Выход

              Нинка тёте Маше во всём призналась. Продавщице из сельпо. Дескать, скоро уезжает:
              — В Америку еду. Рожать. Там и останусь уже. Навсегда. Сидите здесь без меня, жрите солому...
               А тётя Маша, понятно, стала её отговаривать. Что в Америке, мол, полы моют только доктора наук, и что малообразованная Нинка там совсем пропадёт. Квалификации не хватит. И что лучше уж в родной Удмуртии сдохнуть. И что вся Нинкина родня здесь лежит: и родители, и дядья, и дед с бабкой, и все остальные. Вплоть до седьмого колена. И никто из них по Америкам не бегал, как бы трудно им не приходилось. Терпели, стиснув зубы. Плакали от безнадёги. Хоронили друг друга. И вот поэтому Нинка тоже должна здесь лечь. Тем тётя Маша и закончила:
                — Все здесь лежат. В пяти килОметрах отсюдова. Отмучались, слава Богу, страдальцы. — И слезу скупую смахнула.
                А Нинка — ни в какую. Так и сказала.
                — Сами здесь лежите. В этом говне. Задолбали уже! — Купила резиновые сапоги, связку баранок и шпроты. И ушла. Узелки собирать в дорогу.
                К ней даже деда Демьяна посылали. Члена ЛДПР с 2000-го. А тот без обиняков заявил, что, дескать, Нинке самое лучшее местечко бесплатно выделят. В конце пути. На средства партии. У берёзки. А птички, мол, будут ей петь.. Так и сказал:
                — Только завтра утреннюю дойку не пропусти...
                В общем, проснулся Мишка в холодном поту. И тут же Нинке позвонил:
                — Ты погодь пока с абортом. Кажись, есть другой выход.