотмашь било сквозь окно автобуса прямо в глаза Димону, ненароком слепя его. Теплые лучи приятно ласкали щеку и лоб, веки сомкнулись самопроизвольно, и Димон, склонив голову к плечу, незаметно для себя самого погрузился в приятную полудремоту.
Очнулся он тоже внезапно, встревоженно посмотрел в окно и с изумлением убедился, что доехал как раз почти до самой цели: на следующей остановке надо было выходить и двигаться к студенческой общаге. После короткого отключения вся сонливость, слава богу, миновала и улетучилась, а заодно улеглось и раздражение на так нескладно задавшийся день. Да ну, в самом деле, не всё так уж и плохо: вон какая классная погодка! И у Маньяка скоро соберется вся честнАя компания, свои в доску ребята, поприкалываемся и оторвемся на славу. Всё как надо, всё путем. А сестра сама пусть прибирается – ей это в будущем пригодится, пусть учится вести домашнее хозяйство.
Димон глядел в окно, щурясь от яркого солнца. Сидение рядом по-прежнему пустовало, хотя народу в автобусе заметно прибавилось: на предыдущих остановках, судя по всему, вошли многие и тесно заполнили всю заднюю площадку, и среди них два каких-то низкорослых курсанта-танкиста, еще в шинелях по-зимнему, хотя давно уже такая теплынь на улице. Они не остались стоять сзади, а протиснулись вперед, поближе к кабине водителя, о чем-то негромко переговариваясь на ходу. Чего они там забыли? Хотят научиться водить еще и автобус, что ли? Это им, чай, не танк. Но Димону лень было провожать этих энтузиастов испытующим взглядом. Зевнув и размяв плечи, он снова повернулся к окну.
И даже вздрогнул от неожиданности! По той стороне дороги, спускаясь с моста, во главе целого потока других машин быстро катился их серый «Жигуленок», а сбоку от него, прямо по тротуару, немного приотстав, во весь дух несся Касси. Вот приближаются... сейчас... точно!Димон сразу догадался, что случилось: по-видимому, отец, еще малость под этим делом, не совсем отойдя от вчерашнего пиршества, приехал на старую квартиру за посудой, а когда уходил – или дверь не захлопнул достаточно плотно (там замок, как назло, тугой), или просто вовремя не заметил, как Касси выбрался из квартиры и теперь вот несется что есть сил вслед за машиной. Да, он же умный пес, хорошо знает хозяйский автомобиль: к каждому «Жигуленку» во дворе обязательно подойдет, внимательно обнюхает, потом лапы на капот положит и заглядывает сбоку в кабину. Касси! Эвон сколько он бежит! А ведь от дома досюда...
Димон вскочил с места, дернул на себя дипломат и пакет с магнитофоном. Тут и вторая ручка напрочь оторвалась, но было уже совсем не до нее. Сграбастав в охапку дипломат и схватив пакет, как мешок, другой рукой – эх, блин, как он скользил в потной ладони! – Димон отчаянно ринулся к выходу. Двери уже закрылись, автобус медленно отходил от остановки. Димон грубо отпихнул какую-то рыхлую тетку, стоявшую на пути, ткнулся в дверь, с силой саданул по ней носком бутсы – раз, еще раз! – и, обернувшись в сторону водительской кабины, громко закричал: «Стой! А ну стой!» Курсанты-танкисты, неповоротливая тетка и прочие пассажиры оторопело смотрели на него, как он вновь и вновь таранил пинками автобусную дверь. Кто-то из сообразительных попутчиков застучал в окно кабины, двери через мгновение стали раскрываться, Димон плечом надавил на створку и выпрыгнул на тротуар.
Вот они! «Жигуленок» встал перед светофором, за ним другие машины. Касси теперь быстро нагонял их, мчась по обочине. Димон хотел кинуться наперерез, но по встречке шел слишком густой и плотный транспортный поток – не перебежать. Тогда Димон устремился назад, к светофору и пешеходному переходу. Дипломат и в особенности пакет ему крайне мешали, хоть швырни их под ноги. Он задыхался от волнения, сразу же сильно вспотел, сердце бешено колотилось. Прохожие не просто расступались перед ним, а ошалело шарахались в стороны, но он видел сейчас только Касси – уже совсем близко. Поравнявшись со светофором, усталый пес замедлил бег, а Димон, наоборот, поднажал: ну же, давай, давай, надо успеть!
На светофоре загорелся желтый свет, машины начали помаленьку трогаться с места, серый «Жигуленок» первым мощно подался вперед, а следом за ним и другие – белая «Волга», кирпично-красная «Нива» с рыжим ржавым прицепом, еще какие-то легковушки. Они совсем заслонили Касси от глаз Димона, пес пропал из виду, но уже в следующее мгновение Димон увидел, что собака вдруг резко развернулась и во всю прыть несется назад. Ну?! Димон резко затормозил, старясь на бегу остановиться. Теперь он по привычке оглушительно командовал: «Касси! Касси, стоять!» Пес на той стороне дороги быстро приближался, но на Димона абсолютно никак не реагировал, да и вообще вел себя очень странно: подбежал вдруг к какой-то женщине в длинном синем пальто, стал жаться к ней, а та растерянно смотрела на замолчавшего Димона, затем перевела взгляд на пса и стала энергично хлопать себя ладонью по отогнувшейся поле своего стильного облачения: «К ноге, Артур, к ноге!» В правой руке женщины болтался перекрутившийся поводок. И только тут Димон вдруг увидел, что на пса был надет черный, не замеченный им прежде ошейник с металлической пряжкой на боку.
Да что же это такое? Не может быть! Обознался. Но ведь ротвейлер точь-в-точь как наш. Так похож!.. Но нет, это не Касси... нет, это не он. Фу, слава богу! Пес подбежал наконец к хозяйке и принялся вертеться у ее ног, пока она нервно нацепляла на него поводок, перед этим еще раз подозрительно глянув на неподвижно замершего Димона.
Японский бог! Вот уж ошибся так ошибся. Но и совпадение, надо признать, почти совершенно невероятное. Раз в сто лет, наверное, бывает. И надо же такому случиться именно сегодня. Хозяйка пса тем временем торопливо удалялась вместе со своим резвым питомцем по противоположной стороне дороги, которую Димон так, к счастью, и не успел перейти. Каким бы он полным придурком показался вблизи этим двоим... Светофор в очередной раз переключился на зеленый свет, машины проносились непрерывными вереницей взад и вперед, мимо Димона проходили какие-то люди, направлявшиеся по своим обыденным делам, а он, окончательно сбитый с толку, всё стоял и отупело смотрел вслед этой паре, постепенно исчезающей вдали.
Да уж, да уж, это надо же так опростоволоситься. Делать ничего, сам виноват. И немного смущенный Димон в расстроенных чувствах вынужден был еще целую остановку до общаги Маньяка переться пешкодралом.
6 апреля 1992
Свидетельство о публикации №223042101258