История одного Дня рождения

      День рождения хотелось провести как-нибудь необычно. Точнее, не как-нибудь, а необычно. Не камерно, а с размахом.

     Было начало лета. На юге это – когда ярко, но не жарко. И в люди выйти можно. Да и набережная сейчас красивая. Идешь по клеточкам тротуара, словно в детстве по нарисованным мелом классикам. С одной стороны – на клумбах розы, розы, розы…, от нежно-розового, как щёки у Мальвины, до густо бордового, как губы Кармен. Такая бесконечная орнаментальная полоса из роз!

   А с другой стороны – пляж. Медленное, лениво-ритмичное чередование волн успокаивает и притягивает взгляд. И много-много чаек: то парят недвижно, то хаотично сбиваются в стаю, то припадают к поверхности моря, то меланхолично стоят в пене прибоя.

     Над всем этим – солнце, словно шарик ванильного мороженого, легкие облачка, как взбитые сливки. Вместе с шустрым ветерком летают обрывки разговоров, мажорная  музыка, детский смех…

      Решено: иду к морю! Принарядилась – а как же, праздник все-таки, день рождения, хочется что-то летящее и воздушное, как это слово – и-ю-юнь. Словно птичка просвистела...
      Зеркало радостно отразило пышную юбку и блузку со стайкой нежных бабочек.
 
     Я зашла в свой маленький книжный кабинетик за Именинником – это ведь у него сегодня праздник!
 
- Ну что, Александр, идем твой день рождения отмечать?

    И сняла со стены большой круглый портрет Пушкина.
Картина была вольной копией известной работы Кипренского, помните, про который сам Пушкин писал: «Себя, как в зеркале, я вижу, но это зеркало мне льстит».

      Поэт сложил гордо руки на груди и смотрит чуть влево. На нём красивый сюртук, а на плече то ли плед, то ли плащ в шотландскую клетку, так Кипренский намекал на  байронизм Пушкина. Да и написан портрет был в сложное для Пушкина время: идет следствие по делу декабристов, а в их бумагах много стихов и писем Александра Сергеевича. Он ведь мог разделить судьбу друзей…

      Заказчиком был Антон Дельвиг, он хранил портрет до самой своей смерти, а Пушкин выкупил его у вдовы Дельвига за 1000 рублей, чтобы материально помочь семье друга.

     Портрет достался в наследство детям Пушкина. Позже внук Георгий продал полотно в Третьяковку. Теперь о нём знают все. Меня особенно впечатляют холеные руки поэта с длинными ногтями и величавая поза, которая не очень-то присуща Александру Сергеевичу, ну а художник именно в этом хотел  отразить внутреннее величие поэта. Ему это удалось!
 
    И вот с томиком стихов под мышкой и с портретом Пушкина в руках я вступаю на набережную.
      Наш маленький южный городок настолько тесен, что в любое время среди приезжих гостей можно встретить знакомого.

         Из тех, кто любит неспешные прогулки вдоль моря в любую погоду и первыми из друзей, кого я встретила на праздничном променаде, была почтенная семейная пара Тутаховецких. Я очень обрадовалась этой знаковой встрече. Если в двух словах глава семьи – поэт и бард, она – красавица и муза.
 
      Когда-то давно их притянуло друг к другу по принципу контраста:  она – сероглазая и по-русски льняноволосая,  он не по-русски кудряв и чернобров.  Леночка и Боречка. Теперь, пятьдесят лет спустя, слегка поседевшие и чуть округлившиеся, неизбежно проросшие друг в друга привычками и эмоциями, они стали очень  похожи и даже не замечали этого, являя собой полную гармонию долгих человеческих отношений, когда знаешь каждый вздох и произносишь слово одновременно.

      Ровное тепло семейной привязанности гораздо прочнее молодой страсти. Их судьба медленно плыла в море жизни к далёкому закату, и они по очереди были кто лодочкой, кто веслами.

     Но знак мне был-таки дан их фамилией. Тутаховецкие… Тутах на иврите пушка. Значит, они почти Пушкины!

