Четыре очерка о Вере. Очерк третий

И снова пролог.
Приступая к третьему очерку о Вере, знаешь, о чем я подумал, уважаемый читатель? Неожиданно мысль пришла про то, что за жизнь обычного человека, случаев, где чувствуется промысел Божий множество. Начиная от повседневной маленькой, простой радости, которая накатывает просто так, от красоты вокруг, от удачно завершенного дела, от неожиданного приятного, искреннего подарочка, или известия, когда хочется воскликнуть, как один очень хороший киногерой: Красота то какая! Лепота!
Немало так-же происходит по жизни и серьезных, значимых, ощутимых вещей, назовем их чудесами. Этих случаев, конечно же, не четыре и даже не сто четыре в жизни, а много, много больше. Почему я выбрал именно четыре, и именно эти эпизоды для повествования? Ведь были и другие, не менее, а более яркие события. Не знаю. Но пришли как-то на ум именно четыре и именно этих факта, и заплясала мысль, закрутилась… Итак, продолжим.
Одесса очень красивый город. Кто хоть раз побывал в нем, прогулялся по его улицам и бульварам, утопающим в зелени, любовался несравненной архитектурой зданий эпохи Дюка Ришелье*, вдыхал запах моря, сиживал в бистро на улице имении Хосе де Рибаса**, хоть чуть-чуть окунался в колорит той, ушедшей эпохи города, который называли жемчужиной у моря, тот его уже никогда не забудет.
Я был в этом городе и проездом, и жил в нем, в «уголке старой Одессы», и проникся Одессой, и полюбил всей душой эту землю, откуда родом мои предки. Поэтому, когда я вижу в кино определенные сценки из жизни старого города, или например, читаю Одесский юмор, я очень живо и по своему все представляю.
Например, в восьмидесятых годах прошлого столетия, будучи там, в гостях, услышал я такой анекдот. Есть в Одессе дворы – колодцы, похожие на Питерские, но зеленее, теплее что-ли, уютнее почти круглосуточным воркованием крупных сизарей. Был я в этих дворах, на многих, еще дореволюционных воротах мелом, со множеством восклицательных знаков размашисто было написано: Во дворе туалета нет! И когда кто-нибудь надпись стирал, она появлялась снова, с завидным постоянством.
Вот, представьте себе такой маленький, уютный дворик с каштанами, орехом и шелковицей, раннее субботнее утро, все обитатели спят, тихо и даже голуби не начали свою извечную песню… Во двор решительным шагом входят две дамы средних лет с хозяйственными сумками и окинув взглядом окрест, маршируют к ближайшему подъезду. Пройдя в парадное, они останавливаются у первой же двери, достают из сумок яркие буклеты и длинно-длинно нажимают на звонок. На дверях висит медная, потемневшая от времени табличка с надписью вензелем: Профессор Раппопорт С.Е. На стене мелом написано: звонить один раз. Поскольку за дверью тишина, они длинно-длинно нажимают на звонок второй раз. Наконец из глубины квартиры слышится шарканье шлепанцев и приглушенно-ворчливый мужской голос: Что за гевалт, где у нас случилось? Дверь медленно открывается, на пороге появляется седой, кучерявый еврей почтенного возраста, в пижаме. Тетушки слегка подавшись вперед, радостно и с воодушевлением вопрошают у него: Уважаемый! Здравствуйте! Читали ли Вы Библию? Профессор, подслеповато щурясь, внимательно рассматривает женщин и многозначительно, на полном серьезе отвечает: Что за вопросы? Таки риба моя, ми ее не читали. Ми ее писали! Следует немая сцена….

Теперь перенесемся на двадцать лет вперед и семь тысяч километров на восток. На Дальний восток, в мой город, нулевых годов двадцать первого столетия. Ставил я тогда машину на ночь в кооперативном гараже, сначала вокруг был частный сектор, но потом деревянные дома один за другим снесли, и некоторое время, справа от узкого тротуара, был заброшенный пустырь. Затем, когда там началось строительство очередного торгово-выставочного центра, вдоль тротуара поставили высокий деревянный забор, выкрашенный зеленой ядовитой краской, еще уменьшив жизненного пространства для прохода метров эдак до полутора в ширину, не более. Вот и ходил я за машиной каждое утро в семь часов по этой асфальтовой тропинке, не подозревая, что готовится мне здесь нежданно-негаданно самая настоящая засада, из всех засад. Впрочем, все по порядку.
