ВДНХ наших дней

И пришло на электронку мне это вот занимательное и замечательное письмо следующего содержания:
...
Здравствуйте, Владимир Николаевич!
Сообщаем Вам, что редакционная комиссия портала Проза. ру приняла решение номинировать Вас на соискание национальной литературной премии «Писатель года» за 2023 год.
Вы получаете статус номинанта премии «Писатель года» и право издания произведений в альманахе для Большого жюри. Диплом номинанта будет вручен Вам после издания Ваших произведений вместе с авторскими экземплярами альманаха в офисе Российского союза писателей, либо доставлен по почте.
Конкурс на соискание премии «Писатель года» проводится в основной номинации «Писатель года», а также дополнительных номинациях «Дебют». «Фантастика». «Детская литература». «Юмор». «Реальные истории». Вы можете представить свои произведения на конкурс в одной или нескольких номинациях одновременно. В каждой из них будет выбрано по три лауреата. Премии во всех номинациях представляют собой статуэтку в форме пера на постаменте и возможность издания собственной книги за счет Оргкомитета.
2023 год был объявлен Российским союзом писателей Годом Лермонтова. Все номинанты премии «Писатель года» за 2023 год, произведения которых будут изданы в конкурсных альманахах и получат положительную оценку Большого жюри, награждаются медалью, посвященной 210-летию Михаила Лермонтова. Постановление Президиума Российского союза писателей о Вашем награждении медалью будет подписано после выхода из печати конкурсного альманаха с Вашими произведениями и его оценки Большим жюри.

Для того, чтобы разместить свои произведения в альманахах для Большого жюри, выберите номинацию....

С уважением,
Наталья Иванова,
эксперт редакционной комиссии премии «Писатель года»


