о поэте щипачеве

Я НЕ автор                сей
                Евгений Шейнман

      Перебирая страницы памяти, я вспомнил, как в далекой юности, которая пришлась на 50-годы, моя родственница, дама высокообразованная, что называется «столичная штучка», подарила мне маленький томик Александра Блока. Это было для меня откровением – юноше, живущему в провинции. Это имя я слышал, как что-то запретное, и  никогда не читал. Я «заболел» этой необычной для меня поэзией, заучивал стихи наизусть, чтобы читать их девушкам (особенным успехом пользовалась «Незнакомка»). Потом пошли Валерий Брюсов, Велемир Хлебников, Игорь Северянин, Саша Черный и другие поэты серебряного века. А что же было до этого у меня- провинциала? Хрестоматийные поэты – Пушкин, Лермонтов и далее (это, конечно, не самое худшее для юноши того времени). В качестве почти запрещенных у нас шли Асеев, Сельвинский, Кирсанов, Антокольский ...  Немного особняком стоял Щипачев, в те пуританские времена его стихи воспринимались чуть ли не как эротические. Причем, как и положено советскому поэту, он воспевал, как будто бы только «правильную» любовь. Каюсь, долгое время я приписывал Щипачеву следующий апофеоз «правильной» любви:               
                Любить -
                это значит:
                в глубь двора
                вбежать
                и до ночи грачьей,
                блестя топором,
                рубить дрова,
                силой
                своей
                играючи.
     Когда-то я воспринимал это вполне серьезно, полагая, что это и есть настоящая любовь, позже – с заслуживающей такое утверждение иронией. Конечно, просвещенный читатель сразу признал автора этого любовного шедевра – Владимира Владимировича Маяковского.
      Нечто подобное есть и у Щипачева, его знаменитое стихотворение, ставшее его визитной карточкой:



