Серафим. Жигули, блин

  (Прод.)

    - Чувствую я, последний раз мы с тобой мирно путешествуем, - начал Бор нелёгкую думу.
    - Да, не спокойно на сердце, - поддержал его Серафим, - разжигая табак в трубке, к которой приохотился на морском буксире. Он всё-таки раскурил её и теперь с наслаждением выдохнул дым. Пыхтели две трубы, судовая и капитанская. - Тяжёлые времена надвигаются, бесовщина и сумасшествие масс. Я это часто наблюдал столице: студенты, рабочие, матросы и между ними чернявые пустобрёхи, хитрые и предприимчивые.
    - Я парочку таких комиссаров расстрелял - дисциплина восстановилась, - задумчиво и бесшабашно одновременно прокомментировал друг. Порядок навести можно, но нужны полномочия и воля. Есть ли она у нынешнего руководства? - Сомневаюсь.
    - Корнилов бы подошёл, - заметил Серафим. - Есть генералы, но бурление народное таково, что справятся ли? Надежда у меня лишь на выборное Учредительное собрание, но маленькая. Как показывает история пока не перебродим, смута не рассосётся. Самые страшные из болтунов - большевики. Они идейные и хитро-мудрые, мягко говоря, кому хочешь голову заморочат, особенно, массам народным.
    - Что же делать? Как думаешь дальше жить?
    - Я остаюсь на месте. Мне надоело бегать, ездить по заграницам. Ева тоже, я уверен, никуда не поедет, она, как природа волжская, будет здесь идти\. течь, переливаться и дарить влагу и тепло. Буду плавать по Волге, капитаны всегда нужны, - не сильно уверенно произнёс Серафим и крепко затянулся, аж до слёз.
    - А я ещё не решил и на Западе я не был...
    - Они плавно проплывали под железнодорожным Николаевским мостом. Вечерело, и Ярославль будто вымер. Народ недоумевал, как жить и чего ожидать. Тревога разлилась по волжским извилистым берегам. За Ярославлем последовали Кострома, Кинешма с Решмой, Плёс и т. д. Везде затишье перед бурей. В Нижнем Новгороде им сообщили, что большевики захватили власть в столице, объявлена: "Власть Советам! Земля народу! Мир без аннексий и контрибуций! 8-часовой рабочий день! Отмена смертной казни!»
    - Началось, - в один голос вымолвили друзья. Они не задержались в городе, а сразу отправились дальше. Забурлила вода под винтами - забурлил народ в ожидании невиданных перемен.
    В Самаре торопились всю дорогу, но загрузились, как планировали: пшеница, хмель, сахар, рыба вяленная. Везде провозглашалась Советская власть. Серафим и Борис торопились, но понимали, что делают работу по инерции, без гарантий, на авось. Одно радовало - тёплая осень, которая огнями разбежалась по берегам, лесам и весям.
    Успели проплыть три волжских поворота вверх, как в Жигулях мотор буксира неожиданно заглох. Заякорились, пришвартовавшись к левому берегу, и полезли копаться. Михеич, механик и кочегар, ругался в семь этажей, но движок молчал. "Началось Советское время", - грустно подумалось Серафиму. До темноты разбирали-собирали, не завели, искупались в холодной воде, отмываясь от чёрного масла, и сели у костра вечерять, открыв самарское льняного цвета пиво. Рыбу здесь вялили насухо, без внутренностей, не то, что в Рыбинске. Когда дровишки-плавуны догорели до углей, решили отбиваться, но вдруг по берегу побежал мелкий серебристый ток воздуха и завернул за горку. Оба, Серафим и Борис, двинули в сторону завернувшей "змейки". Только они миновали поворот, как увидели высокого человека в серебристой дымке, который молча подзывал их к себе взмахом руки. Мурашки поползли по спине у обоих, но парни подошли.
    - Привет, бояре или как Вас, торгаши, - беззвучно и весело произнёс странный человек. - Не пугайтесь, а посмотрите в мой...сундучок, вдруг пригодится. Он открыл стоящий на камнях ящик, их которого полилось сияние света, и они увидели живые картины с участием близких, каждый - своё. Только свыклись, как видение пропало...вместе с пришельцем.
    - Чудеса! - произнёс Борис.
    - Пиво не испорченное? - предположил Серафим, находясь под впечатлением увиденного.
    - Ты что видел?
    - Он сказал не говорить, только жене…Жигули, блин.
    - Мне тоже. Ладно, пойдём, светает уже.
    Двигатель завёлся в пол-оборота, друзья пожали плечами, передразнивая Михеича, и двинулись вперёд, к дому. Через десять миль впереди смотрящий обнаружил страшную картину: ураганом или смерчем разнесло в щепки предыдущий караван судов. В воде плавали остатки барж и барок, и никого. Серафим остановил караван, но живых не обнаружили и попросили встречный кораблик, плывущий в Самару, сообщить о случившемся...
До Нижнего шли, почти не останавливаясь, боясь попасть в ледостав выше по течению. Захваченные ещё две баржи и другие судна, толкаемые и прицепленные буксиром, медленно пошли против течения. Если на юге в средней и нижней Волге ночи стояли тёплые, то в районе Плёса, где остановились ненадолго, и Серафим купил себе две трости, потому что прихрамывал после ранений, резко похолодало, а днём дождь сменился белыми хлопьями.
- В крайнем случае зазимуем в Которосли, - сказал Борис, но Серафима такой расклад не устраивал. Дома надёжнее, и буксир надо было протряхнуть основательно, чтобы не глохнуть на половине пути.
- Дойдём, уже близко. В Костроме нам делать нечего, пойдём мимоходом, а в Ярославле увидим, что делать, - размышлял он, нацеливаясь не останавливаться до Рыбинска. – Что там в городе творится? Как там наши родные?

  (Прод. след.)