Отмечу здесь, что это не повод похвастаться, как можно подумать об этом сразу, а повод для раздумий навеянных мне разом и этим письмом в электронном ящике и попавшем по случаю под руку фото, что приведено выше в заголовке моего повествования.
Какие они у нас у всех, итожа и годы, и дни теперь, все наши достижения на выставке пролетевших стремительно и безвозвратно лет.
Первое впечатление по части самого письма.
Конечно, то, что  жюри известного сегодня портала заметило и отметило меня и сделало такое лестное предложение — порадовало. Тем более, что с Прозы ру, где мы все пишущие сегодня прибиваемся, это мне уже не первое предложение.
И прямо скажу, что в молодые годы я бы от этого предложения ходил бы не один день с полными карманами счастья.
По своему опыту скажу, что редко кого уж сильно-то счастье издавать книги доступно и постоянно — радует. Издание  книг сегодня дело не дешевое. А все мало-мальские журналы и издания в бумаге слизнуло теперь весело и окончательно время.
Но я, как много писавший, много написавший с высоты всех этих эмоций к мыслям, иметь свои книги я давным-давно охладел.
Глядя на многих авторов, которые с великими трудами их издают,  а потом, нацепив на лицо улыбку, рассовывают их со своими автографами всем без разбору, кто только потом не подвернется под руку.
И прочитав, улыбнулся, вспомним все это, и отложил было вспыхнувшие во мне порывы тщеславия, в сторону.
Это по части творческого пожара в душе.
Да и с практической стороны расклад дела какой тут?
Полпенсии за 4 странички текста? При всей громкости сразу влезает в голову холодная мысль об овчинке и выделки. Сюда плюсуем сутолоку по поводу оформления бумаги с печатью. Сегодня без юриспруденции ведь и шагу теперь никуда не ступишь.
Да и если деньги лишние есть, то пишущему брату теперь в непростое время лучше уж отложить их на компьютер, без которого теперь и нашему брату — никуда!
Так что это письмо — хорошая иллюстрация, как меняются с годами все наши представления о счастье и все наши запросы на него.
...
На фотографии я молодых лет снят в середине  80-х на тогда еще существовавшей краевой ВДНХ. На фото, таком близком по смыслу моим сегодняшним раздумьям: как прожили мы наши годы, что добились и как на все, то, что с нами было, с высоты сегодняшних дней смотрим.
Многое еще у меня на этом фото в жизни впереди. Еще рубежно живы родители. И я радуюсь всякий раз, приезжая в село к ним из краевого центра.
А здесь я  с ребятами из СПКТБ по холодно-штамповочному и сварочному оборудованию — Колей Паниным (тем самым, которых хорошо знал семью писателя-фантаста Александра Беляева). Рустемом Александровичем Прохневским, и Маргаритой Ефимовной Суховеевой, женщиной с постоянной загадочно-пепельной улыбкой на лице то ли как у героини тогда еще не набравшего популярности Мастера и Маргариты Булгакова, то ли у героинь Гриновских романов о Зурбагане и Лиссе, из отдела научно-технической информации НПО «АНИТИМ», оформляли нащу экспозицию.
Благостное лето вокруг нас без границ и берегов. Еще  нет и намека на вихрь перемен, который снесет все эти павильоны и весь этот неспешный, каким он мне теперь кажется, уклад нашей жизни, в котором мы жили, и на вновь перевернутом и перекопанном этом вверх дном историческом косогоре города, взлетевшим над простором великой сибирской реки и над городом вознесется ввысь холодком пропорций новодел-храм, как символ, как мне кажется теперь, если мысль пропустить через сердце, и по утрате и первого и последнего.
Еще патриархален у его подножья город, по которому въется на него лестница и не утыкано его историческое чрево, откуда он среброкипяще шагнул в историю — человейниками. Еще где-то пыхтят и дымят вдали, сосредоточенно погрузившись в работу, на горизонте заводы, которым мы проектируем линии, и изображение которых только что развешали в прохладных и просторных павильонах ВДНХа.
Это метаморфоза жизни пронизывает тогда всего тебя, когда теперь глянешь на это фото. С того самого места, с блеском описанного в романе «После бури» (а на фото — запечатлевшего меня теперь уже до другой, новой бури) известным писателем Сергеем Залыгиным, жившем в начале нашего века на горе, на которой в бору, рядом с бывшим на нем женским монастырем, чуть в сторону от места того, где лежит дед мой, спорил в этом романе с самим Федором Михайловичем Достоевским о существе и сути бренного нашего пребывания на этой земле.
Сижу на скамеечке, еще тогда не ведая, и пережив свои бури и волнения, как удивительном и в чем-то сакральном месте города, как ярком примере сути бытия нашего.
...
А что до предложения, присланного мне, то поблагодарив организаторов этого мероприятия за оказанную мне честь и за приглашение, я тут поступил как старик в «Горячем камне» Аркадия Гайдара, самого великолепного нашего писателя-стилиста, так и так  раскинув умом, что пожалуй книга мне уже теперь и ни к чему. Даже если я по итогам этого мероприятия и срублю там приз и почетную грамоту.
Одной больше, одной меньше велика ли уж теперь тут будет разница?
Даже если бы мне предложили ее издать не 4 странички текста, а  все мои романы и повести, я бы и от всего этого уже отказался.
Уже не тот век пришел.
Нет, писать прозу я как писал, так и пишу.
Книги же (А их у меня три КАМАЗа и я из них прочесть успел пока еще только один) — как их всю жизнь читал — так читаю.
А тексты если и пишу, то чаще всего о близких мне людях и о малой родине.
Если я об них не расскажу, то кто о них что расскажет.
А что до разного рода фэнтези, то их пусть пишут молодые.
Я их сам писал. И тому пример моей книги «Корова на Луне».
Перерабатывая тот запас впечатлений. И тех тем, что слышал в рассказах от своих предшественников. Тем более, они были на разговоры — спасибо им за это и низкий поклон — не скупые.
Либо такие, перечитывая Платона ли, Аристотеля (тянет больше теперь на тексты как бы библейского уже свойства и полагания ума), либо какого-либо Шопенгауэра, которого перевел Фёт, не самый, впрочем, плохой поэт русской классики и с удовольствием, если не совру, читал с Фетом друживший Лев Николаевич Толстой.