                Любовью дорожить умейте,
                С годами дорожить вдвойне.
                Любовь не вздохи на скамейке
                и не прогулки при луне.
                Все будет: слякоть и пороша.
                Ведь вместе надо жизнь прожить.
                Любовь с хорошей песней схожа,
                а песню не легко сложить.
     Все-таки это более человечно.
     Степан Петро;вич Щипачёв(1898-1980) родился в деревне Щипачи Пермской губернии. В Википедии говорится: «...его поэзия не выходит за рамки обычного воспевания коммунизма, отечества и счастливого будущего, вся эта программа связывается в ней с мотивами природы и любви, позднее — также старения. Особенно в поздние сталинские времена Щипачёв выделялся на общем фоне ,благодаря этим первоначальным лирическим элементам в своей поэзии».
      Да, Щипачев – истинный советский поэт, щедро обласканный советской властью  наградами: две сталинские премии – одна  в 1949 году – за сборник стихотворений, вторая – первой степени – в 1951 году за поэму «Павлик Морозов»(!); орден Ленина(1967), два ордена Трудового Красного знамени(1959, 1979), орден Дружбы народов(1974), два ордена Красной Звезды(1942, 1945); последние говорят о том. что Щипачев был участником Великой Отечественной войны.
      Есть в биографии поэта позорные страницы: 31 августа 1973 года подписал так называемое письмо группы советских писателей  в редакцию газеты «Правда» о Солженицине и Сахарове;он  также известен как автор погромной статьи в «Литературной газете» о Солженицине «Конец литературного власовца». Что тут скажешь... Такие были времена...
   В то же время Щипачев сыграл положительную роль в судьбе Евтушенко, который так описывает это: «Меня сняли с поезда, идущего за границу (два раза и с самолета снимали). Невыносимо! Непонятно чем бы это могло кончиться, но спас Степан Петрович Щипачёв – этот тихий, застенчивый поэт, написавший «Любовью дорожить умейте», пришёл в ЦК партии, бросил свой, полученный ещё 1918 году, партбилет и воскликнул: «Что же вы с нашей молодёжью делаете, почему крадёте у них мир, который они должны и имеют право увидеть?! Если Евтушенко не выпустят за границу – я выйду из партии».
      Евтушенко вообще старается защитить Щипачева:
      «У Щипачева были и зашоренность, и заблуждения, свойственные людям его биографии, и мне легче далась бы эта статья, если бы у него не было поэмы о Павлике Морозове. Щипачев был открыт для радости за других поэтов и, если партийная принадлежность предписывала ему ненависть, всячески от нее уклонялся. Никто не воздерживался столько раз при позорных голосованиях, как Щипачев. А это в то время было риском. И все-таки что-то не удержалось, выразилось…Как-то еще подростком я в разговоре довольно-таки небрежно отозвался о стихах Щипачева. В ответ тогдашний замредактора «Советского спорта» Эммануил Борисович Вишняков, вообще-то человек довольно скептический, постоянно призывавший меня «не обольщаться», вдруг процитировал: «…твоими ненасытными глазами / природа восхищается собой» и спросил: «Женя, а чьи это строчки?» Я, не раздумывая, ответил: «Ну, конечно, не Щипачева… Похоже на Пастернака… Тютчева… хотя что-то не припомню». А это как раз был Щипачев. Совсем недавно я снова попался, когда мне кто-то подкинул на отгадывание четыре строчки: «Полями девушка пойдет босая. / Я встрепенусь, превозмогая тлен, / горячей пылью ног ее касаясь, / ромашкою пропахших до колен». Я помнил эти строки и почти уверенно сказал, что это Багрицкий. И был наказан. Это тоже Щипачев».
    Добавлю еще это:
                Незнакомая
                Субботний день — уже темно –
                в работе отсверкал,
                и ты сидишь в фойе кино
                на сквозняке зеркал.
                С раскрытой книгою, одна,
                хоть парочки кругом.
                На шее родинка видна
                под легким завитком.
                И бровь надломлена, строга,
                когда ты смотришь вниз.
                В привычных ссадинках рука
                касается страниц.
                Пожалуй, пальцы погрубей,
                чем у иных. Чуть-чуть.
                И я хоть что-то о тебе
                по ним узнать хочу.
                Субботний день — уже темно-
                в работе отсверкал,
                и ты сидишь в фойе кино
      Не напоминает ли это «По вечерам над ресторанами...»- блоковскую «Незнакомку»? И названия похожи...
      Щипачев смело ставил на молодежь. По его инициативе, несмотря на критику , членами президиума Московской писательской организации были избраны Андрей Вознесенский, Василий Аксенов и Евгений Евтушенко. И ему этого не простили. Его  убрали из руководства Московской писательской организации. На снятие Щипачева прибыли секретарь МГК Кузнецов и первый секретарь правления Союза писателей Константин Федин. По воспоминаниям Евтушенко «Щипачев был смертельно бледен и неживым голосом зачитал заявление об уходе с поста по собственному желанию».
      С благодарностью вспоминает о Щипачекве и Белла Ахмадулина за его поддержку. 
     Наверное, не все знают, что мы все познакомились с поэтом еще в далеком пионерском детстве, ведь это его:
                Как повяжешь галстук,
                Береги его:
                Он ведь с красным знаменем
                Цвета одного.
     Для поколения советских людей 40-50-х годов Щипачев был так же известен, как  Твардовский или  Симонов. Его стихи читали, учили наизусть, переписывали в тетрадки.
      Лирическая интонация в поэзии Щипачева впервые зазвучала в середине 30-х годов. В своей автобиографии он писал:  «Долгие годы мои стихи губила риторика, но к середине 30-х годов у меня все чаще стали появляться лирические стихотворения. Была написана поэма "Еланин". В целом она не получилась и не была напечатана, но многие лирические ее места оказались жизнеспособными и впоследствии стали существовать как отдельные самостоятельные произведения. Это окончательно определило меня как лирика». Щипачеву принадлежат слова: «...кто сказал, что наша любовь должна быть мельче наших дел?»
        Большой резонанс получила книга «Лирика» (1939), в противовес   аскетическому  направлению в советском искусстве тех лет. В мае 1945 года появился в продаже  сборник со скромным названием «Строки любви», в котором было 45 стихотворений о чувстве, понятном и знакомом каждому, которые моментально прославили автора. Работу над этим сборником Щипачев Степан Петрович продолжал всю жизнь, в результате чего книга увеличилась почти в четыре раза. В последнем издании в состав сборника входило уже 175 стихотворений.
        Короткие стихи Щипачёва снискали большее признание, чем его поэмы. Это лирические исповеди, в которых чувства облекаются в строки афоризмов. Здесь проявляются отличительные черты его манеры – простота, демократичность, скромность нефорсированного, спокойного голоса, но и известная назидательность.
                Как хочешь это назови.
                Друг другу стали мы дороже,
                Заботливей, нежней в любви,
                Но почему я так тревожен?
                Стал придавать значенье снам,
                Порой задумаюсь, мрачнея...
                Уж, видно, чем любовь сильнее,
                Тем за неё страшнее нам.
   Или:
                Своей любви перебирая даты,
                я не могу представить одного,
                что ты чужою мне была когда-то
                и о тебе не знал я ничего.

                Какие бы ни миновали сроки
                и сколько б я ни исходил земли,
                мне вновь и вновь благословлять дороги,
                что нас с тобою к встрече привели.

       Щипачев был одним из немногих поэтов, который осмелился употребить слово «еврей» в своем стихотворении, да еще в какие годы (1952):             
                Мне твои глаза забыть едва ли
                У евреек, кто-то мне сказал,
                Разве только в древности бывали
                Серые, как у тебя, глаза.
                Их не затуманить и слезами.
                Светлое лицо поднимешь ты,
                И не отрывался бы часами
                От твоей библейской красоты.
                Лёгкою дорогою земною
                Я пошёл бы смело за тобой,
                Если б не стоял передо мною
                Чёткий профиль женщины другой.
                Если бы и до сих пор не верилвы