Отец

   Мотивом всех его поступков было слово «надо» или «так надо». Он никогда не рассусоливал, будет ли и каким образом будет он что-то делать, а сразу принимался за работу. И делал ее добротно и быстро. Будучи уже большим, Санька часто обращался к нему с просьбами в чем-то помочь, что-то купить, достать, сделать, и не было случая, чтобы услышал отказ. Не было ни одного возражения, знака недовольства, упрека, хотя иногда просьбы были сомнительного свойства.
   Во время командировки в Ростов-на-Дону Санька договорился с местным дельцом на «взаимовыгодный» обмен – коробку дефицитной жевательной резинки на пять «кетин», так называли копченую кету. Совершенно неравноценный и никчемный обмен. Не задавая лишних вопросов, отец быстро выслал посылку с дорогой кетой из далекого Хабаровска. Жевательная резинка быстро разошлась на сувениры, слегка приподняв Санькин статус как крутого чувака. Отцу она нисколько не понравилась.
   А вот одна из последних просьб оставила непреходящий осадок виновности. Санька обустраивал свою первую квартирку в малосемейном общежитии. Отец согласился застелить полы линолеумом, хотя чувствовал себя неважно, его донимали головные боли, щеки посерели, на лбу и висках появились красные пятна – предвестники инсульта. Тогда на это не обращали внимания, обследований не проходили. Линолеум отец настилал с большим напряжение, стоя на коленях. Комнаты были крохотные, неправильной формы с выступами и углублениями по периметру. Постелил полы, как всегда, на совесть, а через несколько месяцев его разбил инсульт. Правило «надо» он соблюдал до конца.
   Саньку всегда поражало, как много знает и умеет отец. По поводу и без сейчас все заглядывают в Интернет в поисках информации. Зачем напрягать память, восстанавливая ранее прочитанное, держать в ней сведения, производить расчеты в уме? Для этого есть Интернет, при том совершенно доступно, быстро и бесплатно. Не хуже будущего Интернета родители хранили в голове все сроки, величины, пропорции и действия, жизненно важные для ведения домашнего хозяйства, когда практически все приходилось делать своими руками. А профессия горного мастера требовала от отца знать наизусть массу технологических тонкостей и деталей. Но никаких справочников, руководств или инструкций дома и на работе не было. Все необходимое прочно осело в памяти отца со времен окончания курса мастеров.
   Еще до уроков тригонометрии в школе Санька твердо усвоил, как соблюдать прямые углы, выставляя квадрат на земле. Они с отцом строили бревенчатую баню, и отец поручил ему положить первый венец, то есть квадрат из четырех бревен. Санька на глаз уложил бревна, вроде бы ровно.
   – Криво, сказал отец.
   Присмотрелся Санька, действительно углы были не совсем прямыми. Начал двигать бревна, они были метров по пять длиной, и ему никак не удавалось добиться идеального квадрата. Посмотришь с одной стороны – ровно, зайдешь с другой, видно, что нет. Тогда отец достал из кармана шпагат, отмерил одну диагональ, сравнил с другой и объяснил ему, что они должны быть равны. После этого, установить венец правильно было делом минуты, правило диагоналей было усвоено накрепко.
   – Никогда не меняй один раз установленный порядок выполнения работы, – учил отец, – иначе, рано или поздно ошибешься, придется переделывать.
   Этот совет сэкономил Саньке много времени и сил на сложные задания, требующие большого количества операций, неважно, было ли это составление компьютерных программ или изготовление рыболовных сетей. Вроде бы, совершенно разные вещи, но в жизни многим пришлось заниматься подросшему сыну.
   Отец был бескомпромиссно честен и принципиален. Самая ответственная работа не прииске по съемке золота поручалась ему. Съемка – это извлечение золотого песка и мелких самородков из переработанной породы. Извлеченное золото в мешочках под свинцовой пломбой сдавалось в спецотдел прииска. Особой охраны не было, отца сопровождал один работник пожарной команды и то не всегда. Возникал соблазн, золото все-таки. У отца даже подобия такой мысли не было.
   - Чужого не бери, свое не отдавай, - наказывал он сыну.
   Уже после выхода на пенсию, когда родители переехали с прииска в Хабаровск, Санька стал свидетелем реакции отца на халтуру. В дождливую погоду тот увидел, как строители укладывают бетон в ямы, наполовину заполненные водой.
   - Что вы делаете?! - бросился он к бракоделам, требуя, чтобы они остановились.
   - Дед, не лезь не в свое дело, – опешили работяги, но глядя на разъяренного деда, сделали вид, что больше не будут. Навряд ли они одумались, а отец еще долго возмущался и негодовал.