АРАБЕСКИ ФИЛОСОФСКОГО ИДЕАЛИЗМА КАК ИЗЫСКИ ИСТОРИЗМА
(из папки с вычурным названием «Философский дневник», куда я  складываю свои  комментарии к тем или иным полемическим заметкам в лентах)

Излишняя художественность есть непременное и обязательное условие и принадлежность всякой субъективной философии, даже «хорошей». Ибо она, субъективна в своем основополагающем свойстве. И даже в методе самопознания.
А компас субъективности и лоции  есть как минимум и субъективность прогноза. Если эта философия претендует на то чтобы быть наукой.
Еще Энгельс отмечал склонность Евгения Дюринга в его философских бдениях к замысловатым арабескам мысли. Вся немецкая классическая философия, включая Гете,  страдала этим, и пробавлялась, приводя направо и налево поэтические примеры, там, где требовалась жесткость и упругость понятия и формулы, без которых наука — никуда.
В чем субъективная философия никакой особой нужды и не испытывала, видя в подобном походе к познанию мира изъян и мировоззренческую прореху.
...
Весь этот пестрый ряд  «советской идеалистической фронды», таких как Алексей Фёдорович Лосев, Лев Николаевич Гумилёв, Александр Александрович Зиновьев, Эвальд Васильевич Ильенков в этом и купались и прятались. Видя в материалистических началах трагедию и крах советской философии.
Вне всякого сомнения, эта фронда, вырвавшись сегодня как бы в поступательном движении вперед, по сути дела  вернула себя к  рубежам предшествующего кризиса на рубеже 19-20 веков, и о чем с блеском и прозорливо сказал Ленин.
Весь современный субъективный идеализм (западный ли, отечественный ли), проплыв вперед, за исключением мелких проблесков в каких-то  тактических решениях — да, действительно путь назад, а не вперед! — это есть разжиженная форма фидеизма и  нехитрый, упрятанный в терминологию дня, номинализм, не оставляющий, при безбрежном славословии ей, науке, почти никакого места.
Но в чем смыл тогда всякой фронды и идеалистической в том числе, если она  зовет назад?
Это что, изыск историзма такой?
БУДУТ ЛИ КЛЕВАТЬ КУРЫ ЗЕРНО НАУКИ?
И велась из века в век против России ли, потом СССР извечная истребительная война (и иной ее не назовешь!) — а нам все в сотый и тысячный раз рассказывают, де теории у нас мало и теоретиков — ка-ра-ул! — не хватает!
...
Что же по части гаруспиков, волхвов и иже с ними ныне волхвующих блогеров,  надышавшихся ли серы, глядящих в небо ли на полет вороны, тычущего ли нос в печень жертвенного животного или кормящих кур очередной правдой или пророчеством, то их из века в век было пруд пруди.
Один из римских адмиралов, накануне решающего сражения с Карфагеном,  этой чумой и заразой Средиземноморья, их взял и просто выкинул за борт.
«Не хотите клевать зерно — пейте воду!»
...
Вопрос к теории не в том, что теоретиков и теории нет.
Нет практиков, способных применить теорию на деле!
Вот в чем проблема проблем!
...
Смотрю на стоическую фигуру В. Ленина, которою тут специалисты некоторые все из Мавзолея выносили и до сих пор выносят.
Век назад он пишет «Материализм и эмпириокритицизм», где ставит все точки над и сегодняшними вопросами нашими.
Читая на английском языке того же Беркли, которого на русском-то языке с трудом прочтешь. Этот же — перевод. И мало того —  дотошно, со знанием дела комментирует.
А не квартиры в Первопрестольной коллекционирует и  коллег за волосы таскает.
А в 14-15 году он, это в самый-то разгар тех драматических (один в один, что и сегодня) событий садится и прилежно штудирует в своих философских тетрадях Гегеля, Дицгена, Эпикура....
Не крича караул! — по поводу отсутствия теории, которой сегодня блогерствующие уже всем проели плешь.

https://ok.ru/profile/459972409179/statuses/155413566042971