Тайна старого моря. Часть I. Университет. Глава 2

Глава 2
ЭМИР

У Шурки, как всегда, до глубокой ночи просмотрели «видак». Ждали еще одного нашего друга – Макса Брагина, который так и не успел до нас дойти – вытаскивал из гаража банки с огурцами для тещи. Он тоже учился в университете, только на историческом. Макс был археолог, постоянно ездил летом в экспедиции, «в грязи копался», как говорила теща и поэтому часто запрягала его на садово-огородные работы. «Тебе, – говорила она, – не привыкать в земле-то рыться». Брагин был примерным семьянином и от трудотерапии не отказывался, даже увлекся селекцией – вырастил огромный кабачок размером со 150-миллиметровую гаубицу. «Наши когда таким в немецкий танк попадали, то тот разлетался на молекулы», – гордо характеризовал свой кабачок Брагин.
В очередной раз остановившись на том, как Харли Дэвидсон переодевает на крыше дома отцовские сапоги, мы выключили до дыр засмотренный фильм. Шурка снова стал рассказывать, как жил на Кипре вместе с отцом, в начале девяностых по работе командированным на остров, и как переодевал свои сапоги на крыше никосийского небоскреба. У Морозова, кроме перстня был еще один талисман – старые казаки, или ковбойские сапоги. «Их либо носят всю жизнь, либо ненавидят», – заявлял Шурка, любовно раз в месяц начищая свою обувь.
Взглянув на часы, которые показывали далеко за полночь, Морозов наконец завалился на матрас, предусмотрительно брошенный им на пол, ведь диван был уже, как всегда, занят Добронравовым. Я помыла посуду и прилегла в соседней комнате, где, вернувшись со смены, крепко спала Шуркина жена Наташа. Она работала медсестрой, уставала «как сволочь» и редко составляла нам компанию в просмотре осточертевших ей фильмов. А рассказы про Морозовские приключения она просто не переваривала.
Утром, пока все еще спали, я тихонько покинула Шуркино гостеприимное жилище и села на тот же самый икарус, что привез нас сюда. Мне надо было заехать в университетскую библиотеку, чтобы набрать литературы для диплома. Контролер, зашедший на конечной, был уже другой. Я улыбнулась про себя, вспомнив историю с выскакиванием Морозова из окна автобуса, и попыталась представить, что же стало сейчас с кондуктором, который держался за сердце.
Выпавший за ночь снег припорошил университетскую крышу и натоптанные грязные тротуары. Зима все-таки не забыла заявить о себе. Я взлетела по лестнице на филологический, чтобы узнать на кафедре, не появился ли последний номер «Нового мира». Счастливо ухватив с собой свеженький журнальчик, я резво спустилась и на втором этаже столкнулась с Эмиром Алимовым. Этот наш закадычный друг учился на журфаке. Его факультет располагался как раз над нами, филологами. На их этаже было всегда до безобразия шумно, поэтому Алимов любил приютиться на своем излюбленном месте – на подоконнике между третьим и четвертым этажами, закинув кверху ноги в грязных берцах. Обычно он здесь всегда курил, в 90-е курили всюду в университете, даже на кафедрах. Потом вышел запрет на курение в общественных местах, и были выделены курилки в так называемых «аппендиксах» – между деканатом и туалетом.
– Наташка, привет! – радостно прищурил на меня свои азиатские глаза Алимов. – Проходи, ложись, закуривай!
Эмир знал, что я не курю, просто вел себя всегда очень дерзко.
– Привет, Эмир! – я охотно присела рядом, так как давно не видела нашего товарища, и поняла, что первая глава диплома еще долго будет ждать моего к ней возвращения.
Алимову надо было выкурить сигарету, за ней другую и выпить крепкого чая за дружеской беседой. Просто так он от себя никого не отпускал.
– Погоди-погоди, рассказывай! – начал общаться Эмир и пустил в закопченный потолок струйку дыма.
– Чего рассказывать? Не выспалась, – я грустно посмотрела в окно, выходившее в университетский двор, там как раз в столовку приехала машина с продуктами.
– А чего так?
– С Шуркой и Брониславом смотрели киношку до ночи. Добронравов даже не выдержал, уснул.
– Вот правильно делает Добронравов! Может, в буфет? Ах, че-ерт! Он же через полтора часа только откроется, – с досадой вспомнил Алимов.
– Тогда в столовку? Я не позавтракала, – предложила я.
– Ну пошли, я тоже не завтракал! – охотно согласился Эмир.
Мы спустились еще на два этажа и оказались в подвале. Именно там располагалась диетическая столовая. По специфическому запаху вареных тряпок можно было за версту догадаться, что здесь где-то кормят. Хотя варили там, конечно же, не тряпки. Но гораздо вкуснее была еда в буфете, располагавшемся в соседнем здании.
– Потом в буфет еще заглянем, – у Алимова поднялось настроение, и он полез за очередной сигаретой. – Блин, сиги кончились. Ладно, в буфете и купим.
В столовке раздавали завтрак – сладко-соленая манка, омлет, мои любимые булочки с корицей и кисель. Помнится, на первом курсе здесь можно было пообедать на рубль двадцать, а позавтракать – и того меньше. Завтракала я обычно дома, пока не познакомилась со своими друзьями.