   Выйдя на пенсию, отец больше трех месяцев дома не задержался. Не мог усидеть без работы. Приняли его простым рабочим участка по изготовлению рыболовных сетей в Рыболовпотребсоюзе, была такая крупная артель недалеко от купленного дома в Хабаровске. Через месяц его назначили начальником этого участка, по достоинству оценив его трудовые навыки. Он и Саньку туда брал для приработка, когда тот собирал деньги на первую машину. А через год отца попросили стать начальником всего подсобного цеха, который, кроме сетей, изготовлял и другую утварь, необходимую для лова и сбыта рыбопродукции. Цех не успевал обеспечивать рыболовов тарой. С отцом стали успевать. Он шутил:
   - Такого стремительного роста от рабочего до начальника у меня еще не было.
   Был громадный жизненный опыт и золотые руки. Не мог он сидеть без дела и дома после работы, нашел себе занятие, удивившее всех домочадцев – пошив ондатровых шапок. Это был своего рода креатив, говоря современным языком, внутренняя тяга к творчеству. То, что Санька сполна унаследовал от своих родителей. Ондатровые шапки считались пиком моды в холодном Хабаровске с продувными ветрами зимой. Дорого стоили ондатровые шкурки, еще дороже шапки из них. Штучное производство. Где-то отец подсмотрел и ухватился за это ремесло. Сам изготовил и приобрел оснастку, нашел охотников, промышлявших ондатру, и приступил к делу. Мать, опытная швея, обшивавшая всю семью, смеялась над его неловким поначалу обращением с лекалами, ножницами и иголкой с ниткой. Он не обращал на смех никакого внимания, зато обращался к ней за советом по сложной выкройке и стыковым швам. Она помогала. Привычная к вечной экономии материала, подсказывала ему, как использовать дорогую шкурку с минимальными отходами.
   Первая шапка досталась Саньке. Не была она идеальной формы, выделялись швы, бока пестрели темными и светлыми частями меха. Но это была модная ондатровая шапка, большой дефицит на головах горожан. Санька чувствовал себя на высоте, ловя взгляды соседей и коллег по работе. А отец оттачивал мастерство и вскоре снабдил шапками всех сыновей и себя в последнюю очередь. Затем стал принимать заказы. К нему охотно шли, несли свои шкурки. За работу отец брал недорого, применял укоренившиеся производственные расценки, хотя никто его не ограничивал в цене. И она у него выходила намного ниже, чем на торговом рынке. Отец только подсмеивался над рыночными хапугами.
   Санька любил наблюдать, как работает отец. Не спешил отец с выкройкой, рисовал в голове модель будущего головного убора, прикидывая, как лучше использовать ту или иную часть распластанной на столе ондатровой шкурки. Не делал никаких эскизов, зарисовок или макетов, это был сугубо умственный процесс. Определившись с моделью, тут же по памяти кроил по лекалам шкурку, запоминая местоположение всех больших и маленьких вырезок. А потом начинал терпеливо шить, не быстро и не медленно. Готовую шапку растягивал на деревянной болванке, загоняя в щель острый клин.
   Так он и жил, отдаваясь работе, пока возраст и болезни не стали брать свое. Был он коммунистом, настоящим. В партию его приняли в середине шестидесятых годов. Вступить в партию тогда считалось почетным и ответственным делом. Отношение к коммунистам было другим, случайных людей на прииске в партию не брали. Отношение резко изменилось после перестройки, из-за предательской политики Горбачева и Ельцина. Уже будучи прикованным к постели, отец исправно платил членские взносы. Но услышав о развале СССР, вручил вместо очередного членского взноса местному функционеру, который приходил с поборами на дом, заявление о выходе из партии. Переживал, подмену идеалов переносить нелегко. Но верил, что наступают лучшие времена, как наивно убеждал его и себя Александр.
   "Один сын - не сын, два сына - пол сына, три - настоящий сын", часто говаривал отец. И сам был и остался настоящим отцом, к которому Александр всегда обращался в трудную минуту:

Ты приходишь ко мне, когда в лёгких сгущается воздух,
И растерянный ум от пенатов давно в стороне,
По эфиру разносится сердца тревожного отстук,
Невзначай, ты на помощь незримо приходишь ко мне.

Деревенский мужик в пропотевшей заношенной кепке,               
На одежду накинут таёжный худой дождевик,
Всё такой же неспешный, простой, невысокий и крепкий,
Расторопный в хозяйских делах и скупой на язык:

- Не сбавляй оборотов, обставишь нас, Кербинских, где же!
И свои повороты в пути хорошо карауль,
Год двенадцатый отроду крепко ли в памяти держишь -
Дорогой мотоцикл, не случайно доверенный руль?

Коли выехать смог из села на большую дорогу,
Так держи и на сердце нехитрый отцовский урок,
Положись на себя, на детей, на судьбу и на Бога,
А фальшивых и вздорных гони далеко за порог.

Страх и слабость – взашей, распускают трусливые сопли,
Сильным будь, мой сынок, и троих заведи малышей…
Как всегда, в трудный час оглянусь на родительский оклик,
И встревоженный ум улыбнётся смущённо душе.