Летняя практика

- Ух ты! – восклицает моя младшая. – У вас каникулы были аж целых три месяца?
- Да, - отвечаю. - Но ещё у нас была летняя практика в колхозе.
- Вам преподавали «колхоз»?
- Нет, нас сразу отправляли на битву.
- Зачем?!
- За урожай. Потому что это любимая забава комсомольцев и колхозников. Ты же знаешь, что за урожай надо биться, иначе он не выживет…   
- А у вас выживал?
- Нет. Он ни у кого не выживал, но мы за него бились. Колхозники - нет, а мы – да. Он не взрастал, а мы бились. Он гнил, а мы расшибались в лепёшку. Потому что были стойкими и пламенными. А ещё потому, что нам говорили: «Хоть больные, хоть дохлые, но в лагерь вы поедете, иначе хрен вам, а не следующий класс!».
- В лагерь?
- Да, труда и отдыха.
- Здорово! – восклицает младшая. - Отдыха!
- Лагерь! – рычу я. – Первое слово «лагерь», второе - «труда»! Что не понятно?.. А на третье у нас были политические дискурсы… Знаешь, что такое политические дискурсы?
- Нет, - мотает головой дочь.
- Это когда ты полуживой после колхозно-бесхозного поля, сонный после компота с кашей, вонючий от пота и липкий от грязи, сидишь на бетонных скамейках сжираемый сучьими комарами, и слушаешь про знойное, латиноамериканское Никарагуа. Про жестокую эксплуатацию тамошних детей, про их рабский труд, про бесправие, несправедливость, - и тебе хочется сдохнуть! Ну или хотя бы - в душ, подсматривать за девчонками. Потому что ради этого ты сюда ехал. Ради этого полдня возился в грязи, драл голыми руками ту чёртову морковь, запихивал её в ящики, грузил их в кузова, трясся в них, выгружал, выслушивал мат бригадирши, крики и угрозы учителки – и всё это ради краткого мига. Ради одного проблеска! Понимаешь? Или хотя бы чёртовой тени. Потому что тогда всё не зря и завтрашний день имеет смысл, ибо есть надежда...
- Папа, мы врежемся! – кричит дочь.
- Всё нормально! – выравниваю я руль. – Папа спокоен! Это всего лишь воспоминания! Никаких травм!.. Две смены по три недели, после седьмого и восьмого - без родителей, без надзора, без прав. Разве это не мечта?!.. Вот о чём ты мечтаешь?
- Ни о чём.
- Видишь, как скучно тебе живётся. А я, представь себе, мечтал о туалете!
- У вас что, не было туалета?
- Был! Но ходить в него могли лишь самые стойкие. А я был всего лишь пламенный - легко угорал от зловония, а от вида запросто мог грохнуться в обморок и тогда мы бы с тобой не встретились. Меня бы поглотило и прощай потомки!
- Но мы же как-то встретились.
- Потому что я терпеливый! Я дожидался отбоя, и когда все засыпали, уходил в поля, в леса и к чёрту на кулички.
- Зачем?
- Чтобы поделиться с природой турнепсом!
- Чем?!
- Турнепсом! Репа такая. Кормовая. Догадайся для кого?
- Для вас?
- Да, для скота! Очень сказочная культура. Помнишь сказку про репку?
- Да.
- Вот её-то мы и тянули. Бригадир тянул училку, училка - нас, а мы уже - ту кормовую репу, потому что - план, соцсоревнование и разнарядка. Знаешь, что такое разнарядка?
- Что-то нарядное?
- Да, очень нарядный мат! Такой что хоть его на ёлочку вешай, хоть себя! Потому что колхозники пьют, а план выполнять надо, иначе турнепс сгниёт, коровы расстроятся, председатель натянет бригадира, бригадир - училку, а та – нас. И жалко всем будет детишек Коста-Рики, Эквадора и Никарагуа, потому что у них бесправие и рабский детский труд, а у нас у всех коммунистическая сознательность!
- Папа, мы убьёмся!
- Не бойся! – ору я, сворачивая на обочину. - Теперь я наш рулевой! А тогда была партия, и она говорила нам: «надо!», а мы, комсомол, отвечали ей: «есть!», чтобы всем было чего есть. Хотя есть всё равно ничего не было, и кормились мы исключительно с полей… Вот ты кормилась когда-нибудь с полей?
- Нет.
- Потому и сиди молча! А я кормился. И хорошо, если то была морковь. А если горох?!.. Знаешь, как растёт горох?
- Нет.
- Вот и сиди молча! Потому что растёт он, как волосы не на голове у африканца. И размножается усиками… Не африканец, а горох… И они так переплетаются, те усики, что превращаются в непроходимую толщу - с желтыми, перезрелыми стручками сверху, и с молодыми, зелёными снизу… И мы рвали их руками. Стручок за стручком!.. Жёлтый перезрелый - в ящик, зелёный – в рот, потому что зелёный – молодой и сладкий. А ещё потому что он зарождал внутри нас коллективизм. Ибо «в рот» это что?
- Что?
- «В рот» – это от слова «врата», или «начало». А где, в таком случае, конец?.. Правильно. Везде! Где горох тебя настиг, там тебе и конец!.. А вокруг, напоминаю, бескрайнее, труднопроходимое поле… И вот куда тебе бежать?!
- Куда?
- Никуда! А точнее – некуда!.. Хотя бежать приходится… Причём всем… Девчонкам и мальчишкам, а также их бригадиру и училке. И это называется третий интернационал. Как у Ленина. Когда вход и выход у всех один и хаотический… Знаешь, что такое хаотический?
- Знаю.
- Нет, ты не знаешь! Хаотический — это, как в холерном бараке! Когда всем уже на всё наплевать… А после такого дискотек уже не хочется. Ни дискотек, ни медленных, не дай бог, танцев, о которых ты так мечтал! Потому что после горохового интернационала – всё это уже не теребит, а наоборот преследует. И грезишь ты исключительно о газетном листке, лопухе или хотя бы о крохотном, но крепком подорожнике… Потому что те усики… те тонкие, колючие усики…
- Папа, ты что плачешь?!
- Нет! Просто усики… защекотали… опять… На сей раз в глазу…
- Хорошо, что у нас каникулы не три месяца, - вздыхает моя младшая.
- Да уж! - утираюсь я рукавом. - Повезло вам! 
И мы трогаемся.