     Почтенная пара, как дети, обрадовалась моей идее прогуляться с Пушкиным, и вот мы уже вчетвером степенно идем по набережной.

      Леночка - девочка в белых брючках, и Борис – такой колоритный в своей тельняшке, при боцманских усах. Он предлагает встречным прохожим в честь Дня рождения поэта прочитать стихи…

    Кто-то  смотрит на нас подозрительно, как на последователей странной секты пушкинистов. Некоторые охотно фотографируются с портретом. Обезьянка в красной жилетке на плече нетрезвого пляжного фотографа провожает неожиданного конкурента долгим задумчивым взглядом.

     Дети радостно узнают поэта и теребят родителей с воплем: «Пушкин! Пушкин!»

    Горластые глупые чайки взмывают в небо от этого звонкого легкого звука… А Пушкин растроган, безмолвно смотрит с холста и глаза его... «голубы и даже стеклянны» -  так вспоминала одна из его муз, Анна Оленина. А  может, просто это небо отражается во взгляде?..

        Между тем в нашей компании пополнение, впрочем, я была уверена, что сегодня обязательно встречу этого человека. Его улыбка всегда летит немного впереди… Это – Альф, Альфред, или, как мы его называем – Олфренд, из - за хронического дружелюбия всей его натуры.

     Когда-то он был пчеловодом, а это особые люди:  укушенные пчелой, они умеют ценить мёд дружбы и везде ищут медоносные цветы. Альф преподавал смехотерапию и правильное дыхание. Ему всегда можно позвонить и спросить, как дышать, если грустно. Или как дышать, если больно и хочется не дышать…

     Теперь нас пятеро, а день катится дальше… Море, как ладошками,  плещет волнами, шумит и бурлит  веселыми пузырьками пены, становясь бирюзовым, и солнце уже примеряет вечерний цвет облачения. Скоро оно оранжевым апельсином покатится к горизонту, станут длиннее тени и ярче запахи…

    А мы по-прежнему дефилируем с портретом по набережной, читаем стихи Пушкина и отдыхаем в знаковых местах. У памятника Золотой рыбке загадываем желания. Возле монумента Защитникам Кавказа вспоминаем путешествие Пушкина на Кавказ.

     Встретились нам казаки в белых рубашках и штанах с красными лампасами, до смешного одинаковые, как трое  из ларца. Они с удовольствием сфотографировались  с Александром Сергеевичем на парковой лавочке. Мы им даже погадали на Пушкинских стихах.

     Главный из казаков, самый пузатый, назвал страницу наугад. Книжку открыли. И на вопрос, что они будут делать вечером. Пушкин сказал:

- Бог весёлый винограда
Позволяет нам три чаши
Выпивать в пиру вечернем.
Первую во имя граций,
Обнажённых и стыдливых,
Посвящается вторая
Краснощёкому здоровью,
Третья дружбе многолетной…

- Любо! – закивали казаки вихрами, нахлобучили кубанки и дружно отправились выполнять завет.

   А мы здесь, в парке, и завершили свой долгий день. В том самом парке, где почти 200 лет назад в устье реки шли бои за эту болотистую, малярийную землю, и вместо белых яхт в море виднелась эскадра русского флота. Здесь воевал и погиб Александр Бестужев-Марлинский, не дожив до 40 лет, поэт-романтик, знакомый Пушкина, популярный писатель, бесстрашный воин.

   В сквере его имени возвышается  каменный обелиск с гордым профилем того, кто называл себя микрокосм, писал, что любит все человечество… .
 
     Вот здесь и встретились два Александра. У одного сегодня День рождения, а второй завтра… погибнет от пуль и шашек горцев.
 
     А мы живем, и дышим, и улыбаемся, и собираем мед слов, пасемся в книгах, как в цветущих лугах, дружим и любим, и неуловимое счастье льется на нас то медовым вечерним светом, то волшебными поэтическими строчками, то грустью печального бытия...
                Июнь 2022 года