В одно раннее-раннее, прекрасное утро, иду я себе в гараж, легко так шагаю, помахиваю барсеткой, справа забор, слева газон, скрытый грязной лужей после дождя и такой трафик зажатый - примерно метров сто.
И вот на абсолютно пустынной улице, примерно посередине этой дорожки, я вижу двух дам бальзаковского возраста, с книжками в руках. Ничего не подозревая, я приближаюсь к ним, они становятся поперек дороги, и широко улыбаясь, глядя мне в глаза, когда я подхожу вплотную и поневоле останавливаюсь, говорят: Здравствуйте! Мы такие-то, такие-то! Читали ли Вы Библию? Я, тоже улыбаясь, культурно отвечаю: Читал, конечно. Про себя думаю – покупать ничего не буду. Но не тут-то было, оказывается покупать ничего не надо, надо очень внимательно послушать вот такую вот трактовку, вот этого и того, утвердится в однозначности постулатов, возрадоваться или возликовать, забрать буклеты и обязательно прийти туда-то, туда-то – иначе наказание. Я спокойно, все так же культурно отвечаю, со ссылкой на то же Священное Писание, что вероисповедание - это индивидуальный выбор каждого, вопросы принятия Веры и религии персональны, и не терпят принуждения. Улыбка постепенно сползала с лиц, глаза начали разгораться огоньками одержимости, ответом мне было: Вы глубоко заблуждаетесь! Дамы начали приближаться ко мне, продолжая горячо проповедовать о каре за неправильно выбранный путь, но тут я резко шагнул вперед, проскочил между ними и был таков, со словами: Разговор окончен!
Несколько раздосадованный потерей времени, я поехал на работу, впрочем, погрузившись в дела, постепенно успокоился, тем более, что был уверен, что точки над i расставлены, и этих навязчивых дам я больше никогда не увижу.
Но не тут то было. Ровно на следующее утро, переходя через дорогу и вступая на узкий тротуар, я увидел засаду уже из трех тетушек, явно подготовившихся и вооруженных ярым прозелитизмом*** и неизменными книжками с картинками.
Как я уже упоминал, по правую руку от меня был высокий забор, слева широкая, глубокая грязная лужа, и знаете, как-то мне в офисном костюме, в туфлях, начищенных до блеска, не захотелось ее глубину мерять.
 Путь к отступлению отрезан, подумал я, набрал полную грудь воздуха и зашагал навстречу. Когда я подходил к ним, они выстроились в ряд, полностью перекрыв дорогу, и остановили меня новым вопросом: Здравствуйте! А вы знаете, что Вам, именно Вам есть Божие послание?
Эсэмэска что ли? - спросил я, останавливаясь.
Не надо так шутить. – Ответила одна из них, и, зайдя сбоку, крепко взяла меня за рукав. Ситуация приобретала весьма негативный оборот. Я абсолютно не представлял себе даже возможности физического воздействия на этих дам, по возрасту годящихся мне в матери, пускай и с благой целью. Но и выслушивать иступленные речи, мне не хотелось, а спорить с ними было не просто бесполезно, но и чревато всплеском нездоровых эмоций, кроме этого, их не беспокоило, что у кого-то работа и кто-то очень не любит опаздывать.
Они продолжали наперебой громко говорить, заглядывать в глаза, теребить меня за рукав, как вдруг, во мне откуда-то из глубин души, очень из глубоко, начало выходить нечто сильное, уверенное, твердое в правоте… На каком-то полусознании, я, громко и отчетливо, глядя на них свысока и в глаза, крикнул: Аллаху Акбар!****
Фраза произвела эффект внезапно взорвавшейся тротиловой шашки. Одна из них, та, что держала мой рукав, отпрыгнула в сторону и оказалась в луже, две остальные, отпрянув, максимально вжались в забор, с перекошенными лицами… Путь был свободен.