Алимов взял для нас булочки и два киселя, которые предварительно нюхнул, и поморщился. Мы вошли в полупустой темный зал. За столом у окна ссутулился молодой, подающий надежды доцент кафедры русской литературы Савелий Серафимович Агуреев. Одной рукой он задумчиво размешивал манку, а другой перелистывал небольшую книжку. Отодвинув тарелку, преподаватель снял очки и близоруко уставился в брошюру, бороздя носом по строкам.
– Пр-р-рекрасно! Утром в столовке, никаких очередей! – резюмировал Эмир, и мы приземлились за столик напротив.
Под ногами тут же закрутился столовский кот Сёма, когда-то белый в черных пятнах, а теперь серый от пыли. Ничего не дождавшись от Агуреева, он переметнулся к нам в надежде еще раз позавтракать. Кот жил здесь с незапамятных времен. Еще когда я училась на первом курсе, Сёма начинал карьеру столовского попрошайки. Мы обычно угощали его котлетами, и за годы учебы кот стал толстым и ленивым.
– Эх, жаль, котлет нет сегодня. А хлеб он не будет, – Алимов откусил булочку и запил киселем.
– Да, жаль. У меня тоже нет котлеты, – я потрепала Сёму за грязным ухом.
– Кисель лучше здесь не брать, – бесцеремонно вклинился в наш разговор неожиданно возникший Марик Клейстерман, мой однокурсник, маленький и тщедушный, с грудной клеткой как у воробья.
Он обычно бесцельно бродил по университету, иногда случайно попадая на лекции. По крайней мере, мне так раньше казалось, пока я не узнала о бизнесе Клейстермана. Марик все выходные пропадал на городской барахолке, в народе называемой «тучей», где скупал и перепродавал виниловые диски, которые потом предлагал, в том числе и по всему университету.  Вот и сейчас он материализовался в полумраке столовой в огромной, на три размера больше его светлой футболке с крупной красной надписью на груди – «Queen».
– Вы знаете, на чем они здесь делают деньги? – деловито продолжил Марик, уверенно к нам присаживаясь. – Из воды и крахмала. Это же двести процентов прибыли!
Клейстерман поправил на коротком прыщавом носу очки в пластиковой роговой оправе, имитирующей черепаху, и задумчиво просунул руку в карман джинсов, что-то сосредоточенно ища.
– А ты почем знаешь, что из воды? – Эмир с недоверием посмотрел на граненый стакан со грязно-розовой жидкостью.
– У меня мать в столовке работает, – серьезно заявил Марик, а потом добавил: – Завпроизводством.
– Ну уже если завпроизводством, тогда да… – задумался Эмир и отодвинул кисель.
Клейстерман еще что-то сосредоточенно поискал уже в другом кармане, вынул измятые купюры и тщательно пересчитал их.
– Хелп ми, господа. Двести рублей до пятницы не дадите? – обратился он к нам с видом челобитника.
Меня всегда удивляла противоречивая Мариковская натура – с одной стороны, он неплохо зарабатывал на перепродаже пластинок, судя по импортным джинсам и хипповым майкам, а с другой – постоянно клянчил мелочь, которую потом так и не отдавал.
– Нет денег, Марик, – ответила я.
– А ты? Тоже на подсосе сидишь? – Клейстерман сочувственно посмотрел на Эмира.
– Айм сорри, френд, – развел руками Алимов, наслышанный о выходках моего однокурсника.
Клейстерман поднялся с места и решительно развернулся в сторону выхода. Потом вернулся, наклонился к нам и с видом заговорщика громким шепотом произнес:
– Элла Фитцджеральд, импортный винил. Недорого.
Доцент Агуреев оторвался от книги и с тревогой посмотрел на нас.
– Нет, друг, не надо, – отрицательно замотал головой Алимов.
– Может, джинсы «левис» тогда? На прошлой неделе купил на туче. Задешево отдаю! – продолжал приставать Марик. – Не надо? Ну я пошел.
Убедившись, что Клейстерман наконец исчез из поля зрения, я с облегчением вздохнула:
– Слава богу ушел. Вот ведь приклеился.
– Настоящий Клейстерман! – согласился Эмир. – Ну что ты там хотела мне рассказать в начале встречи, Наташка? Говори!
Последнее слово Алимов произнес с журналистской интонацией, наработанной за долгие годы учебы и практики в местных периодических изданиях, где собирал материалы по горнозаводскому Уралу, в частности как на Исети в стародавние времена «золотишко мыли». Эмир даже сам принимал участие в экологических акциях вместе со студентами-горняками по очистке реки, где и познакомился, кстати, с Добронравовым. Именно тогда в речных отложениях студентами были найдены частицы золота. А потом последовал ряд статей под авторством журналиста Алимова как непосредственного участника акции.    
Но мне даже и говорить не пришлось, потому что у Эмира в запасе наряду с этой было еще много занимательных историй. 
Продолжение следует.
P.S. Романа целиком пока на сайте нет. Буду выкладывать главы одну за другой. Каждая из них представляет собой отдельный завершенный рассказ или зарисовку.