Маленькая девочка. Обретение семьи

Ознакомительный фрагмент.
-------------------------

В день отлета меня одели в комбинезон, мама одевала. Комбинезон — это шорты и майка такие красивые, но они одно целое, поэтому опять был подгузник. Мама показала мне памперс, и я уже хотела расплакаться, но Герман не дал. Он меня погладил, обнял, а после объяснил:

— Аэропорт — это не очень близко, а потом самолет и автобус, — сказал он мне. — Тебе будет сложно в туалет, а так не надо будет терпеть.

— Ты считаешь, так правильно? — Я посмотрела на него, и мой жених кивнул, поэтому я сама стянула трусики. Я уже умею! Он же лучше знает, как правильно. Почему-то мне немного страшно снимать их… Не знаю почему, но Герман точно знает, он меня очень нежно обнимает.

Меня одели и потом посадили в машину, а кресло папа сложил в багажник. Оно тоже с нами полетит, но в багаже, а как будет в аэропорту, я не знаю, но мой жених сказал, что все учтено, поэтому я не волновалась. Машина мягко тронула с места и покатилась куда-то. Я сначала смотрела только на Германа, а потом начала задремывать. Глаза сами закрылись, и я уснула, чувствуя, как меня гладят.

Проснулась я у папы на руках — он меня куда-то нес, прижимая к себе. Было очень интересно, но я не дергалась, чтобы ему не мешать. Наконец папа медленно опустил меня в каталку. Это такое кресло, в котором не сама едешь, а тебя катят. Покатил меня, конечно же, Герман.

Вокруг было страшно — большой зал, много народа. Я испугалась, что меня потеряют, и зажмурилась, поэтому совсем не видела, что происходило. Только на каком-то контроле Герман попросил меня открыть глаза и посмотреть на дяденьку. Дяденька носил что-то черное, кажется, я не запомнила — было очень страшно.

— Дочь боится обилия людей, — пояснил папа, осторожно беря меня на руки.

Дяденька посмотрел в какую-то книжечку, потом на меня и как-то очень по-доброму улыбнулся. Он сказал, что я умница, а потом пожелал счастливого пути.

Мы поехали в зал ожидания. Это такое большое помещение, где много кресел с сидящими в них людьми. Еще есть автоматы с вкусностями, которые мне нельзя, а то животик болеть будет, поэтому я просто облизнулась, но просить не стала, потому что я послушная.

— Как ты, маленькая? — спросила мама, а я ей просто улыбнулась, потому что как же не улыбнуться. Ведь это мамочка!

— Все хорошо, — сказала я и чуть зажмурилась от ее тепла.

— Хочешь пить? — спросил Герман.

Он жадно смотрел на автоматы, но не покупал ничего, хотя ему можно.

— Нет пока, — ответила я и сразу же спросила: — А почему ты себе ничего не купишь, ведь тебе хочется?

— Мы с тобой семья, — ответил он, улыбнувшись мне. — Я не буду есть и пить то, что нельзя тебе, потому что так правильно.

И я заплакала от обилия чувств. Герман ради меня отказывался от того, чего ему хотелось. Ради меня. Это было так… Просто слов нет, чтобы объяснить, поэтому я заплакала.

Кому-то покажется, что это мелочь и ерунда, но мне это было так важно… Герман. Ради. Меня. Понимаете? Вот…

Мы сидели и ждали, а за огромным окном стоял большой самолет и ждал, наверное, нас. Мне захотелось в туалет, и я поняла, что Герман оказался прав, потому что терпеть не надо было, и я не стала. Наверное, трусики будут потом, когда найдется туалет, для меня удобный, мне же не каждый подходит, а только тот, на котором синяя наклейка.

Ой, я забыла рассказать! Папа на своей машине наклеил сзади картинку с девочкой в коляске и мишкой в руках. Она такая ласковая получилась, несмотря на коляску. Теперь все знают, что в машине я, но зато мне не хочется плакать от этого.

Мы посидели в зале ожидания, а потом нас позвали. Ну, всех позвали, но первыми нас, потому что я в коляске. Папа снова взял меня на руки и куда-то понес — сначала по коридору, а потом в дверь. Там оказалась длинная комната, в которой стояло много кресел. Папа меня усадил к окошку, рядом сел Герман, а перед нами родители. Так я узнала, что такое самолет. Потом в эту комнату пришло еще много-много людей, и все рассаживались, а когда все расселись, комната загудела и за окошком все поехало сначала вперед, а потом назад.

Самолет куда-то ехал, а потом остановился, зарычал так страшно-страшно, но я не боялась, потому что Герман рядом, он меня гладил. А потом за окном все побежало быстро-быстро и стало удаляться, а у меня закружилась голова, и стало нехорошо. Мой жених позвал папу, но оказалось, что ничего страшного — так бывает на взлете. Значит, мы взлетели и полетели в сказочную страну… Ну, я ее себе так представляла. Потому что со мной была моя огромная надежда.