Я ехал на работу, успокаивался и размышлял. Только самый простой, серый обыватель, или тот, кому не интересны вопросы Веры, думает, что эта фраза - только клич воинов, перед атакой. Если ты истинно верующий, то просто обязан уважать другие вероисповедания и знать основные вопросы. Знать, например, что в основе этой арабской фразы лежит возвеличивание Бога и издревле она произносится как знак радости. Ну, да ин ладно…
На следующее утро, когда я переходил дорогу, я снова увидел двух тетушек вдалеке, на пустынной улице. Впрочем, и они меня увидели и быстро-быстро покинули свой пост. Ни на следующий день, ни потом, я их больше не видел.

И снова эпилог.
Когда я впервые посетил Одессу, в самом начале восьмидесятых годов прошлого столетия, в первый же день у меня состоялась интересная встреча. Я оставил чемоданы и вознамерился посетить Потемкинскую лестницу, памятник Дюку, а если повезет, то купить билеты и побывать в Одесском академическом театре оперы и балета, без преувеличения – одном из красивейших театров мира.
Я знал, что все это недалеко от дома, примерно знал, в какой стороне, но пошел не по прямой, а дворами и остановился посреди пустынной узкой улочки, размышляя в какую сторону дальше направить свои стопы. Из проулка недалеко, маленькими, осторожными шажками вышла бабушка, очень старая, про таких говорят: божий одуванчик. Я, подойдя к ней, поздоровался и спросил: Не подскажете, где тут оперный театр? Она улыбаясь ответила, что здесь, недалеко, она идет в ту сторону и с удовольствием мне покажет дорогу. Мы потихоньку пошли с ней, разговаривая о красоте города и его достопримечательностях, при этом я взял у нее из рук авоську*****, в которой лежал маленький, но яркий арбузик, величиной с детский мячик и две селедки, тоже маленькие, в полиэтиленовом пакете. Все вместе кило полтора, или два, не больше.
Таким макаром мы прошли всего шагов триста, как вдруг за очередным поворотом замаячил бронзовый памятник великому французу-основателю, племяннику не менее великого кардинала. Вот мой дом, сказала улыбаясь бабушка и начала благодарить Бога, за то, что он дает чудесные благословления и не оставляет ее. Я, передавая ей сумку, спросил, за что она поблагодарила Всевышнего, она ответила, что это для меня авоська не весит ничего, а для нее, перевалив за девяносто лет, эти два килограмма становятся тяжелым бременем, непосильной ношей… Вот, безмерно уставши, она искренне и горячо попросила у Бога помощи, и Бог направил стопы хорошего человека в ее сторону.
Все просто. Вера – это главное. И тебе спасибо, добрый человек, сказала она, у тебя все будет хорошо, я знаю. Потому что Верю. И ты Верь. И знай. С этими словами она ушла. Я постоял еще немного, размышляя, затем в очень хорошем расположении духа зашел в театральные кассы. Этим же вечером я сидел в бархатной ложе и получал истинное удовольствие от замечательных оперных голосов, исполняющих арии на итальянском…
Подводя итог очередному эссе, мой уважаемый читатель, к какой мысли я прихожу? Что истинная Вера, истинный Бог - есть любовь, преданная, бескорыстная, самоотверженная и безусловная, и нет здесь места алчности, злости и глупости.
«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».******
Любовь превыше всего. Завершение следует.

* Арман Эммануэль дю Плесси Ришельё – французский аристократ, дворянин, русский генерал-губернатор, один из отцов-основателей Одессы;
** ул. Дерибасовская - названа в честь выходца из Испанской знати Хосе де Рибаса, русского адмирала, одного из первостроителей Одессы;
*** Прозелитизм - стремление обратить других в свою веру, а также деятельность, направленная на достижение этой цели;
**** Аллаху Акбар (арабск.) Бог – величайший, фраза, употребляемая как знак радости во время праздника, или перед очень важным делом. Написана на флагах нескольких государств;
***** Авоська – легкая, сетчатая, сплетённая из суровых нитей хозяйственная сумка, используемая для посещения магазинов;
****** Новый Завет. Первое послание св. Ап. Павла к Коринфянам гл. 13.