                * * *

В самолете ничего интересного больше не происходило. Какие-то тетеньки разносили напитки и бутерброды, поэтому Герман покормил меня йогуртом, не знаю, откуда он его взял. Он меня кормил так ласково, но на нас никто не глазел, ведь это же Герман. Я сама тоже могу поесть, но мне очень нравится, как это делает мой жених, потому что становится очень тепло. В окошке были только облака внизу, синее-синее небо и солнышко. А больше ничего интересного не было, поэтому я обняла моего Германа и закрыла глаза.

— Спи, котеночек, — сказал он мне, и я послушно начала засыпать, а Герман меня гладил по волосам, и я как будто плыла.

Странно, но я почти не думала о загадочном море, потому что у меня есть мой жених и родители, а больше мне ничего не надо. Наверное, я уснула, потому что проснулась от того, что меня поцеловали. Герман поцеловал, конечно. Мои глаза открылись, и оказалось, что мы прямо вот сейчас приземлимся.

— Не пугайся.

Это мой жених, он очень заботливый, даже разбудил, чтобы я не испугалась.

Самолет пошел вниз, а потом попрыгал, порычал и подъехал куда-то. За окошком опять были дома, но другие, и много солнышка. Мы подождали, пока все вышли, а потом меня опять нес папа, а потом вытащил из нашего багажа мое кресло и посадил в него, чтобы мне было удобно. Оказалось, что мы прилетели, но не приехали, не очень поняла, как это. А потом был такой маленький автобус, и там можно было лежать. Это оказалось очень удобно — лежать, потому что у меня уже подгузник устал. А еще у автобуса оказались затемненные стекла, и шофер вышел, чтобы меня могли переодеть. Герман снял с меня комбинезон и памперс, а мама протянула мои трусики. Я опять улыбалась, потому что… свобода!

— Мы будем ехать три часа, — сказал шофер, когда меня закончили смазывать и опять одели. Герман одел, конечно. — Можно отдохнуть.

Мы поехали, а вокруг было много интересного, и я глядела на Германа и в окно. Жалко, что нельзя одновременно и туда, и туда смотреть. Автобус покачивался так мягко, что усыпил меня. Я не хотела спать, честно, но он меня усыпил, и я опять открыла глаза, когда меня погладил мой жених. Оказалось, что мы приехали, и сначала будет гостиница, где меня нужно переодеть, а потом мы поедем к одному доброму доктору, который специалист, вот.

Папа говорил, что этот доктор очень специальный специалист, и я чувствовала надежду. Только все равно сказала, что без Германа не согласна, но папа ответил, что никто и не собирался, и я стала счастливой. Меня переодели в сарафан, чтобы его было удобно снимать, потому что доктор на меня захочет посмотреть. Мне не жалко, пусть смотрит, главное — чтобы жених был рядом, вот.

Меня покормили, ну опять Герман, конечно, не потому что я не могу, а потому что… ну это же он! Мама очень ласково улыбалась, глядя на то, как меня кормит Герман, а папа пошутил про то, что у нас будут самые лучшие детки, и я расплакалась. Я тоже хотела, чтобы мы выросли и были детки. Может быть, я не умру?

— Сейчас мы поедем к доктору, котенок, — улыбнулся мне мой жених, у него тоже была надежда. — Он тебя посмотрит и обязательно поможет. Надо верить!

— Я верю, Герман, — сказала я ему, потому что верю и очень-очень надеюсь.

Потом мы опять сели в тот маленький автобус, ну, меня положили, конечно. А папа сказал, что если я буду хорошей девочкой, то вечером будет море. Герман ответил папе, что я всегда хорошая и очень послушная, а я поцеловала ему руку, которой он меня гладил. И мы поехали.

Очень скоро мы оказались у такого большого белого дома. Вокруг ездили машины и сновали люди, но я была на папиных руках, а потом опять в коляске. Герман меня завез в прохладное помещение, там были добрые улыбающиеся люди, а еще дети, такие как я. У них на руках были такие же ортезы, ну или почти такие же, а еще две девочки в колясках гонялись друг за другом. Я, наверное, очень жалобно на них посмотрела, потому что девочки подъехали к нам и что-то сказали не по-немецки, но папа понял. Папа у нас очень умный.

— Мария говорит, — перевел он мне, — что бояться не надо, скоро все будет хорошо, даже если в коляске.

— Я не боюсь, — ответила я, держась за руку своего жениха. — Потому что у меня есть Герман. И вы, мамочка и папочка.

— Все хорошо будет, моя хорошая, — тихо сказал мне Герман. Он как будто чувствует, когда я начинаю бояться. Вот как так?

Папа улыбнулся, погладил меня, а потом куда-то показал. Там стоял доктор в зеленом, он улыбался и смотрел очень ласково. У него были усики и прямоугольные очки, но это не главное. Главное было то, как те две девочки смотрели на этого доктора — как будто он ангел. Может быть, он может мне помочь?

Я обещаю, что буду самой послушной девочкой на свете! Ну, пожалуйста…